Лео Таксиль
СВЯЩЕННЫЙ ВЕРТЕП

Часть V

Мы хотим познакомить читателя с весьма любо пытным отрывком из книги, автор которой рассказывает о бесчинствах римского двора. "Павел V так усердно обворовывал верующих, что оказался в состоянии истратить четыре миллиона экю на покупку земель для своего племянника кардинала Боргезе. За триста пятьдесят тысяч экю он купил поместье близ Рима, восемьсот тысяч экю он истратил только на постройки и сады в своем замке; его кабинет был полон редчайших произведений искусства.

Из каких источников добывал он средства? Ведь всему миру было известно, что перед избранием папы семья Боргезе дошла до полного обнищания. Теперь же все переменилось - хищения и воровство сделали Боргезе самыми богатыми синьорами Италии.

Мы будем очень удивлены, если, перелистывая буллы, не найдем на многих страницах имен лиц, удостоенных папских милостей. Павел V прекрасно знал, что милости были дарованы одному и тому же человеку, обожаемому им кардиналу Боргезе. Это имя намеренно скрыто, дабы не смущать тех, кто еще достаточно глуп, чтобы верить в справедливость первосвященника.

Боясь обнаружить собственное невежество, его святейшество не стремится окружать себя образованными и опытными людьми. Именно поэтому он раздает кардинальские шапки безмозглым пройдохам, олухам, лишенным мужества и разума, выполняющим только то, что им нашептывает на ухо папский племянник, ослам, которые пасутся на землях своих приходов, а доходы с них предоставляют кардиналу Боргезе.

Кардиналам Каппони, Барберини, Лотреку и Спиноле весьма затруднительно ответить, в каких городах они изучали литературу, ибо из всех произведений письменности им знакомы лишь векселя, выданные папскому племяннику.

Что касается остальных членов кардинальской коллегии, то лучше всего не спрашивать, чем они занимались до того, как их возвели в этот сан. Один служил органистом, получая ничтожное жалование, другой ухаживал за больными оспой, третий был попросту сутенером, а четвертый возглавлял воровскую шайку и легко мог заработать виселицу за ночные грабежи.

Прежде чем облачиться в пурпур, все они принадлежали к обществу подонков Рима, самого порочного города на земле.

Всем известно, что в Ватикане нет ни справедливости, ни чистоты, там не заботятся даже о том, чтобы скрыть свое гнусное поведение. При свете дня прелаты, облаченные в епископские мантии, отправляются к публичным девкам, не стесняясь убивают мужей и отцов похищенных жен и дочерей.

Что касается самого Павла V, то он только тешится распутством и, как истинный боров, купается в смердящей жиже прелюбодеяния, кровосмешения, мужеложества. Да и как может быть иначе, если он сам отравил жену одного из своих братьев, когда она посмела отказать ему в благосклонности? Как не потворствовать кровосмешению, если он имеет незаконных детей от родной сестры и сам является отцом кардинала-племянника?

Кто посмеет поведать о тех низостях, благодаря которым жена второго брата его святейшества заслужила наименование папессы? При помощи каких постыдных средств она стала полновластной хозяйкой епархии, кардинальских шапок, приходов? Как случилось, что эта новая Иоанна руководит церковью, сидя на апостольском троне с тиарой на голове и небесными ключами в изнеженных руках? Кто посмеет произнести вслух, что папа, высший глава христианства, наместник бога на земле, имеет в лице кардинала Боргезе племянника, сына и любовника одновременно! Неужто владыка-господь решил, что подобные чудовища должны руководить миром!

Неужели люди вечно будут склонять головы перед тиранами? Настанет такой день, когда народы устроят праведный суд над папами и королями и сотрут с лица земли всех деспотов и их соучастников - священников и знать!"

Нечего сказать, почтенная семейка у этого папы - кровосмесителя, мужеложца, грабителя и убийцы!

28 января 1621 года земля была, наконец, избавлена от Павла V, отдавшего после шестнадцатилетнего царствования свою гнусную душу сатане.

Преемником Павла Устал Александре Людовизи, принявший имя Григория XV. Новый папа происходил из известного аристократического рода.

Взойдя на престол, Григорий XV попытался восстановить былое величие папской власти. Ввиду своего преклонного возраста он не мог достаточно энергично заниматься государственными делами и обратился к помощи ордена Игнатия Лойолы. Он создал при Ватикане особый совет, состоявший исключительно из иезуитов, назначив его председателем своего любимого племянника Лудовико Людовизи. Обожаемый племянник, хотя и отметил только двадцать пятую весну, уже отличался всеми пороками, характерными для римского духовенства. Словом, молодой Лудовико был достойным учеником святого ордена.

Сначала его святейшество постарался восстановить свое могущество в Европе. Опасаясь влияния иностранных послов, Григорий издал декрет, обязывавший кардиналов подавать голоса на заседаниях конклава не открытым, а закрытым голосованием.

Все внимание совет уделял мероприятиям, направленным на разжигание фанатизма среди населения Европы, религиозный пыл которого стал заметно остывать. С этой целью Григорий XV канонизировал ряд новых блаженных, и среди них основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу, который, разумеется, более, чем кто-либо, достоин нимба святого.

Так как финансы святого престола находились в это время в довольно плачевном состоянии, хитрый Григорий объявил торжественный юбилей, для того чтобы, во-первых, пополнить свою казну, а во-вторых, чтобы прощупать религиозную температуру в разных странах Европы.

Огромный успех этого политико-финансового трюка показал ему, что дела католической церкви находятся в полном порядке. Немецкие князья не только не противились торговле индульгенциями, но горячо поддерживали папство. Австрийский император с величайшим рвением принялся за искоренение лютеранства.

"Даже во Франции,- свидетельствует историк,- авторитет папы уже не оспаривался. Иезуиты снова приступили к своей работе, поджигая протестантские храмы, огнем и мечом преследуя гугенотов".

В Швейцарии питомец иезуитов организовал преступные шайки для истребления несчастных кальвинистов. Он преследовал их везде: на вершинах Альп и в долинах. Фанатики устраивали облавы на реформаторов и в Тироле. Города, деревни, беднейшие лачуги предавались огню. Дороги, дикие ущелья - все было окрашено кровью протестантов.

Реакция добилась огромных успехов во всех католических странах. С таким папой, как Григорий XV, не приходилось опасаться, что римский двор упустит возможность для восстановления своего авторитета.

Его святейшество организовал конгрегацию пропаганды, которая насаждала свои миссии во всех частях света. Затем Григорий XV заключил союзы с католическими государями, и в частности с Фердинандом II, которому он через своего нунция Карло Караффа предложил военные субсидии, передал богатейший дар в двести тысяч экю, множество индульгенций и пообещал райское блаженство. Фердинанд же обязался помочь папе расправиться с реформаторами.

Дар милосердного наместника Христа был в высшей степени соблазнительным: золото, индульгенции, надежное место на том свете и сверх того благословение святого отца. Кто бы мог устоять перед этим? И потому, не колеблясь ни секунды, австрийский монарх совершил сделку с Григорием XV.

"Как только пакт был заключен,- добавляет историк,- целые полчища доминиканцев, августинцев, францисканцев, кармелитов и иезуитов поспешили стать под знамена кардинала Караффа и обрушились на Богемию, разрушая лютеранские и кальвинистские храмы, чтобы восстановить там обряды римской церкви - причащение под одним видом, богослужение на латинском языке, окропление святой водой, тайную исповедь. Несчастных, настаивавших на двух видах причастия, бросали в каменные мешки или отправляли на костер, а их имущество конфисковывали в пользу церкви.

Дома протестантов подвергались осаде. Солдаты и монахи устраивали в деревнях всеобщее избиение, поджигали фермы, душили земледельцев, насиловали девушек, совершали надругательства над детьми, щадя только тех, кто объявлял себя католиком. Благодаря таким средствам кардинал Караффа вскоре смог доложить Григорию, что вся Богемия подчинилась святому престолу".

В Моравии, Австрии, Венгрии, Баварии, Саксонии, Пфальце и Бадене - словом, во всех частях Священной Римской империи католическая реакция сопровождалась бесчисленными кровавыми злодеяниями.

И уж конечно, все эти подвиги совершались во имя бога, мира и милосердия!

Великий глава католических бандитов, Григорий XV наградил за добрые услуги, оказанные католической церкви, немецких герцогов. Затем Григорий обратился к французскому королю с просьбой послужить интересам святого престола. Грустный господин и фанатик, Людовик XIII откликнулся сразу на предложение папы и сделал все, что от него зависело, чтобы ублажить его святейшество.

В королевстве началась упорная война против кальвинистов: одна за другой были отняты все свободы, завоеванные ими такой дорогой ценой. Они больше не имели права ни собираться, ни защищаться и оказались вынужденными либо по доброй воле, либо насильно отречься от кальвинизма. Дворяне-протестанты сами предложили королю свое содействие и перешли в католицизм, чтобы получить чины и должности и сохранить привилегии своей касты, серьезно оспариваемые третьим сословием.

Папа был глубоко тронут преданностью тупого Людовика XIII и поблагодарил его в следующих выражениях: "Дорогой сын мой, украшение вселенной, слава нашего века, шествуйте всегда по святой стезе. Дайте испытать силу вашей руки тем, кто не знает бога. Не проявляйте милосердия к еретикам и постарайтесь заслужить право расположиться когда-нибудь справа от Иисуса Христа, предложив ему в жертву всех антихристов, заражающих ваше королевство".

Дело Реформации было предано не только французской знатью, но и всем высшим обществом протестантских государств, отрекшимся от своей религии и смертельно напуганным идеями независимости, грозившими существованию дворянских прав и привилегий.

Папству оставалось только поставить на колени Англию. Но для этой трудной операции хитрый Григорий счел необходимым отказаться от насильственных способов и прибегнуть к мирной политике. Он вел переговоры с королем Англии, учитывая, что тот мечтает соединить своего сына с испанской принцессой, чему неизменно препятствовал Павел V. Вручив английскому королю соответствующую буллу с разрешением на брак, не поставив никаких условий, он ограничился лишь тем, что сказал молодому принцу: он "надеется увидеть, как старые семена христианской веры, из которых среди английских королей произрастали такие прекрасные цветы, прорастут вновь в его сердце, и рассматривает союз с католичкой как счастливое предзнаменование для римской церкви".

Яков I не захотел остаться в долгу перед столь любезным святым отцом и специальным приказом разрешил католикам полную свободу богослужения в Англии.

Таким образом, Григорию XV удалось распространить свою власть по всей Европе. Но его ненасытному тщеславию этого было мало - он захотел покорить весь мир и с этой целью послал многочисленные полки черной армии для завоевания обеих Америк, Индии, Китая, Японии, Азии и Африки.

Всем известно, каким варварским способом "трудились" во имя славы божьей любвеобильные сыны Игнатия Лойолы.

Итальянские республики были серьезно встревожены растущим могуществом Австрийской монархии и, опасаясь за свою независимость, обратились за помощью к французскому королю.

Первосвященник уже мечтал извлечь выгоду из этой ситуации, но смерть приостановила осуществление его планов и отняла у церкви одного из самых ловких политиков, когда-либо занимавших кафедру святого Петра. Это произошло 8 июля 1623 года.

Едва успели опустить тело покойного Григория в могилу, как разгорелись бурные страсти: каждая клика стремилась обеспечить победу своему кандидату на престол.

Среди прочих соискателей особенной наглостью и воинственным пылом выделялся кардинал Барберини, которого, однако, отвергали почти все члены конклава. Стремясь во что бы то ни стало добиться тиары, Барберини твердо решил терроризировать кардиналов.

