Где логика?

«Где логика?» — так называется эссе Л. Кравецкого про отношение к социализму. И перед тем, как начать обсуждение преимуществ социализма «по полочкам», считаю не просто целесообразным, а необходимым, привести его рассуждения.

 

У меня, надо отметить, всё шоколадно. Я часто езжу отдыхать за границу, покупаю себе любые девайсы, которые мне нравятся, кушаю в ресторанах. У меня быстрый интернет, компьютер, музыкальный центр, да чего там, у меня из вещей есть практически всё, чего мне хотелось бы иметь. Я без проблем покупаю билеты на спектакли и концерты, это никак не подрывает мой бюджет. Хорошо питаюсь и даже запросто оплачиваю дорогие стоматологические операции. Хотел бы машину — и её бы, не напрягаясь, купил. Квартиру купить было бы тяжелее, но и тут бы справился.

При этом социализма вокруг нет. И не факт, что социализм восьмидесятых не понизил бы мой уровень жизни. Например, я не смог бы купить хорошую импортную стереосистему. То есть, смог бы, но очень и очень не сразу. Мне было бы тяжелее доставать рок-музыку — даже если абстрагироваться от наличия интернета, которого в восьмидесятых просто технически не было. Я бы, наверно, с ощутимо большим трудом добывал бы те иностранные фильмы, которые захотел бы посмотреть. Мне было бы гораздо тяжелее съездить в Париж или Лондон. Да и выбор ресторанов был бы гораздо уже.

Уж кому-кому, а мне точно следовало бы радоваться крушению социализма. Я от него только выиграл. Но нет, я именно что хочу его возвращения. Не строго в том, конечно, виде, который он имел в восьмидесятых. В радикально обновлённом. Но с теми же принципами — это точно. Правда, с выполняемыми, а не декларируемыми.

С другой стороны, я знаю массу людей, которые перебиваются случайными заработками. Которым не то, что в Париж, в Коломну-то по причине отсутствия денег не съездить. Которые едят чёрт-те что — какую-то хрень, вроде доширака. Которые ресторан видят только тогда, когда их кто-то приглашает гостем на свадьбу. У которых нет не то, что собственной фирмы, не то, что многокомнатной квартиры, не то, что своей мощной бэхи, у них на новую одежду не всегда есть.

И таких людей, наверно, все знают — это не секрет, в России очень многие живут крайне плохо. Однако поражает, что некоторые из этих людей являются ярыми сторонниками капитализма и рынка. Они готовы восхвалять его с пеной у рта и действительно восхваляют. Они ненавидят коммунистов за то, что те «у них всё отымут».

Я несколько раз спрашивал: «у вас-то что отнимать — у вас же нет ничего?». И в таких случаях люди проговаривались. Они невольно давали мне ответ на вопрос, который как тень отца Гамлета регулярно является ко мне в ночной тиши: почему я, у которого всё отлично, хочу социализм, а они, у которых всё плохо, так его ненавидят. Ведь это у меня бы слегонца подотняли, а им, наоборот, существенно бы добавили. Им дали хотя бы нормальную еду. Хотя бы возможность учиться — пусть даже они ей и не воспользуются. Хотя бы какую-то синекуру, но с постоянным заработком. Небольшим, наверно, но уж точно больше среднего у них сейчас. Почему, почему, чёрт возьми, я хочу, а они — нет? Где, блин, логика?

У них иногда появлялось эдакое свечение в глазах, пробивающееся сквозь накативший на глаза мечтательный туманец. Они блаженно откидывали голову на спинку изъеденного молью дивана и говорили мне ответ. Который я тогда не воспринимал как ответ, но сейчас уже понял.

— Понимаешь, — говорили они, — при социализме ведь уравниловка. Там работаешь — не работаешь, плюс-минус всё та же зарплата. А при капитализме любой может состояться. Открыть своё дело, изобрести чудо-штуку, которая всем будет сильно нужна, и получить много денег. Купаться в богатстве и поплёвывать сверху на всяких нищебродов. Стать Большим Человеком. А то ведь в СССР, даже если в директора выбьешься и кучу денег наворуешь, — потратить их нельзя. Ни личного тебе самолёта, ни виллы на Лазурном берегу. И хоть ты директор, а любой колхозник тебе ровня. Нет при социализме свободы самореализации.

