Вообще-то рассказ полностью на христианскую тематику, здесь приведен как пример того, что толкований Библии может быть бесконечное множество, и нико никогда не докажет, что одно из них - самое правильное. В связи с этим есть подозрения, что такового не наблюдается в принципе.
И бросив сребренники в храме,
он вышел, пошел и удавился.
Мф. 27,5
Шла уже к концу пасхальная трапеза, и были уже произнесены пророчества о скорой смерти и воскресении Сына Человеческого, и предсказано троекратное отречение Петра... Уже была заповедана Вечеря Господня и преломлен и благословлен хлеб, и пущена по кругу чаша. Уже были изречены смутные и странные слова о предстоящем предательстве, и все двенадцать, пряча глаза, пытались угадать, к кому обращены этот намек и это подозрение.
Один только Иоанн, тщетно претендовавший на роль любимца, продолжал ластится к Учителю...
Тогда спросил Иуда, не выдержавший неизвестности:
- Не я ли, Равви?
И услышал в ответ:
- Это ты сказал.
С этими словами оглядел Иисус своих учеников и столкнулся с мрачным и напряженным взглядом Иуды, самого угрюмого и непонятного из двенадцати. "Суров ты и не слишком добр, но таким я тебя и люблю. Такой ты мне и нужен", - подумал Он и оттолкнув Иоанна, кивнул Иуде на дверь и вышел сам, сказав остальным:
- Я скоро вернусь.
Едва выйдя на улицу, Иуда спросил, глядя в глаз Учителю:
- Зачем ты обидел меня, Господи? Как же я могу предать тебя?
Иисус молчал, не решаясь доверить ученику сокровенные свои мысли. А тот продолжал сыпать упреками, но голос его, вначале суровый и резкий, становился все тише и жалобнее:
- Зачем ты так, Равви? Я ведь люблю тебя! Я лучше умру! Зачем ты так обидел Иуду?
Ученик бессильно опустился на землю, обнял колени Учителя и зарылся лицом в его одежды.
Иисус еще долго стоял молча гладя жесткие курчавые волосы Иуды, потом опустился на землю рядом с ним и еле слышно сказал:
- Время мое близко, Иуда.
- Что ты Равви? - одними губами прошептал ученик, - опять ты говоришь эти слова. Зачем ты хочешь умереть?
- Я не хочу, Иуда. Не хочу. Я плакать готов и молиться, дабы миновала меня чаша сия. Но тот, кто выше тебя, кто выше меня, Он хочет этого. Он, Отец мой Небесный. Его желание - мой долг. Ты понял меня, Иуда?
Ученик поднял испытующий взгляд на Учителя и, давясь своими собственными словами, в ужасе спросил:
- Ты решишься наложить на себя руки? Или повелишь кому из учеников?..
Чуть заметная усмешка тронула губы Иисуса.
- Что ты, Иуда. Противна Господу такая смерть.
- А какая смерть ему угодна, Учитель?
Иисус замолчал надолго, потом тихо произнес:
- Не смерть угодна Господу, пусть даже смерть во имя Его. Не смерть. Должно сбыться реченное Господом через пророков. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Ты хочешь обречь себя на жестокие муки?
- Я уже говорил тебе, Иуда, - мягко произнес Иисус, - Не я, не я этого хочу. И более того, не просто смерть ждет меня. Мне должно быть осужденным и умереть как преступнику. И есть, есть жаждущие этого. Первосвященники и книжники, и старосты общинные. Они давно ополчились на меня и схватили бы уже, да никак не решатся. Я бываю в храме и проповедую по площадям, и толпы ходят за мной. А им бы застать меня одного, без толпы. Ведь если люди слушают мои слова, верят мне, они растерзают любого, кто поднимет руку на меня. Когда же говорить начнут они, первосвященники, а я буду в узах, тогда толпа захочет растерзать уже меня. Молчи, Иуда. Я не боюсь, я жду этого. Но, поверишь ли, до сих пор ни один из этой толпы не смог, не захотел, не знаю уж что, но не предал меня. Хотя, наверное, синедрион готов заплатить немало серебра тому, кто отважится на это.
- Нет такого человека, Учитель!
- Должен быть, должен найтись такой человек. Я надеюсь на тебя.
- Ты хочешь, чтобы я предал тебя? - вскричал в ужасе Иуда, не желающий верить словам Учителя.
