Андрей Борцов (Warrax)

Русские Чтения. Левые идеологии и национализм.

Dum docemus discimus.

«Спецназ» уже писал о первых Русских Чтениях, организованных Русским Общественным Движением, в апрельском номере за текущий год. Вторые Чтения проходили 10 июня по теме «Левые идеологии и национализм».

Прежде чем перейти непосредственно к репортажу, надо ответить на тематический вопрос: а что такое, собственно говоря, «левые» и «правые»? Вопрос отнюдь не простой. Скажем, немецкие национал-социалисты относили себя к правым, при этом «вообще социалисты», как обычно принято считать, — левые. Коммунисты в СССР относили себя к левым, при этом было много криков об «Империи Зла» и тоталитаризме, причем именно от демократов и т.п. — традиционно относимых к левым. А не так давно был образован блок «Союз Правых Сил», состоящий из оголтелых либералов — а либерализм обычно относят как раз к левым идеологиям.

Тут даже не «черт ногу сломит», черт просто плюнет на всю эту игру словами и скажет: «Сами разбирайтесь со своими человеческими политическими терминами, я-то тут при чем?»

Происхождение термина известно еще из школьного курса истории (впрочем, я имею в виду советскую школу; то, что преподают сейчас — отдельный разговор). В европейских парламентах, депутаты которых делились на приверженцев старых порядков — консерваторов и сторонников реформ, первые рассаживались справа от председателя, вторые — слева. Соответственно, были «крайние правые/левые», «центристы» и еще куча градаций чуть ли не по номеру стула.

Но историческая справка дела не проясняет — в то время было просто: правые поддерживают мнение «что было хорошо для наших предков, то хорошо и для нас», а левые хотят преобразований к лучшему (с их точки зрения). Можно вообще сказать, что правые поддерживают существующий режим, а левые стремятся его изменить. Кстати говоря, такая неверная трактовка иногда встречается и в современности, что не удивительно: современное либерально-демократическое общество приветствует упрощение до потери смысла – электоратом, не привыкшим думать, управлять проще. Заодно отсутствие точного определения позволяет не отвечать за совершение дел — всегда можно сказать, что на самом-то деле имелось в виду совсем другое, а не то, что вы, дорогие избиратели, почему-то подумали...

Дело усложняется тем, что реформы бывают разные — направленные как на развитие, так и на деградацию общества (причем точки зрения на то, что является развитием, а что деградацией, тоже не являются общими для всех). А следование традиционным ценностям может пониматься совсем кондово «ничего не менять!», а в особо тяжелых случаях и как «назад в пещеры!». Ну, не строго в пещеры, но вот «в деревню к патриархальным пейзажам и ценностям» – такое читать доводилось. Но традиционализмом является и концепция изменения традиций в соответствии с развитием науки/техники, психологии/социологии и т.д.; и даже — создание новой Традиции (СССР и Третий Рейх занимались именно этим).

В прошлом году Аркадий Малер на сайте Правая.ру опубликовал статью по этой теме с показательным названием: «Политологический маразм».

Процитирую:

«Таким образом, “правые” изначально исходят из идеи ориентации на некие абсолютные, надчеловеческие ценности, которые с их точки зрения лежат в основе нормального человеческого общества и являются источником любого права и любого возможного правосознания.

“Левые” исходят из прямо противоположной логики. “Левые” изначально отрицают саму возможность каких-либо абсолютных ценностей, кроме одной-единственной ценности — ценности частного человеческого права на выживание и комфорт, релятивизирующей любые ценностные ориентиры. Традиция сопротивляется этому гуманистическому релятивизму, но его утверждению способствует материальный прогресс, разрушающий традиционное общество. Поэтому “левые” — это, прежде всего, гуманистические релятивисты.

Принципиальная относительность всех человеческих «ценностей» создает ситуацию принципиального равенства всех людей в их стремлении утвердить свои частные ценности.

Итак, выстраивается определенная система фундаментальных, неснимаемых оппозиций “правого” и “левого”: 1) ценностный абсолютизм (“фундаментализм”) против ценностного релятивизма (“гуманизма”), 2) традиционализм против прогрессизма, 3) иерархизм против эгалитаризма».

Не назову такую формулировку удачной: разве все традиционалисты против прогресса? А понимание термина «прогрессизм» — это еще на страницу объяснений.

Попробую сформулировать чуть более длинно и с пояснениями, но зато понятно. Конечно, и это не будет строго конвенциальным определением...

 

1. Наличие высших ценностей vs ценностный релятивизм и гуманизм.