Им при социализме не хватает «свободы». Так они, Скрипач, называют цветовую дифференциацию штанов. И хоть у них нет даже жёлтых, капитализм даёт им свободу мечтать о малиновых. Им греет душу сам факт, что малиновые штаны формально разрешены. Пусть лично у них их в принципе не будет, пусть они до гроба будут лопать пластиковую кашу, но зато можно вот так вот затуманить глазки и помечтать. Нет, не о том, как ты запускаешь космический корабль к Альфе Центавра, не о том, как ты находишь лекарство от рака, не о миллионных тиражах твоего романа, не о великих победах и великих свершениях — о том, как ты в малиновых штанах поплёвываешь на тех, с кем сейчас ты вынужден сидеть на изъеденном молью диване.

…Ему не нужен космос. Ему нужна Свобода Дифференциации, которую он почему-то называет «равенством». И эта виртуальная, невыполнимая надежда стать выше окружающих перевешивает любые плюсы социализма.

«Социализм хочет отнять мою прелес-с-сть, мастер Фродо». Хотя ты, Горлум, сидишь в мокрой неуютной пещере, жрёшь сырую рыбу, а волосы твои давно выпали. И через твою золотую безделушку на тебя давно уже таращится Око Мордора.

Если бы рабам вовремя пообещали формальную возможность самим стать рабовладельцами, они бы сами лично поубивали сторонников отмены рабства. Пусть бы даже в реальности никто из них рабовладельцем не стал, но ведь отмена рабства означала бы принципиальную невозможность хоть когда-нибудь самому завести рабов!

Ответить на мучавший меня вопрос можно довольно кратко: «я хочу гарантий для всех, а они хотя бы виртуальной возможности, но чтобы только для себя». От материального благосостояния сиё не зависит и им не лечится.

 

Подтверждаю полностью — именно что не зависит и не лечится. Помнится, как-то участвовал в одном социологическом опросе — один знакомый с МГИМО попросил помочь, ему для зачёта надо было, если ничего не путаю. В отличие от просто заполнения анкет, там нужно было развернутое обоснование мнения.

Дело было летом, сели в кафе, заказали пива, посидели, ответили. Собирал он разных знакомых, в т.ч. и по интернету — но за либерализм из приблизительно десятка человек высказывалась лишь одна девушка. Которая, во-первых, никак не обосновывала свое мнение, кроме как «я за свободу!», а во-вторых, работала за какую-то смешную зарплату — помнится, я ещё очень удивился, как на такое прожить можно.

Давайте рассмотрим этот психологический феномен подробнее, а заодно вспомним и ситуацию в СССР по теме.

Уравниловка как миф

В конце 90-х меня очень удивляла абберация сознания народонаселения. Еще несколько лет назад народные массы возмущались тем, что секретарь обкома ездит на служебной черной «Волге» и получает некоторые льготы, и уже ровно то же население не возмущается, когда спекулянт (часто — тот же бывший секретарь обкома) ездит на белом «Мерседесе» и имеет гораздо больше благ, чем раньше. Причем — все это на фоне обнищавшего населения.

Как будто бы мозги работают «по выключателю», никакой логики.

 

Некогда активный антисоветский идеолог А.С.Ципко писал: «Всегда, во все времена и у всех народов уравниловка поощряла лень, убивала мастерство, желание трудиться. Но мы отстаивали ее как завоевание социализма». Как верно заметил С.Г. Кара-Мурза:  это удивительно примитивная трактовка. Он же приводит данные (в книге «Советская цивилизация», т.2) о том, что ненависть к «уравниловке» была важным компонентом антисоветского сознания. Согласно опросам 1989-1990 г., интеллигенции на вопрос о причинах наших бед отвечала: «система виновата», а «уравниловку» в числе трех первых по важности причин наших несчастий назвали 48,4% приславших свой ответ интеллигентов (при этом они же проявили удивительную ненависть к «привилегиям начальства» — 64% против 25% в «общем» опросе).

Видите, как интересно — одновременно против уравниловки и против привилегий. Плюсплюс двоемыслие. Впрочем, «Спецназ России» публиковал мою работу по сущности интеллигенции (ноябрь-декабрь 2006, февраль-март 2007), так что если кого-то такие парадоксы интеллигенции удивляют — перечитайте, текст выложен на сайте.