- Ты должен сделать это.
- Но почему я?
- Кроме тебя - некому.
Слезы показались на иудиных глазах.
- Почему ты не пошлешь Петра, Андрея, Иоанна, наконец?
- Потому что дух их слаб. Вера сильна, а дух немощен. Симон-Зелот, и тот стал кроток как ягненок, а был ведь воином. Ты говоришь: Петр, Андрей... Сам увидишь - нынче же Петр отречется от меня, хотя я его не могу укорять за это. Поверь мне, Иуда, я перебрал всех двенадцать, но только тебя счел достойным.
Это были те самые слова, которые смогли дойти самой глубины иудиной души. Последний и самый незаметный из учеников мечтал о первенстве. О таком, как у Петра и Андрея, первыми призванными для служения Господу. Или таком, как у Матфея, который ходит повсюду со своими табличкам и записывает все слова и дела Иисуса. Или, хотя бы, таком, как у Иоанна, который возомнил себя любимым учеником и ест и спит подле Учителя. Теперь он мог сказать себе: "Учитель избрал меня, меня - последнего средь равных. Он заметил мою любовь и мою преданность", - и прошептал, целуя руки Иисуса:
- Я сделаю все, как ты скажешь, Господи.
- Бедный Иуда, отозвался тот, - знаешь ли ты на что я обрек тебя, и на что ты сам обрекаешь себя? Ведь тех, кто возлежит в той комнате, тех, кто в страхе разбегутся, когда за мной придут, тех, кто отречется от меня, ведь их всех назовут святыми и праведными. А тебя, единственного верного и доверенного проклянут во веки веков. Ты готов к этому, Иуда?
И куда подевались слезы на глазах ученика? Он ответил чуть хриплым от волнения, но твердым голосом:
- Я готов на все ради тебя, Господи.
- Тебя будут презирать даже мои враги.
- Я готов, Господи.
- Твоим именем будут пугать детей.
- Я готов ко всему. Приказывай. Я слушаю тебя.
- Ты знаешь дом Каиафы? - спросил Иисус.
- Дом первосвященника Каиафы? Конечно, знаю, - Иуда махнул рукой куда-то в сторону иродова дворца.
- Ты пойдешь к нему и скажешь, что знаешь, где найти меня.
- Я сделаю так.
- Ты не просто придешь туда и будешь говорить. Ты начнешь торговаться, станешь требовать себе награду за это предательство. Пусть они думают, что ты делаешь все только ради денег.
- Понимаю, Равви.
- Ты дашь им знать, что сегодня ночью выйду я в Гефсиманию и в Гефсиманском саду буду с избранными учениками. И ты укажешь им на меня.
- Я все сделаю, как надо, Учитель.
- Иди же, Иуда, - проговорил Иисус, целуя ученика, - Иди, а я пойду к остальным.
С этими словами вернулся Он в комнату, где возлежали ученики и, обернувшись, увидел Иуду, идущего за ним следом. Тогда Иисус воскликнул, не сдержав своего гнева:
- Делай скорее, что должен!
Никто из учеников не понял к чему Он сказал это. А так как у Иуды был денежный ящик, то многие решили, что Учитель поручил ему купить что-нибудь к празднику или раздать подаяние нищим. Покинул тогда Иуда трапезу, и побрел заплетающимися ногами к дому, где жили первосвященик Каиафа и Анна, тесть его. А Иисус повел своих учеников в место, называемое Гефсиманией, что на берегу Кедрона и вошел в сад, и стал молиться.
Слуги и рабы не хотели впустить Иуду в дом первосвященника, но едва он произнес имя ненавистного пророка, как двери перед ним распахнулись, и сам Каиафа, оторвавшись от праздничной трапезы вышел ему навстречу.
- Что дашь ты мне, если я предам Его? - спросил Иуда.
Первосвященник утер губы, недоверчиво взглянул на угрюмого гостя и пробормотал еле внятно:
- Ты предаешь своего Учителя? Почему?
- Деньги, - хрипло сказал Иуда, - мне надоело питаться подаяниями. Пусть Он идет своей дорогой, а ты дай мне тридцать сиклей серебра, и я пойду своей.
Жадный Каиафа пожевал губами, прикинул что к чему и предложил свою цену:
- А, может быть, тебе хватит двадцати?
