1. ЧТО ТАКОЕ ИДЕОЛОГИЯ?

Термин «идеология» ввел в употребление французский философ и экономист Дестют де Траси («Элементы идеологии», 1801). Исходя из принципа, что наши знания происходят из ощущений, он определил идеологию как учение об идеях: исследуя всеобщие принципы и законы возникновения идей, можно установить твердые основы для политики, этики, воспитания и т. д.

Дефиниций термина «идеология» сейчас много, так как этот вопрос идеологически (sic!) ангажирован.

Я определяю идеологию как комплекс взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты, а также содержатся цели и программы социальной деятельности, направленной на закрепление или изменение либо сохранение общественных отношений. Достаточно конвенциальное определение.

Важно понимать отличие идеологии от мировоззрения.

Можно сказать, что идеология — это инструмент для продвижения в действительность мировоззренческих установок. При этом не обязательно продвижение мировоззрения как целого, но обязательно наличие пропаганды (может быть скрытой).

Идеология — это всегда инструмент воздействия, настройка социума или его отдельных групп на действия в нужном направлении, формирование менталитета по некоему шаблону.

Стихийно возникает общая психология группы, может сформироваться мировоззрение, но идеология — это непременно сознательно создаваемый «продукт», даже если имеется опора на естественное мировоззрение.

Идеология — это обязательно четко сформулированный набор идей, а не просто «мироощущение» и т.п. Именно идеология определяет, что называть «добром», а что — «злом».

 

Пророчество Ницше о том, что в XX веке борьба за мировое господство будет осуществляться от имени тех или иных философских принципов, полностью реализовалось. Социализм против капитализма, национализм против мондиализма etc. Государства и народа всегда используют какую-либо идеологию для обоснования своих действий, поиска союзников и так далее.

 

Идеология — это не «хорошее» и не «плохое» явление, а необходимое для управления социумом. Наивно надеяться на то, что люди в своей массе разумны хотя бы настолько, чтобы договориться по вопросам социума — и volens nolens государству приходится ими управлять. И куда целесообразнее это делать при помощи идеологии, а не насилия. При этом — обращаю внимание — идеология может быть как вредоносной, так и полезной (опять же — смотря с чьей точки зрения и для каких целей).

«Таким образом, когда, касаясь какого-либо вопроса, говорят: большинство — такого-то мнения, то этим указывают на явление, которое должно быть, собственно говоря, выражено следующим образом: мнение Х. внушено большинству. Это значит, что мнение данного лица (сегодня это — оратор, завтра — журналист и т.д.) имеет в себе столько силы, что обратило на себя внимание толпы гораздо больше, чем какое-нибудь другое явление. "Иметь только внушенные идеи и считать их самопроизвольными — вот, — говорит Тард, — иллюзия, свойственная сомнамбулисту и человеку, рассматриваемому, как социальная единица."» — С. Сигеле, «Преступная толпа».

В связи с вышесказанным идеологии свойственно стремление к упрощению: в таком виде идеи легче воспринимаются массой, можно формировать идеи кратко и привлекательно. Система научных доказательств — это не метод пропаганды, не сработает. Конечно, тезисы пропаганды надо и обосновывать научно, но это — другой вопрос: воздействие на интеллектуалов, а не на массы населения.

Поэтому очень важно, создавая или поддерживая какую-либо идеологию, учитывать не только мировоззренческие идеи, на которых она основывается, но и упрощенный, «народный» вариант.

 

Идеологическую функцию выполняет не только прямая пропаганда, но и художественная литература, кино, живопись, музыка и т.д. Как следствие — возможна замаскированная пропаганда. Так, на Западе до сих пор сохраняется убеждение, будто западные общества в отличие от коммунистических стран являются неидеологическими. Но отсутствие в стране единой государственной идеологии (впрочем, сложный вопрос — многопартийность не означает разницы идеологий по сути, нередко меняется лишь форма) и единого государственного идеологического аппарата еще не означает отсутствие идеологии как таковой.

Хорошо по этому поводу написал А.А. Зиновьев:

«Западное общество считается неидеологическим. Существование особой западной идеологии отрицается. Но это на самом деле есть одна из идей западной идеологии. Она существует, причем является более мощной, чем была советская, по всем основным характеристикам — по числу занятых в ней людей, по средствам распространения и вдалбливания ее в головы людей, по пропитанности ею всей сферы общества, касающейся менталитета людей, но силе воздействия на массы и т.д. …

Западная идеология не выражена явно именно как идеология, не существует как самостоятельное, отличное от прочих социальных феноменов целое. Тут нельзя без специального исследования различить, что есть элемент идеологии, а что нет. Идеология тут спрятана, растворена, рассеяна во всем том, что предназначено для менталитета людей, в литературных произведениях, фильмах, специальных книгах, научно-популярных и научно-фантастических сочинениях, газетных и журнальных статьях, рекламе и т. д. Она слита с внеидеологическими феноменами настолько, что вторые просто немыслимы без нее. Это делает ее неуязвимой для критики. Она везде и во всем, и потому, кажется, будто ее вообще нет.

В западных странах не требуется специального и принудительного изучения идеологии, не требуется слушать специальные лекции, посещать собрания и занятия, сдавать экзамены и зачеты. Люди там даже не замечают, что с рождения и до смерти постоянно находятся в поле действия идеологии. Они потребляют ее вместе со всем тем, что они потребляют для своего ментального питания. Делают они это без всякого усилия, без принуждения, свободно, без сборищ.»

 

Некогда идеологию в обществе определяла религия и соответствующая культура, очень медленно изменявшаяся. В дальнейшем появились другие варианты. К концу XIX века сложились пять основных «больших» идеологий:

• Анархическая

• Консервативная

• Либеральная

• Коммунистическая

• Националистическая

В XX веке появилась дополнительно фашистская идеология, а также социалистическая; анархическая же утратила свои позиции.

Давайте кратко посмотрим на соответствующие концепты.

АНАРХИЗМ

Анархизм — идея о том, что общество может и должно быть организовано без государственного принуждения. При этом существует множество различных направлений анархизма, которые я не вижу смысла здесь разбирать. Важно именно общее, концептуальное для анархизма в целом.

По мнению анархистов, общественные отношения и институты должны основываться на личной заинтересованности, взаимопомощи, добровольном согласии и ответственности (исходящей из личной заинтересованности) каждого участника, а все виды власти (то есть принуждения и эксплуатации) должны быть ликвидированы.

Теоретик анархизма М.А.Бакунин писал («Международное тайное общество освобождения человечества»):

«…свобода является истинной и полной только в целостной взаимосвязи каждого и всех. Нет изолированной свободы, она по своей природе взаимна и социальна. Для того, чтобы я был свободен, необходимо, чтобы мое право и моя человеческая сущность были признаны, чтобы их образ, если можно так выразиться, был отражением как в зеркале свободного сознания всех других. Я могу быть действительно свободным только среди людей таких же свободных, как и я. Утверждение моего права за счет права раба или даже человека менее свободного, чем я, может и должно внушить мне сознание моей привилегии, а не сознание свободы.»

«Порядок в обществе должен быть равнодействующей всех местных, коллективных и индивидуальных свобод, достигших возможно высшей степени развития»

Читая эти строки, невольно ловишь себя на мысли, что Бакунин был неисправимым романтиком, поскольку предоставление требуемого им народу as is в целом приведет к анархии не в его понимании, а в худшем смысле этого слова — неуправляемому буйству.

Ту же ошибку — желание предоставить свободу всем, независимо от их уровня развития, — совершил Макс Штирнер, теоретик анархо-индивидуализма. Он обращает свой призыв ко всем без разбора, доходя при этом до концепции грубой силы, вплоть до «отнял — значит, мое». Последствия легко представимы.

«Слишком большая свобода опасна для тех, кто не может справиться с ответственностью, сопровождающей независимость» — А.Ш. ЛаВей

 

Очень важно понимать, что на принципах анархии построить государство невозможно. Какую-нибудь общину — еще ладно, а вот государство, особенно большое, — никак. Требуется именно «вертикаль власти»: если решать все вопросы «снизу», причем обсуждением/голосованием, то, даже если решение теоретически может быть принято, будет уже поздно. Представьте себе для наглядности ситуацию нападения другого государства.

Тем не менее, можно встретить теоретиков «русского сепаратизма», которые считают, что-де Россия не должна быть великой страной, а разделиться на «удельные княжества», которые должны между собой договариваться, а делать все — своими местечковыми силами «самоуправления». Вот, к примеру, из «национал-либеральной» программы «НОРНА»[1]: «Значительная часть государственных, в том числе силовых, функций, гораздо лучше (во всяком случае, при современном уровне техники и коммуникаций) осуществляется с помощью народной правоохраны и народной самообороны». Народные дружины на ядерных подлодках представляете?

А ведь это — «всего лишь» сепаратизм, а не полная анархия.

В настоящем анархизм не пользуется сколь-либо стоящей упоминания популярностью.

Исторически же анархизм пытались сознательно воплотить лишь три раза: Парижская Коммуна 1871 года, махновщина, «либертарный коммунизм» в Испании в 1936-1939 годах.

При этом во втором и третьем случае анархизм навязывался населению при помощи оружия — что противоречит самим принципам анархии. Так что остается единственный случай — Парижская Коммуна. Чем там все закончилось — думаю, все в курсе.

Причина — именно продвижение в практическую жизнь оторванной от жизни теории. Так, анархисты требовали соблюдения максимально широких гражданских свобод для всех, включая врагов Коммуны, выступали против каких-либо репрессий (как говорил прудонист Артюр Арну, «социалисты не должны пользоваться средствами, которые употребляли деспоты»). Во время войны, обращаю внимание.

Они же внесли раскол, после чего дни коммуны были сочтены.

Замечу, что анархисты в Коммуне последовательно выступали против социалистических действий. Так, в условиях войны и безработицы ломбард обобрал весь рабочий Париж, накопив ценностей на 180 миллионов франков (при этом ссуд было выдано лишь на 38 миллионов). Основными предметами заклада были вовсе не драгоценности, а орудия труда и предметы первой необходимости. Социалистической мерой была бы ликвидация этого ростовщического института и возвращение заложенных вещей. Но прудонисты решительно отвергли такой подход. Мотивируя отказ от ликвидации ломбарда, Франсуа Журд прямо сказал, что «уничтожить ломбард — значит посягнуть на [частную] собственность».

Рекомендую по теме статью Александра Тарасова «Мать беспорядка» — там вопрос анархистов в Парижской Коммуне разобран подробно и интересно. Еще один пример напоследок:

«Прудонисты не сделали даже того, что они как члены Интернационала обязаны были сделать. Так, Брюссельский конгресс Интернационала (1868) принял резолюцию о национализации железных дорог. Прудонисты сделали вид, что не помнят этого, и даже не составили проекта о национализации! Аналогичным образом прудонисты проигнорировали резолюцию Женевского конгресса Интернационала (1866) о 8-часовом рабочем дне, а соответствующее предложение Лео Франкеля было ими тут же провалено. Вероятно, они искренне считали, что проведенное ими на конгрессе добавление об “эквивалентности функций труда различных отраслей” является альтернативным решением вопроса, и потому резолюция о 8-часовом рабочем дне на них не распространяется. Вайнштейн верно отметил, что прудонистская, состоявшая из членов Интернационала, Комиссия труда, промышленности и обмена “не поставила на рассмотрение Коммуны ни вопроса о контроле рабочих над производством, ни вопроса о регулировании рабочего дня, ни вопроса о минимуме заработной платы”.

Результатом стало массовое разочарование парижских рабочих в Коммуне.»

А уж что творили анархисты-коммунары с военной точки зрения — это вообще театр абсурда.

Именно анархия убила Коммуну. Вильгельм Либкнехт высказался в 1877 году: «Отсутствие политической и военной организации проходит красной нитью через всю историю Коммуны. Этим была заранее предопределена судьба ее».