 

Важно: те, кто протестуют против «уравниловки», исходят из либеральной экономики, а если точнее — то из идеологии либеральной экономики. Помните американское «ты выглядишь на миллион долларов»? Согласитесь — русский так никогда не скажет. Как можно выглядеть «на сумму»? Какое-то дело, конечно, может «не стоить и ломаного гроша», к примеру; но это именно что дело, а не человек!

А вот для американца или другого индивида, привычного к рынку, вполне нормально сказать «я стoю столько-то тысяч долларов в год».

Понимаете? Для человека, воспитанного в либеральной парадигме, естественно иметь цену!

Вообще говоря, что касается «уравниловки» — то, если копнуть вопрос, начинаешь чувствовать себя Алисой в Стране Либеральных Чудес. Действительно уравниловку некогда выдвигали французы. Изобрели лозунг «Свобода, равенство, братство» и на его основе заявили, что-де и академик, и чернорабочий должны получать за час работы одинаково. Все равно не прижилось — там быстро события завертелись, но хотя бы такое было.

Да и не было никакой уравниловки!

Максим Калашников: «…при Сталине государство совершенно целенаправленно делало элитой людей-творцов имперской мощи, тех, кого Сен-Симон веком ранее называл индустриалами. Опытные инженеры, конструкторы, летчики, врачи, профессура и ученые, не говоря уж о старших офицерах и генералитете, получали большие зарплаты, лучшее жилье, доступ к благам жизни. При Сталине профессура, как и при царе, держала домашнюю прислугу и нянь для своих детей. Все это станет немыслимым при Хрущеве и Брежневе. Кстати, и боевым пилотам платили за сбитых немцев…

Совершенно чётко выдерживался принцип: чем больше квалификация — тем больше заработок. 70% рабочих имело сдельную оплату труда! У людей был стимул учиться. Инженер жил богаче рабочего. Расслоён был и рабочий класс, причем квалифицированные рабочие составляли своеобразную аристократию, выделяясь из основной массы своими получками. Индустриалы и квалифицированные рабочие служили опорой Сталину, обеспечивая высочайшие темпы роста русской экономики».

Прекрасно помню свое удивление, когда узнал (во время написания работы «Великая Война. Уроки прошлого»), что во время войны действительно платили за сбитые самолеты, подбитые танки и так далее. Современные историки очень любят об этом «забывать».

Можно упомянуть и официальную позицию. В беседе с Э. Людвигом в декабре 1931 года (ПСС, т.13) Сталин объяснял:

 «Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса, одинаковое количество хлеба, носили бы одни и те же костюмы, получали бы одни и те же продукты в одном и том же количестве, — такого социализма марксизм не знает.

Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. “От каждого по его способностям, каждому по его труду” — такова марксистская формула социализма …

Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и качестве потребностей. Прочтите, как Маркс критиковал Штирнера за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 г., прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина и Вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником индивидуально-крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского “коммунизма”. Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну».

Откуда же берется тезис о том, что-де в СССР было главным принципом «отнять и поделить»?

Понятно, что клевета не обязана основываться на фактах, но откуда миф пошел психологически?

Все просто: склонность людей к дихотомиям.

Мол, если не платить «рыночно», то — «строго поровну». Сюда же — наивные представления о том, что-де стимуляция может быть исключительно материальной.

На самом же деле психология выделяет четыре стимульные группы.

Экстравертные интуиты мотивируются уникальностью. При всем прочих равных такой индивид будет стремиться лучше работать, если его будут ценить как уникального специалиста. Т.е. он будет самосовершенствоваться именно исходя из такой мотивации. Приложимо же это к любому труду — и ученый, и слесарь высшего разряда могут проявлять творчество в своей работе.

Была ли возможность при социализме проявлять себя как уникального специалиста? Очень даже была; государство поддерживало людей в таком становлении. При этом, что важно, не было такого социального расслоения, как при капитализме — и доктор наук вполне мог жить на одной лестничной площадке и дружить с токарем высшего разряда (как пример). Важно понимать — сейчас тем, кто привык мыслить в либеральной парадигме, это может быть сложно — что было именно что искреннее уважение за мастерство в любой области.