- Тридцать, - упрямо повторил Иуда.
- Ну хорошо. Ты получишь их, - ответил первосвященник, принявший презрение, сверкнувшее в иудиных глазах, за огонек алчности, - где Его найти?
- В саду, в Гефсимании.
- Ты отведешь моих людей туда.
- Сначала отдай мне мое серебро.
Каиафа рассмеялся и бросил к ногам Иуды кошель с деньгами.
- Смотри же! Если обманешь меня, дорого тебе станут эти сребренники.
Тут из-за спины первосвященника появился его тесть.
- Не послать ли к прокуратору за солдатами? - спросил он.
- Ну уж нет. Солдаты отведут его прямо к Пилату, а тот может его и отпустить. Сам знаешь, как этот язычник нас с тобой любит.
- Все равно, без Пилата не обойтись. У него одного есть власть осудить на смерть.
- Но лучше, если мы сами потребуем смерти для нарушителя наших законов, - усмехнулся Каиафа, - тогда он навряд ли полезет в наши внутренние дела. Скажи, - первосвященник вновь обратился к Иуде, - много ли людей с ним?
- Двенадцать. Нет, - поправился ученик, - одиннадцать. Он сам двенадцатый.
- Вот видишь, - Каиафа взглянул на тестя, - наших рабов вполне хватит.
- Только прикажи им захватить с собой мечи и копья. И светильники пусть не забудут - тьма ведь кромешная.
И вот по повелению Каиафы, первосвященника, множество рабов его, предводительствуемые Иудой, вступили в сад. Иисус же тем временем молился. Петр, Иоанн и Иаков Зеведеевы были с Ним. Остальные же ученики были поодаль. А так как время было позднее, то уснули все одиннадцать, и лишь сам Иисус, занятый молитвой, бодрствовал. И увидел Он, что смыкается вокруг кольцо огней, и воскликнул:
- Вставайте, ибо приблизился предающий меня.
Иуда же сказал себе: "Пусть мои уста последними коснутся Его. Это и будет прощание мое", - и сказал рабам первосвященниковым:
- Кого я поцелую - тот и есть. Берите его.
Подойдя к Учителю, он еле слышно вымолвил:
- Прости меня, Господи, и дай мне последнюю благодать - последнее целование.
- Бедный Иуда, - прошептал Иисус, - пусть утешит тебя то, что на небесах ты уже прощен и скоро мы с тобой там встретимся. Поцелуй же меня, Иуда!
И несчастный ученик, едва коснувшись губами щеки Иисуса, рухнул к Его ногам, захлебываясь в рыданиях и не слыша как в страхе разбежались все прочие, как один лишь Петр со своим коротеньким мечом встал на защиту Учителя, и как тот мягко отстранил его и спокойно позволил связать и увести себя.
Холодны иерусалимские ночи в месяце нисане.
К тому времени, как в дом первосвященника привели Иисуса, слуги уже развели во дворе костер и грелись, стоя у огня. Петр, единственный восставший на защиту Учителя, оказался и единственным, последовавшим за Ним. Смешавшись с толпой рабов, подгонявших Иисуса, он пришел на первосвященников двор и тоже стал у огня, как бы греясь.
Тем временем Иуда, очнувшись от своих слез, тоже поспешил к дому Каиафы. Впустили его беспрепятственно, ибо знали, что это тот, который предал своего Учителя и которого наградил их хозяин. Так же свободно он дошел до покоев, где допрашивали Иисуса, и видел и слышал, как Его поносили и издевались над Ним первосвященники и старейшины, и как отправили Его к прокуратору, требуя смерти для этого бродяги за страшное богохульство. Сыном Божьим, видите ли, называет Он себя и Царем Иудейским.
И Петр видел, как вывели Учителя, но не последовал за Ним, потому что кто-то из слуг спросил его:
- А не тебя ли я с Ним видел вчера?
- Нет! - воскликнул Петр, - не знаю я этого человека.
- Не ты ли с мечом в руках защищал Его сегодня в Гефсиманском саду? - узнал ученика один из рабов.
Но тот вновь отрекся. И в третий раз спросили его, и снова он все отрицал. А отрекшись трижды, вспомнил Петр слова Иисуса, произнесенные за трапезой:
- Прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от меня.