"По его приказу,- сообщает Лашатр,- его братья и племянники сколотили отряд бандитов, привлекли население предместий и подняли мятеж, вынудивший кардиналов укрыться в Ватикане под защитой мушкетов и пушек. Когда кардиналы собрались на конклаве, Барберини занял место среди своих коллег, словно ничего не произошло. Сначала он очень терпеливо выслушал речи разных кандидатов на папский престол, затем взял слово и стал убеждать коллегию избрать первосвященником энергичного человека, способного пресечь беспорядки среди римского населения. Он даже не скрыл того, что имеет известное влияние на зачинщиков смуты, и цинично заявил, что в вечном городе воцарится спокойствие, как только кардиналы возложат на его голову священную тиару. Эта декларация не только не прибавила голосов в его пользу, но вызвала единодушный протест. Ничуть не обеспокоенный этим, Барберини не покинул поля сражения, а принялся действовать еще энергичнее, передав бандитам секретные инструкции разжигать огонь и проливать кровь. Его приказания были выполнены пунктуально, и Рим превратился в арену ужасающих зверств.

Наемники кардинала душили стариков и детей, насиловали девушек и женщин, совершали над их трупами самые гнусные надругательства. Насытившись резней, они устроили факельный пробег по улицам города, остановились у решетки замка Святого ангела, угрожающе выкрикивая: "Либо смерть и пожары, либо папа Барберини!"

Эти возгласы достигли ушей кардиналов и повергли их в ужас. Выборы продолжались, но имя Барберини из урны все еще не появлялось. Тогда кардиналы с ужасом стали замечать, что с каждым днем число членов конклава сокращается. Причиной тому была смерть или болезнь, в результате которых исчезали наиболее активные противники кандидатуры злодея Барберини. Всем было ясно, что он избавляется от своих врагов с помощью яда. С этого момента всякое сопротивление прекратилось, и кардинал Барберини был провозглашен папой под именем Урбана VIII".

Этим изобретательным трюком Барберини доказал, что он действительно достоин быть папой.

Новый глава римской церкви происходил из старинной знатной флорентийской семьи; сначала он был причетником апостольской палаты, затем нунцием святого престола при французском дворе. К моменту восшествия на апостольский трон Урбану исполнилось пятьдесять пять лет, он обладал превосходным здоровьем и железным телосложением. Словом, был здоровенным парнем!

Следуя примеру Павла V, новый папа, едва утвердился на престоле, назначил своих братьев и племянников на высшие государственные и церковные должности. Затем он самым внимательным образом урегулировал ряд вопросов, касавшихся культа святых. Вслед за этим он собирался продолжить религиозную пропаганду, развернутую его честолюбивым предшественником. Но сперва Урбан VIII, столь же подозрительный, сколь и жестокий, решил предохранить себя от всяких посягательств врагов, как внутренних, так и внешних, и превратил священный город в военный лагерь.

Преисполненный чувства собственного величия, папа не терпел ни советов, ни замечаний. Священная коллегия собиралась в редких случаях. Кардиналы наперебой аплодировали речам папы и беспрекословно выполняли его приказания. Точно так же действовал он и в отношении иностранных послов. Однажды, когда уполномоченный иностранного монарха сослался на статьи старинных папских конституций, святой отец резко возразил: "Мое решение имеет больше веса, чем закон двухсот мертвых пап".

Поистине замечательная личность.

Но этот необузданный и неумолимый в своей гордыне папа встретил в лице Ришелье правителя, который, став кардиналом и всемогущим министром, проводил политику, абсолютно противоположную политике святого престола.

Оба они в конечном итоге были ловкими бестиями.

В ходе воины между различными европейскими державами его святейшество подражал министpy Людовика XIII, становясь то союзником, то врагом протестантов. И Фердинанд II, до тех пор послушный римскому двору, осмелился посягнуть на высокогорную Италию; папа обратился к Густаву-Адольфу - защитнику протестантства - с просьбой о помощи.

Рассерженный Фердинанд II предупредил первосвященника, что, "как только прогонит Густава-Адольфа с его тридцатью тысячами еретиков из Германии, он сведет счеты и со святым престолом". Урбан VIII ограничился лаконичным ответом: "С тридцатью тысячами греков Александр завоевал мир".

Но союз со шведским королем продолжался недолго, ибо его святейшество стремился к ослаблению, а отнюдь не к разгрому австрийского дома, ибо это неизбежно привело бы и к разгрому католицизма. Осознав свою ошибку, папа стал интриговать против Густава-Адольфа, установил связь с Фердинандом и выдал ему военные планы шведской армии. Он убедил императора передать верховное командование армиями Валленштейну, единственному, по его мнению, командиру, способному померяться силами с могучим шведским государством. К несчастью, ревностный защитник протестантства, Густав-Адольф погиб в битве с войсками австрийского императора.

Отлично понимая, что Реформация потеряла свою основную опору, Урбан VIII уже не очень тревожился за исход борьбы между шведами и Фердинандом II. К тому же война шла ему на пользу, так как позволяла, не опасаясь австрийского дома, господствовать над итальянскими княжествами.

Занимаясь делами церковными, первосвященник не забывал и об интересах собственной семьи. Суммы, накопившиеся у его племянников, достигали кругленькой цифры в пятьсот миллионов экю, не считая денег, истраченных на приобретение дворцов, земель, золотой и серебряной посуды, драгоценных камней и произведений искусства.

Непотизм достиг невероятного размаха благодаря любвеобильному сердцу святого отца.

Чрезвычайно заботливый в отношении своих родственников, Урбан не забывал также и своих ставленников и приближенных, награждая их за усердие великолепными приходами. Взяв под свое покровительство мерзких льстецов, первосвященник в то же время яростно травил великих ученых. Знаменитый Галилей был из числа тех, кого он преследовал с наибольшим пылом. В страхе перед великими истинами, открытыми могучим гением, гнусный папа сам направил его труд в трибунал инквизиции, и семидесятилетний Галилей, здоровье которого было расшатано, предстал перед судьями.

"Я прибыл в Рим,- писал он в одном из писем,- 10 февраля 1633 года и положился на милость инквизиции и святого отца, для которого я не представлял никакого интереса, ибо не умел сложить ни эпиграммы, ни любовного сонета. Сначала меня заперли в замке Троицы на горе, а на следующий день меня посетил комиссар инквизиции и увез меня в своей карете.

По дороге он задавал мне разные вопросы и выразил пожелание, чтобы я прекратил скандал, вызванный в Италии моим открытием, касающимся движения земли. На все математические доказательства, которые я мог ему противопоставить, он отвечал мне словами из священного писания: "Земля была и будет неподвижна во веки веков".

Беседуя таким образом, мы прибыли во Дворец инквизиции. Я предстал перед конгрегацией, назначенной не для того, чтобы судить меня, а для того, чтобы осудить. Я стал излагать свои аргументы, но, как я ни трудился, мне не удалось заставить понять себя. На все мои доводы мне отвечали текстом из писания, относящимся к чуду Иисуса Навина. Я, в свою очередь, цитировал эти непонятные слова из писания, где говорится о том, что "небеса являются твердью, гладкой, подобно бронзовому зеркалу", стремясь доказать немыслимость буквального толкования писания: такое толкование погружает народы в глубокое невежество.

В ответ на это меня осыпали оскорблениями".

30 апреля дебаты закончились. Галилея заточили в темницу, и, сломленный нравственными и физическими муками, он признал, что его сочинение "полно гнусной лжи".

30 июня несчастный старец предстал перед мерзким трибуналом, где он торжественно отрекся от своего учения. Прославленный ученый встал на колени перед своими судьями и, возложив руки на евангелие, склонив голову, произнес следующие слова: "Я, Галилео Галилей, флорентиец, в возрасте семидесяти лет, преклонив колени перед вашими высокопревосходительствами, достопочтенными кардиналами, генеральными инквизиторами против еретического зла во вселенской христианской республике, имея перед глазами святое евангелие, которого я касаюсь руками, клянусь, что всегда верил и ныне верю и с божьей помощью впредь буду верить во все, что считает истинным, проповедует и чему учит святая католическая и апостольская церковь... Меня судили по подозрению в ереси, за то, что утверждал и верил, будто солнце является неподвижным центром вселенной, будто земля не есть центр мира и движется. Вот почему, желая изгнать из мыслей ваших преосвященств и из сознания всякого католического христианина столь тяжелое подозрение, правильность которого я признаю, я с чистым сердцем и непритворной верой отрекаюсь и проклинаю указанные заблуждения и ереси..."

Предание гласит, что после произнесения формулы отречения Галилей поднялся и, топнув ногой, воскликнул: "А все-таки она вертится!"

Духовенство вполне удовлетворилось отречением, вырванным силой, что, впрочем, не помешало и дальше мстить Галилею. Великого ученого содержали в тюрьме до декабря, а до самой смерти (в 1642 году) он находился под наблюдением святой инквизиции.

Вот как отвратительный Урбан VIII и его достойные соратники наградили бессмертного гения!

В то время как в Италии святой престол преследовал великих ученых за их великие открытия и борьбу с невежеством, королевская власть во Франции отправляла на костер людей, обвиненных в ереси. По абсурдному обвинению в колдовстве сжигали на кострах тех, кого считали политическими противниками и богатствами которых хотели завладеть.

Кардинал Ришелье, министр Людовика XIII, широко пользовался этим методом для устранения неугодных лиц и для конфискации в свою пользу их имущества.

Подстрекаемые им последователи Игнатия Лойолы распространяли в народе самые нелепые басни о колдунах и ведьмах, и вскоре народ, очень падкий на все сверхъестественное, только и говорил о магии, колдовстве и прочем. Тысячи невинных погибли в результате ведовских процессов во Франции.

Его глупейшество Людовик XIII, до смерти боявшийся нечистого духа, специальным указом отдал свое королевство под защиту богоматери. В указе говорилось: "Мы особо вверяем нашу персону, наш скипетр, диадему и всех наших подданных блаженной, смиреннейшей божьей матери, которую мы избираем специальной покровительницей Французского королевства".

В начале XVII века иезуиты ввели в свои статуты весьма значительные изменения. Они отодвинули на второй план пропаганду религии и завоевание мира, стали приспосабливать доктрины католической религии к своим нуждам. Они не только изменили устав ордена, но и весьма существенно исказили некоторые догматы. В работах, посвященных природе греха, иезуитские богословы заявляли, что "существует только сознательное отклонение от заповедей божьих, следовательно, грехом является лишь сознательное и преднамеренное заблуждение".

Приведем несколько образчиков иезуитской морали:

"Большим благом и великой милостью является полное незнание бога, ибо грех - это оскорбление божества, а раз человек не познал бога, то для него нет ни греха, ни вечного осуждения. Таким образом, атеист, хотя он и не верит в существование бога, именно поэтому не в состоянии, даже если захочет, совершить какое-либо действие, осуждаемое церковью. Можно также с полным правом поклоняться неодушевленным предметам, животным или каким-нибудь частям своего тела, вплоть до органов деторождения, на том основании, что церковь разрешает почитать бога во всех его творениях.

Однако, ввиду того что, простираясь ниц перед неодушевленными предметами и лобызая их, можно прослыть суеверным, не следует делать это публично. Тайный грех - прощенный грех".

"Так как язычники, поклоняясь своим божествам, твердо верят, что их идолы олицетворяют божество, то они не совершают греха. Можно не греша поклоняться Приапу или Венере".

"Во имя своего спасения вовсе не обязательно всегда верить религиозным догмам или таинствам: достаточно хотя бы раз на одну секунду уверовать, чтобы этой веры хватило на всю жизнь".

"Чтобы слушать мессу, достаточно присутствовать на богослужении. Рассеянность, легкомысленное настроение, вожделение или разглядывание красивых женщин вовсе не лишает обедню ее ценности".