Экстравертные сенсорики мотивируются статусом. При всех прочих равных такой индивид предпочтет получить очередное звание, медаль или орден, почетное звание, звездочку на погоны и т.д.

Надеюсь, никто не будет отрицать, что уж эта мотивация в СССР была даже с избытком, начиная с почетных грамот.

Интуитивные интроверты мотивируются самоценностью — возможностью заниматься тем, что интересно ему самому. Не работать, чтобы выжить (характерно для капитализма), а именно что найти область, которая лично интересует, и трудиться в свое удовольствие. Ландау как-то пошутил именно на эту тему: «Жрец науки — это тот, кто жрет за счет науки».

О том, что при социализме с наукой было куда лучше, чем сейчас в РФ, надеюсь, никому объяснять не надо. Конечно, речь идет не только о науке, и даже не только об искусстве. Все опять сводится к тому, что человек, не имея проблемы «как выжить и на что жить», может заниматься тем, что интересно лично ему. И при этом КПД куда выше, чем у того, кто вынужден продавать свой труд тому, кто больше заплатит.

И лишь четверть населения — интровертные сенсорики — мотивируются благосостоянием.

А капитализм исходит из того, что такая мотивация — определяющая для всех 100% населения.

При социализме подъем промышленности, сельского хозяйства, науки и так далее был связан не с манипулированием заработной платой, а с нерыночными, социалистическими методами хозяйствования, с освобождением труда.

Дело не в том, что «при капитализме человек угнетает человека, а при социализме — наоборот», или же в «общественной собственности на средства производства».

Суть именно в освобождении труда, в пресловутой уверенности в завтрашнем дне, в том, что базовые потребности удовлетворяются в любом случае — и тогда те, кто могут создавать новое — творят свободно.

Поощрение лентяев? Такую претензию любят предъявлять либералы. Мол, если нет стимула «голодная смерть», то работать никто не будет.

Но базовые потребности удовлетворить при столь массовом производстве — не так уж и сложно, а на что-то более существенное надо именно заработать. При этом была именно что статья за тунеядство, была запрещена спекуляция и так далее.

Да, в СССР, возможно, было маловато либеральной «свободы от» — зато было много «свободы для» — для творческой работы, саморазвития, работы на благо народа и страны (и, значит, на собственное благо) и т.д.

С.Г. Кара-Мурза:

«Начнем с самого главного социального механизма советского уравнительства — способа распределения работы. Бубня во время перестройки о социальной справедливости, идеологи вспоминали только “оплату по труду”, заставив забыть первую, гораздо более важную часть уравнительного идеала — “от каждого — по способности”. Кто об этом помнит? … Это — запрет на безработицу, и его нельзя обойти выдачей субсидий и превращением безработного в паразита.

Кладя эти принципы в основу нашей совместной жизни, наши отцы и деды, следуя главному закону крестьянской общины, заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа. В идеале это будет работа по его способностям. Вот в чем были прежде всего равны наши люди. Мы обязались друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, не дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их заработок. Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть или в банду, или в сумасшедший дом — три пути для безработного.»

«Равенство» можно трактовать по-разному. Для России характерна общинность — «один за всех и все за одного». В артели не было уравниловки — получали зарплату в разных долях в зависимости от обязанностей (которые зависели от умений), но при этом ели за одним столом, трудились вместе и так далее.

Для западного же понимания равенства формулу вывел еще Гоббс: «Равными являются те, кто в состоянии нанести дpуг дpугу одинаковый ущеpб во взаимной боpьбе».

Разница есть, не так ли?

Даже в религиозном плане капитализм — это продукт протестантской этики (см. Вебера), в которой нормой считается, что спасутся не все. Безотносительно религии как веры, очевидна психологическая разница подходов: изначально есть избранные и остальные, и это нельзя изменить, надо лишь работать, исполняя предопределенное.

«Уравниловка» на самом деле

Знаете, что удивляет в либерально-капиталистической системе оплаты труда? Не то, что основные доходы получают не трудящиеся и не изобретатели и так далее. Именно не «что наиболее несправедливо», а «что больше всего удивляет».

Лично меня — то, что за одну и ту же работу можно получать во много раз больше.