Но не петушиный крик услышал он, а увидел холодный взгляд Иуды, выделившего его из толпы и смотревшего пристально, и подумал: "Сейчас он и меня предаст", и закрыл глаза в ужасе. А когда он все-таки нашел в себе силы вновь открыть их, Иуды уже и след простыл. Тогда упал Петр наземь и зарыдал, причитая:
- Господи! Предатель, и тот меня презирает...
Иуде же было не до Петра и его воплей. Желая испить свою чашу до дна, он повсюду следовал за Иисусом. И к Понтию Пилату, и к Ироду. И всюду находился кто-нибудь, кто говорил: "Это тот, который Его предал". И все смотрели на Иуду с презрением. А он шел за Учителем по пятам, не замечая этого презрения, шел в тайной надежде: а вдруг Его освободят. Ведь Пилат считает его невиновным. Да и Ирод тоже. Только Анна с Каиафой требуют смерти...
Но вот уже и толпа, что вчера пела ему Осанну, что по одному лишь Его слову была готова сравнять с землей Иерусалим, сегодня начинает кричать:
- Распни Его!
И с ужасом Иуда понимает, что прокуратор побоится бунта и все-таки прикажет казнить Иисуса, что все идет к этому. Уже солдаты, несущие охрану странного узника, начинают над Ним издеваться. Они бьют его и кричат:
- Эй, пророк! Прореки, кто тебя ударил.
Они надевают терновый венец ему на голову:
- Вот корона тебе, Царь Иудейский!
И, действительно, сдается Понтий Пилат. Он умывает руки и говорит:
- Да будет так!
И на горе, именуемой Голгофой, воздвигают столб с перекладиной, и на глазах всего Иерусалима распинают на нем того, которого звали Иисусом, Учителем, Царем Иудейским... Его распинают, а каждый удар молотка отдается нестерпимой болью в сердце Иуды, который стоит в толпе и бормочет:
- Моя вина, Господи, моя вина...
Он даже не замечает, что начинает говорить в полный голос, и соседи отшатываются от этого сумасшедшего.
Так он стоит почти неподвижно целый день, и люди обходят его стороной, как прокаженного. Ученики, вновь собравшиеся вместе, проклинают его и плюют ему в лицо. Иуда не шевелится. Он молится. Он просит смерти. Быстрой и легкой для Учителя. И для себя. Пусть не быстрой, пусть самой мучительной, но она будет не страшнее тех мук, что терзают его сейчас. И ему чудится, что Иисус шепчет:
- Бедный Иуда...
Однако, когда он открывает глаза, то видит, что Учитель уже мертв, что даже ученики ушли, и никто не хочет убить предателя и облегчить иудины мучения. Тогда он решается. Он идет в храм, где Каиафа готовится к торжественному богослужению. Ведь у него двойной праздник - Пасха и смерть ненавистного пророка. И ничто не может омрачить этого праздника, даже то, что он видит входящего в храм предателя. Но, верный своему сану, Каиафа все же кричит:
- Уходи прочь! Ты нечист. Как можешь ты входить в Дом Господень.
- Это ты нечист, Каиафа, - бесстрастным голосом отвечает ему Иуда, - Ты убил невиновного. Ты убил Сына Божьего.
- Ты богохульствуешь, - говорит первосвященник, но говорит это шепотом, потому что видит, как Иуда лезет к себе за пазуху.
Каиафа мучительно ждет появления кинжала, но вместо этого видит лишь свой кошель с тридцатью сиклями серебра - платой за предательство. И кошель летит к нему в лицо, а первосвященник кричит, в ужасе ожидая того, что последует за этим.
Но Иуда не стал убивать Каиафу. Он даже не хотел этого и не думал об этом. Просто деньги, проклятые деньги жгли ему руки. Против совести своей взял он их, хотя и по воле Учителя. Теперь он вернул долг. Теперь он свободен. И пусть одиннадцать передерутся за право нести учение дальше. Он идет к Учителю. Учитель ждет его.
Иуда покинул храм и вышел из Иерусалима. В пустынном месте нашел он одинокое дерево и сделал из пояса петлю. Повиснув на ней руками, он проверил ее крепость. Потом вдел в нее голову ипрошептал:
- Я все сделал, как Ты велел. Я иду к Тебе, Господи!
(с) Michael the Heretic ([email protected])
Warrax Black Fire Pandemonium™ http://warrax.net e-mail: [email protected]