"При некоторых обстоятельствах для девушки не является большим грехом, если она предается любви до брака, так же как для женщин объятия чужих мужчин и измена мужу. Целомудренная Сусанна из священного писания была не права, когда восклицала: "Если я пойду навстречу непристойным вожделениям старцев, я погибла". Так как, с одной стороны, ей угрожал позор, а с другой - смерть, она была бы вправе сказать: "Я не соглашаюсь на прелюбодеяние, но я его вынесу и никому не скажу об этом, чтобы сохранить жизнь и честь".

"Неопытные молодые женщины полагают, что для того, чтобы сохранить целомудрие, следует кричать о помощи и сопротивляться соблазнителям. Ничуть не бывало: они останутся столь же непорочны, если молчат и не сопротивляются. Грехом является только преднамеренность. Если бы Сусанна выполнила желание старцев, внутренне в этом не участвуя, на ней не было бы никакого греха".

"Молодая женщина может, не совершая греха, надевать на себя украшения, чтобы вызвать плотское желание мужчин, может румяниться, душиться, носить драгоценности, одевать тонкие легкие одежды, через которые просвечивает грудь, обрисовываются формы тела и даже угадывается обитель стыда, если это обусловлено модой".

"Мужчина не совершает греха, будь он даже монах или священник, входя в дом разврата, дабы проповедовать нравственность заблудшим душам, хотя весьма вероятно, что он подвергнется искушению и позволит соблазнить себя жрицам любви. Намерение, приведшее его в храм распутства, предохраняет его от греха. Слуга, который ради хлеба насущного служит развратному хозяину, может выполнять самые мерзкие функции, не лишаясь божьей милости. Точно так же и служанка может без дурных последствий для себя содействовать интригам своей хозяйки, впускать любовников без ведома отца или мужа, передавать любовные письма и выполнять другие поручения подобного рода".

"Публичная девица на законном основании может требовать оплаты за свой труд при условии, что цены не будут завышены. То же относится к любой девушке, тайно занимающейся проституцией".

"В некоторых случаях кража не является грехом. Жена может втайне от мужа брать из общей кассы столько денег, сколько найдет нужным для благочестивых деяний. Она может его обкрадывать, используя деньги на игры, туалеты и даже для оплаты любовников, но при условии, что отдаст половину денег церкви. Дети могут на тех же условиях обворовывать родителей, похищая и тратя на свои мелкие удовольствия столько денег, сколько им позволят обстоятельства. Прислуга может обкрадывать хозяев, компенсируя недостаточное жалованье, но делиться при этом со священниками. Каждый, кто обкрадывает богача, не причиняя ему большого ущерба, получает право законной собственности. Если часть присвоенных средств он тратит на святые дела, он смело может заявить правосудию, что ничего не похитил".

"Если совесть человека не выносит ложной клятвы, он может, произнося слова, незаметно исказить формулу и остаться безгрешным. Например, вместо "juzo", что означает "клянусь", можно произнести "izo", что значит "горю". И грех приносящему клятву будет прощен. Разрешается также приносить присягу без всякого намерения соблюсти ее. Если судья потребует соблюдать присягу, можно отказаться, произнеся "Я ничего не обещал". Без этой уловки нам пришлось бы платить, когда мы не хотим тратиться, или жениться на девушке, которую не хотим брать в жены".

"Если вы, законно защищаясь, убили человека, вы вправе утверждать под присягой, что никого не убивали, делая мысленную оговорку: "Если бы он на меня не напал". Если отец застал вас в комнате дочери и заставляет вас жениться на ней, вы можете смело поклясться, произнося про себя: "Если меня заставят или если она мне впоследствии понравится". Торговец, которому слишком дешево платят за товар, может пользоваться фальшивыми гирями и отрицать это перед судьей, говоря про себя: "Покупатель не пострадал". Можно даже придумывать вымышленные факты и без всяких угрызении совести получать деньги за лжесвидетельство при условии, что часть денег будет отдана церкви".

"Если монах, знающий о том, какая опасность подстерегает его, если он будет застигнут во время прелюбодеяния, входит вооруженный в комнату к своей возлюбленной и" убивает мужа при самозащите, он может продолжать исполнять церковные функции. Если священник у алтаря подвергается нападению ревнивого мужа, он вправе прервать обедню для того, чтобы убить нападающего, и затем без перерыва, с руками, обагренными кровью, вернуться к алтарю и продолжить службу".

"Мужу не дозволяется до приговора судьи убивать свою жену, а отцу свою дочь, застигнутую во время прелюбодеяния. В противном случае они совершат смертный грех, даже если бы виновные продолжали свои забавы в их присутствии. После вынесения приговора отец и муж могут убить жену или дочь, ибо они тогда становятся добровольными исполнителями приговора. Тогда они палачи, а не мстители".

"Сын может желать смерти отца, чтобы воспользоваться наследством, мать может желать смерти дочери, чтобы не кормить ее или не давать приданого. Священник может желать смерти своего епископа в надежде стать его преемником, потому что мы сильнее хотим блага для себя, чем зла ближнему... Сын, убивший отца в пьяном виде, может радоваться богатству, которое ему достанется, и его радость не будет предосудительной. Сын может убить отца, если тот проклят или объявлен изменником государства или религии".

"Дети-католики обязаны доносить на своих родителей-еретиков, хотя и знают, что ересь повлечет за собой смертное наказание. Если же они живут в протестантской стране, то могут без страха и упрека задушить родителей".

Таковы были доктрины общества Иисуса. К счастью, человеческая мысль уже начинала эмансипироваться, и недостаточно уже было человеку носить рясу, чтобы его утверждения воспринимались как непреложные истины.

Критический вольнолюбивый дух уже не был исключительной монополией немногих эрудитов, мало-помалу он захватывал массы, и поэтому иезуитские доктрины были оценены по достоинству.

Бузенбаум, один из авторов "Трактатов о морали", откуда мы позаимствовали приведенные отрывки, сохранял руководство двумя коллежами, несмотря на то что предавался самому безудержному распутству. Пьяница он был горький; очевидно, потому он и написал в одном из своих сочинений: "Можно, не совершая греха, пить сверх меры, лишь бы уметь остановиться, пока отличаешь человека от воза сена".

Знаменитый Эскобар заходил еще дальше, утверждая в своих писаниях и речах, что в акте мужеложества нет ничего предосудительного!

Отец Гимениус писал, что для спасения души не обязательно верить в таинства святой троицы, и прибавлял: "Христианская религия является предметом веры, ибо она зыбка и неопределенна. Больше того, те, кто признает, что религия эта является до очевидности истинной, тем самым вынуждены признать, что она до очевидности ложна. Откуда можно знать, что из всех религий, которые существовали или существуют на земле, религия Христа является правдоподобной? Были ли предсказания пророков внушены духом божьим? Истинны ли чудеса, приписываемые Иисусу Христу? Я утверждаю обратное! Но нет ничего предосудительного в том, чтобы заставить простых набожных людей верить во что-нибудь ложное. Вот почему я признаю евангелие и все священные книги!"

Отец Тамбурини выражал примерно ту же мысль: "В религии, как и во всяком другом предмете, дозволено следовать то одному, то другому вероятному суждению: возможно, что Христос сделался человеком, возможно, что Юпитер превратился в быка. Должен ли я верить этому? Да! Противоположное одинаково вероятно, и я равно могу утверждать и то и другое".

Авторы этих теорий не собирались колебать веру "простых набожных людей", о которых с таким великолепным презрением говорит отец Гимениус. Впрочем, для того чтобы прозреть, нет ничего более действенного, чем услышать признания самих духовных лиц, считающих религию ложью и намекающих, что священники являются простыми обманщиками. Поэтому мы так старательно воспроизвели тексты из сочинений иезуитов.

Урбан VIII умер 29 июля 1644 года. Его преемником стал Иннокентий X. Новый папа был отталкивающе безобразен и к тому же глупее гусыни. Прибавим для полноты портрета, что он был лжив, хитер, лицемерен, труслив, мстителен, жесток и очень похотлив. В течение всего понтификата он был послушным исполнителем воли своих любовниц и избранников.

Когда он всходил на апостольский трон, его любовницей была Олимпия, женщина поразительной красоты и притом весьма сообразительная. Она сразу же взяла в руки бразды правления, а Иннокентий был рад освободиться от всех забот, чтобы без помех вкушать все радости распутной жизни.

Олимпия была вдовой одного из братьев первосвященника, то есть его невесткой. Их отношения с папой не являлись ни для кого тайной - все знали, что Иннокентий - послушный раб ее капризов; недаром ее называли папессой. Она ничуть не обижалась и не возражала против множества карикатур, куплетов и шуток, открыто распространявшихся в Риме. Правда, святого отца высмеивали в них куда злее, чем его прекрасную возлюбленную.

Приезжая в Рим, иностранные послы прежде всего просили аудиенции у Олимпии; в знак почтительного уважеяия рядом с изображением папы кардиналы вешали в своих апартаментах портрет могущественной куртизанки.

Иностранные дворы открыто покупали ее покровительство, все просители обращались только к ней; она принимала дары и денежные суммы, а затем действовала, следуя своей фантазии, вернее, своей выгоде. Вскоре она стала обладательницей большого состояния.

В течение некоторого времени ничто не нарушало идиллии папского семейства. Занимаясь делами государства, папесса находила время и для устройства развлечений его святейшества. Она добывала для него смазливеньких девушек и пухленьких юнцов, да и сама продолжала дарить его самыми пылкими ласками.

Разнообразя забавы перезрелого шалуна (ему было около семидесяти лет), она всегда умела оставаться необходимой для него. Олимпия хорошо понимала, что мимолетные связи не могут угрожать ее влиянию. Так оно и было до поры до времени. И вдруг папа познал любовь, поколебавшую могущество всесильной Олимпии.

Вот как это произошло.

У Иннокентия Х было несколько детей от его любовницы. Надев тиару, он, по примеру своих предшественников, позаботился о благоденствии своей семьи: выдал замуж дочерей за богатых сеньоров, а сына Камилла еще раньше определил на духовную должность. Сей молодой человек, разум которого не достигал даже отцовского уровня, вопреки своей глупости, а быть может, благодаря ей, очень быстро дослужился до кардинальского звания. Должность, кажется, превосходная, но папаша счел ее недостаточной. Как только представилась возможность блестящего брака, его святейшество освободил Камилла от обетов и женил на молодой вдове, состояние которой было одним из самым крупных в Риме.

Олимпия Россано - так звали женщину, ставшую снохой святого отца,- была очень хороша собой, как нельзя более остроумна и не менее властолюбива. Она обладала всеми качествами, чтобы затмить старшую Олимпию. Переехав в папский дворец, она употребила все средства женского кокетства и приворожила сластолюбивого старца.

Ее успех был молниеносным, но не полным. Став ее покорным рабом, Иннокентий продолжал подчиняться всем прихотям и другой своей любовницы. Каждая из женщин, шансы которых были примерно равны, употребляла все силы, стремясь взять верх над соперницей. Их обоюдная ненависть стала вскоре выражаться в таких бурных формах, что первосвященник был вынужден выпроводить одну из них. Не без горьких сожалений он попросил сына сменить местопребывание и увезти жену.

Олимпия № 1 торжествовала.

Не успел Иннокентий расстаться с очаровательной молодой супругой чересчур снисходительного Камилла, как начал горько раскаиваться в своем решении. Страсть к этой женщине завладела им; надеясь, что папа в конце концов забудет об Олимпии № 2, его старая любовница (старая по стажу, по возрасту она была еще далеко не так стара) всячески старалась отвлечь святого отца, обеспечивая его разнообразными удовольствиями. Да и она сама почти ничего не утратила из притягательных свойств своей юности; и если весенний цветок несколько увял, то этот легкий недостаток с лихвой покрывался житейским опытом.