Разберемся с шаблонами, навешиваемыми на эти термины, а потом сформулируем суть явлений.

Во-первых, нередко тезис о необходимости высших ценностей трактуют в виде чуть ли не религиозного фундаментализма: «Бог — все, человек — по сравнению с ним ничто». Также можно услышать крики о «жутком тоталитаризме», «человеках-винтиках» и так далее.

Подобное «понимание» исходит из уровня развития, на котором понимание свободы ограничено лишь «свободой от» — мол, что хочу, то и ворочу. При этом вопрос «зачем?» даже не поднимается — хочется, и все. Но существует понимание свободы более высокого уровня — «свободы для». Это — четкое понимание, чего хочешь. И готовность пожертвовать менее значимыми «свободами от» для продвижения в жизнь того, что считаешь делом своей жизни.

«Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с себя.

Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства.

Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»

Ф.Ницше, «Так говорил Заратустра (о пути созидающего)»

Конечно, в конкретном случае наличие высших ценностей может являться и догматическим принятием таковых в уже готовом виде; но «может» не означает «всенепременно является», хотя именно так пытаются трактовать тезис со стороны «свободы от». Рожденные ползать не просто не понимают потребности летать, но искренне удивляются такому стремлению — с их точки зрения это не просто излишне, но и опасно и вредно.

Ценностный релятивизм как термин можно трактовать разными способами. Прежде всего, это признание несуществования т.н. «общечеловеческих ценностей», что, конечно, верно; но в том-то и дело, что рядышком стоит гуманизм — который продвигается именно в роли такой ценности. Во-вторых, это уже упоминавшаяся «свобода от»: «нет у меня никаких ценностей, что в голову взбредет, то и делаю, просто так, а не зачем-либо». Замечу, что подавляющее большинство воспринимает отсутствие обязательных для всех ценностей именно в виде «если бога нет, то все можно».

Вопрос с гуманизмом — еще более интересен.

Гуманизм, образно говоря, это — «иезуитское знамя»: «говорим одно, делаем другое, подразумеваем третье, и все в свою пользу». Суть гуманизма — это лозунг «человек превыше всего», остальные положения вытекают отсюда. Какие именно?

«Все – ради человека», «Ничто не стоит слезинки ребенка» (несколько утрирую) и т.д. Многим нравится — красиво звучит и приятно, что-то типа «человек — это звучит гордо». Но уточню более наглядно.

Не «Все — ради человека Иван Иваныча Иванова», а «Все — ради человека». Не «Самое ценное богатство планеты — человек И.И. Иванов», а «просто человек». Не «Человек Иван Иваныч — вершина эволюции», а, опять-таки, «просто человек».

Гуманизм провозглашает максимальную ценность «человека вообще». При безличном употреблении этого существительного равнозначным становится определение «любого человека» или «каждого человека».

А теперь — кратенько из мотивационной психологии. «Мотив» — то, ради чего совершается деятельность. Из этого следует, что любая деятельность, обусловленная каким-либо мотивом, имеет цель. Целеориентированная активность живого организма называется «поведением». В основе поведения лежат потребности живого организма, над которыми надстраиваются исполнительные действия, служащие их удовлетворению.

Во всем этом нужно только помнить одно: первичной формой потребности является нужда — то, что необходимо для сохранения и развития конкретного индивида (И.И. Иванова). Именно на ее восполнение направлены инстинкты. Для Homo Sapiens характерно то, что те его потребности, которые связаны с задачами его физического существования, отличны от аналогичных потребностей животных. Но, тем не менее, они существуют, и они — первичны.

Как можно относиться к субъекту или учению, утверждающим: «Самое ценное — это не я, конкретный Ваня, а человек вообще (любой человек)»? (Важно: когда некто заявляет, что такая-то идея важнее его личной жизни, и он готов ей пожертвовать — это другой разговор. Скажем, любой офицер, выбирая своей деятельностью защиту Родины, понимает, что, выполняя свой долг, он может погибнуть.)

Возможны две трактовки:

Человек (социальная группа), заявляющий это — просто лжет. Мотив лжи: «политический капитал», «стремление быть правильным» и т.д., а фактически — желание получить личные льготы, прикрываясь знаменем «общечеловеческих ценностей».

А если некий индивид истинно верует в идею гуманизма и пойдет за нее на костер в прямом либо переносном смысле — это психически больной. Можно идти против осознанных желаний, но нельзя идти против инстинктов. Феномен фанатизма широко известен, не буду пересказывать банальное.