Анархия невозможна: либо приходится брать власть в свои руки, что противоречит анархии, либо приходят те, кто соблюдает дисциплину и порядок, и уничтожает анархистов.

 

Примечание. Нередко говорят о том, что сильная вертикаль нужна в государственных вопросах, а на местах должно все решаться местным голосованием. Разумеется, абсолютизированная командно-административная система нецелесообразна; если говорить упрощенно, то местные дела, которые не относятся к государственно важным, логично на месте и решать. Но к анархии это не имеет никакого отношения — соблюдение общих законов обязательно.

ИНТЕРМЕДИЯ: «СВОБОДА ДЛЯ»

Не одобряю идей Дугина, но изредка он пишет очень правильные вещи. В частности, у него есть отличная статья «Свобода для». Цитирую в сокращении.

 

Либерализм — это отвратительное, человеконенавистническое, подлое учение. Он омерзителен в теории и на практике. Если бы мы знали, что стоит за красивым иностранным словом «либерализм», мы отшатнулись бы, ужаснулись бы, бросились бы бежать от него как можно быстрее и как можно дальше. Пора называть вещи своими именами, нас слишком долго запутывали…

На первый взгляд слово «либерализм» отсылает нас к идее свободы — латинское libertas. Получается, что либералы суть «поборники свободы». «Свобода» для русского слуха звучит притягательно и заманчиво, зазывно, потаенно… Однако это обман, подмена, нас хотят смутить, обобрать, дезориентировать… Не выйдет.

Свобода в либерализме понимается совершенно не по-русски, это негативная свобода. Лучше всего сослаться на общепризнанного теоретика либерализма — ведь он знает, что говорит — английского философа Джона Стюарта Милля. … Оказывается, по Миллю, есть две свободы, обозначаемые к тому же разными английскими словами. Свобода как liberty, и свобода как freedom. Это совсем разные вещи, уверяет нас Джон Стюарт Милль. Liberty — это то понятие, из которого возник термин «либерализм». Но тут-то и начинаются сюрпризы: «liberty», по Миллю, это «свобода негативная», «свобода от». Ее Милль считает самой главной, важной и единственной.

Милль конкретизирует: задачей либералов является освобождение от социально-политических, религиозных, сословных традиций и взаимообязательств. «Свобода от» — это свобода индивидуума от общества, от социальных связей, зависимостей, оценок. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является «торгующий индивид», он — смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, т.е. торговать, и мы попадем «в счастливейший из миров». Торгующий индивид, движимый эгоизмом и алчностью — а эгоизм и алчность считаются добродетелями либеральной философии, — должен быть взят в качестве универсального эталона. Все правовые, административные, нравственные, религиозные и социальные ограничения должны быть с него сняты; произвол его капризов, его интересов, его расчетов и выгод ложится в основу новой системы ценностей.

… Но тут возникает каверзный вопрос: а для чего нужна такая свобода? «От чего» понятно, но «для чего»?

Тут Милль подбирает новое слово — freedom, понимая под ним «свободу для». Ясность, пафос и последовательность либеральной философии Милля останавливается перед этим пределом, как курица, завороженная чертой на песке. «Свобода для» кажется ему пустым и бессодержательным понятием. Оно пугает Милля и либералов тем, что отсылает к глубинам метафизики, к основам человеческого духа, к безднам, с которыми не так легко справиться. «Свобода для», freedom, требует более высокой цели и более фундаментального понимания человека. Она ставит трудные вопросы: в чем позитивный смысл жизни? Для чего человек трудиться, живет, дышит, любит, творит? Куда и зачем направить тот сгусток энергии, с которым человеческий детеныш рождается в мире людей, возрастает в нем, делает первые шаги, говорит первые слова, сажает деревья, строит дома, заводит семью? …

Тут на горизонте европейской философии появляется худой немецкий профессор славянского происхождения. Тонкие желтые пальцы ловко и немного брезгливо хватают англичанина за мочку пуританского уха.

Фридрих Ницше, блистательный, беспощадный, фатальный, как ветер пустынь сирокко:

«Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не о том, что ты сбросил ярмо с себя.

Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя?

Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от своего рабства.

Свободный от чего?

Какое дело до этого Заратустре!

Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»

Одним этим коротким пассажем либералы окончательно и бесповоротно уничтожены. На них поставлен крест — немногие способны преодолеть проклятие Заратустры. «Свобода от» — это чаяние извечного законченного раба, свободный дух выбирает только «свободу для» — с нее он начинает и ею заканчивает. …

Либерализм — политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное.

ЛИБЕРАЛИЗМ

Хотя с либерализмом как «свободой от» все и так ясно, разберем вопрос подробнее как очень важный для русских и России.

Либерализм — это такая философская и экономическая теория, а также политическая идеология, которая исходит из положения о том, что человек полностью свободен распоряжаться собой и своей собственностью, невзирая ни на что, исходя из сугубо личных желаний, безотносительно их обоснованности, разумности т.д. Идеалом либерализма является общество со свободой действий для каждого, ограничением власти государства, отсутствием общепринятой идеологии и системы ценностей, верховенством формального права (закон превыше справедливости; справедливо то, что соответствует закону, даже если он принят вчера вопреки мнению большинства), частной собственностью как самоценностью и максимальной свободой частного предпринимательства.

Таким образом, либерализм однозначно сращен с капитализмом, близнецы-братья, образно говоря.

Про свободу действий говорилось, когда обсуждали анархизм — у либерализма ровно та же ошибка. Впрочем, не так: если анархисты — это мечтатели-идеалисты, то либералы очень хорошо знают, что и зачем они делают на практике.

Некогда в разговоре с одним либералом мы дошли до ситуации «каждый имеет полное право собрать у себя в сарае атомную бомбу, и вмешаться в это с т.з. либерализма можно лишь тогда, когда будут затронуты свободы других». Проще говоря: после того, как имярек взорвет бомбу, к нему как к владельцу можно принять меры, а до этого — ни-ни.

Маразматичность такого подхода очевидна, но на самом деле все еще хуже. Вот достаточно стандартное «рекламное» высказывание:

«На сегодняшний день либерализм является одной из ведущих идеологий в мире. Концепции личной свободы, чувства собственного достоинства, свободы слова, всеобщих прав человека, религиозной терпимости, неприкосновенности личной жизни, частной собственности, свободного рынка, равенства, правового государства, прозрачности правительства, ограничений на государственную власть, верховной власти народа, самоопределения нации, просвещенной и разумной государственной политики — получили самое широкое распространение.»

Какие красивые слова!

А на самом деле?

Классическое «все равны, но некоторые равнее других» полностью применимо для либерализма. Так, личная свобода приветствуется лишь в смысле «свободы от» — «не мешать каждому сходить с ума по-своему». И такая свобода заканчивается, как только сталкивается с «проявлениями личной свободы» других, независимо от разумности, полезности/вредности таковых. Проще говоря, есть свобода гей-парадов, всеразличных «альтернативных наук», включая «альтернативную медицину», религиозных сект и т.д.

Очень наглядная иллюстрация, найденная в интернете: «В Минске рассказали хорошую историю про чувака, который свалил из Беларуси в Англию и приехал как-то на родину погостить, ну у него и спрашивают — ну как там, в Лондоне-то? На что он и отвечает: да почти тоже самое, что и в Минске, но разница в том, что в Лондоне, в отличие от Минска, можно бегать голым по центру города с [мужским половым органом], выкрашенным в фиолетовый цвет, и никто тебе слова не скажет. “Вот это и называется свобода и я вот, кстати говоря, тоже хочу жить в такой стране, где можно бегать голым с фиолетовым [мужским половым органом], в отличие от тебя с твоей рабской психологией.”»

Извиняюсь за скабрезный пример, но очень уж наглядно. Каким образом тут осуществляется чувство собственного достоинства — решайте сами [2].

Свобода слова? Во многих странах судят даже не за отрицание т.н. холокоста (концепции, что в гитлеровском Рейхе существовал официальный план уничтожения всех евреев, и что их погибло около шести миллионов, причем с массовым использованием газовых камер и крематориев; при этом геноцид евреев вполне признается), а за сомнение (!) в существовании газовых камер и т.п. Суд за мыслепреступления по Оруэллу — уже реальность.

Точно так же можно расписать остальные перечисленные тезисы, но это займет много места. Ограничусь общим замечанием: при либерализме преимущество получают «профессиональные меньшинства», которые требуют привилегий для себя именно под предлогом «свободы».

И вообще:

«Права человека» == отрицание прав коллектива.

«Защита меньшинств» == отрицание прав большинства.

«Частная собственность на СМИ» == исключительное право капитала на формирование общественного мнения.

«Поддержка феминизма и гомосексуальных отношений» == ликвидация [традиционной] семьи (т.е. снижение рождаемости).

«Антирасизм, антинационализм» == отрицание предпочтительных прав коренного населения.

«Пропаганда экономической самостоятельности» == запрет на социальную взаимопомощь.

«Выборная форма правления (“демократия”)» == фальсификация согласия народа с проводимым курсом власти и навязываемой идеологией.

Et cetera.

 

При либерализме дается свобода частной жизни, «privacy» — свобода делать что угодно в рамках закона. Однако, если индивид не развивается, то он неизбежно деградирует. Чтобы оставаться на месте, надо бежать вперед, как писал Л. Кэрролл. Настоящей политической свободы при либерализме нет и не предвидится: попробуйте действительно сунуться к политическим рычагам, как сразу вам дадут по рукам (хорошо еще, если не оторвут голову).
Из последнего интервью с А.Зиновьевым:

«Пора ввести такое понятие свободы, как личный уровень свободы, свобода людей внутри деловых коллективов и вовне. В свое время в США я объяснял, что советское общество было самое демократическое внизу, то есть в деловых коллективах, и не было демократическим наверху, то есть по отношению к власти. Западное общество, наоборот, — демократическое наверху по отношению к власти, но жестоко диктаторское внизу, в деловых коллективах.

И мой оппонент, американский ученый, согласился со мной. Он сказал, что прожил в Соединенных Штатах больше 70 лет и не знает ни одного случая, чтобы работники в деловых коллективах критиковали своего босса. И в тоже время он не знал ни одного, кто бы ни ругал президента. А в Советском Союзе попробуйте, отругайте Генерального секретаря ЦК КПСС, но в деловых коллективах все критиковали и директора, и непосредственного начальника, и это было нормально. Советское общество было самое демократическое в основе и недемократическое вверху. С научной точки зрения существует определенная константа демократии, которая, так или иначе, распределяется в обществе, и у нас это было.»

От себя добавлю, что критика непосредственного начальства, на которое все же можно воздействовать (а в СССР можно было и по чиновничьей вертикали, и по партийной линии, а иногда — еще и через профсоюз), куда эффективнее, чем обругивание президента, которому от этого ни жарко, ни холодно.

 

Показательно, что изначально идеи либерализма и демократии не только существенно отличались, но и находились в противоречии друг с другом. Для либералов основой общества являлся человек, который обладает собственностью. Подразумевалось, что только собственники формируют гражданское общество, участвуют в общественном договоре и дают правительству согласие на то, чтобы оно правило. Напротив, демократия означала процесс формирования власти на основе большинства всего народа.

Противоречие в XX веке постепенно снялось вследствие повышения уровня жизни и распространения демократии — подавляющее большинство населения в т.н. цивилизованных странах стало востребовано в качестве электората.

 

В России конфликт между социальными и либеральными ценностями изначально носит особо острый характер. Ф.М. Достоевский выразил свое мнение через героя в романе «Идиот»:

«Но я на русский либерализм нападаю, и опять-таки повторяю, что за то, собственно, и нападаю на него, что русский либерал не есть русский либерал, а есть нерусский либерал».

«…либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все».