Она устраивала для него самые игривые развлечения. По ночам в парках Ватикана появлялись юные подростки обоего пола в костюмах, которые, согласно библии, носили наши прародители, пока не приключилась известная история с яблоком. Иннокентий не пренебрегал этими сельскими радостями, охотно принимая участие в похотливых забавах. Но мысли его были далеко; он не переставал вспоминать о юной Олимпии, быть может менее опытной и ловкой, но зато такой желанной.

Боясь рассердить строптивую матрону, папа терпел сколько мог, но в конце концов не выдержал, пренебрег неистовым гневом невестки, громкими скандалами и постоянными стычками, неизбежными при контакте обеих женщин, и вернул Камилла с женой.

О том, что последовало за возвращением Олимпии № 2, можно было бы сложить эпическую поэму. Не проходило дня, чтобы свекровь и невестка не выносили своих ссор на улицу. Ничуть не стесняясь, они публично устраивали там такого рода дискуссии, которые писатели называют изящным словом "потасовка". После нескольких таких встреч весь город узнал о неприличных скандалах в папском семействе.

В течение некоторого времени старый папа был целиком во власти обеих прелестниц, слепо подчиняясь то одной, то другой. Он даже восхвалял себя за твердость, якобы проявленную им в сохранении обеих Олимпий возле себя.

Сегодня невестка склоняла папу к одному решению, назавтра по настоянию снохи он принимал диаметрально противоположное.

Мы не будем подробно рассказывать о каждодневных баталиях, происходивших при римском дворе, во-первых, потому, что методы соперниц в подавлении остатков разума первосвященника были более или менее одинаковы, а во-вторых, потому, что их описание граничит с порнографией.

О нравах, царивших в папском дворце, можно судить хотя бы по тому, что папа получал информацию о поведении своих любовниц из их собственных уст: они сами рассказывали ему о своих похождениях, и эти рассказы чрезвычайно забавляли его. Когда нужно было добиться милости для своего протеже, обе прибегали к самому верному аргументу: "Вы не можете ему отказать - ведь он мой любовник". Именно таким образом Олимпия № 2 добилась выгодного поста для одного молодого кардинала.

Вскоре первосвященник совсем уподобился кляче, управляемой двумя седоками - один тянет в лес, другой по дрова.

Олимпии № 1 пришла в голову мысль укрепить свои позиции, введя в коллегию кардинала своего любовника Асталли. Сперва святой отец противился этому, но едва увидал Асталли, мгновенно переменил решение: его молодость и красота сразу воспламенили развратное воображение старого сатира.

В восторге от своей удачи Олимпия рассыпалась в благодарностях, не подозревая, что легкая победа обернется скоро горестным поражением. Возводя своего фаворита в кардинальский сан, она видела в нем опору в борьбе со снохой. Она еще не знала, что собственными руками создает для себя самого опасного противника. С того самого вечера, как Асталли был ему представлен, Иннокентий велел поместить юношу в Ватикане, рядом со своими интимными апартаментами. Наутро у наместника Иисуса Христа появился еще один фаворит. По случаю назначения нового кардинала были устроены пышные торжества, гремела пушка, народу раздавали милостыню. С того дня Асталли стал распоряжаться всеми делами, и многочисленные придворные подхалимы отвернулись от обеих Олимпий. Папская сноха утешалась тем, что могла лицезреть падение свекрови; что же касается старшей Олимпии, то, не скрывая гнева и досады, она пустила в ход все средства: мольбы, слезы, уговоры,- но бесполезно: Асталли приобрел неограниченное влияние на папу.

Но Олимпия не могла покинуть поле сражения. Надеясь, что боязнь огласки сломит сопротивление папы, она решила сжечь корабли и прибегла к угрозам. Между прежними любовниками состоялась весьма оживленная и продолжительная беседа, которую мы вкратце излагаем.

Олимпия. Итак, вы приняли решение? Вы передаете руководство церковью своему фавориту? Подумайте, остановитесь на той опасной тропе, куда вас завела пагубная страсть к этому молодому человеку.

Папа: Я его люблю! Обожаю! Оставьте меня в покое!

Олимпия: Это ваше последнее слово?

Папа: Да, мое последнее слово.

Олимпия: Тогда я вас заставлю лишить его власти.

Папа: В самом деле? Любопытно, на что вы рассчитываете?

Олимпия: Очень просто: я разоблачу ваши постыдные связи.

Папа: Мне это совершенно безразлично.

Олимпия: Всему христианству станет известно о ваших гнусностях.

Папа: Христианство уже знает о них!

Олимпия: О вашей кровосмесительной связи со мной и с женой вашего сына.

Папа: Это уже давно ни для кого не тайна!

Олимпия: О чудовищных оргиях, в которых вы погрязли вместе со своими мерзкими куртизанками и еще более мерзкими юнцами.

Папа: Это все?

Олимпия: От вас отвернутся все католики. Какой моральный авторитет вы сохраните после таких разоблачений?

Папа: Моя дорогая невестка, вы безумны. Разве я вам не сказал, что вы не сообщите ничего нового? И в чем моя вина, кроме того что я следовал примеру моих предшественников? Поймите, я не боюсь вас, но хочу сохранить мир у себя в доме, и потому, будьте любезны, убирайтесь немедленно. Счастливого пути!

Олимпия была в ярости - последняя попытка потерпела крах. Быть столько лет верховной владычицей и покинуть папский дворец! Уступить место предателю, который в ответ на ласки похитил у нее сердце папы? Какое унижение, какая катастрофа!

Чтобы не доставлять удовольствия врагам видеть ее поражение, Олимпия тайно покинула дворец и стала обдумывать планы мести.

Более сдержанная, а главное, более осторожная, молодая Олимпия стушевалась перед кардиналом Асталли.

К несчастью, ее безмозглый супруг не обладал такой же рассудительностью. Доблестный рогоносец очень гордился интимными отношениями родителя со своей женой. Он был крайне рассержен и устраивал Асталли настоящие сцены ревности. Рассчитывая на родительские чувства, он даже осмелился упрекать Иннокентия. Но отцовская струна была у того не слишком чувствительной. Единственным соображением, которое могло сделать его снисходительным к сыну, было нежелание полного разрыва с очаровательной Олимпией, ибо время от времени он удостаивал своим вниманием и ее. Сначала Иннокентий терпеливо выслушивал укоры сынка возомнившего, что ему удалось уговорить отца. Вообразив себя победителем, Камилл стал не на шутку дерзить отцу, уже совсем не отдавая отчета в своем поведении Папский дворец опять стал ареной громких скандалов - на этот раз действующими лицами были уже не женщины, а мужчины. В конце концов терпение папы лопнуло, и он сделал окончательный выбор между любовницей и фаворитом, решив расстаться с Олимпией и ее сварливым супругом.

Тогда старшая Олимпия, неусыпно следившая за тем, что происходило в папском дворце, решила вернуться. Теперь она стала столь же кроткой, сколь высокомерной была когда-то. Вновь взяв на себя заботы об удовольствиях святого отца, она проявила столько ловкости и усердия, что вскоре вновь приобрела известное влияние.

Обычная интриганка торопилась бы вкусить плоды своей победы. Олимпия же боялась скомпрометировать себя такой поспешностью. Ее план был построен на точном расчете, поэтому она удвоила свою скромность и нежность и вела себя так, словно не имела иного намерения, кроме как быть полезной папе. Уверенно и твердо шла она к намеченной цели - свержению ненавистного Асталли.

Однажды она представила папе юнца, еще более красивого, чем Асталли. Папа немедленно поддался власти его чар. С затаенной радостью наблюдала Олимпия, как росла симпатия к новому фавориту и как папа охладевал к прежнему. Несмотря на сопротивление Асталли, юноша был вскоре назначен на важный пост секретаря папской канцелярии. Во всем следуя советам своей покровительницы, он с каждым днем укреплял свои позиции.

Поняв, что продолжать борьбу бесполезно, и предчувствуя близкую немилость, Асталли постарался завербовать союзников против Иннокентия. Он посвятил в секреты святого престола флорентийцев и испанцев. Но не тут-то было! Олимпия бдительно следила за своим бывшим любовником и поймала его с поличным. Асталли был немедленно лишен пурпурной мантии и изгнан из Ватикана. У него было отнято все: деньги, должности, приходы. Неумолимая Олимпия распорядилась отобрать у него даже те шесть тысяч экю, которые он, покидая дворец, увозил в багаже.

После изгнания Асталли папа вновь передал своей невестке управление церковными делами. Она опять стала папессой, верховной распорядительницей финансов святого престола. А Иннокентий, целиком поглощенный своим новым фаворитом, даже не заботился о сохранении видимости власти. Всем, кто просил аудиенции, папа неизменно отвечал: "Я не занимаюсь делами, обратитесь к моей дорогой Олимпии".

Никогда честолюбивая куртизанка не могла мечтать о столь блистательном реванше. Неограниченно распоряжаясь апостольской казной, она богато одаривала своих фаворитов, собрав вокруг себя целый двор. Так продолжалось до самой смерти Иннокентия.

И вот распутный старик слег в постель. Кроме физических страданий его мучила навязчивая идея: ему казалось, что его непременно отравят слуги, подкупленные Асталли. В течение нескольких месяцев он не принимал никакой другой пищи, кроме той, которую на его глазах приготовляла невестка. Ей, вероятно, не слишком улыбалась роль кухарки, но она подчинялась всем капризам умирающего - и не из преданности, а из-за ненасытной алчности. До самого конца она боялась впасть в немилость и потерять в один день плоды столь длительных и коварных маневров. Она была нежной со старым рамоликом и даже обосновалась в его спальне. Целый месяц провела она у еРо изголовья, не зная отдыха.

Радостный крик избавления вырвался из груди Олимпии, когда 5 января 1655 года Иннокентий Х испустил дух. Она прекрасно сознавала, что теперь придется отказаться от упоительной власти, но при своей красоте и награбленном состоянии твердо рассчитывала на безоблачное существование.

Папесса так бесстыдно обчищала апостольскую казну, что в сундуках Ватикана не нашлось даже суммы, необходимой для похорон первосвященника.

Три дня тело главы христианства оставалось на смертном ложе, и никто не заботился о том, чтобы предать его земле. Попросили Олимпию взять на себя расходы по погребению - она категорически отказалась. Следуя примеру папской девки, ни один из титулованных жуликов, составлявших свиту Иннокентия X, не пожертвовал ни гроша. Случилось так, что все расходы взял на себя один старый каноник.

Этот штрих как нельзя более точно характеризует римский двор.

Как обычно, избрание преемника Иннокентия Х сопровождалось длительными распрями и постыдным торгашеством. В конце концов божественный голубь, который, как известно, незримо присутствует на заседаниях коллегии кардиналов, вдохновил конклав избрать некого кардинала, принявшего имя Александра VII. Возможно, он взял это имя в честь любезного Александра VI Борджиа, о подвигах которого мы подробно рассказывали. Если так, то он тщательно скрывал свои намерения, ибо все современники единодушно свидетельствуют, что перед восшествием на престол он являл собой образец всех христианских добродетелей.

На самом же деле он ревностно придерживался лишь главной из них - лицемерия. Наивное стадо верующих ввела в заблуждение его мнимая скромность. Что касается коллег-прелатов, то они, естественно, были менее доверчивы и точно знали, чего стоит притворная маска, столь необходимая в их профессии. Эпизод, происшедший во время выборов, показывает, как расценивали кардиналы мнимое смирение Александра VII.

Вот что мы прочли в записках одного из участников конклава.

Александр VII ничем не брезговал, лишь бы одолеть своих конкурентов. Но когда ему доложили о его избрании, он зарыдал, точно узнал о смерти всех своих близких (вероятно, предвидя победу, он захватил сырой лук в носовом платке).