Гуманизм — это разговорное течение. Фанатики действия (в психопатологическом смысле этого слова) в нем не описаны, отсутствуют также клинические случаи «гуманистического фанатизма». Следовательно, подавляющему большинству гуманистов по какой-либо причине выгодно называть себя таковыми. И причина, какой бы она ни была, изначально связана с личной выгодой. Вы встречали гуманиста, который всю свою зарплату переводит куда-то, чтобы «людям было лучше»? Или гуманиста, который, вместо того, чтобы кричать, что «люди живут в ужасающих условиях» — вселяет в свою благоустроенную квартиру десяток бомжей с вокзала? Именно поэтому гуманизм — насквозь лживое течение. Пока все идет на уровне заявлений и деклараций, это не сильно бросается в глаза, но картина резко меняется, когда доходит до материальных ценностей или корпоративных интересов.

«Человека вообще» не существует, и поэтому, например, все материальные средства, которые уходят «в гуманизм» — уходят в песок, они никогда не достанутся конкретному Ване Иванову, принимавшему участие в их создании. Так, спрашивается, а зачем этому Ване отдавать куда-то то, что он может потратить на свои потребности?

И вот тут гуманизм выходит на новый уровень лживости — он начинает формировать общественное мнение. Применив незамысловатую подмену понятий: «гуманизм — за человека, значит, если ты не гуманист — ты против человека (человечества)» Хотя фактически верной является такая трактовка этого «доказательства от противного»: «Гуманизм — за кого-то, если я не гуманист — значит, я за себя».

Обезличенное понятие никогда не будет конкретным. Поэтому гуманизм всегда будет против конкретного человека. И поддерживать гуманизм — значит забывать о своих интересах, об интересах своих близких, об интересах своей нации, своей расы, своей страны.

Пример гуманизма, совсем свежий, от министра финансов РФ:

«...с 1997 по 2006 год мы списали чуть менее 40 млрд долларов долга нуждающимся странам, в основном в Африке", сообщает ИТАР-ТАСС. Однако такую форму помощи бедным государствам Кудрин назвал пассивной. По его словам, “от списания долга Россия переходит к более активным формам донорства через участие в различных международных фондах”. Таким образом, в этом году, отметил министр, Россия выделит на поддержку этих государств 150 млн. долларов, но в дальнейшем этот объем будет увеличиваться шаг за шагом».

Спрашивается: неужели эти деньги не нужны России и русским?

Приношу свои извинения за столь длинное разъяснение, но я считаю вопрос гуманизма исключительно важным: поборники «общечеловеческих ценностей» очень любят требовать гуманизма во всех областях деятельности — именно потому, что народ, зараженный вирусом гуманизма, неизбежно погибает, деградируя в общечеловеческую массу потребителей.

Если человеку не за что умирать — то ему незачем и жить, как сформулировал Хайнлайн.

 

Таким образом, «левые» — это те, кто считает, что жизнь человека — любого! — является высшей ценностью. Гуманизм + релятивизм. Конечно, практика может расходиться с теорией (ни один политический режим не откажется от уничтожения своих врагов — но и это можно объяснить с гуманистических позиций теорией «меньшего зла»), но разговор ведется именно о декларируемых постулатах.

«Правые» же считают, что человек должен иметь осознанные цели в жизни, которым и следовать; при этом цели должны отвечать интересам как его лично, так и общества — в плане развития. Ценность жизни индивида находится в прямой зависимости от личных качеств и «стороны баррикад».

Идеал гуманистов-«левых» — это обыватель, стремящийся к обществу стагнации; идеал «правых» — это Воин, Мастер и Мудрец, преобразующие мир.

 

2) традиционализм против прогрессизма

Здесь буду не столь многословен, поскольку вопрос гораздо проще.

Традиционализм, как я уже писал, вовсе не обязательно означает закостенелость обычаев. Традиционализм — это понимание глубинной сути своего народа, той уникальной комбинации проявлений архетипов, которая укоренена в коллективном бессознательном. Понимание того, что можно менять форму, но не суть; что «разрушение всего до основания» приводит лишь к трагедии, а строить новое надо с использованием старого фундамента — либо перебирать его очень осторожно.

Прогрессизм же — это вовсе не синоним термина времен СССР, научно-технической революции. Прогрессизм — это стандартная подмена цели средствами, прогресс ради прогресса. При этом к «прогрессу» относится отнюдь не только прогресс, а просто нечто новое — от веяний моды и караоке и до легализации партии педофилов в Нидерландах: очень ново, политкорректно и прогрессивно.