В России либеральные идеи в основном поддерживались интеллигенцией, которая изначально была антигосударственно настроена[3].. Историк М. Диунов пишет:

«Фактически оппозиционность досоветской интеллигенции есть прямое следствие ее антинационального характера, вызванного тем, что русская интеллигенция возникла как самозваное сословие, призванное к жизни государством, но плохо вписанное в социальную среду, этим же государством сформированную.

Интеллигенция — это типичное третье сословие и его поведение типично для третьего сословия в эпоху абсолютизма. Т.е. абсолютная антигосударственность и стремление прорваться к власти, уверенность, что именно третье сословие и владеет тайнами того, как правильно управлять государством. В России третье сословие оформилось не на базе мелкой и средней буржуазии, ибо буржуазия как раз была удачно инкорпорирована в социальную структуру Российской империи благодаря системе гильдий и сословию купцов… государство решило вырастить образованный слой из среды горожан и священников, но при этом сохранить привилегии дворянства и не инкорпорировать разночинцев в благородное сословие. Эта промежуточность статуса с самого начала оказалась для разночинной интеллигенции роковой. Призванная служить государству, интеллигенция не получала от государства признания и быстро затаила на государство зло. В результате к моменту начала либеральных реформ Александра II уже оформилась ситуация, когда интеллигенция традиционно занимала оппозиционное положение к государству и властям.»

Именно интеллигенты — не путать с интеллектуалами! — породили диссидентов в Советском Союзе, а сейчас, в РФ, занимаются «правозащитой» против русского народа.

 

Думаю, не имеет смысла расписывать либеральные реформы 90-х — все и так прекрасно в курсе. Напомню лишь, что на 1 января 1992 г. около 100 млн. граждан России, т.е. практически едва ли не все взрослое население страны, хранили в государственных сберегательных кассах на 140 млн. счетов суммарно 400 млрд. руб. Либеральное правительство втихую, без официального уведомления и получения согласия кредиторов, осуществили акционирование государственного Сбербанка, т.е. преобразовали его в коммерческое учреждение. А затем объявили либерализацию цен — и сбережения населения превратились практически в ничто.

Также не стоит забывать про приватизацию и ее последствия.

Джеффри Сакс, американский экономист, один из разработчиков политики «шоковой терапии» в Боливии, Польше и России, с осени 1991 года по январь 1994-го был руководителем группы экономических советников президента России Б. Ельцина. И вот что сказал даже этот монетарист:

«Главное, что подвело нас, это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями... И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства — служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».

Приватизация была не экономическим актом, а политическим — целью было не передача предприятий в частные руки за адекватную цену, и даже не просто раздача баснословных богатств узкой клике. Целью было уничтожение социалистической системы любой ценой.

 

Для понимания последствий либерализма важно понимать его суть. Либерализм заявляет священность Прав Индивидуума, только индивид может решать, что ему выгодно, что полезно и т.д. — больше никто не должен это делать. По крайней мере, пока тот не нарушит права других Свободных Индивидуумов.

Такой подход элементарно нежизнеспособен на практике.

Дело даже не в том, что многие не очень-то привыкли обдумывать свои поступки (скажем, либералы часто выступают за легализацию наркотиков — мол, пусть человек сам решает, принимать ему наркотики или же нет), и странно надеяться на их осознанность решений, ответственность и проч.

Просто такая система, как она пропагандируется, устойчива не более, чем карточный домик.

Постулат либерализма: индивид всегда должен быть «последней инстанцией», никто не должен каким-либо образом навязывать ему решения. Нет никаких «объективных» подходов, все субъективно — «что хочу, то и ворочу, пока не наношу напрямую вред другому индивиду». Важно, что косвенный вред не учитывается: все отношения есть продукт договора свободных индивидов, и если кто потерял на сделке — то сам виноват.

Другой постулат: поскольку невозможно оценить вред от насилия объективно, а свобода фетишизируется, то заявляется: любое насилие над человеком есть безусловное зло. И наоборот — свобода принимать решения есть безусловное благо.

А теперь давайте вспомним классическую проблему узника, которая в той или иной форме регулярно проявляется в жизни.

Напоминаю суть: двое арестованных становятся перед выбором. Если оба не оговорят друг друга, то каждый получит некий срок — скажем, три года. А если один заложит другого, то получит всего год, зато другой — десятку.
Таким образом, выгоднее обоим молчать, но — только обоим одновременно. А вот в частном порядке можно и заложить подельника — и пусть сидит червонец, зато сам через год выйдешь. При этом понятно, что правила поведения «сразу всех заложить» не работают: тогда оба получат по десять лет.

Если рассматривать в общем виде, не сводя к уголовщине, — вполне себе жизненная ситуация.

Либеральная этика во всей красе: если думать лишь о себе, то оба получат максимум. А вот если следовать тоталитарным принципам — будет выгодно обоим.

Продолжим пример с арестованными. Сидят они, думают, а в камере появляется мрачный такой пахан и ненавязчиво так говорит «за жизнь» на тему «Не люблю тех, кто сотрудничает с полицией. Вот так не люблю, так не люблю, что как узнаю — сразу топлю в параше. Вот такой я непосредственный».

И под воздействием такой тоталитарной угрозы насилия выигрывают оба арестованных, что характерно.

Важно: выбирающих решение может быть много. Девяносто девять заключенных молчат, один всех заложил — все. И с ним ничего нельзя сделать предварительно, даже если он заявляет о своем намерении: это будет насилие!

Но уголовники — это так, для наглядности. А если на страну напали оккупанты?

С одной стороны — всем надо идти защищать Родину. Но, с точки зрения либерализма, принуждать никого нельзя, если не подписал контракт, прямо это обязывающий. И, понятно, риск большой…

Процитирую на эту тему LJ scholar_vit:

«Дело в элементарном выживании. Чтобы понять это, рассмотрим следующую ситуацию. Мне, правда, кажется, любезный читатель, что тебе уже стало скучновато. Ладно, расскажу тебе сказку.

Племя диких мизесов собралось у костра. Все знали, о чем разговор: у их пещеры обосновался лев, таскавший зазевавшихся мизесов. Как с ним бороться, племя знало: мужчины племени окружали льва и стучали в барабаны. Рассердившийся лев прыгал и напарывался на копье, выставленное загонщиками. Дело было опасное: часто лев успевал убить охотника до того, как попадал на копье. Но сделать это было надо, и притом всем вместе: в бою со львом один на один у мизеса шансов не было, а если льва не убить, то он постепенно съест всех. На львов охотились не впервые, и каждый раз перед охотой проводился ритуал Добровольного Согласия. Каждый взрослый мужчина по очереди выходил к костру и говорил: "Если все пойдут, то и я пойду. Моя клятва вступает в силу, когда все ее произнесут". И когда последний мужчина произносил клятву, все вставали и шли на охоту. Это был очень важный ритуал: мизесы ненавидели насилие, и никогда не использовали его друг против друга. Поэтому на охоту можно было пойти только добровольно.

Но сегодня отлаженная церемония дала сбой. Фон Хайек, подойдя к костру, сказал:

— У меня плохой запах. Все в племени это знают, — женщины племени согласно закивали. — Льву он тоже не понравится. Так что меня лев не съест. А вот если я буду у него над ухом в барабаны бить, может и задрать. Я не иду на охоту.

Что было делать племени? Фон Хайек мог быть прав, а мог быть и нет: никто не знал, как именно лев относится к запахам. Но это и неважно. Важно то, что теперь все мужчины племени были освобождены от клятвы.

Кое-кто предложил, чтобы на охоту пошли только те, кто хочет избавиться от льва. Но это тоже не имело особого успеха: все мужчины немедленно обнаружили у себя плохой запах.

Впрочем, даже если бы добровольцы нашлись, ситуация не улучшилась бы. Этого льва они бы убили, но стало бы ясно, что альтруистическое поведение не способствует выживанию его носителя. Тут даже не важно, задается альтруизм наследственностью или воспитанием, геном или мемом: в племени диких мизесов у альтруиста больше шансов погибнуть, а потому через пару поколений добровольцев бы точно не нашлось.

Так погибло гордое племя диких мизесов.

А как эта проблема решалась не в сказке, а в жизни? Как выходили из положения люди, а не мизесы? Известно как: сильно хитроумный получал затрещину, после чего шел охотиться на льва. Собственно, с этой затрещины и началась история человека как общественного животного. В этой истории было много грязи, много крови, много жестокости и глупости. Но это наше наследство. Либертарианцы хотят отказаться от наследства. Для них история есть ошибка. Это их право, конечно — но тогда непонятно, почему они считают возможным жить в цивилизации, на этой ошибке основанной.

…Логика — это мясорубка. Она перемалывает заложенные в нее аксиомы. И если заложить гнилье, то вкусной колбасы на выходе не получишь. А основная аксиома либертарианцев: человек есть рациональное создание, принципиально непостижимое для других людей, знающее, что для него хорошо, соблюдающее свое слово и уважающее частную собственность, — не соответствует действительности».

Даже на бытовом уровне неприменимость принципов либерализма очевидна, стоит хоть чуть задуматься.

Скажем, в некоей квартире жилец разводит тараканов, клопов, блох и так далее. Согласно либерализму, что-либо предпринять можно лишь тогда, когда набеги насекомых на соседние квартиры уже начнутся. И сравните КПД действий: когда легче провести дезинсекцию, как только обнаружится нечистоплотность соседа или когда килограммы шестиногой живности перестанут помещаться в исходной квартире?

Я в данном случае — за тоталитаризм санинспектора, и плевать мне на «неотъемлемые права личности» завшивленного соседа. Ратующие за его свободу самому принимать решения могут поселить его к себе в квартиру.

 

Для либерализма имманентно присуще двуличие.

Либералы всегда выступают за свободу — но не за любую свободу, а лишь ту, которая не мешает либерализму. В противном же случае они становятся крайними тоталитаристами с ходу — в тюрьму всех противников свободы!

А, главное, заявляемое главенство свободы в их системе — фикция.

У либералов индивид никогда не рассматривается сам по себе, как отдельная личность. К этому всегда прилагается частная собственность — даже если ее фактически нет, она просто приравнивается к пренебрежимо малой величине, и «теоретически» она все равно есть.

Личность для либерала — это не мыслящий и чувствующий индивид, а лишь субъект, имеющий право владеть чем-либо и реализующий это право.

Важно понимать, что частная собственность — это вовсе не категория отношения между индивидом и неким объектом. Если нет других людей — то какое значение, принадлежит ли что-либо юридически субъекту или нет?

Частная собственность — это именно что категория отношений между людьми! Если нечто мое — то я не просто могу им воспользоваться, я разрешаю или не разрешаю пользоваться этим другим. Самому объекту невозможно что-либо запретить/разрешить — это лишь инструмент.

Частная собственность всегда есть ограничение чужой свободы!

Важно: речь идет не о личной собственности, а именно о частной — причем на то, что не требуется [в значительном размере, по крайней мере] иметь в личной. Те же пресловутые средства производства, к примеру.

 

Нельзя забывать, что возможности реализации свободы зависят от ресурсов, и многие корпорации уже имеют ресурсов больше, чем некоторые страны.

«Мы, либералы и прогрессисты, знаем, что бедняки равны с нами во всех отношениях, если не считать того, что они нам не ровня» © Триллинг Лайонел

Либерализм последовательно противостоит национализму: либерализму нужен весь мир как торговый рынок и источник ресурсов, а население — лишь в роли потребителей, ну и для маскировки — как электорат.

Либерализм последовательно противостоит социализму: либерализм против патернализма и за социал-дарвинизм.

Сегодня, когда при помощи либеральной революции начала 90-х годов власть в России захватили откровенные антинациональные силы, под либерализмом следует понимать систему взглядов, защищающую бандитов, мошенников, предателей, извращенцев от негативного отношения населения. Либерализм защищает свободу олигархов и чиновников грабить и обманывать, и при этом игнорирует права человека труда защищать свои интересы.

Либерализм — идеология, наиболее вредоносная для России.

 

Есть два сорта граждан, называющих себя либералами.