Церемония предписывает избраннику сразу по объявлении результатов голосования расположиться на троне святого Петра. Смущенный Александр VII присел на край кресла. "Извольте занять центр,- воскликнул церемониймейстер,- так требует обычай!" Его святейшество после долгих уговоров в конце концов подчинился, но опустился на трон с исключительной скромностью. По традиции кардиналы подходят с поздравлениями к первосвященнику, в то время как он должен горячо благодарить своих избирателей. Но, охваченный волнением (вероятно, лук возымел свое действие), папа вместо благодарственных слов разразился рыданиями, столь комичными, что присутствовавшие, не в силах удержаться от смеха, кричали: "Довольно, святой отец, хватит!" Чудесное зрелище: папа издает вопли, а кардиналы, подбоченясь, задыхаясь от смеха, кричат: "Хватит! Пожалейте паркет!"

Чтобы целиком отдаться развлечениям, Александр VII покинул Рим и устроил свою резиденцию в очаровательной долине, где расположено озеро Альбано.

Здесь в окружении блестящего и развращенного двора проводил беззаботные дни святой отец. Самые изысканные блюда, тончайшие вина создавали веселое настроение у папы и его свиты. Изредка на несколько часов папа появлялся в Ватикане, в основном предоставив все дела (которые он считал утомительно скучными) Государственной конгрегации, учрежденной еще Урбаном VIII. В своем ведении Александр VII оставил только апостольскую казну, которую он усердно опустошал. Никакие налоги не в состоянии были поправить финансовые дела церкви: все доходы мгновенно испарялись благодаря стараниям папы и его фаворитов. В течение одного года преемник Иннокентия Х трижды облагал церковную область поборами для устройства празднеств в честь шведской королевы Христины, приехавшей в Рим отрекаться от протестантства.

Вот оценка, которую дает Александру VII один прелат римской курии: "Я служил у этого папы в течение сорока двух месяцев и могу засвидетельствовать: он заботился только о том, чтобы глубже погрязнуть в трясине любострастия; от папства он унаследовал только имя и пороки".

Александр VII тратил колоссальные деньги и на сооружение дворцов. Не говоря о роскошных зданиях, построенных им для родственников, он возводил никому не нужные постройки и монументы. На площади святого Петра, например, он приказал воздвигнуть колоссальный памятник, состоящий из двухсот восьмидесяти одной колонны и восьмидесяти восьми арок.

Иезуиты были главными помощниками Александра VII в выкачивании денег из карманов верующих. Чтобы заставить христиан раскошелиться, генерал иезуитов отец Олива с кафедры оправдывал ненасытность папы и его кардиналов: "Знайте, братья мои, деяния папы могут быть только святыми и достойными. Для блага верующих Александр VII и его кардиналы стремятся к богатству..."

Алчность святого отца была общеизвестна. Совершенно открыто распространялась гравюра, на которой папа изображался вместе со своими любовницами, фаворитами и кардиналами у ног Христа, из тела которого вместо крови льется золото. Папа собирает золотые монеты в тиару и приговаривает: "Он был распят только для нас".

Если сам Александр VII пренебрегал политическими и государственными делами, то Государственная конгрегация занималась теологическими спорами, разгоравшимися во многих странах Европы. Были изданы две буллы против янсенистов, боровшихся с иезуитами. Именно тогда Паскаль опубликовал свои "Письма к провинциалу" - жестокую сатиру на мораль и доктрины иезуитов Сохранение светской власти и утверждение собственной непогрешимости - единственное, что волновало папу, все остальное он высмеивал и часто в дружеских беседах с кардиналами отпускал шутки по поводу основных догм католицизма. Одной из его излюбленных тем было рождение Христа. По этой канве он вышивал озорные вариации, сочувствуя наивному Иосифу, поверившему жене, сочинившей вместе с архангелом Гавриилом сказочку, которая легла в основу христианского учения.

И этот безбожник считал себя непогрешимым представителем божественного Христа, дорожа этой привилегией так же, как своей светской властью!

* * *

Когда Франция и Испания, воевавшие друг с другом, заключили, не согласовав с ним, мирный договор, он был настолько оскорблен, что преисполнился лютой ненависти к французам и испанцам, а также к их полномочным представителям. Особенно доставалось кардиналу Мазарини. Папа поклялся отомстить Французскому королевству и ждал лишь подходящего момента. Обеспечив себе поддержку германского императора, Александр приказал корсиканцам из своей личной стражи публично оскорбить посольство Людовика XIV во главе с герцогом Креки. Французы не остались в долгу, и завязалась кровавая схватка.

Четыреста корсиканцев напали на посольский дворец. Едва Креки появился на балконе, чтобы образумить нападающих, раздались выстрелы, и ему пришлось удалиться. В то же самое время его карета подверглась обстрелу, и паж, стоявший у дверцы, был убит.

Если бы не вмешались представители других стран, солдаты по приказу папы перебили бы посла, его семью и весь персонал посольства. Креки потребовал наказания виновных, а получив отказ, больше не настаивал, но информировал свое правительство о происшедшем. Можно себе представить, какое негодование вызвало это известие во дворце Людовика XIV.

Король начал с того, что выпроводил нунция Александра VII. Затем через своего посла он передал святому отцу ультиматум, пригрозив немедленно снарядить французскую армию для захвата папских земель, если не будут выполнены следующие условия:

1. Снять с должности губернатора Рима, брата папы, за то, что он не оказал помощь послу.

2. Лишить сана кардинала Империали, который был главным зачинщиком беспорядков.

3. Навсегда изгнать корсиканские отряды из Рима.

4. Воздвигнуть на площади Фарнезе монумент с надписью, клеймящей позором тех, кто покушался на особу, представляющую Францию.

Святой отец наотрез отказался удовлетворить эти требования, более того, он поступил как раз наоборот. Он назначил Империали легатом Романьи, дал своему брату новые приходы, в знак благодарности увеличил жалованье корсиканской страже. Послание, в котором он уведомлял Людовика XIV о своих решениях, заканчивалось так: "Для поддержания священных прав нашего престола мы готовы подвергнуть духовенство и даже нашу собственную особу кровавым нападениям королей. Но мы не сдадимся, а призовем на помощь верующих. Если их помощь окажется недостаточной, мы обратимся к господу, чтобы он послал с неба легионы ангелов сражаться за нас".

Если бы Александр VII рассчитывал только на поддержку небесных сил, то, вероятно, укротил бы свой воинственный нрав. Истина заключалась в том, что он уповал на германского императора Леопольда I, обещавшего в случае надобности прийти к нему на помощь.

Впрочем, надобность была не только очевидной, но и весьма срочной. С удалью человека, не умеющего воевать, святой отец лишь спровоцировал опасного противника. Сам же он собирался поскорее вернуться к своим любовницам и фаворитам, тогда как императору предстояло принять на себя удары, предназначенные папе.

Поразмыслив над тем, стоит ли ему подвергаться опасности - ведь войска Людовика XIV только что одержали блестящие победы,- германский император решил воздержаться от выполнения своего намерения. Он ответил Александру VII, что действительно обещал поддержку, но вовсе не собирался предоставлять свои войска. И прибавил, что разрешает на средства апостольской казны вербовать на своей территории воинов, чем и ограничится его помощь.

Папа был страшно разочарован и тут же запросил мира. Войска Людовика, достигшие Милана, были тотчас же отозваны.

Согласно договору, подписанному в Пизе, первосвященник брал на себя обязательство воздвигнуть "искупительный" монумент и навсегда изгнать корсиканцев из церковной области.

Первое, что сделал Александр VII, возвратившись в Рим, это заявил, что не собирается выполнять обещаний, вырванных силой, и официально отказывается от выполнения условий Пизанского договора.

Одновременно он продолжал разыгрывать перед французским двором смиренную покорность и даже поручил своему племяннику передать Людовику XIV глубокие извинения. Прелат имел и дополнительное поручение - нажать на все пружины и вызвать во Франции беспорядки. Кардинал сразу же установил связь с иезуитами, которым от лица своего дяди предписал объявить тайную войну королю. Привыкший к распутной жизни святого отца, молодой кардинал и в Париже целиком окунулся в развлечения. Среди придворных дам нашлось вдоволь красоток, стремившихся приобщиться к благодати путем интимного контакта с посланцем наместника Христа. Достойный племянник Александра VII не пренебрегал и молодыми чиновниками, и его скоро наградили прозвищем Дитя Содома.

Распутная жизнь папского племянника в Париже ввела Людовика XIV в заблуждение относительно истинных целей его пребывания во Франции. Однако публикация некоторых работ, где подвергался критике авторитет королевской власти, вселила в Людовика некоторые опасения. Желая внести ясность и найти главного зачинщика, он приказал наложить арест на две книги иезуитского происхождения. Он добился осуждения их Сорбонной, а сам стал дожидаться откликов святого отца.

Поведение папы целиком подтвердило подозрения короля. Александр VII разразился устрашающей буллой, в которой объявлял решение Сорбонны позорным, самонадеянным, наглым и под страхом отлучения от церкви запрещал духовным лицам считаться с ним.

Теперь Людовик XIV убедился в истинных намерениях папы, однако, решив, что ему выгоднее поддерживать с ним тесную связь, прибегнул к испытанному средству, чтобы завоевать расположение Александра VII: он переслал в Рим значительную сумму для закупки реликвий, которые король собирался распределить по разным церквам Парижа.

В восторге от подарка, Александр VII поторопился отправить требуемые реликвии, запакованные в три ящика, с приложением печати кардинала, которому было поручено хранение и продажа старых костей (это составляло одну из самых прибыльных отраслей в папской коммерции).

Случилось так, что епископ, которому было доверено вскрытие драгоценного груза, тайно симпатизировал янсенистам, оппозиционно настроенным по отношению к папе, и потому в глубине души был совсем не прочь подшутить над иезуитами и святым отцом.

Для исследования содержимого ящиков, полученных из Рима, епископ самым невинным тоном предложил привлечь анатомов, которые классифицировали бы и разобрали кости. Чтобы позабавиться на славу, епископ пригласил на экспертизу и кардинала - племянника папы.

Надпись на первом ящике гласила, что в нем лежат останки двух знаменитых мучеников. Однако, когда кости были извлечены, оказалось, что из них можно составить три скелета вместо двух.

Кардинал объяснил это тем, что писец допустил описку, поставив вместо слова "три" "два".

Когда перешли ко второму ящику, обнаружился новый сюрприз: кроме человеческих костей были три ослиные бедренные кости, две собачьи голени и другие кости, принадлежавшие домашним животным.

Кардинал, посвященный в тайны Ватикана, конечно, хорошо знал цену реликвиям и с трудом сдерживал смех, душивший его. Но, чтобы спасти положение, он придумал следующее объяснение: "Вероятно, сатана сунул эти кости в останки почитаемых святых. Козни дьявола совершенно не поддаются учету. Братья мои, он хотел испытать вашу веру. Мы обманем его надежды и забудем об инциденте. Перейдем к третьему ящику".

Надпись на последнем гласила: "Голова святого Фортуната". Его вскрыли и действительно обнаружили прекрасно сохранившуюся голову покойника.

Кардинал сиял: слава богу, обошлось без новых неожиданностей, которые вряд ли можно было бы объяснить вмешательством дьявола. Нет, то была настоящая голова, и никто не смог доказать, что она не принадлежала святому Фортунату. На беду, один из врачей, заметив в ней что-то подозрительное, бросил голову в кипяток. Почти тут же череп стал расползаться и потерял всякую форму: голова была сделала из картона.

Пристыженный кардинал поспешил ретироваться, что-то бессвязно бормоча. Забыв о своей профессиональной важности, врачи и янсенистский епископ проводили его громовым хохотом.