Итого: «левые» — за отсутствие укрепляющих нацию общих ценностей и обычаев, за подмену их на «общечеловеческие», т.е. культ потребления всего нового и «прогрессивного». «Правые» — за то, чтобы каждый помнил своих предков и понимал, что современный мир построен на фундаменте их достижений — научных, культурных, военных...

Традиционализм не отменяет прогресса, а лишь дает ему прочный фундамент; прогрессизм подменяет прогресс на видимость такового, выраженную во все новых «рюшечках» вместо улучшения качества.

 

3) иерархизм против эгалитаризма

Эгалитаризм — это концепция «все равны», родственная гуманизму (еще точнее — следующая из такового). Несмотря на очевидную ложь — разве все равны по интеллекту, способностям и т.д.? — она является популярной в системе «общечеловеческих ценностей». Про гуманизм — см. выше. Уточню, что равенство подразумевается не только «вертикальное» (дворник равен академику), но и «горизонтальное»: все равны без учета нации, расы и т.д., причем — во всем. Хотя, как известно, черные статистически лучше играют в баскетбол и боксируют, а белые лучше играют в шахматы и стреляют, так что лживость теории «всеобщего равенства» видна даже на этом примитивном примере.

Что касается «иерархизма» — то, видимо, специально подобрано слово, вызывающее негативную эмоциональную реакцию. Корректная дихотомия — это элитаризм против эгалитаризма. Т.е. стремление к саморазвитию, становлению элитой — в противовес априорному равенству всех.

 

Все три пункта надо понимать целостно. Так, становление элитой — это именно реализация себя как Воина/Мастера/Мудреца на максимально достижимом уровне, а вовсе не «чей пиар лучше», «кто больше украл» или «кто является самой гламурной лошадью бомонда».

После вынужденно не очень-то краткого вступления перейдем, наконец, к докладам. Я пересказываю их по своим записям, так что заранее прошу у докладчиков извинения, если я пропущу то, что счел маловажным, в отличие от авторов.

1. Виктор Милитарев.

Доклад послужил как бы вводной ко всей теме. Национализм Милитарев определил минималистически — как любовь к своей нации. Впрочем, краткость определения в данном случае вполне оправдана — все остальные проявления/свойства можно вывести из этого тезиса, как и показать вымышленность ярлычков-страшилок. Ведь, как давно сказано, вполне естественно, что человек любит своих детей и родителей больше, чем дальних родственников, а тех — больше, чем незнакомых и чуждых индивидов. Однако это вовсе не значит, что последних он ненавидит.

Национализм — это поиск национальной солидарности, о чем в своем докладе «Русские: кровь и воля» К. Крылов и Н. Холмогорова говорили на первых Чтениях. Проблема русских в том, что в данный момент у них нет такой солидарности. Поскольку тема Чтений — это именно левые идеи, то рассмотрим соответствующий вариант. Сразу надо отметить, что коммунистическая (левая) идея в такой роли — это не серьезно. Безотносительно того, понимать ли коммунизм «как Сталин» или же «как Троцкий». Сейчас национализации всей собственности быть не может.

Не затрагивая темы демократии, посмотрим на то, что есть «левая» идея. Это, в первую очередь, равноценность каждого человека, так называемая социальная справедливость, а также социал-дарвинизм в мягкой форме. Война всех против всех.

Тоталитаризм же, относимый к «правым» идеям, означает, что у человека есть нечто, что он ценит выше себя.

Национализм — когда человек любит себя как члена группы (нации), или чуть больше.

«Национал-либерализм», таким образом, de facto невозможен.

Социальная справедливость в обществе может пониматься совершенно по-разному. Скажем, в Индии издавна существует традиционное кастовое общество, причем такое социальное устройство века считалось справедливым как высшими, так и низшими кастами. У русских же подобной структуры никогда не было.

Сейчас богатые вызывают в РФ ненависть у других слоев населения — именно потому, что являются буржуазией четко выраженного компрадорского типа. Русский человек всегда считал, что неравенство должно быть справедливым — можно сказать, что у русских есть склонность к меритократическому обществу. То, что творится сейчас — это власть даже не столько самых сильных (в низком понимании этого термина, практически низведенном до уровня физической силы), сколько самых изворотливых и подлых.

Что требуется сделать для снижения уровня социальной напряженности? Во-первых, избавиться от политики искусственного насаждения бедности. Во-вторых, снизить уровень неравенства до приемлемого, повысив уровень жизни населения.

Наглядно видно, что в этом цели и националистов, и «левых» совпадают.