Первые — это космополиты, поборники толерантности и мультикультурализма. Они рады всем иностранцам без разбору, благословляют гастарбайтеров и чуть ли не считают не-белый цвет кожи универсальной индульгенцией.

Вторые же ровно наоборот: заявляют, что либерализм — он не для всех, а только для белых, для европейцев, а прочие пусть прозябают во тьме и нищете. И даже среди белых некоторые равнее, чем другие.

Обе группы объединяет ярко выраженная русофобия. Только первые называют русских «фашистами», а вторые «азиатчиной». Которые гаже? Как говорится, «оба хуже». Для них само существование большой, сильной и самостоятельной России — недопустимое безобразие.

 

Примечание: сейчас пытаются продвинуть либератарианцев вместо либералов. Мол, либералы себя скомпроментировали, а вот есть такие правильные либертарианцы, они за свободу по-правильному!

Суть — ровно та же самая, как ее не маскируй: как можно больше вседозволенности частному капиталу!

 

Как верно заметил А. Панарин, такие понятия классического либерализма, как гражданская самодеятельность и ответственность, гражданская самоорганизация, по понятным причинам считаются небезопасными применительно к народам, которых хотят лишить суверенитета. Поэтому акцент делается на меновой теории. Нацию хотят превратить в неорганизованный конгломерат безответственных менял, которые выносят на рынок, организованный победителями, все, запрашиваемое внешними заказчиками.

«Современную либеральную идеологию можно понимать как процедуру разложения всех обществ до уровня несвязанного одноклеточного состояния. Эту одноклеточность представляет либеральный индивид, порвавший все социальные связи и обязательства и выступающий в качестве носителя единственного интереса — своего частнособственнического.»

 

Ну и напоследок наглядное: «…апартеид — это правда, а какие-то всеобщие права человека — ложь. … Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое, и хватит врать про права человека и про правозащитников. А то, как бы не срубить сук, на котором мы все сидим» — Валерия Новодворская, «Не отдадим наше право налево!», газета «Новый взгляд» N46 от 28 августа 1993г.

КОНСЕРВАТИЗМ

Консерватизм — это идеологическая приверженность традиционным ценностям и порядкам, социальным или религиозным доктринам. В политике — направление, отстаивающее ценность государственного и общественного порядка, неприятия «радикальных» реформ и экстремизма. Во внешней политике ставка на укрепление безопасности, применение военной силы, поддержку традиционных союзников, во внешнеэкономических отношениях — протекционизм.

В консерватизме главной ценностью принимается сохранение традиций общества, его институтов, верований и даже «предрассудков», хотя при этом не отвергается развитие общества, если оно является постепенным, эволюционным. Одна из главных черт консерватизма — неприятие революционных изменений.

В качестве идеологии консерватизм сформировался как реакция на Французскую революции и ее эксцессы. Противостоит либерализму, требующему экономических свобод и социализму, требующему социального равенства.
Понятно, что по своей сути тормозит как развитие социума, так и научно-технический прогресс. «То, что было хорошо для наших предков, хорошо для нас».

 

Однако в современности консерватизм не особо актуален, зато получил развитие так называемый неоконсерватизм — идеология и политическое движение, стремящееся к распространению в мире традиционных ценностей западной цивилизации.

Отличительной чертой неоконсерватизма является призыв к агрессивному и бескомпромиссному внедрению либерализма и демократии в странах с авторитарными режимами. Это течение, в частности, оправдывает связанные с этим нарушения принципа невмешательства в суверенные вопросы других государств. Американские неоконсерваторы ради своих целей активно поддерживают применение военной силы против враждебных США стран.

В современной литературе и журналистике за приверженцами неоконсерватизма прочно закрепился термин «неокон».

Основные положения современной неоконсервативной программы были изложены В. Кристолом и Р. Каганом в 1996 году. Суть их была выражена в следующем: США призваны осуществлять «благотворительную глобальную гегемонию» (англ. benevolent global hegemony) во всем мире на основе своего международного влияния и авторитета, возникшего в результате международной и оборонной политики прошлых лет.

Авторы статьи предлагали следующие «три императива»:

1. Мощное увеличение военного бюджета.

2. Пропаганду патриотизма и милитаристских ценностей среди гражданского населения, «единение народа и армии», рекрутирование в ее ряды как можно больше добровольцев.

3. «Моральная чистота» (англ. moral clarity) действий — не дожидаясь появления угроз, активно внедрять во всем мире американские политические принципы — демократию, рыночную экономику и уважение к свободе.

Характерно, что многие неоконы ранее были троцкистами и выступали против сталинского Советского Союза. Это и не удивительно: если Троцкий призывал к перманентной революции и насаждению коммунизма, то неоконы также призывают к перманентному и насильственному насаждению американской демократии. Суть методов одна и та же, причем у неоконов это получается удачнее.

Очевидно, что для русских и России неоконы представляют собой прямую угрозу.

 

Нельзя забывать и про так называемый «русский национальный консерватизм», который сейчас пытается занять нишу умеренного национализма — мол, лучше мы, чем те националисты, которые социалисты.

По сути этот русский консерватизм укладывается в известную формулу «Православие, самодержавие, народность», только с мелкой коррекцией на современность — понятно, что призывать восстановить монархию как-то несовременно (но некоторые об этом интеллигентски так вздыхают, мечтательно).

Сформировалось это течение славянофилами-интеллигентами со всеми понятными последствиями. Желающие могут сами поинтересоваться историей этого движения в конце XIX — начале XX веков, практический же интерес представляет современное положение дел.

Консерваторы заявляют как ценность патриотизм и «мягкий» национализм — но при этом в русофильско-кондово-лапотном варианте. Разумеется, все звучит обтекаемо-интеллигентно, но Россия противопоставляется Западу не политически, идеологически и т.д., а именно что «духовно». Такой подход на практике означает отказ от заимствования даже полезного, что можно было бы и перенять с Запада как отдельный элемент. Одно дело — собственный путь развития, и другое дело — самобытность. Чтобы не писать много текста, поясню на примере — помните бояр и Петра Великого? Казалось бы, заставлять брить бороды — дикость, но надо было ломать систему «что было хорошо для наших предков, то хорошо и для нас» комплексно. Перегибы тогда были, и сейчас тоже явно не стоит слепо копировать Запад (как по сути предлагают либералы), но надо заимствовать полезные элементы из всего — и из прошлого, и из чуждых систем. Но именно как элементы — и строить из них свою, русскую систему. Развивающуюся, а не консервативно устремленную в прошлое.

Собственно говоря, именно это — самая большая претензия к консерватизму. Уроки прошлого надо изучать и учитывать, но невозможно развиваться, ориентируясь на прошлое. Консерватизм неизбежно приводит к застою, и приходиться применять чрезвычайные меры, чтобы сохранить нацию и государство. Некогда этим пришлось заниматься Ивану Грозному, затем — Петру Великому. Александр III при всем своем положительном отношении к русскому не рискнул отказаться от консерватизма, и царская династия выродилась до Николая Кровавого, которому было не очень-то интересно, что там происходит с Россией. Затем большевики, наворотив много чего, скажем так, своеобразного (впрочем, с учетом всех условий того времени — я как-то не вижу, кто и как тогда мог бы навести порядок лучше), пошли на прорыв во времена руководства Сталина. А вот после его смерти власть оказалась опять у консерваторов, только от коммунизма. Пустая идеологическая официозность — это не способ руководить Империей.
Так называемый «застой» закономерно вылился в желание народа избавиться от консерватизма, развиваться далее — и в ловушку «перестройки» народ тоже попал благодаря консерватизму: люди не могли представить, что правительство может предать и народ, и страну. Консерваторы-от-коммунизма быстренько перековались в неоконов-от-либерализма.

Современный русский консерватизм имманентно включает в себя православие — оно назначается на роль «духовного фундамента» социума, причем априорно. В редких случаях, когда консерватор не является православным сам, он все равно не имеет ничего против руководящей роли православия (знаю один такой случай).

Весьма странно заявлять составляющей национальной идеи позицию, которую не разделяет значительная часть нации, не так ли?

И еще одна общая черта: все русские консерваторы (исключений не припоминаю) в той или иной степени негативно относятся к временам Советского Союза. Тогда, знаете ли, с «духовностью» были проблемы, а то, что шло развитие от сохи до атомной бомбы — это так, мелочи, консерваторов мало интересующие.

Короче говоря, так называемый русский национальный консерватизм — это явно интеллигентское течение (и, следовательно, вредоносное), а его роль — пытаться занять нишу «умеренного национализма». Любой консерватизм прямо противоречит развитию, нельзя этого забывать.

ДЕМОКРАТИЯ

Обсуждая либерализм и неоконсерватизм, нельзя не затронуть демократию (это тоже идеология, но несколько более «общая») — она навязчиво продвигается как единственно возможное внутриполитическое устройство, причем именно в виде либеральной демократии, с ее игрой на выборах (в лучшем случае, если нет прямых подтасовок — помните, были результаты более 100% на отдельных участках?).

Дело в том, что под брендом демократии продвигается вовсе не демократия.

Демократия — это, с теоретической точки зрения, такая форма правления государством, которая осуществляется через прямое народовластие (прямая демократия) либо через представителей, избираемых народом или какой-то частью народа (представительная демократия).

Однако, если хоть немного подумать, то демократия в том виде, в котором она есть сейчас, — это всего лишь симулякр.

Государством всегда управляют те люди, которые реально умеют это делать и организация власти всегда, при любом строе и в любой стране одинакова с этой точки зрения. Меняется лишь внешняя форма, которая отвечает текущим целям и нуждам правящей элиты. Мнение населения в любом современном государстве никакой роли не играет. Точнее: это мнение формирует сама элита с помощью СМИ, и оно именно такое, какое требуется.

Демократии — именно как «власти народа» — не существует. Она была возможна в древнегреческих городах-полисах, когда народа было не так много и теоретически мог выступить действительно каждый, а методы обработки толпы еще не были достаточно развиты. Да и то все это относилось к свободным горожанам-мужчинам, и только. Право голоса отсутствовало не только у рабов, но и у женщин, к примеру. И в Новгороде в Вече участвовали только свободные главы городских семей, а не все горожане подряд, и уж тем более не участвовали крестьяне подконтрольных Новгороду деревень. Американская демократия допускала на определенном этапе рабство, а затем до шестидесятых годов двадцатого века сегрегацию негров.

Демократия сейчас — это механизм снятия персональной ответственности и облегчения управления необразованной массой населения. Демократия превозносится тогда, когда общество стабильно идет к цели, которую определила элита, и для того, чтобы общество от этого курса не отклонялось. А какая партия победит на выборах — не имеет никакого значения.

«Современное понятие демократии предполагает также не просто власть большинства, а власть большинства при учете и уважении прав и интересов различных меньшинств: политических, национальных, этнических, социальных, культурных, а также прав, свобод и интересов каждой отдельной личности» — стандартный «рекламный» концепт.
Но давайте подумаем. Если большинство будет издавать законы «под себя», то какие именно интересы различных меньшинств не будут соблюдаться?

Если их интересует то, что большинству безразлично — тогда ведь законы мешать не будут, не так ли? Законы «против филателистов» или «против лыжников» специально принимать вряд ли будут. Получается, что интересы меньшинств, представляющие интерес для законодательства, — это именно те интересы, которые вызывают отторжение у большинства. Скажем, требования гомосексуалистов на официальный брак, усыновление детей и т.д.

Итак, получается, что на деле демократия (в современном виде, Афины не берем) — это такое социальное устройство, при котором декларируется, что большинство имеет власть, но при этом законы издаются «под меньшинства».

Демократия приводит в современных условиях не к жизни согласно воле большинства, а к тому, что любая перверсия в мозгах населения получает наименование «демократической свободы» и начинает не просто отстаиваться, но и получать преимущество перед большинством de facto. Наглядные примеры — антирасизм в Штатах, сексуальные меньшинства всех видов и так далее. Всегда можно объявить себя угнетенной стороной, представителем какого-либо меньшинства и на этом основании требовать к себе льготного, исключительного отношения. Это и называется «достижениями демократии».