Людовику XIV был представлен подробный отчет об открытиях, сделанных при научном исследовании костей, присланных папой. В этом протоколе устанавливалось, между прочим, что человеческие кости - якобы первых веков нашей эры - принадлежали лицам, скончавшимся совсем недавно.

Можно было думать, что монарх, ставший жертвой мистификации, выбросит содержимое всех трех ящиков. Ничуть не бывало! Король бросил в огонь протокол анатомов, строго-настрого запретив свидетелям экспертизы под страхом заключения в Бастилию разглашать ее результаты. А присланные кости, за исключением испорченной картонной головы, были разосланы по разным церквам Парижа. И если нам скажут, что ослиные и собачьи кости творили чудеса, то мы не удивимся. Соедините наглость, жульничество и коварство священников с невежеством благочестивых верующих - и вы получите столько чудес, сколько захотите.

Реликвии, присланные Александром VII Людовику XIV, до сих пор украшали бы католические храмы Парижа, если бы их не сожгла вместе с прочим мусором Великая французская революция.

Впрочем, оберегая свои доходы, духовенство заботливо восполнило уничтоженные священные реликвии.

В 1667 году Александр VII умер. Через месяц римским первосвященником был провозглашен Климент IX, слабый, апатичный и ленивый человек. Занимая апостольский трон в течение двух с половиной лет, он не ознаменовал своего понтификата ничем, что заслуживало бы особого упоминания.

Самой большой слабостью Климента IX было пьянство. К тому же он был еще и первостатейным обжорой. Количество снеди, поглощаемой им, изумляло даже тех, кто постоянно наблюдал его за столом.

Он умер в 1669 году от расстройства пищеварения.

На одном эпизоде из периода правления этого первосвященника стоит остановиться, ибо он характеризует некоторые церковные ритуалы той эпохи.

После ряда недоразумений со святым престолом Людовик XIV, желая засвидетельствовать Клименту IX свое уважение, попросил его стать крестным отцом дофина; папа, конечно, с радостью согласился. И вандомский кардинал получил чрезвычайные полномочия - представ лять его святейшество в качестве крестного отца.

С окончанием церемонии кончались и полномочия вандомского кардинала, но в течение тех кратких мгновений, когда кардинал чувствовал себя облеченным папским достоинством, он вошел во вкус и продолжал разыгрывать из себя папу. Он аннулировал брак своей племянницы, жены португальского короля, разрешив ей выйти замуж за дона Педру, брата короля и ее любовника.

Ввиду того что это было явным превышением власти, решение аннулировали. Папе предстояло восстановить первоначальное положение: разлучить жену короля с ее избранником и вернуть ее законному супругу.

Естественно, такой исход вовсе не устраивал влюбленных. Чтобы отвести нависшую над ними угрозу, экс-королева призналась, что она беременна и что она не может считать отцом короля, ибо ребенок зачат от второго мужа; причиной же ее разрыва с монархом явилось именно его бессилие.

Аргумент довольно веский! Но дон Педру нашел другой довод, более убедительный. Зная продажность духовных лиц, он послал Клименту IX богатые дары, и тот сразу одобрил решение вандомского кардинала.

А так как изложить в булле подлинную причину, побудившую его сделать это, было невозможно, папа выразил строгое порицание португальским епископам, предварительно не подвергшим супругов испытанию.

Это испытание представляет собой старинный церковный обычай. Духовные судьи поручали экспертизу врачу, хирургу и матроне.

После предварительных обследований супруги обязаны были лечь в постель в присутствии экспертов, причем полог оставался приоткрытым, несмотря на протесты жены или мужа. Затем, когда оба выходили из алькова, эксперты приступали к новому обследованию. После этого составлялся подробный протокол и церковный двор выносил свое решение.

Когда гражданские власти во Франции решили покончить с омерзительным обычаем, они натолкнулись на отчаянное сопротивление: все епископы объединились для защиты того, что называлось "священной прерогативой святой матери церкви". Преодолеть их сопротивление стоило невероятных усилий. Видимо, непристойная процедура доставляла большое удовольствие этому грязному отродью.

После смерти Климента IX кардиналам понадобилось несколько месяцев, чтобы выбрать нового папу. Наконец они решили отдать предпочтение восьмидесятилетнему старцу, принявшему имя Климента X.

И этот первосвященник, подобно своему предшественнику, отличался непреодолимой склонностью к спиртным напиткам. Вино показалось ему пресным, и он стаканами потреблял более крепкие напитки. Родственников мужского пола у него не было, но, не желая нарушать священные традиции непотизма, он узаконил в качестве племянника Антонио Паулуцци, зятя одной из своих племянниц. Возведя его в сан кардинала, он осыпал чинами и дарами всех членов своей новой семьи. На Антонио папа возложил функции премьер-министра, или кардинала-падроне, с годовым окладом в сто тысяч экю.

С чисто юношеским задором святой отец в течение нескольких дней обогатил всех Паулуцци и их родственников; папская щедрость заставила совсем незнакомых людей неожиданно вспомнить, что они состоят в родстве с папой. Родственники плодились, как черви после дождя.

Одарив таким образом всех своих новоявленных родственников, святой отец решил, что подобно господу богу, завершившему свой шестидневный труд, он получил право заслуженно почить на лаврах.

Управление церковью папа доверил премьер-министру, а сам предался необузданному пьянству. Злоупотребление алкоголем сделало его почти кретином.

Между тем религиозные секты размножались и ссорились между собой по любому поводу. Достаточно было какому-нибудь мошеннику или полоумному объявить, что его наставляет господь, как тут же его окружала целая свора одержимых. Так возникали секты, из которых лишь очень немногие оставили в истории заметный след. Одна из таких групп была основана Антуанеттой, уроженкой Лилля. В раннем детстве Антуанетту возненавидела мать и поместила ее на чердаке, где она и провела несколько лет в полном одиночестве, не видя ни одного человеческого существа, кроме особы, приносившей ей каждое утро пищу и никогда не заговаривавшей с узницей.

На воображение бедной девушки сильно повлияли несколько книг мистического содержания, случайно оказавшихся на чердаке, и в конце концов ее религиозное помешательство достигло такой степени, что появились видения и ей стало казаться, будто сам бог посещает ее. Она уже собиралась бежать в монастырь, как вдруг Христос явился к ней и сказал, что "монахи и монахини так же отвратительны, как и священники, гнусность их требует возмездия. Придет время, когда это бесовское отродье сдохнет, само себя сожрав". Тогда Антуанетта решила остаться в своей тюрьме.

Родители, тяготившиеся дочерью, решили выдать ее замуж. Так как они были довольно состоятельны, то женихов хватало. Молодая ясновидящая питала к замужеству такое отвращение, что предпочла сбежать из дому, хотя не имела почти никаких средств.

На пути ей встретился отряд солдат. Несмотря на платье отшельника, ее стройная фигура, тонкие черты лица и смущение возбудили подозрение. Начальник отряда поспешил его тут же рассеять, приказав раздеть молодого монаха.

Бедная Антуанетта, которая спасалась от одного мужчины, несмотря на все мольбы и слезы, была изнасилована целым отрядом. Если верить ее биографу, ни один солдат не пощадил девушки, а ведь в отряде было четыреста человек!

Обыкновенная женщина умерла бы от подобного эксперимента, но ведь Антуанетта была святой, которой господь даровал особую милость. Не успел отряд удалиться, как она проворно вскочила и продолжала дальнейший путь, будто ничего особенного и не произошло. Ее биограф утверждает даже, что она не потеряла девственности!

Затем Антуанетта попала к священнику соседней деревни, который поместил ее в монастырь. Соблюдая примерное благочестие, Антуанетта не отказалась от своих мистических идей и даже завербовала среди монахинь нескольких единомышленниц, впадавших, подобно ей, в религиозный экстаз.

Духовниками в этом монастыре были отцы-иезуиты. Возмутившись их непристойным поведением, она решила бежать из монастыря и увести с собой нескольких монахинь, которых она подчинила своему влиянию. Ее выдали, и она была изгнана. Продолжая свой путь в одиночестве, она нашла приют у другого кюре. Он ее хорошо принял и устроил у себя. Антуанетта уже начала думать, что Иисус, посетивший ее на чердаке, оклеветал служителей религии, назвав их мерзким бесовским отродьем.

Однако священник, приютивший красивую молодую девушку, захотел вознаградить себя за свое гостеприимство и попытался ночью проникнуть к Антуанетте. Несчастная отчаянно сопротивлялась и смогла убежать от любвеобильного священника.

После всех перенесенных испытаний Антуанетта вернулась в семью. Вскоре умерла ее мать, затем отец, и Антуанетта стала обладательницей приличного состояния. Она облачилась в платье ордена святого Августина и стала ухаживать за больными в монастырской больнице. Монастырская жизнь усилила ее истерию, к ней вернулись ее видения и галлюцинации.

Религиозное помешательство очень заразительно, и скоро все монахини в больнице стали походить на одержимых. Даже сквозь толстые стены были слышны их крики и завывания. Слухи о том, что Антуанетта - ведьма, одержимая дьяволом и околдовавшая других монахинь святой обители, не замедлили распространиться по городу.

Антуанетта была вынуждена покинуть Лилль, где ее жизнь подвергалась опасности.

После отъезда из родного города ее мозг несколько успокоился. Видения, правда, не исчезли, но приняли другой характер - они стали райскими.

"Господь,- пишет она в своих мемуарах,- удостоил наконец меня вечной с ним связи и приказал мне пожелать ребенка, что я и сделала. Я немедленно почувствовала, что небесный пастырь заключил меня в свои объятия и покрыл поцелуями. Затем я потеряла сознание, опьяненная неизъяснимым блаженством... Девственность моя исчезла, и я забеременела. Девять месяцев спустя я родила не без телесных страданий, что повторялось каждый раз, как я производила на свет дитя".

Антуанетта находилась в Амстердаме, когда бог удостоил ее первым ребенком. Нам бы хотелось выразить свои сомнения по поводу божественного происхождения той персоны, от которой родился сын Антуанетты. Но рассказы этой набожной истерички дословно подтверждает благочестивый отец Борд.

Можно ли сомневаться в правильности этого свидетельства? Конечно, нет! Надо полагать, что Борд отлично знал Антуанетту и был больше чем кто-либо осведомлен о том, как фабриковались ее дети. Их было немало, и, само собой разумеется, они появлялись на свет в результате непорочного зачатия. За это может поручиться сам отец Борд, не покидавший Антуанетту ни на один день! Он сопровождал ее во всех ее странствиях, был ее последователем, а она его супругой - целомудренной супругой, конечно. Даже ночью он не разлучался с ней, разделял с ней ложе, соблюдая при этом целомудрие и всегда присутствуя, таким образом, при всех проявлениях божественной благодати.

В больших дозах мистицизм приводит к безумию, в малых - к одичанию.

После шестилетнего правления, в течение которого фактически церковью руководил Антонио Паулуцци, Климент Х скончался.

Папу-пьянчугу сменил Иннокентий XI - жестокий, кровавый папа, проливший во славу господа целые реки крови. Можно было лишь пожалеть о предыдущем: лучше иметь наставником распутного старца, чем дикого зверя.

С помощью интриг, опираясь на иезуитов, папа организовал в Англии заговор с целью восстановления католицизма в качестве государственной религии.

В Англии в это время занимал трон опрокинутый Кромвелем Карл II.

Поставив перед собой задачу реставрировать абсолютизм, он совершенно хладнокровно оценивал перспективу всеобщего избиения пресвитериан и сторонников конституционного правительства. План монарха состоял в том, чтобы использовать католиков для ниспровержения парламента, а потом стать на сторону пресвитериан, против католиков.