Как минимум на данном этапе необходим синтез идеологических установок. Для этого надо убрать из левой идеологии такие позиции, как политкорректность по всех видах, а также то, что называется «классовым подходом» — для национализма важно благополучие всех классов данной нации. Имеет смысл внимательно перечитать классиков немарксистской левой традиции — скажем, Бакунина.

Более того, дальнейшее развитие левой идеологии возможно только вместе с националистическими идеями. Что характерно — сторонники интернационализма никак не доказывают своих тезисов. Так принято — и все тут.

К сожалению, многие левые заражены идеей «есть нечто выше нации, а, значит, национальный вопрос учитывать не надо».

Кроме того, общее понимание может быть достигнуто и на почве понимания «что есть народ». Это вовсе не все население, у которого есть гражданство de jure. К народу никак нельзя отнести эксплуататоров, выражаясь левой терминологией. Тех же олигархов, диаспоры... Многие чиновники сейчас de facto вообще являются врагами народа в прямом и непосредственном смысле.

Народ — это трудящиеся. Разумеется, не в смысле «класса-гегемона», а в широком — и ученые, и даже представители национально ориентированного капитала.

Являются левые врагами правых? На оба направления навешано уже столько ярлыков, что ответить в общем виде крайне сложно. Но возможна комбинация идеологий на современном этапе и как минимум совместные действия на благо нации.

Выразив убежденность в том, что национализм должен быть левым, Милитарев закончил доклад.

 

Рекомендую статью докладчика «Почему русская социал-демократия обречена иметь националистическую составляющую» как дополнительный материал:

Со своей стороны замечу, что если русская социал-демократия обречена иметь национальную составляющую, то национализм отнюдь не обязан иметь социал-демократическую.

2. Александр Севастьянов, сопредседатель НДПР

Доклад был заявлен «критикой справа» и начался с того, что национал-социализм был назван мейнстримом. Действительно, популярность русского национал-социализма растет; но хорошо ли это? Александр Никитич исходит из тезиса «социализм — это редуцированный коммунизм». Который неизбежно делит нацию на классы. В качестве примера эклектичности подхода была использована Национал-Большевистская Партия, в которой национализм и большевизм «по отдельности».

Понимание справедливости, напомнил докладчик, в социализме также классовое — достаточно вспомнить, как еще давно понималось egalite французами: и чернорабочий, и академик должны получать одинаковую оплату за час работы.

Особое внимание Севастьянов обращает на то, что главной силой общества сейчас является отнюдь не пролетариат или крестьянство, а работники не-физического труда (употреблялся термин «интеллигенция», но я не согласен с такой трактовкой — А.Б.). При этом, по его словам, буржуазию (капитализм) поддерживает две трети интеллигенции, одна треть — «простой народ». Таким образом, с точки зрения докладчика, есть два варианта: либо ориентироваться на популярность у большинства и остаться аутсайдерами, либо работать с сознательным меньшинством, с теми 30% населения, которые занимаются умственным трудом.

Затем докладчик сослался на свои статьи «Национализм против социализма» и «Уроки Гитлера», откуда привел несколько цитат из классиков социализма.

«Социализм есть доктрина космополитическая, стоящая выше национальностей: для социалиста различие народов исчезает, есть только люди» — М.В. Буташевич-Петрашевский.

Национальность — это «не враг социализма, как современное государство; это не более чем случайное пособие или случайная помеха делу социализма» — П.Л. Лавров.

«Пролетарская партия стремится к сближению и дальнейшему слиянию наций»; «Национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации — выдумка буржуазии» — В.И. Ленин.

Но как быть с социализмом Гитлера? Севастьянов считает, что на деле в Германии был не национал-социализм, а национал-капитализм. А именно: опора на капитал, поощрение немецких бизнесменов, резкое снижение импорта, подъем национальной промышленности... При этом были запрещены профсоюзы, ограничена возможность смены работы. Однако социальные гарантии получили развитие, и такой политикой рабочие были вполне довольны. Сам Гитлер говорил о необходимости «выбить дурь из классового сознания».

Задача совмещения национализма и социализма не решаема в принципе, считает докладчик. Как писал Карл Маркс: «пролетарий не имеет отечества».

Доклад вызвал много вопросов. Передам их в пересказе.

— Олигархи вне зависимости от национальности действуют отнюдь не в интересах народа. — В.Сурков говорил, что у Кремля есть два основных противника: олигархи и русский национализм. Логично объединить.

— Считаются ли социалисты врагами? — Надо защищать всех русских. Все остальное — вторично.