В современном мире реально демократических государств нет, хотя каждое мало-мальски цивилизованное государственное образование стремится обозвать себя именно «демократией». Надо помнить, что называть демократией что-либо, отличное от действительной власти народа — значит сознательно или неосознанно заниматься подлогом, обманом и манипуляцией общественным мнением.

В современности совершена подмена сути понятия «демократия»: под этим «брендом» везде подсовывается охлократия — «власть толпы». Каковая толпа — так называемый электорат — легко обрабатывается средствами массовой информации и т.п.

Кто будет избран? Тот, за кого проголосовало большинство. Причем избирательное право всеобщее (демократия, кстати говоря, родилась в рабовладельческом обществе, и рабы, знаете ли, не голосовали). Ни один разумный человек не рискнет утверждать, что все, принимающие участие в голосовании, разбираются в политике, экономике и т.д. Но, как ни странно, не вызывает недоумения то, что согласно их голосам решается судьба как политики, так и экономики через избираемых ими депутатов. Как может человек понять, разбирается ли кто-то другой в определенной области, если сам в ней ничего не смыслит?

«Демократия предполагает, что заурядные люди обладают совершенно незаурядными способностями» — У. Форстер

Таким образом, кандидату на выборах (не учитываем возможность фальсификации таковых) надо понравиться большинству — говоря проще, толпе. Достаточно легко понять, чего жаждет толпа, или, что одно и то же, средний человек: безбедного существования, гарантий спокойствия, отсутствия необходимости постоянно повышать свой уровень (средний человек всегда либо считает себя образцом для подражания, либо уверен, что нечего «быть слишком умным») и, желательно, не думать вообще ни по какому поводу.

Итак, чтобы быть избранным, надо потакать народу во всем и оказывать ему знаки уважения; естественно, внешние. Таким образом, всегда изберут не самого знающего в управлении, политике, экономике или другой нужной области, а самого красноречивого и обаятельного. Более того, немаловажно и количество денег, затрачиваемых на избирательную компанию. Как поступил бы разумный человек, если бы его попросили выбрать из нескольких кандидатов? Он попросил бы их биографии, планы, которые они собираются после избрания осуществить в экономике, со всеми выкладками и обоснованиями, и, после изучения этих и других материалов, сделал бы свой выбор. Как поступает обычный избиратель? Делает то же, что и всегда — смотрит телевизор и читает газеты. И кто там будет больше обещать и чаще фигурировать, за того он и проголосует.

«Великий человек толпы. Легко дать рецепт того, что толпа зовет великим человеком. При всяких условиях нужно доставлять ей то, что ей весьма приятно, или сначала вбить ей в голову, что-то или иное было бы приятно, и затем дать ей это. Но ни в коем случае не сразу; наоборот, следует завоевывать это с величайшим напряжением, или делать вид, что завоевываешь. Толпа должна иметь впечатление, что перед ней могучая и даже непобедимая сила воли; или, по крайней мере, должно казаться, что такая сила существует. Сильной волей восхищается всякий, потому что ни у кого ее нет, и всякий говорит себе, что, если бы он обладал ею, для нее и его эгоизма не было бы границ. И если обнаруживается, что такая сильная воля осуществляет что-либо весьма приятное толпе, вместо того, чтобы прислушиваться к желаниям своей алчности, то этим еще более восхищаются и с этим поздравляют себя. В остальном такой человек должен иметь все качества толпы: тогда она тем менее будет стыдиться перед ним, и он будет тем более популярен. Итак, пусть он будет насильником, завистником, эксплуататором, интриганом, льстецом, пролазой, спесивцем — смотря по обстоятельствам» — Ф.Ницше, «Человеческое, слишком человеческое»

Вот к этому и сводится вся демократия — депутатам надо добиться избрания, и для этого лучше всего, чтобы электорат был как можно менее умным и как можно более внушаемым. Тогда на него легко воздействовать лозунгами типа «Голосуйте сердцем!», а мозгами пользоваться — это лишнее.

 

Важно: демократия не является самоценностью. Более того, призывы к ней — всегда лицемерны. Она может применяться при некоторых условиях (все тихо-мирно, и не к спеху) в небольших коллективах, и не более того. Так называемое общественное мнение берется отнюдь не из мнения электората — оно всегда формируется лидерами. И хорошо, если только убеждением, а не обманом и т.п. Много вы знаете выбранных депутатов, делегатов, президентов и т.п., которые выполнили свои предвыборные обещания?

Демократия — это просто такие правила игры.

«Демократия — это когда власти уже не назначаются горсткой развращенных, а выбираются невежественным большинством» — Д. Б. Шоу

 

Небезынтересен также факт, что демократия даже теоретически не отвечает тому, чтобы являться «гласом народа». Слышали о «парадоксе Кондорсе»?

Пусть у нас имеются три человека, голосующих по трем вопросам. Первый их них голосует да-да-нет, второй — да-нет-да, третий — нет-да-да.

	Вопрос 1	Вопрос 2	Вопрос 3
Ответ 1-го человека	да	да	нет
Ответ 2-го человека	да	нет	да
Ответ 3-го человека	нет	да	да
Итог (что перевесило)	да	да	да

 Суммарный итог голосования подсчитывается как соотношение сумм голосов «да» и «нет» по каждому из вопросов. В рассмотренном случае суммарный итог голосования будет «да-да-да». Этот итог не отражает мнения ни одного из голосовавших и, естественно, не удовлетворяет никого. Но — демократично!

Знаете, в каком году это было подмечено? В 1785. В одна тысяча семьсот восемьдесят пятом, ага. И что, кто-либо озаботился сменой систем голосования, которые — математически доказано! — не адекватны?

Лауреат Нобелевской премии Кеннет Эрроу уже в XX-м веке проанализировал проблему подробнее, и доказал, что не существует рациональных правил общественного выбора, учитывающих мнение всех членов общества — т.н. теорема Эрроу. Он выделил пять условий, ныне общепризнанных как существенные для демократии, при которой социальные решения принимаются путем выявления предпочтений отдельных личностей, иными словами — по результатам голосования. Как выяснил Эрроу, всем перечисленным условиям в совокупности отвечает только диктаторский, но не демократический выбор. Иными словами, нужно выбрать какого-нибудь произвольного члена общества и осуществлять общественный выбор в соответствии с предпочтениями этого «эталона». Других рациональных с точки зрения математической науки правил не существует.

Так что демократическое голосование не является адекватным даже с сугубо математической точки зрения, без учета возможных подтасовок и «голосования сердцем».

 

Еще одно интересное наблюдение, без всякой математики, от А.С. Панарина:

«…вселенная частного предпринимательства — это атомарная (номиналистическая) вселенная. При других допущениях, касающихся неизбежной групповой и ценностной причастности и связанных с нею предпочтений, основные концепты рыночной теории — конкуренция, эквивалентный обмен, равновесная внепротекционистская среда — становятся неприменимыми. Это же касается и формальной — представительной демократии. Демократические выборы лишь тогда являются процедурой открытия того, что невозможно было бы узнать заранее, когда граждане ведут себя не в качестве неизменно лояльных членов своих социальных групп, а в качестве свободных атомов, меняющих свои политические предпочтения в зависимости от выгоды и конъюнктуры. В противном случае потенциальное распределение голосов было бы известно заранее — в соответствии с групповой (классовой) принадлежностью избирателей. Следовательно, рыночное демократическое общество намеренно игнорирует сверхатомарные культурные и социальные реальности — в противном случае сами его основания могут быть поставлены под вопрос. Поэтому абстрагирование от коллективных смыслов и отрицание устойчивой групповой идентичности являются принудительными для общества, объявившего в качестве своего кредо ”честную конкуренцию” и демократию. То, что в реальности сталкиваются на рынке и взаимодействуют в политике не изолированные социальные атомы, а группы, позиции которых заведомо неравны, современной либеральной теории запрещено замечать».

И в самом деле, в России большинство — русские, трудящиеся, гетеросексуалы и т.д. По большинству социумно значимых вопросов, таким образом, и голосования-то проводить не надо, и так все ясно. Но голосования проводятся, т.е. сама идея основана на том, чтобы убедить электорат проголосовать против собственных интересов. Скажем, рабочего — за интересы олигархов.

«Но это означает, что ни в коем случае нельзя путать электоральное большинство с народом как коллективным субъектом истории. Если народ — субъект, то у него есть его коллективная воля, которая может быть известна заранее и которая не сводима к воле составляющих индивидов, живущих под знаком своих мелких частных интересов. Между тем вся система либеральной демократии работает с отдельными избирателями, противопоставляет их друг другу, манипулирует ими, ”тасует” их, как карточную колоду. Само выражение “борьба за голоса избирателей” потеряло бы всякий смысл в случае предположения (защищаемого марксизмом), что люди ведут себя как лояльные члены тех групп, с которыми их связывает общность социального положения, происхождения и судьбы. В таком случае результаты выборов всегда давали бы заранее просчитываемый результат, соответствующий удельному весу соответствующих классов в обществе. Если рабочий класс составляет, к примеру, около 70% населения страны, то и партия (или партии) рабочего класса не сможет не получить на выборах примерно того же процента голосов. В такой ситуации партия буржуазного меньшинства была бы заранее обречена: ведь она могла бы рассчитывать лишь на голоса тех, кто реально входит в круг буржуазных собственников. Иными словами, в такой системе народное большинство всегда будет находиться по ту сторону буржуазного меньшинства. Поэтому для действия буржуазной политической демократии как стохастической системы, в которой реальность не наследуется как исторический факт, а конструируется посредством политических избирательных технологий, необходимо дезавуировать само понятие народа, или народного большинства, обозначив его нейтрально — как электорат, или электоральное большинство».

 

Не надо ловиться на шаблоны, которые усиленно навязываются. Думать надо самостоятельно, не шарахаясь от «страшных слов», оперировать фактами, а не мифами. Как пример, С.Г. Кара Мурза, «Потерянный разум»:

«Эта деформация мышления изживается очень медленно, это видно и на удивительной судьбе живучего слова “тоталитаризм”. 29 августа 2001 г. я участвовал в “круглом столе”, собранном в “Литературной газете” и посвященном интригующей теме: куда девается природная рента (то есть доход от земли и ее недр), в нынешней РФ? Были видные специалисты и ведущие экономисты, включая академиков Д.С. Львова и В.В. Ивантера. Вел заседание А.С. Ципко. Спора по первому вопросу не было — рента, по закону принадлежащая государству, отдается, вопреки закону, “крупному капиталу”. В общем, все признали и тот факт, что эта рента изымается “олигархами” из хозяйства, оно хиреет и никак не позволит сносно жить большинству народа.

Все при этом также были согласны в том, что при советском строе рента обращалась в капиталовложения — как в хозяйство, так и в науку. Один экономист в качестве шутки сказал, что и сейчас можно было бы воссоздать Госплан для изъятия и использования природной ренты. Но, как добавил он, для этого необходим тоталитаризм. И почти все засмеялись — нет, они не хотят тоталитаризма, они хотят демократии. И продолжили — как лучше наладить взаимодействие правительства с олигархами, по мелочам. У меня мелькнула мысль, что за одним столом сидят люди и людоеды — и обсуждают кухонную утварь. Так велика была магия слова тоталитаризм, что даже почтенные академики не решились сказать: господа, что за чушь вы говорите! Все эти идеологические бирюльки имеют ничтожное значение по сравнению с тем, что страна в этой системе экономики явно не может выжить — вот о чем должны думать экономисты».