Карл II не подозревал, что имеет дело с более сильными и коварными людьми, чем он сам. Агенты Рима, разгадав его намерения, делали только вид, что подчиняются королевской воле. На самом же деле они собирались его убить, а корону передать его брату - Якову, герцогу Иоркскому.

Все было готово, когда один из конспираторов провалил заговор, поведав лондонскому мировому судье, что наместник Христа собирается с корнем вырвать ересь, распространившуюся в Английском королевстве, и, поручив иезуитам восстановить папскую власть, дал им полную свободу пользоваться любыми средствами.

Было уже организовано католическое правительство, фактическим главой которого должен был стать папский легат. Главные государственные должности поделены между фанатичными сторонниками римской церкви. Герцогу Иоркскому отводилась роль коронованной марионетки в руках Иннокентия XI и иезуитов.

Короля тайный трибунал иезуитов приговорил к смерти.

Духовник Людовика XIV, отец Лашез, предложил личному врачу королевы десять тысяч фунтов за отравление ее мужа. Совестливый врач отказывался обмануть доверие своего монарха, если благочестивый отец не прибавит еще пяти тысяч фунтов. Отец Лашез немедленно согласился.

Все эти детали открыл судье один раскаявшийся заговорщик. Он добавил, что на тот случай, если врач не выполнит своего обещания, иезуиты подкупили еще четырех убийц, которые должны заколоть Карла II, когда он появится в парламенте. Этот способ оправдал себя с Генрихом IV и казался вполне подходящим. Если бы и это отлично подготовленное покушение провалилось, в распоряжении иезуитов были еще два агента, которым предстояло бы стрелять в короля.

Заговорщик поведал также, что иезуиты, развлекаясь, бились об заклад по поводу сроков гибели Карла II. Одни утверждали, что он умрет до рождественских праздников, другие считали, что убийство произойдет позднее.

Рвение судьи, который вел следствие, привело к раскрытию страшных замыслов католиков.

Была обнаружена секретная переписка королевы с герцогом Иоркским, лордов-католиков - с папским нунцием и духовником Людовика XIV. Эти письма компрометировали столь высоких особ, что неподкупный судья не мог не поплатиться жизнью за свои разоблачения.

Однажды утром его нашли заколотым собственной шпагой. Иезуиты инсценировали самоубийство, объявив, что несчастный судья, оклеветав министров святой католической церкви, совершил над собой суд, терзаясь угрызениями совести. Между тем багрово-красный след на шее свидетельствовал, что смерть произошла от удушения. Шпага проткнула тело, когда судьи уже не было в живых. Ясно было, что преступление совершено по наущению королевского двора и иезуитов.

Вскоре догадка подтвердилась: среди допрошенных католиков нашелся недовольный, который выдал виновных. Его свидетельство имело тем больший вес, что он сам был замешан в деле.

Так как взбудораженное общественное мнение необходимо было во что бы то ни стало успокоить, Карл II пожертвовал несколькими иезуитами, второстепенными участниками преступления. Они предстали перед судом, были приговорены к смертной казни и повешены.

Тем не менее католики одерживали победы. Они захватили многие приходы, всячески притесняли протестантов, превратились в настоящих хозяев Англии, верных сподвижников своего жестокого и развратного повелителя.

Яков II, провозглашенный после смерти Карла II королем, полностью оправдал надежды католиков. Исповедуя самым прилежным образом римскую религию, он стал преследовать пресвитериан с варварством, перед которым меркли жестокости его предшественника.

Чтобы засвидетельствовать папе покорность Англии, Шотландии и Ирландии, Яков направил к нему специального посла. Иннокентий XI вновь заполучил - правда, ненадолго - три страны, объединенные под одним скипетром. Он надеялся, что протестантство, истреблявшееся с такой яростью, уже не произрастет на этой земле. Победа не только льстила папскому самолюбию, но и приносила значительные доходы. И папа был в восторге.

Римская религия, казалось, завоевала прочные позиции в Англии. Страну наводнили священники и монахи. Наглые и дерзкие, они являлись повсюду, словно вступали во владение побежденной страной. В сущности, так оно и было. Но в конце концов чаша терпения переполнилась, и все некатолические партии объединились против общего врага.

Якова II изгнали из Английского королевства, а вместе с ним и алчную орду духовных лиц разных званий. Корону передали герцогу Оранскому, ставшему королем Вильгельмом III. Папская победа в Англии оказалась мимолетной.

Правда, его утешала Франция, где Людовик XIV заботливо оберегал католицизм, истребляя гугенотов.

Преследования вылились в массовые избиения, которые по своей жестокости превосходили Варфоломеевскую ночь. Драгуны, отправленные для усмирения еретиков, действовали под руководством миссионеров, ибо католические бандиты заботились о душах своих жертв. Для того чтобы вырвать у гугенотов отречение, применялись самые ужасные пытки.

Наемники и монахи носились по городам и селам, врывались в дома протестантов, грабя имущество, насилуя женщин и девушек. Излюбленным развлечением было сжигание людей, облитых кипящим маслом.

Следуя настояниям своего духовника, Людовик XIV вознамерился окончательно истребить протестантскую религию и отменил Нантский эдикт, что имело для Франции губительные последствия. Дело в том, что с главными отраслями производства были связаны преимущественно гугеноты. Они эмигрировали целыми толпами, перенося за границу свои предприятия и капиталы. Из-за идиотизма набожного короля Франция обнищала.

Более восьмисот тысяч гугенотов эмигрировали и увезли за границу свои ценности. Были изъяты из торговли значительные капиталы, и земли королевства оставались необработанными.

Конечно, папа обратился к Людовику XIV с горячими поздравлениями, убеждая его и дальше идти по той же стезе. Тогда король распространил свое религиозное рвение на соседние страны. Он предложил савоискому герцогу помочь истребить мирное, трудолюбивое население, виновное лишь в том, что оно не подчинилось папству.

Соединившись с пьемонтскими отрядами, драгуны Людовика XIV вырезали в горах более двадцати тысяч гугенотов.

Жестокости французского короля снискали ему признательность и благосклонность Иннокентия XI. Однако вскоре им суждено было рассориться. Папа захотел уничтожить привилегии, которыми пользовались в Риме иностранные послы. Большинство государей приняло декрет первосвященника, спесивый же Людовик усмотрел в этом ущемление своего достоинства и потребовал для своих представителей сохранения прежних привилегий.

Когда святой отец отказался, король отправил в Рим отряд в восемьсот человек, приказав занять посольский дворец и силой защищать прежние привилегии. Кроме того, король созвал совет для суда над Иннокентием XI.

Но папа вскоре скончался. Он истребил достаточно еретиков, чтобы обеспечить себе тепленькое местечко рядом с известнейшими убийцами, составляющими окружение господа бога.

Узнав о смерти Иннокентия XI, Людовик XIV поторопился отправить своему посланнику в Риме распоряжение о раздаче внушительных сумм членам коллегии кардиналов, для того чтобы они выбрали угодного ему папу. Средство было самое верное. По указанию французского посла большинство голосов было подано за Александра VIII.

Новый папа великолепно сочетал в себе оба наиболее характерных порока Климента IX и Климента Х - он был обжорой и пьяницей. После обильных ужинов его святейшество проводил ночи в попойках, распевая куплеты, которые обычно сочинял сам.

Его незаконный сын и фаворит был возведен в сан кардинала, а к тому же святой отец назначил его суперинтендантом по делам церкви, великим канцлером и авиньонским легатом, обеспечив также богатыми приходами, общий доход которых составлял не менее пятидесяти тысяч экю в год. Папа проявил щедрость и в отношении других членов своей семьи, распределив между ними самые высокие и прибыльные посты.

Иннокентий XI оставил казну в блестящем финансовом состоянии: ведь изничтожение еретиков требовало гораздо меньших средств, чем оргии, игры и любовницы. Его преемник быстро опустошил апостольские сундуки. В течение трех недель исключительная забота о племянниках и племянницах исчерпала казну и обременила святой престол огромными долгами.

Есть, пить и одаривать родственников - это было главным занятием его святейшества в течение всего понтификата.

После его смерти французский король вновь позаботился о том, чтобы был избран преданный ему папа. На этот раз было больше претендентов, и это обошлось гораздо дороже: кардиналам роздали пятнадцать миллионов. В то время, когда подданные Людовика XIV буквально умирали от голода! Несмотря на внушительность суммы, дебаты длились очень долго, и до последнего момента исход выборов был неясен. После шести месяцев борьбы под именем Иннокентия XII стал папой ставленник Людовика XIV. Будучи весьма ловким, он сумел использовать влияние отца Лашеза и добился от него отмены всех эдиктов и ордонансов, противоречивших интересам римской курии.

Иннокентий XII умер вместе со своим веком - в 1700 году. Незадолго до смерти он не преминул вспомнить о всемирном отпущении грехов. Юбилей 1700 года дал, как и все предыдущие, великолепный урожай. Золото в огромном количестве потекло из всех христианских стран в хранилища Ватикана. Но самому святому отцу не пришлось воспользоваться плодами этого прибыльного мероприятия.

Через два месяца после его смерти новый папа, Климент XI, нашел апостольские сундуки наполненными до отказа - факт, не часто встречавшийся в анналах истории папства.

Вскоре после восшествия Климента XI на апостольский трон Рим постигло страшное бедствие. В результате обильных дождей Тибр вышел из берегов, залил поля и погубил посевы. Начался голод: население дошло до того, что питалось травой.

Смертность была огромной. Эпидемии косили людей тысячами. Ко всем несчастьям прибавилось еще землетрясение, которое за пятнадцать минут снесло целые улицы и похоронило множество людей под обломками домов.

Ужас и отчаяние воцарились в городе. Измученное голодом и лихорадкой население взывало к святому престолу. Однако Климент XI, как и прежде, садился за стол, вовсе не думая о том, чтобы хоть как-то сократить свое меню.

Римляне негодовали еще и потому, что знали, какие огромные богатства хранятся в папской казне благодаря недавнему юбилею, и не могли представить, что эти огромные суммы уже истрачены. Тем не менее папа не раскошелился ни на одно экю для облегчения бедственного положения своего народа. Он ограничился несколькими декретами, которые некоторые историки расценили как весьма мудрые. Не желая оспаривать этой оптимистической оценки, мы все же думаем, что для людей, умирающих с голоду, самый чудесный декрет не стоит мешка хлеба.

Декреты папы освободили от налогов тех граждан, дома которых были разрушены землетрясением. Милосердный отец временно отказывался отнимать добро у бедняков, не имеющих ни гроша! Он также решил отлучить от церкви тех духовных лиц, которые пьянствуют и предаются оргиям, когда Рим терпит бедствия!

Чтобы по достоинству оценить папскую буллу, мы должны отметить, что духовенство всех степеней, и в особенности кардиналы и епископы, обладало в то время огромными средствами; это были единственные люди, которых не затронуло происшедшее.

Будучи более щедрыми, чем папа, они оказывали части населения помощь, притом довольно своеобразную. Под видом благодеяний они бросали голодным жалкие подачки, по дешевке покупали самых красивых девушек и женщин Рима. Мерзкие клирики спекулировали на народных бедствиях - каждый из них устраивал себе настоящий гарем. Девушки и даже дети продавали себя за кусок хлеба.

Предложение намного превышало спрос, и несчастные дрожали от страха, как бы их не отвергли. Матери приводили дочерей, мужья - жен, и беда тем, кто имел несчастье оказаться неугодным: церковные изверги ничего не давали даром.

Климент XI не счел нужным прекратить безобразия. Возмущение граждан приняло, однако, такие размеры, что папа стал опасаться восстания: ведь тогда разгневанный народ покарает священников, епископов, кардиналов и, быть может, не пощадит и его самого. И Климент опубликовал буллу, предписывавшую всем представителям римского духовенства вернуть семьям женщин и девушек, которых они содержали в своих дворцах.