— Почему вы определяете социализм по работам давно устаревших авторов? Это все рано, что флогистон в современной химии. — Так именно эти авторы являются классиками и определяют термин.

— Если капиталисты не будут сдерживаться социалистическими законами, то они могут выживать все соки их народа. — А кто будет определять, «сколько социализма» достаточно?

— Вы хотите сделать из русских американцев? — Нет, я хочу сделать из русских евреев!

Последний ответ аудитория явно не оценила — шутка без нужного контекста воспринимается плохо. «...надо понимать, что евреи действуют, движимые сильнейшим... инстинктом самосохранения. Который за долгие века давно уже преобразился в абсолютный, не имеющий себе равных на Земле этноцентризм, впитываемый с молоком матери. Я не только не упрекаю за это евреев: я призываю русских следовать их примеру. Помня при этом... что Россия слишком тесна для двух этноцентрических народов.» — А.Севастьянов, «Время быть русским!», стр. 446.

Уже после доклада в разговоре Александр Никитич сформулировал выдвигаемую им концепцию на примере: «приблизительно как в 1938 году в Германии».

 

Доклад оставил, честно говоря, странное впечатление. С одной стороны, Севастьянов очень верно подмечает, что опора на рабочих и крестьян сейчас не актуальна. При этом остается невыясненным, а что именно понимается под интеллигенцией — если просто «умственный труд», то сейчас множество рабочих мест, классифицируемых таким образом, вовсе не требуют особого напряжения мозга: достаточно вспомнить так называемый «офисный планктон». Но главное не в этом — понятно, что лимит времени на выступление не способствует тщательному раскрытию всех используемых терминов.
Понимание социализма именно как «переходного этапа к коммунизму», и только так, с моей т.з. странно. В конце концов, гитлеровцев неверно называли фашистами именно потому, что для пропаганды невыгоден факт: социалистический СССР боролся с национал-социалистическим Рейхом. Про «переходный этап» заявляла именно что большевистская пропаганда, почему именно эта точка зрения заявляется как эталонная? Давайте вспомним еще утопический социализм Кампанеллы, Мора, Фурье, Сен-Симона, Оуэна и т.д. Основой социализма — с моей точки зрения — является именно что забота о народе, а не социал-дарвинизм в разных формах, а также государственное управление стратегическими ресурсами и производствами.

Но два главных вопроса, которые не были заданы и не были раскрыты в докладе:

1. Если социализм в такой трактовке вызывает неприятие делением народа на классы, то почему тут же производится деление нации на интеллигентов и прочих?

2. То, что сейчас русским бизнесменам было бы выгодно получить от государства преимущества относительно нерусских, очевидно. Но если при этом нет ограничений на эксплуатации со стороны государства, то какая разница народу, кто на нем паразитирует? И, что характерно, сейчас крупные бизнесмены, в т.ч. и русские по национальности, как-то не особо стремятся поддерживать русский народ, а все больше норовят вывезти капиталы за границу.

Другое дело — то, что не надо скатываться до уровня «обобществления средств производства» и т.п.

 

3. Петр Милосердов, член КПРФ.

Действительно массовая сила «левых» в России — это именно КПРФ. Причем это не только те 6-7 миллионов избирателей, которые голосуют сейчас, но и еще несколько миллионов тех, кто пришел бы на выборы, если бы деятельность партии была активной и наглядной.

В настоящее время в России наблюдается больший рост симпатий народа к националистам, чем к коммунистам. При этом в среде коммунистов наблюдается нерешительность в отношении национального вопроса — уже давно пора заменить половинчатые термины, скажем, «патриотизм», и честно говорить о национализме.

Да, Севастьянов привел цитаты коммунистов вековой давности, свидетельствующие о несовместимости коммунизма того времени с национализмом. Но сейчас-то XXI век, а не начало XX-го. Если вспомнить историю, то коммунисты, добиваясь власти, не раз корректировали свою риторику, то же нужно сделать и сейчас.

К сожалению, у многих националистов присутствует антисоветизм — этот раскол не нужен никому. Нет смысла воевать с историей.

Точно также, являясь атеистом, я отрицаю критику РПЦ как русофобскую.

Деление общества на классы сейчас тоже не столь актуально, главное — выделить тех, кого можно без сомнения назвать «врагами народа», и не считать их частью народа. И в этом цели левых и националистов совпадают, что логично приводит к союзу идеологий.

СССР выкован «русскими европейцами» — и сей час русскому народу требуется нечто типа протестантской этики, только лучше. Необходимо также уничтожение политиканского фарса, участие большего количества народа.