 

Нельзя забывать также и о том, что демократия представляет собой сугубо гомеостатическую социальную систему, для которой характерно искусственное торможение темпов развития (особенно при отсутствии внешней опасности). Демократия выражает интересы так называемого «среднего класса» — самого консервативного слоя населения, которому, с одной стороны, достаточно хорошо живется, а с другой — есть что терять. При этом не забываем, что на современном Западе имеет место культ потребления. Вследствие всего этого отсутствует мотивация что-либо менять.

И опять А. Панарин, о т.н. среднем классе: «Либерально-номиналистическая версия справедлива лишь при допущении, что на социальный статус индивида и его будущее групповая принадлежность не имеет никакого влияния и все определяется исключительно личными достоинствами и усилиями. Современная либеральная теория среднего класса целиком основывается на последней презумпции. Средний класс в этом контексте — не особая группа наряду с другими, а собрание отличившихся индивидуалистов, которые своим успехом обязаны исключительно себе и воздерживаются от попыток классовой и групповой идентификации.

Сегодня американские миссионеры пытаются насаждать это мировосприятие в бывших социалистических странах. При этом преследуется двоякая цель.

Во-первых, помочь стабилизации посткоммунистических режимов, которые в большинстве случаев являются проамериканскими. Населению, замордованному ”реформами”, предлагают не верить собственным глазам — игнорировать факт неслыханной социальной поляризации, деления общества на связанные групповой порукой коррумпированные “верхи” и загоняемые в гетто “низы”, и вместо удручающей действительности лелеять идеологически заданный образ “свободного среднего класса”.

Во-вторых, постепенно демонтировать такое “архаическое” понятие, как народ — коллективный субъект истории. Пока он существует, сохраняя способность проявить свою волю, победу американизма в мире невозможно считать “полной и окончательной”».

 

Также нельзя забывать, что еще ни один кризис ни одним государством не преодолевался при помощи демократических методов — как в политике, так и в экономике. Всегда положение спасали не «невидимая рука рынка» или «всенародное обсуждение», а вполне себе тоталитарные методы. Будь то индустриализация в СССР или преодоление Великой Депрессии в Америке.

 

Примечание. Не стоит думать, что я выступаю за отмену демократии как таковой.

В Сети можно встретить высказывания недалеких людей, которые рассуждают приблизительно таким образом: «Дуракам нужно запретить голосовать, тогда умные будут избирать правильно, и наступит рай на Земле». При этом себя они относят почему-то именно к умным, хотя критики такого рода не учитывают психологически вполне корректную естественность стремления народа к «арифметическому равенству» как к проявлению всеобщей справедливости. Народ сам добивался права «избирать и быть избранным», и некогда с оружием в руках отнимал это право у существующей власти. И все это происходило именно в общих рамках борьбы за справедливость.

Психологическая значимость стремления к справедливости очень высока. Это стремление является одним из самых активных сложных мотивов, для достижения которого субъект способен пойти на очень многие лишения. Вот что, например, говорит Платон («Государство») о стремлении к справедливости: «Когда человек сознает, что он поступает несправедливо, то, чем он благороднее, тем менее способен негодовать на того, кто, по его мнению, вправе обречь его на голод, стужу и другие подобные муки: это не возбудит в нем гнева… А когда он считает, что с ним поступают несправедливо, он вскипает, раздражается и становится союзником того, что ему представляется справедливым, и ради этого он готов переносить голод, стужу и все подобные этим муки, лишь бы победить; он не откажется от своих благородных стремлений — либо добиться своего, либо умереть».

Всеобщее избирательное право — это не что-то, навязанное кем-то свыше, а проявление стремления народа к справедливости. Именно так и никак иначе — только всеобщее право избирать может удовлетворить стремление народа к справедливой организации общества. И если это всеобщее право реализовано в демократическом государстве — то это является реализацией актуального общественного стремления. Поэтому употребление в качестве критического довода всеобщности избирательного права происходит от элементарного недоосознания социально-психологического закона: общество самоорганизуется так, как оно в состоянии организоваться. Организоваться на основе собственных понятий о справедливом устройстве.

Критика того, что является естественным для общества, напоминает критику прямохождения человека на основании того, что физически на четырех точках опоры конструкции получаются устойчивей.

Таким образом, всеобщее избирательное право не может быть элиминировано из общественной жизни без серьезных последствий.

Причина деструктивности демократии не в этом, а в том, что совершается стандартная человеческая подмена цели средством. И, сохраняя институт демократии, надо подходить к его организации ответственно и разумно, понимая как недостатки системы, так и отсутствие разумной альтернативы. Скажем, вполне разумен подход «Ответственность — для ответственных», который в политике может быть реализован в виде закона, который предусматривает уголовное наказание за невыполнение обязанностей на выборной должности надлежащим образом (проект «Армии Воли Народа» Ю. Мухина), включая невыполнение предвыборной программы.

 

 

 

Но самое главное — это понимать роль демократии в современном обществе.

«Тем, кто еще всерьез верит в демократию (любую) стоило бы задуматься: отчего это нынешние власть имущие так поддерживают эту систему? Отчего всем внушается мысль, что демократия — наилучшее из возможного, хоть и не без изъянов?

А между тем польза от демократии только одна: народная легитимация сговора элит. Необходимо повязать население коллективной ответственностью за происходящее. Хорошо бы, конечно, всех, но хватит и "политически активного", ибо всегда можно сказать, что у остальных была возможность, но они ею не воспользовались, а нежелание "делать выбор" — это тоже выбор и т.п.

Мол, это же вы сами "выбрали". Это же вы сами "достойны" своего правительства и депутатов. Ваше оно, это правительство и депутаты, вас представляет.

Стало быть, и ничего гундеть, а обижаться надо только на себя, если что не так. В крайнем случае, надейтесь на завтрашние выборы. Ну или там на послезавтрашние.

Главное — надейтесь.

В основе современной демократии — актуализация чувства коллективной ответственности и коллективной вины.

Очень удобная штука.

Ну а уж позаботиться о том, чтобы население "выбирало" решение не проблем, а псевдопроблем, выбирало не из проф. управленцев, а из проф. демагогов, имидж и представление, презентованное СМИ, а не политику — пара пустяков в современном мире.

Ужасная проблема (коей любят пугать прежде всего сами политики): "а что же вместо демократии?!", по сути сама по себе псевдопроблема — именно поскольку демократия — лишь декорация, театральщина. Вместо нее попросту ничего не нужно — исчезни с завтрашнего дня она, в мире бы по большому счету ничего бы не изменилось. Ну, разве что за исключением безработицы среди некоторого количества пиарщиков. Альтернатива нужна не демократии, а олигархии, власти элит». © LJ Vidjnana

 

Позднее примечание: см. также работу 2014 года «Демократия без прикрас».

ФАШИЗМ

Первая ассоциация, возникающая в современной России, — это «русский фашизм». Из Русской Энциклопедии[4]:

Русский фашизм — один из ярлыков, использующийся для запугивания рядового гражданина, обывателя. Активно внедряется в массовое сознание так называемыми правозащитниками и другими сторонниками превращения России в постоянно гниющую рану межнациональной вражды. «Русскими фашистами» власть имущие и их подпевалы из интеллигенции называет тех, кто борется с разрастающейся этнической преступностью, выражает свое мнение против засилья иммигрантов из дальнего и ближнего зарубежья (например, из Китая, Азербайджана, Таджикистана), в том числе из республик, формально входящих в состав России (например, из Чечни) и борется за усиление положений коренных наций России во всех жизненно-важных сферах. Аналогичным образом власть использует такие слова, как экстремизм, расизм, разжигание.

Налицо манипуляция общественным мнением, попытки создать образ несуществующего врага, чтобы затмить им реальное положение вещей, когда представители Русского народа находятся в своей собственной стране на положении третьесортных граждан, которых каждый может унизить, оскорбить или даже убить без каких-либо серьезных последствий для себя. Это видно на примере того, что любое преступление против Русского объявляется обыденным преступлением, не достойным даже рассмотрения (а посему большинство таких преступления просто скрываются), а преступления Русского против инородца, иноземца или иноверца тут же получают самую широкую огласку в средствах массовой информации, губернаторы берут дела́ под свой личный контроль, личный состав внутренних войск бросается на поиски мифических «русских фашистов» и скинхедов, в результате чего в конечном итоге на скамье подсудимых оказываются невиновные люди, оказавшиеся не в том месте и не в то время.

 

Термин «фашизм» здесь специально используется для придания однозначно негативной окраски, так как во время Великой Отечественной войны мы сражались с «немецко-фашистскими захватчиками». Однако этот термин не верен — гитлеровцев именовали «фашистами» потому, что было как-то идеологически подозрительно воевать одной социалистической стране против другой, национал-, но тоже социалистической.

Так что же такое фашизм?

Давайте обратимся к первоисточнику. Бенито Муссолини, совершив поход на Рим в октябре 1922 г., взял государственную власть. Через десять лет он изложил свои мысли в программной работе «Доктрина фашизма». Именно в этом в этом труде изложено то, что называется фашизмом.

Приведу несколько цитат.

«Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством, представляющем универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании»

Для понимания этой сентенции надо осознавать два положения.

Современный либеральный дискурс рассматривает индивидуалистичность как самоцель, как фетиш. Речь идет вовсе не о недопустимости «причесывания под одну гребенку», а о культе «что хочу, то и ворочу». Характерно, что отклонение от традиционной этики и культуры как раз приветствуется как «самовыражение», а вовсе не преследуются. Фашизм выступает против толерантности на стороне естественных для каждого социума ценностей.

Однако фашизм признает индивида только как часть государства. В этом и состоит его принципиальное отличие от национализма: нация — это высшая стадия развития этноса, на котором он образует государство; следовательно, государство не может быть «первичнее» нации. В случае националистического государства государство служит нации. А вот в случае компрадорского правительства — как, например, сейчас в России — разница наглядна: «для фашиста все в государстве и Ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства».

Крайне важна концепция «Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств 19-го века. Наоборот, государство создает нацию...»

Все очень четко: первично именно государство. Именно это и является сутью фашизма. Антинаучность подхода разберем далее, в обсуждении вопроса о национализме.

Да, животное «благосостояние-счастье», столь любимое либерализмом, противоречит фашизму, но оно подменяется слепым служением государству. Важно то, что не ставится вопрос о целях государства и т.д.% оно самоценно.

Конечно, «по отношению к либеральным доктринам фашизм находится в безусловной оппозиции, как в области политики, так и экономики». Тем не менее здравое отрицание либерализма не дает положительной программы. Можно привести аналогию с армией: та же централизованная структура, самоотверженность служения и т.д. и т.п. И точно также возможно использование в любых целях.

У фашизма нет своих целей; он может служить лишь орудием, средством.

Кроме того: «Фашизм — концепция религиозная; в ней человек рассматривается в его имманентном отношении к высшему закону, к объективной Воле, которая превышает отдельного индивида, делает его сознательным участником духовного общения. Кто в религиозной политике фашистского режима останавливается на чисто оппортунистических соображениях, тот не понял, что фашизм, будучи системой правительства, также и прежде всего, есть система мысли. ... Если бы фашизм не был верой, как создал бы он стоицизм и мужество у своих рядовых членов?»

В самой Доктрине честно указано, что фашизм — подразумевает не научные и т.д. обоснования, а именно что веру. Уверуй, что фашизм — лучший общественный строй, и поймешь, что это так и есть. Знакомо, не так ли?

 

Процитированное — уже история. Актуален ли фашизм сейчас?

Да, просто он маскируется.

Цитирую свою статью «Миф постиндустриализма»: «...изобретатели концепта постиндустриализма отнюдь не скрывали своих целей, нередко обозначая их в явном виде: “базисом становятся транснациональные корпорации”. Вот и секрет Полишинеля: все свелось — как и следовало ожидать — к Большому Бизнесу и его выгодам. Все равно, на чем зарабатывать, лишь бы побольше. Поэтому страны и всякие там национальные особенности должны прекратить свое существование, корпорации должны быть транснациональными и тогда Рука Рынка все расставит по местам.