Возьмем какую-нибудь всем понятную работу — скажем, водителя. Без наворотов «заодно телохранитель» или «водитель карьерного грузовика». Просто обычный шофер на обычной «Газели», который просто должен колесить по городу.

Спрашивается: почему в разных фирмах один и тот же труд будет оплачиваться по-разному? Вот просто: в «А» платят M денег, а в «Б» — уже N денег.

Причем разница может быть для некоторых должностей даже не в разы, а на порядок. Логика где?

Но это почему-то не вызывает ни малейшего удивления у сторонников либерализма. Мол, просто вот тут «человек стоит столько-то, а тут — столько-то». Даже если это один и тот же индивид сменил место работы.

Но ладно, это я по привычке отвлекся. Вернемся к «уравниловке».

Хитом агиток идеологической кампании «против уравниловки» было переведение проблемы в плоскость сравнения зарплаты работников. Прием демагогический и примитивный, но практически безотказный, потому что якобы нагляден и при этом апеллирует к сладостному комплексу «обиженного, который добивается справедливости».

Практически всем приятно хотя бы время от времени считать себя недооцененным, и агитаторы этим пользуются. Человеку говорят: «Смотри-ка! Ты, такой мастер, получаешь столько же, как вон тот бракодел!» — и человек тут же хочет заиметь кошелек поувесистее. Для справедливости.

При этом он пролопоушивает то, что надо делать выбор: либо социальные гарантии, начиная с бесплатных квартир, медицины, образования и т.д., и сравнительно небольшой доход сверх необходимого, либо — большой доход, но все по коммерческим ценам.

Помнится, читал чьи-то воспоминания о перестройке и т.д. Было приблизительно так:

— Я смотрел на бочку с молоком на улице и думал о том, что вследствие перестройки в магазинах появится молоко в красивой упаковке, разных сортов, множество сортов сыра и так далее. Но я и в мыслях не представлял, что это молоко на самом деле будет порошковым, а не цельным, а дешевое — вообще исчезнет из продажи.

Вот и тут вполне естественное желание «хочу больше получать!» затмевает все логические рассуждения и факты. И такое мировосприятие специально поддерживается пропагандистами либерализма.

А ведь отсутствие социальной напряженности и страха перед будущим — это такие достижения социализма, которые невозможно измерить деньгами.

 

На тему уравниловки хорошо писал Л. Кравецкий, далее использую его рассуждения.

Кравецкий поднимает вопрос по самой своей сути: ратующие за принцип «каждому по [капиталистическому] труду» трактовался и трактуется совершенно неправильно. Дескать, не за время, проведённое в работе, должен получать человек, а за пользу, принесенную обществу.

Конечно, это имеет смысл — нельзя же заявлять, что любая работа, при этом исполненная с любым качеством, стоит всегда одинаково за час.

Однако «рассуждения в рамках этой концепции ведутся таким образом, будто у излагающего её есть контакт со вселенским разумом, который сообщает ему, что Иванов принёс 52 единицы пользы обществу, а Петров – только 45. Или, по крайней мере, имеется общедоступный прибор, позволяющий измерить пользу обществу в условных единицах. Легко, точнее, нелегко догадаться, что такого прибора нет».

Рассмотрим пример — два токаря.

Иванов и Петров вытачивают на станке одинаковые детали. А далее идут нюансы: «Иванов вытачивает в час 25 штук, при этом у него детали чуть хуже качеством, чем у Петрова. Петров вытачивает 20 штук, однако раз в год вносит рацпредложения. Иванову же не повезло со станком — станок ломается, но Иванов самостоятельно его чинит. При этом у него бывают непродолжительные запои, во время которых он вытачивает только 18 деталей в час, качеством ещё хуже, чем обычно. Петров же иногда болеет и находится на больничном несколько недель в год. Вопрос: кто приносит обществу больше пользы?».

Ответа, разумеется, нет. Тем более, нет ответа на вопрос «на сколько больше».

А ведь таких ивановых-петровых — не двое, а много миллионов.

Причем если с токарем хоть как-то можно такую проблему решить — скажем, строго сличать по сдельной оплате детали, которые проходят контроль качества, то как оценивать труд учителя, к примеру? Успеваемость учеников зависит не только от преподавателя, но и от их способностей, от семьи, в конце концов — и от того, насколько он знает другие предметы, которые преподают другие учителя (попробуйте-ка поизучать физику без математики).