Помните старый анекдот: «в городе появились поддельные елочные игрушки — с виду неотличимы от обыкновенных, но не радуют»? Вот и сейчас народу предлагают «игрушки»: постиндустриальное общество, глобализм, автаркию... В которые предлагается играться, но которые не приведут ни к чему полезному.

Задача КПРФ на данном историческом этапе — соединить классовую и национальную борьбу. С каковой задачей, к сожалению, партия справляется на тройку с минусом.

После доклада также было обсуждение, в котором выяснились интересные вещи: скажем, был задекларирован гуманизм как обязательная позиция. На что Севастьянов резонно заметил: «гуманизм — это выживание слабейших». Особенно порадовал пример применения гуманизма: необходимо развивать малые народы. Мол, проблему с мигрантами (гуманно) решить нельзя — все равно будут лезть. Поэтому придется их образовывать и ассимилировать. Это, извиняюсь, проходили при СССР — ну и как вам результаты, которые видно сегодня?

Представление автаркии как «вредной игрушки» выглядит весьма странно с глобализмом в том же ряду. Конечно, никто не говорит о непроницаемом «железном занавесе», но либо Россия становится третьесортным захолустьем при глобализме/либерализме, либо автаркия в той или иной степени неизбежна.

Но самым главным является вопрос, заданный из зала: «Если очевидно сходство целей и национализм набирает скорость, то почему вы не перейдете к националистам?». Петр честно ответил, что сходство целей имеется лишь до определенного предела.

Таким образом, ситуация кристально ясна: националистическая риторика для коммунистов — это лишь средство поднять собственную популярность. Что ж, ряд целей действительно совпадает — главное, не путать суть и частные проявления формы.

Разумеется, я не утверждаю, что именно так думает Милосердов — наоборот, он производил впечатление искреннего человека. Но такой вывод следует из его доклада.

 

4. Дмитрий Володихин.

Тема доклада: «Русский консерватизм и как он связан с левыми идеями». Впрочем, с моей точки зрения, это еще один «взгляд справа», несколько специфический.

Для начала было дано определение (очень правильный подход) консерватизма: «неравенство как благо», и отмечено, что термин ведет свою историю с XIX века, неизбежно меняя смысл по сравнению с изначальным.

Национализм был определен как учет интересов народа и наличие самостоятельной цивилизации. Важно, что такая концепция несовместима с глобализмом — все равно, каким, хоть старой идеей «всемирной красной революции», хоть современными претензиями американцев. Разве что в варианте «колхозники Техасщины и Оклахомщины...».

Далее Володихин изложил ряд положений, необходимых для преобразования общества.

Идеологией национального государства должна стать культура государствообразующего народа, то есть — русского. Именно русский язык и культуру необходимо поддерживать на государственном уровне. Было сказано много правильного, но в русскую культуру было априрно внесено православие. Забегая вперед, скажу, что задал докладчику вопрос: «А вас не затруднит доказать, что бог есть, причем именно в православном варианте?». Ну в самом деле, сколько можно: действительно православных, исполняющих канонические предписания, наберется максимум 5% населения. Атеистов же любой социологический опрос выявляет от четверти до трети (и это без учета вариантов вида «я православный, но в бога не верю»). Как можно назвать национальной программой то, что конфликтует с интересами трети населения?! Религия — это частное дело, а не государственное.

Далее был обзор проблем современной России. Кратко: необходимость поддержки русских предпринимателей, исправления демографической ситуации, решения проблемы низких зарплат «бюджетников» (по этому поводу было отмечено, что возможен союз с коммунистами); использование денег стабфонда на социальные программы и армию, развитие промышленности, придерживание выплаты долгов МВФ. Специально была отмечена политика Центробанка, направленная на стабилизацию отнюдь не рубля, а доллара. Как заметил по этому поводу Петр Милосерддов: современное правительство РФ — это именно что закрытое акционерное общество по распродаже России. Как иллюстрация: тот же стабфонд помешен в долларах в иностранные банки, если не ошибаюсь — даже через посредство частной компании.

Первоочередная задача — продвижение своих во власть любыми способами, переустройство элиты. Введение для чиновников экзаменов на знание русского языка и культуры, то же — для мигрантов, при этом необходимо срочно отказаться от концепции «замещающей миграции».