Более того, речь идет не о какой-то абстрактной культуре, которую как-то выработает человечество в новую эпоху. Все проще — постиндустриализм “относится к массовой культуре и ее экспорту из США как к закономерному следствию пространственно-временной коммуникационной революции”.

Вот теперь все ясно: дело сводится к экспорту массовой культуры из США и превращение всего населения планеты в потребителей таковой. Под чутким надзором транснациональных корпораций. Вам нравится такая концепция? Мне — нет.»

А вот рассуждения Н. фон Крейтора, «Глобализм как современная форма фашизма»:

«Профессор экономики Оттавского университета в Канаде Михаил Чоссудовский подчеркивает, что нет никакой принципиальной разницы между Международным Валютным Фондом (МВФ) и НАТО. Как МВФ, так и НАТО являются институтами американской гегемонии в Новом мировом порядке и служат в качестве инструмента американского экспансионизма и экономического неоколониализма, проводя для достижения этих целей планомеренные военные действия. МВФ средствами экономики, НАТО — военной силой. МВФ и НАТО — якоря Нового мирового порядка. Профессор Чоссудовский подчеркивает, что:

“Когда представители Международного Валютного Фонда приезжает в какую-нибудь страну и требуют уничтожения социальных и экономических институтов страны в качестве условия для получения займа — эта стратегия аналогична физическому уничтожению инфраструктуры страны бомбами НАТО. МВФ приказывает закрыть больницы, школы и заводы. Эта стратегия МБФ намного эффективнее и дешевле, чем физическое уничтожение тех же госпиталей, школ и заводов бомбардировками сил НАТО. Результаты войны средствами экономики, проводимой МВФ и традиционной войны силами НАТО тождественны — разрушение страны.”»

Итак, что мы имеем в сухом остатке?

Глобализм подразумевает единое мировое правительство — не имеет значения, открытое или закулисное, главное — его наличие. Финансовая транснациональная верхушка обоснованно претендует на эту роль.

Глобализм подразумевает тоталитаризм — как бы таковой не маскировался под демократию, давно понятно, что выборы — это фарс, и все зависит от рекламных компаний и т.п. Что также сводится к финансам.

Глобализм никак не учитывает национальные/расовые интересы — он именно что формирует общечеловека, т.е. «государство формирует нацию».

Глобализм основан на вере, что он неизбежен, причем действительно весомых аргументов нет — лишь подразумевается, что все противники глобализма априорно слабее.

Глобализм подразумевает уничтожение населения до минимума, необходимого для обслуживания «золотого миллиарда».

Глобализм — это современный фашизм.

Понятно, что сильная независимая Россия — не в интересах глобализма.

 

Примечание: иногда некоторых почему-то очень волнует вопрос «можно ли назвать общественный строй в СССР фашистским» и т.п. Нет, нельзя: Советский Союз действовал на благо народа, а не делал государство самоценностью. Разумеется, далеко не все было идеально, а после смерти Сталина партноменклатура начала забывать о народе, но и тогда речь шла не о примате государства, а о личных эгоистичных интересах номенклатуры, не более того.

КОММУНИЗМ

Обычно под коммунизмом подразумевают, согласно Марксу, такую организацию общества, при которой экономика основана на общественной собственности, а частная собственность упразднена.

Традиционный (или классический) марксизм указывает на неизбежность революции в деле построения коммунистического общества, где решающая роль отводится пролетариату и его авангарду, организованному в политическую партию — партию рабочих, в противоположность всем другим, буржуазным партиям.

Для понимания, что такое коммунизм, важно понять, что его идея подразумевает разделение нации на классы, противостоящие друг другу — т.е. происходит разделение нации с одной стороны и глобалистское объединение пролетариата разных наций и стран с другой. Карл Маркс вообще заявлял, что «пролетарий не имеет отечества». Также: «Национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации — выдумка буржуазии» — В.И. Ленин.

Очень важно понимать, что коммунизм утопичен: подразумевается, что ресурсов бесконечно много, их хватает на удовлетворение потребностей любого рода и у всех. При этом не предусмотрено механизма противодействия паразитам вида «работать не хочется, а вот потребности ого-го какие!».

Коммунизм — «каждому по потребности» — это именно что вариант «рая на Земле». Помните евангелие от Матфея (20:1-16)? «Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию; и, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тяготы дня и зной. … Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных».

Сравните с лозунгом «кто был ничем, тот станет всем». Именно что не «достойные станут всем», а «кто был ничем, вне зависимости от достоинств».

Коммунизм — это стремление «получить на халяву», мечта паразита. Или же — идеология прекраснодушного мечтателя, который считает, что если ему не нужен золотой унитаз, яхта или там собственная футбольная команда — то никто это в потребности не запишет, а все будут дружно трудиться в имя светлого будущего.

Чтобы составить представление о коммунизме, можно вспомнить Троцкого сотоварищи, которые хотели загнать все население страны в трудовые армии и раздувать пожар мировой революции за счет России.

Здесь налицо сходство с фашизмом: человек рассматривается лишь как ресурс.

 

Коммунизм — утопичен. В советские времена честно говорилось, что для коммунизма нужен «человек новой формации». Впрочем, Хрущев как-то обещал построить коммунизм еще в 70-х годах прошлого века…

Суть в том, что любая утопическая система, рассчитанная на некоего «идеально подходящего населения» непригодна в принципе — люди не идеальны. Скажем, если все граждане сознательные и не совершают преступлений — то силовики не нужны. Но если почти все такие сознательные, а вот несколько человек — нет? Или — заезжие гастролеры? То-то же.

И в любом случае — если предположить, что как-то получилось в отдаленном будущем воспитать такого вот человека поголовно — то весьма странно заявлять, что это будет непременно коммунизм. Слишком большие изменения будут во всех областях жизни, чтобы говорить что-либо определенное. Помните, как в XIX веке думали, что самая большая проблема городов XX века будет заключаться в уборке лошадиного навоза с улиц. Мол, движение станет таким интенсивным…

При этом — важно! — полностью не учитывается психология. Если по времена Маркса это было простительно, то сейчас — уже нет. Есть такой роман-утопия И.А. Ефремова, «Час быка». Описано как раз такое коммунистическое общество Земли, которое сталкивается с совсем другим социумом на чужой планете, причем там, помимо цивилизации, есть и дикари. И есть в книге эпизод, когда несколько землян-коммунаров погибают из-за дикарей. Стояли и ждали, хотя легко могли уничтожить.

«— Наши гости! — проорал полуголый, налегая на первое слово. — Скоро ты будешь наша… — и он сделал жест, не оставляющий сомнений в судьбе Тивисы.

Женщина Земли не смутилась и, не дрогнув, сказала:

— Разве вы не понимаете, что катитесь в бездну без возврата, что накопленная в вас злоба обращается против вас же? Что вы стали собственными палачами и мучителями?»

Вот приблизительно так наивно выглядит коммунистический идеал (согласен, что в одном из представлений, а не абсолютно, но тем не менее). И результат закономерен:

«— Конечно, у каждого СДФ есть резательный луч, инфразвук для обрушения препятствий, наконец, фокусированный разряд… Но я не понимаю вас!

— Такая проницательная женщина — и не может понять, что, вместо того, чтобы расходовать энергию на защитное поле, надо истребить негодяев.

— Они этого не сделают!

— Даже если вы прикажете им?

— Я не могу отдать такого безнравственного приказа. Но если б даже и попыталась, все равно никто его не исполнит. Это один из главных устоев нашего общества».

Результат понятен — гуманисты-пацифисты закономерно погибают.

А если в обществе будет нормой крошить зарвавшихся дикарей резательным лучом — а это должно быть нормой! — то и внутри общества будут эксцессы, никуда от этого не деться. Человеческий материал не отличается разумностью. Но, перефразируя Сталина, скажу, что других людей у нас нет.

Ну и напомню заодно, что коммунизм — это марксизм, по отдельности я их что-то не припоминаю. Ловушка разбирается чуть далее.

СОЦИАЛИЗМ

Социализм сейчас «не в моде». Логика (то, что за нее выдается) приблизительно такова: социализм был в СССР, а государство развалилось; значит, социализм не жизнеспособен. Самые образованные вспоминают про национал-социализм в Рейхе и радуются: тоже проиграли! Однако при этом тщательно не вспоминают растущую мощь Китая (или же пытаются заявить, что там-де не социализм). А если говорить о прошлом — также стыдливо замалчивается, что Рейх победил de facto всю Европу, вел войну даже в Африке — и был побежден (причем Европа уже работала на Рейх) только Советским Союзом, другим социалистическим государством. После чего СССР в течение практически полувека противостоял всему «цивилизованному миру». И до сих пор РФ живет за счет «задела» советской власти...
Так почему же социализм старательно «выводят из дискурса»? Чем является социализм на самом деле?

 

Для начала надо четко уяснить одну простую, но очень важную вещь. Социализм НЕ является «переходной стадией к коммунизму»! Социализм — вполне самостоятельная концепция, НЕ основывающаяся на марксизме, как пытаются уверять марксисты.

Понимание социализма именно как «переходного этапа к коммунизму», и только так, по меньшей мере странно. Про «переходный этап» заявляла именно что большевистская пропаганда, почему именно эта точка зрения заявляется как эталонная? Давайте вспомним утопический социализм Кампанеллы, Мора, Фурье, Сен-Симона, Оуэна и т.д. — термин «социализм» появился раньше, чем марксизм, и тот не имеет права узурпировать трактовку. В конце концов, Третий Рейх был национал-социалистическим, а коммунизмом там и не пахло.

Основой социализма является именно что забота о народе, а не социал-дарвинизм в разных формах, а также государственное управление стратегическими ресурсами и производствами. Марксисты лишь попытались монополизировать термин и подогнать трактовку под свои коммунистические нужды.

Одно из стандартных определений:

«Социализм — экономическая, социально-политическая система, характеризующаяся тем, что процесс производства и распределения доходов находится под контролем общества. Важнейшей категорией, которая объединяет различные направления социалистической мысли, является общественная собственность на средства производства, которая заменяет собой частную собственность.»

Первый тезис правилен: именно «под контролем общества», а вовсе не «отобрать всю частную собственность», как во втором тезисе.

Все просто: при социализме государство должно работать на народ. При этом, понятно, нельзя раздавать в частные руки стратегические производства, давать право собственности на природные ресурсы и т.д. Но при этом не стоит и лишать права построить частное придорожное кафе, к примеру.

Социализм необходим, но не в марксистском варианте, а с разрешением свободы предпринимательства на мелком и среднем уровне, что решит проблему как с глобальными государственными задачами (наука, образование, армия, промышленность и т.д.), так и позволит решить насущно-бытовые проблемы населения.

Попытка свести социализм к «переходной стадии» коммунизма — это стремление навязать выбор из двух зол, которые «оба хуже».

Карась, как тебя жарить — на масле или в сметане? Выбирай!

Человек, выбирай — либерализм/капитализм или же коммунизм.

Обратите внимание: оба выбора зациклены на деньги. При либерализме (экономически — капитализме) деньги открыто заявляются сверхценностью, на которой завязано все. При коммунизме, казалось бы, деньги вообще отрицаются — но теория-то завязана именно на деньги!

Нет, господа и товарищи, это не идеология должна обслуживать экономику, а наоборот — исходя из принятой идеологии надо строить работоспособную экономическую модель. «Экономические законы» — это выдумка шарлатанов, которые выступают как «эксперты».

Здесь нет времени подробно расписывать всю систему (хотя бы найдите и посмотрите фильм «Деньги как долг»), но лишь один нагляднейший пример: либералы заявляют, что-де «рука рынка» все расставит по своим местам, не так ли? И будет всем счастье в немереных количествах. А теперь вспоминаем, что ни один экономический кризис нигде не был преодолен рыночными средствами, а лишь государственным управлением — т.е. социалистическим инструментом. Причем в кризис-то загоняет как раз либерализация рынка!