Универсального критерия «сколько пользы приносит обществу индивид» нет, и как-то, я бы сказал, вообще не понятно, как его можно вычислить теоретически.

«Критерий же в данных обстоятельствах по определению будет субъективным. Можно считать общее количество выточенных деталей, но что делать с их качеством? Если же ввести некий поправочный коэффициент на качество (то есть, заведомо внести элемент субъективности), то как быть с объективным фактором — болезнями Петрова? Особенно если он подорвал здоровье на производстве? Запои Иванова идут ему в минус, но в какой по величине? Он же не только количество и качество снижает, но и нарушает дисциплину. А ещё ведь есть и рацпредложения Петрова. И сломанный станок, сделавший положение рабочих неравным изначально, но от них независящим. А самое главное, таких Ивановых-Петровых в одном только цеху может работать несколько сотен человек. Сравнить их всех между собой не представляется возможным. Не говоря уже о тех случаях, когда надо сравнивать людей, которые заняты в совершенно разных областях деятельности.»

Справедливо платить деньги именно за пользу обществу, принесенную строго индивидуально? Несомненно. Но способа вычислить эту пользу нет, и надо изобретать работающую методологию.

Капиталистический вариант «сколько платят, столько стоишь» не подходит в принципе: капиталист всегда будет платить не справедливую долю, а с учетом максимизации своей прибыли, а принцип максимизации прибыли приводит к тому, что много платят не за пользу обществу, а за то, что приносит прибыль. Очень часто это даже вредно для социума (для наглядности — дешевое пиво, скажем).

С точки зрения психологии все прозрачно: либералы играют на том, что большинство людей себя считает «выше среднего» в плане таланта, трудолюбия и т.д., и как следствие — заслуживающими большего. При этом получается, что остальные-то (их большинство) хуже, и получают свои деньги куда менее заслуженно. Практически отбирают, грабеж прямо.

Вот вы часто слышали (читали) от кого-то, что он — бездельник со способностями ниже среднего?

То-то же.

Но как думаете — могут ли все быть лучшими? Люди обманывают сами себя. Русская пословица «лучше уж синица в руках, чем журавль в небе» родилась не зря.

Пресловутая «уравниловка» — это не некий просчет, и тем более не принципиальная оплата бездельников (тем более, что за тунеядство даже была статья, как уже говорил) в пользу халявщиков, а выбором наименьшего из зол. Дабы никого не обделить, за одинаковую работу платилась одинаковая зарплата. Грубо говоря, за время.

Но не просто «за время на любой работе» — это и была бы уравниловка в прямом смысле, а именно что «за время на определенной работе с определенной квалификацией».

Обычно, когда говорят об «уравниловке», то имеют в виду поздний застой, где действительно был театр абсурда, когда инженер обычно получал меньше рабочего. Некоторые публицисты это даже оправдывают. Скажем, С.Метник в «Оде уравниловке» пишет:

«Кто сказал, что заработок человека с высшим образованием должен быть выше заработка человека без образования? Чем это оправдано? Тем, что инженер учился пять лет? Так рабочий эти пять лет работал. Не думаю, что это легче. К тому же из инженера в рабочие путь не заказан. Хочешь больше зарабатывать, задвинь диплом в ящик стола и иди в сварщики или сталевары.»

Тут дело не в «легче/сложнее», а именно в том, что инженер-то может заменить рабочего — причем, поднатаскавшись, может заменить вполне квалифицированно. А вот рабочий инженера заменит очень вряд ли. А то мне такой вот апологет «турдящихся» вообще как-то раз заявил, что у крестьянина и физика-академика одинаковая ценность для общества, а на огороде крестьянин еще и фору даст. А если в лаборатории?!

Однако для устранения уравниловки существовали разряды — причем до застоя разница в оплата была вполне существенная. Все просто: чем выше разряд, тем больше получал человек за тот же промежуток времени. Вполне логично: для перехода в следующий разряд надо было иметь определённый стаж работы и определённые объективные заслуги. При этом в среднем имеющий более высокий разряд и пользы приносил больше, т.к. работал качественнее, мог выполнять более квалифицированную работу и т.д.