К сожалению, под конец доклада произошел сбой от тезисов, имеющих отношение к национализму, на «необходимость запрета критики РПЦ», а идеальное государственное устройство было заявлено как «монархия, во главе которой — государь, венчанный на царство патриархом». Совсем интересно с точки зрения национализма смотрелся ответ на вопрос о мигрантах: мол, пусть хоть негры; если они выучат русский язык, будут уважать и знать русскую культуру и покрестятся в православие — будем считать русскими.

Из заданных вопросов многие касались религии — а почему именно так? — на что следовал ответ: «Мы логическую задачу решаем, а преследуем свои интересы!». Из других тем был отмечен образец для подражания: Испания при Франко и монархии Восточной Европы в период между Первой и Второй Мировой, а также отмечена необходимость тактического союза между левыми и правыми националистами.

5. Владимир Тор.

Доклад был посвящен, пожалуй, вопросу не «левые идеологии и национализм», а «экономика и национализм».

Для начала была четко сформулирована необходимость объединения всех «на спасательном плоту нации», ссориться — явно не время, требуется именно работа сообща.

Нация — это цветущее многообразие, не может быть стандартного мнения по всем вопросам у всех.

Далее было выражено сомнение в концепции Севастьянова об излишестве классового подхода — понятно, что классы есть в любом сколь-либо развитом обществе, не выдумал же их Маркс!

Экономика пронизывает все. Решение политических вопросов без четкой позиции по экономическим — невозможно. Либерализм предлагает рынок — спрос, предложение, частная собственность, саморегуляция...

Но рынок не работает всегда.

Во-первых, естественные монополии. Они не должны находиться в частных руках ни в коем случае.

Во-вторых, внешние факторы — от случайных преимуществ до загрязнения окружающей среды. С рынком это не связано, а учитываться должно.

В-третьих, асимметричное распределение информации, как выразился докладчик. На примере: врач выписывает более дорогое лекарство, а не более эффективное. Разумеется, такая деятельность тоже не должна быть в частной собственности.

Рынок, который сам всем управляет — это либеральный миф, и не более того.

Далее была кратко обрисована ситуация в России: мы просто проедаем остатки созданного нашими предками, и не более того. Выход из положения — создание русского гражданского общества с развитыми горизонтальными связями. Мечты о «когда наши победят на выборах и придут к власти» — несерьезны. Дело даже не в том, что власть никто не уступит: просто, чтобы ее брать, нужно иметь субъект этой самой власти.

Будущее за естественными государственными монополиями, реформой валютной системы и честным средним и мелким бизнесом. Необходимо изучение и осмысление опыта государственного управления СССР.

 

Со всем выше перечисленным спорить сложно, вот только остается висеть в воздухе вопрос: если власть «никто не даст», как прикажете переводить естественные монополии из частных рук в государственные? Как вообще осуществлять контроль за деятельностью крупных корпораций?

Владимир высказал мнение необходимости введения нового института собственности. Некие фонды, которые будут конкурировать между собой за управление этими самыми монополиями. А контроль над ними будет осуществлять это самое развитое гражданское общество. В виде акционеров.

Это уже как-то и не смешно, честное слово. Ваучеры мы проходили, да и в «цивилизованном обществе» во многом ли способен повлиять на управление корпорацией рядовой держатель акций? Никогда не поверю, что профессиональный экономист не знает словосочетания «контрольный пакет».

 

С заключительным словом выступил Константин Крылов.

Во-первых, было отмечено, что ожидался куда больший накал страстей между «правыми» и «левыми». Чего не случилось: вне зависимости от «уклона», все националисты понимают необходимость общих действий, откладывая разногласия на потом.

Во-вторых, такие радости либерализма, как нелегальные мигранты и проч., не вдохновляют даже самых «левых».

В-третьих, еще меньше разногласий на тему конструктива «что надо делать в первую очередь»: необходимость социализма в трактовке «забота о народе» в той или иной степени, утверждение русской нации как государствообразующей, срочные меры против нерусских мигрантов.

Таким образом, de facto собирается общественный кворум, который вполне себе сходится на тему «срочно к выполнению», а расходится на теме «на каких основаниях это делается». Что, если будет сделано, будет интересно изучить как-нибудь потом.

Общим недостатком всех выступающих, тем не менее, является расплывчатость программы. Если с национальных позиций однозначный приоритет имеют именно русские, то среди левых все же сильна интернациональная жилка «нации в целом», по привычке — «советской нации». Впрочем, компонента интернационализма даже у левых стремительно уменьшается под давлением действительности.

Совсем краткое резюме:

1. Необходимо построение русского гражданского общества с налаженными горизонтальными связями;
2. Приоритет имеет именно нация, а не государство.