Более того: нередко приходилось слышать аргумент вида «зато пока нет кризиса, в капиталистических странах лучше живется». При этом ненавязчиво забывается, что капстраны — это не только США и Западная Европа с Англией. Полно стран «третьего мира», вполне себе капиталистических, где уровень жизни — ну, вы понимаете. Так что прелести капитализма надо считать по всем капиталистических странам, а не только по «золотому миллиарду».

 

Небольшой, но очень наглядный пример. Достаточно свежий, сентябрь 2009 года.

Бельгийские фермеры вылили три миллиона литров молока на землю.

«Ценители великой Невидимой Руки и Священного Экономикса, как вы знаете, обожают рассуждать о том, что при социализме творится жуткий дефицит.

А вот, мол, свободный рынок — тот сам собой производит небывалое изобилие.

Хотя хорошо видно, что именно свободный рынок — это главный производитель дефицита. Потому что много платят только за то, чего мало. А за то, чего много — не платят.

Из этого следует один простой и очевидный вывод.

Если социализм найдет способ накормить всех людей на планете — этот способ будет реализован.

Если капитализм найдет способ накормить всех людей на планете — этот способ будет уничтожен.

И так со всем остальным.

Вся экономика направлена на то, чтобы люди жили плохо. Не может в принципе существовать экономики, в которой люди живут хорошо. Это противоречит самой сути рынка.

В самом Священном Экономиксе так и написано: "Экономика бла-бла-бла как что делать при ограниченных ресурсах".

Поэтому при появлении неограниченных ресурсов адепты Экономикса уничтожают их.

Запомните и запишите: любой сторонник Экономикса — это сторонник вашего голода, вашей нищеты, ваших болезней, ваших мучений и вашей смерти от нехватки ресурсов. Всеми своими действиями он добивается именно этого» © LJ asocio

Фермеры, знаете ли, протестовали против либерализации закупочных цен на их продукцию. Есть производитель, есть продукт, есть потребитель. Но производитель сидит с убытками, потребитель пухнет с голоду, а продукт уничтожается.

Свободный рынок, все довольны, все счастливы.

При социализме такое представляете?

 

Социалистический способ производства не подвержен кризисам по внутренним причинам и действительно обеспечивает более высокую производительность труда: в СССР с середины 30-х и до 60-х. осуществлялся социалистический способ производства, и темпы роста были фантастическими. Социализм — это не просто другая форма собственности на средства производства, но — главное! — и другой способ производства, исключающий понятие прибыли (как основу). После реформы Косыгина в СССР был экономически не социализм, а некий «госкапитализм» (потом поговорим подробнее).

 

Так вот, если капитализм (и, соответственно, либерализм) и коммунизм — это экономические идеологии, то социализм, не отрицая деньги как средство, не завязан на них идеологически.

Нельзя оценивать человека только через призму экономики!

Я прекрасно понимаю сложность и относительность трактовки термина «справедливость», но я сейчас пишу публицистическую статью, а не философскую монографию по этике, поэтому можно принять для простоты остенсивное определение: будем рассматривать как справедливость понимание этого понятия русским народом. Вполне справедливая трактовка на территории России, не так ли?

И тогда становится все просто.

Кто не работает, тот не ест — справедливо. Под работой понимается именно работа, физическая или умственная, а не спекуляция и ростовщичество — справедливо. Гости должны вести себя с уважением к хозяевам — справедливо. Начальник может быть суров, но справедлив. Государственный муж может иметь привилегии, но не жалеть за Русь живота своего. И так далее.

Социализм — это прежде всего социальная справедливость.

Справедливо, чтобы базовые потребности были легко реализуемы. Жилье, бесплатное образование, медицина и т.д.

При этом несправедливо, если будут жировать спекулянты и тунеядцы.

Справедливо, чтобы каждый, независимо от происхождения и материального состояния, имел возможность получить какое угодно образование, если он его честно «тянет», и затем мог достойно служить народу и стране.

Патернализм по отношению к народу в целом — справедливо. Не менее справедливо применение мер социальной защиты, включая высшую меру, по отношению к антисоциальным элементам, предателям и врагам народа (да, я не опасаюсь этого штампа).

Экономика же должна служить целям развития нации и быть адекватна производственным силам, а не служить отправной точкой.

Справедливо платить столько, чтобы ни у кого не стояла проблема выживания. Справедливо позволять иметь в частной собственности предприятия, если собственник действует на пользу народу и государству. Если же имеет место паразитизм, собственность целесообразнее национализировать в общественную, оставив возможность для выкупа другим предпринимателям или рабочим артелям.

Справедливо, что природные ресурсы, включая землю, не должны находиться в частной собственности (возможно, кроме небольших участков под личные дома).

Большевики победили в свое время не потому, что идеи Маркса понравились рабочим и крестьянам, а именно потому, что они призывали к справедливости: фабрики — рабочим, землю — крестьянам. Неожиданный приход к власти был осуществлен именно такой синхронности лозунгов с чаяниями народа.

 

Важно: можно встретить возражение, что под понятие справедливости можно подвести все, что угодно. Скажем, «если много работать — то станешь миллионером, и это справедливо». Американская мечта.

Парадокса нет — просто надо не вырывать ситуации из системы.

Скажем, Генри Форд изобретал, организовывал, поддерживал рабочих, делал нужное дело — вполне справедливо, что он разбогател. Но это было давно, а современные миллионеры именно что не занимаются производительным трудом, а спекуляциями, мошенничествами (даже если юридически все по закону), «торговлей воздухом» и проч. А во многих и многих случаях — попилом бюджета и т.д. Не справедливо.

«Кто не работает [хотя может], тот не ест» — справедливо. «Кто не может работать, помирает с голоду» — не справедливо. И т.д.

Еще раз: понимание справедливости отличается у разных этносов, но, как я не раз писал, социализм и не может не быть националистическим.

А вот попытки продвинуть некие «общечеловеческие ценности» — это именно что работа над тем, чтобы подменить понимание справедливости чуждой моралью, направленной на уничтожение этносов и национальных государств. Причем мораль эта — искусственно созданная, выгодная именно либералам-капиталистам. Образно ее можно описать как «чтобы коровы меньше ели и больше давали молока, их надо поменьше кормить и побольше доить» — причем чтобы они сами думали, что так и надо.

Чтобы совсем не уйти от темы, приведу пример, с которым, думаю, каждый сталкивался. Если не лично, то слышал.

Ситуация: есть несколько приятелей, которые регулярно пьют пиво вместе. Скажем, коллеги по работе после трудового дня. При этом — это не навязанное общение, им именно нравится компания. Материальное положение у них разное (или же неравномерное во времени).

Есть две модели поведения:

1. У кого сейчас есть деньги, тот и платит. Все скидываются.

2. Каждый покупает сам себе. У кого больше денег — то покупает себе пива больше или лучшего сорта.

Обратите внимание: оба типа поведения — заявляются как справедливые, вот только справедливость разная. И тут надо смотреть, на что направлена какая трактовка.

1. Как можно пить/есть лучше, чем твой товарищ за тем же столом? Сегодня угощу я, а когда у меня денег не будет — меня угостят. А если у меня денег все время больше, но мне приятно общаться — то я буду угощать товарища, у которого с деньгами трудности (иногда получается так, что один и тот же человек в одной компании угощает других пивом, а в другой — его самого угощают дорогим коньяком). Взаимопомощь, община, социалистическое общество.

2. Разве справедливо платить за других? Это же мои деньги! Ну и что, что общаться приятно — я буду пить свой коньяк Х.О., а он — дешевое пиво. Отчуждение, атомарность, либеральное общество.

Важно: тут нередко начинают заявлять, что-де все позиции равны и т.д. Это — ровно та же либеральная пропаганда.

Надо смотреть на то, к чему приведет соответствующая позиция. Это легко понять, если утрировать позиции.

Первая — это «я не считаю, что разница в материальном положении является чем-то важным, другие факторы приоритетнее», ну и про взаимопомощь уже сказал. Вторая позиция — это именно что становление денег как сверхценности, разобщение населения.

Ну а дальше уж сами думайте — какая позиция полезнее для развития во всех смыслах — от психологического на уровне индивидов и до научно-технического прогресса. Какой социум удобнее эксплуатировать, каким легче манипулировать, et cetera.

 

В качестве примера отличия социализма от либерального общества — один из моих любимых отрывков из С.Г. Кара-Мурзы («Советская цивилизация. Том 1»):

«Помню, когда разбуженные перестройкой лирики побежали из ГДР за призpоком сыра в ФРГ, в испанской газете поместили интересный диалог одной женщины с чиновником, который обустраивал ”беженцев из тоталитарной ГДР”. Женщина была довольна и помещением, и пособием, она пришла только спросить, куда ее сыну ходить на тренировки. Он учился в спортивной спецшколе, уже был мастером спорта по плаванию и нуждался в тренере высокого класса. Так вот, она беспокоилась, чтобы его не записали абы куда. И чиновник пришел в бешенство: “Все, фpау, социализм кончился. Ваш мальчик должен сам зарабатывать деньги на тренера. Сколько заплатит, такой и будет тренер”.

Почему же вспылил чиновник? Об этом была огромная статья в ”Вашингтон пост” в мае 1992 г. под заголовком “Стена проходит у нас в голове” — о той духовной пропасти, которая обнаружилась между весси и осси. Полезно и нам послушать, в чем упрекают весси своих восточных братьев: осси за сорок лет привыкли жить в роскоши. Мы, мол, бьемся как рыба об лед, довольны пиву с сосиской (домику, “опелю”, “мерседесу” — согласно доходам), а у них каждая сопля мечтает о смысле жизни, хочет быть чемпионом миpа или хотя бы ученым. А чем же недовольны осси? Тем, что их благополучные братья оказались ужасно вульгарны — довольны пиву с сосиской (домику, “опелю” и т.д.). Да после таких признаний немцы должны памятник Хонеккеpу поставить.»

 

При этом важно понимать, что социализм без национальной ориентации бессмысленен и превращается в оправдание дегенерации, расового смешения и паразитизма худших. Интернационализм мы уже проходили. Вытягивания нерусских на цивилизованный уровень за счет русского народа больше быть не должно, должно быть именно взаимовыгодное сотрудничество. История четко показала, что дело даже не в «имперстве наизнаку», когда сателлиты живут за счет метрополии, а в том, что некоторые этносы в принципе не понимают доброжелательного отношения. Социализм — это не теория всеобщего равенства, это практика организации социума «для своих» в соответствии с естественными законами.

Но и национализм без социализма — фикция! Если нет социальных гарантий, то нет заботы о всей нации, а лишь о части таковой (скажем, так называемый «национал-либерализм» постулирует преференции для некоего «среднего класса»). Но раз нет патернализма по отношению ко всей нации, то какой же это национализм? (вопрос о том, что к нации очевидно не относятся те, кто сам не желает себя к ней относить, а также олигофрены и проч., здесь не раскрываю за очевидностью) Забота о нации реализуется во всей полноте именно в варианте «семейной» организации общества, где даже труд умелого сантехника считается вполне достойным (и оплачивается выше прожиточного минимума). А не при традиционно противопоставляемом социализму капитализме, где в условиях т.н. свободного рынка выше прочих ценится искусство впарить покупателю побольше некачественного товара.

 

«Необходимо… добиться такого культурного роста общества, который бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей, чтобы члены общества имели возможность получить образование, достаточное для того, чтобы стать активными деятелями общественного развития, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными на всю жизнь, в силу существующего разделения труда, к какой-либо профессии» — И. В. Сталин

Так вот, если есть пресловутая уверенность в завтрашнем дне, если в социуме считается неприличным не трудиться, а спекулировать, если благо народа и благо государства понимается как одно и то же — а иначе какая справедливость? — то развитие неизбежно.

Когда каждый может реализовать свой потенциал на общую пользу, когда за вред народу и государству «реформатор» ответит головой — развитие неизбежно.

Это и есть социализм.