Какой смысл тратить ресурсы на раздувание бюрократии и подсчет каждого микроскопического результат работы? В среднем — достаточно ясно, вот так и платим. А если имярек перестает соответствовать требованиям разряда — то его снижаем.

При этом существовали также премии, которых можно было лишать (обратите внимание: штрафы были редки, это именно «лишить необходимого», а вот премию надо было заработать, даже если она выдавалась практически по умолчанию, как «тринадцая зарплата» в конце года). Также были поощрения вида профсоюзных путевок (максимум — половина и так мизерной стоимости) и так далее.

Какая еще уравниловка?

А ведь — верят. Даже многие те, кто застал СССР лично в дееспособном возрасте…

Все потому, что не было огромного дисбаланса между малообеспеченными слоями и богатыми людьми. Вот и кажется по контрасту с настоящим временем, что разница доходов в несколько раз — это все равно что одно и тоже. Сейчас-то — на несколько порядков…

 

Нельзя не упомянуть роль интеллигенции. Уж она-то практически в полном составе была уверена, что именно на ней держится вся страна, поэтому у рабочих надо отобрать, а интеллигенции добавить: они же приносят обществу гораздо больше пользы!

В слегка трансформировавшемся варианте, замечает Кравецкий, явление наблюдается и до сих пор: «…офисный планктон уверен, что он совершенно справедливо получает больше рабочих — он же приносит больше пользы. Парадоксально, однако вывод о большей пользе эти люди делают из своей большой зарплаты (“не зря же мне столько платят!”), чем замыкают рассуждения в порочный круг буквально в одно действие».

И еще один фактор: «Интеллигенция заключает, что их вклад гораздо больше, поскольку она не просто произвела какой-то товар, а усовершенствовала его производство. То есть, дала возможность теми же силами произвести товара в разы больше, чем раньше. Поэтому, заключает интеллигенция, прирост товара как бы принадлежит ей.

Весёлым моментом сего является тот факт, что так считают люди обычно максимально далёкие от реального усовершенствования. Например, менеджеры, которые на деле не усовершенствовали что-то физически, а просто сумели более выгодно товар впарить (тут прирост товара подменяется приростом его стоимости). Или же гуманитарная интеллигенция, которая занималось практически чистой (то есть, неприменимой на практике) наукой, типа, изучения влияния суффиксов в африканских диалектах… Те вообще уверены, что они занимаются самым важным — облагораживанием общества, с чем всё остальное сравнивать не просто нельзя, а даже неприлично.»

Но если с гуманитарной интеллигенцией хотя бы в первом приближении более-менее ясно, то вопрос с теми же учеными — куда сложнее.

Исследователь же не делает детали по плану, он именно что исследует, изобретает… Платить только за то, что изобретено и применено? Так это — хорошо если одно исследование из ста, причем делать-то надо именно что все сто: ведь неизвестно заранее, что получится.

Таким образом, платить надо именно за время, стаж, квалификацию и так далее. Причем тут есть свои «парадоксы» — не знаю, как сейчас, а в СССР доктор наук имел свободный график работы. Нельзя требовать делать открытия «с 10 до 18».

Но и на этом проблемы не кончаются

Сторонники теории «естественного отбора» в социуме, так называемого социал-дарвинизма, заявляют, что отбор полезен обществу — мол, слабые умрут, а останутся только талантливые и трудолюбивые. Ведь для общества крайне полезно, когда оно состоит преимущественно из талантливых и трудолюбивых, не так ли? Уравниловка же ослабляет общество, поскольку за компанию даёт выжить и всевозможным паразитам и бездарям!

Однако рынок делит не на слабых и сильных, а не полезных и бесполезных. Причём — для самого рынка (получения прибыли).

Торговцы наркотиками, вообще говоря, полезными для общества не являются, но при полной свободе рынка — в большом плюсе. Или, скажем, спекулянт хлебом в блокадном Ленинграде получал неслыханные барыши вовсе не потому, что приносил пользу, не так ли?

Успешность на рынке зависит далеко не только от ума и работоспособности, но и от умение впаривать товар, мошенничать — как в рамках закона, так и уметь обойти закон и так далее.

Все просто: мошенник перед честным человеком имеет преимущество, т.к. мошенник может то же самое, что и честный, но при этом — и то, что честный человек делать не станет.