Святой отец хотел просто-напросто снять с себя ответственность. Ведь не мог же он не знать, что декреты не изменят создавшегося положения, до тех пор пока не будет устранена причина, ставившая красивых римлянок перед альтернативой - проституция или смерть.

Духовенство стало более осмотрительным и прикинулось покорным. Удалось избежать публичного скандала - именно того и хотел первосвященник.

Утверждая, что у него нет денег для помощи потерпевшим, Климент XI, возможно, говорил правду. Подобно большинству своих предшественников, папа тратил огромные суммы на своих родственников, а к тому же и не ограничивал себя в удовольствиях.

И все же кажется в высшей степени странным, что неисчислимые богатства, скопившиеся в подвалах Ватикана в результате всемирного юбилея, могли быть мгновенно растрачены. Климент XI, хотя и не отличался особым целомудрием, все же не принадлежал к тем, кто разоряется из-за женщин.

В то, что апостольская казна быстро опустела, заставляет верить одно обстоятельство: по свидетельству авторитетных историков, кардиналы потребовали во время выборов огромные суммы за свои голоса, не преминув воспользоваться благоприятной ситуацией. И в конце концов они разделили между собой щедрые дары благочестивых христиан. Поэтому вполне вероятно, что на следующий день после своего избрания Климент XI располагал весьма скромными средствами, как будто юбилейного праздника вовсе и не было.

Поведение кардиналов подтверждает наше предположение. В то время как любой жизненно необходимый продукт даже для людей среднего достатка являлся недосягаемым предметом роскоши, кардиналы не отказывали себе ни в чем. Если бы населению раздали те деньги, которые тратились на оргии, всем хватило бы хлеба. Взятки тоже увеличивали доходы кардиналов. Впрочем, вполне возможно, что они вели бы более умеренный образ жизни, если бы не подвернулся новый, экстраординарный источник обогащения.

Совершенно достоверен тот факт, что не прошло и шести лет с восшествия на престол Климента XI, как из-за отсутствия денег он вынужден был объявить новый юбилей, давший столь же великолепные результаты.

Человеческая глупость столь же .неисповедима, как и пути господни!

При избрании папы кардиналы обычно преследовали две цели: подороже продать свои голоса и выбрать самого престарелого, больного и дряхлого кандидата, что давало возможность в скором времени возобновить ту же процедуру, сулившую большинству из них новые прибыли, а некоторым и надежду на приобретение тиары.

Клименту XI было всего лишь пятьдесят лет, но члены конклава, видимо, сделали для него исключение, поскольку он решился опустошить для них апостольскую казну.

Климент XII, надо думать, был избран лишь потому, что ему минуло восемьдесят лет, так что можно было ждать его близкой кончины. И хотя его интеллект сильно сдал, он обнаружил чисто церковную смекалку, скрыв недостаток, исключавший, согласно принятым правилам, возможность занимать апостольский трон. Он был слеп, а его коллеги, кардиналы, даже и не подозревали об этом. Сколько предосторожностей вынужден был предпринимать этот честолюбивый старик, чтобы никто не заметил, что он лишен зрения.

Климент XII был избран после четырех месяцев закулисных комбинаций и беззастенчивых интриг и торгов. Чтобы кардиналы наконец столковались, потребовалось еще одно непредвиденное обстоятельство. Место их совещаний подверглось вдруг нашествию... клопов. Их было такое великое множество, что их преосвященства не могли с ними справиться. И потому решили не мешкая прекратить дебаты.

Право, можно со всей откровенностью сказать, что Климент XII обязан клопам своим возвышением.

Но избрание едва не аннулировали. Когда папе предложили подписать акт об избрании, он поставил свою подпись поперек текста, а не под ним. К счастью, единственный посвященный клирик вовремя нашелся и опрокинул чернильницу. Благодаря его находчивости слепоту Климента XII не обнаружили. Акт был переписан, но на этот раз слепец позаботился о том, чтобы клирик водил его руку.

* * *

Во время понтификата Климента XII в Париже разыгралась настоящая эпидемия религиозного помешательства.

Воспользовавшись невежеством масс, несколько священников распространили слух о том, будто на могилах некоторых клириков совершаются чудеса. Среди этих святых покойников фигурировал один дьякон.

Так как этот дьякон пользовался популярностью, священники построили для него великолепный мавзолей. Они утверждали, что больные, приходившие сюда молиться и оставлявшие здесь свои дары (обстоятельство весьма существенное!), получали исцеление. Ужасающие язвы исчезали как по волшебству (никто из верующих, разумеется, не подозревал, что эти язвы были лишь бутафорией). Авторитет святого исцелителя возрос неимоверно.

Число паломников так возросло, что во избежание столпотворения пришлось сделать двенадцать входов в ограде кладбища. Для того чтобы попасть на могилу, нужно было дожидаться несколько часов. Правда, спектакль, длившийся без перерыва даже ночью, с лихвой вознаграждал за все тяготы.

"За специальной оградой, куда посетители допускались лишь за деньги,- говорил Лашатр,- бегали, прыгали, плясали полунагие мужчины и женщины. В конвульсиях они падали ниц, продолжая трястись с такой силой, что было непостижимо, как они выдерживают это. Сотни людей катались по земле, извиваясь самым непристойным образом. В то время священники пользовались таким огромным влиянием, что, несмотря на разнузданную свистопляску вокруг кладбищенского мавзолея, власти долго смотрели на это сквозь пальцы".

В конце концов сцены религиозного помешательства стали настолько непристойными, что гражданские власти были вынуждены закрыть кладбище.

Наутро на воротах появилась эпиграмма, написанная каким-то набожным балагуром:

Однако священники не угомонились. Они перенесли свои представления в другие места, число которых возрастало, по мере того как у трясунов появлялись новые приверженцы.

Вскоре, пишет Лашатр, насчитывалось до восьмисот чудотворцев, или одержимых, которые устраивали самые непристойные спектакли. Главные роли в этих религиозных сатурналиях исполняли женщины и девушки. Они особенно изощрялись в акробатических упражнениях. Некоторые, подражая восточным фокусникам, вертелись на носках с такой скоростью, что у зрителей начинала кружиться голова. Другие извивались всем телом, сопровождая свои движения бряцанием погремушек. Третьи подзывали присутствующих, приказывая раздевать себя донага, после чего требовали коленопреклонения и оказания помощи. При этом помощь нередко носила весьма странный характер.

Придя в полное исступление, трясуны ложились вслед за этим наземь, приказывая послушникам прыгать на их животе, мять их ногами, как это делают при выжимании виноградного сока. Иногда они заставляли тянуть себя за руки и за ноги, требуя чуть ли не четвертования; в других случаях просили пытать дыбою, выкручивать груди щипцами, пронзать язык саблей.

Были и такие, которых священники прибивали к крестам и били палками по голове, по груди, по животу. Некоторые получали от шести до восьми тысяч ударов в день. Молодые девушки ходили вниз головой на руках, распевая песни и нимало не заботясь о благопристойности. Затем они выпрямлялись, вспрыгивали священникам на плечи, увлекали на постель, обнимали, а затем сбрасывали на землю.

В то время как священники поддерживали религиозное безумие, славная плеяда энциклопедистов объявила войну церкви и нанесла ей удар, от которого она уже никогда не оправилась.

Бессмертный Вольтер бросил в лицо теократическому миру воинственный клич: "Раздавите гадину!" Вместе с ним боролись за освобождение человеческого разума Руссо, Монтескье, Даламбер. Немало прославленных ученых, опровергая библейские сказки, шли по пути Галилея. Разгоралась битва между наукой и религиозными предрассудками, между справедливостью и тиранией священников.

Среди трюков, к которым прибегали папы, чтобы заставить раскошелиться верующих, один никогда не обманывал их надежд. Мы имеем в виду канонизацию тех или иных покойников. Эта церемония всегда служила поводом для самого беззастенчивого обирания, и каждый раз приносила папам значительную сумму, из которой только часть шла на церковные нужды.

Объявить святым монаха своей обители было делом весьма прибыльным: каждая кость творила чудеса, и скелет канонизированного становился источником обильных и постоянных доходов.

Естественно, что монастыри, желавшие обзавестись собственными святыми, должны были хорошенько заплатить папе за канонизацию.

Но как бы ни были велики суммы, монастыри никогда не торговались, ибо знали, что о лучшем помещении своих средств и мечтать не приходится. Святой отец ведет себя с ними как жулик, думали монахи, но верующие стократно вернут нам то, что он у нас забирает.

Климент XII сфабриковал с полдюжины святых.

Канонизация Винцента де Поля встретила во Франции явное неодобрение. Обычно страны считали для себя большой честью, когда их соотечественник обретал венец святого. Однако основателя ордена миссионеров (которому впоследствии священники создали репутацию благодетеля) современники ненавидели за его жестокость. Своей посмертной славой Винцент де Поль обязан кровавому усердию по отношению к врагам папства. С возмутительным цинизмом признает это Климент XII в своей булле: "Именно за то, что Винцент де Поль никогда не переставал побуждать короля, королеву и министров преследовать подданных, противившихся римской церкви, мы причисляем его к лику святых, для того чтобы вознаградить за истребление тех, кто, подобно янсенистам, упорствовал в своих заблуждениях... Мы возводим его в ряды небесного воинства, ибо хотя верно, что церковь сама отказывается проливать кровь, то все же следует сказать, что она опирается на содействие светской власти и никогда не устанет обращаться к помощи королей для принуждения еретиков под страхом казни и пыток принимать духовные лекарства".

На смертном одре, в 1659 году, Винцент де Поль доверил одному из своих друзей, главе семьи д'Арженсон, запечатанный пакет, который надлежало вскрыть через сто лет после его смерти, что и проделал по истечении положенного срока правнук душеприказчика М. Польни в присутствии Людовика XV и нескольких других лиц. Там оказалось нечто вроде исповеди, в которой автор заявлял, что он только внешне принадлежал к католической церкви, а на самом деле в течение всей жизни разделял доктрины социнианизма. По его словам, он хотел сохранить свою истинную веру в тайне в течение ста лет, так как был уверен, что к этому времени заблуждения христианства будут вытеснены истинным социнианизмом.

Из всех еретических заблуждений той эпохи то, которое связано с именем Социн, было самым оппозиционным по отношению к католической религии. Оно отвергало божественность Христа, равно как и существование святого духа. Социниане не верили в шестидневное сотворение мира, объясняли его возникновение трансформацией материи, послушной всемогущей воле, называемой ими богом. Они отвергали догму искупления грехов, придавали вере второстепенное значение, считая, что человека надлежит судить только по его делам. Согласно их учению последнее раскаяние не имеет искупительного значения. Они не верили в первородный грех, отрицали, что смерть есть последствие непослушания Адама и Евы, утверждая, что это обязательная дань, которую каждое живое существо рано или поздно должно заплатить природе.

Признавая вместе с христианами бессмертие души, они отвергали догмат вечных мук. Они говорили, что бог - абсолютная справедливость и что он может наложить только такую кару, которая соответствует совершенной ошибке.

Даже этот неполный обзор дает представление о расхождениях социнианизма с католической религией. Таким образом, Винцент де Поль яростно преследовал врагов папизма, а в душе презирал ту веру и обряды, жестоким поборником которых он являлся. Отрицая божественность Иисуса Христа, он истреблял тех, кто оспаривал у представителей этого Христа претензии на непогрешимость. В самом деле, Винцент де Поль вполне достоин фигурировать в обществе почетных бандитов, канонизированных церковью.

Еще предшественник Климента XII пытался причислить к лику святых этого кровавого мошенника, однако, натолкнувшись на энергичный протест во Франции, не посмел осуществить своего проекта. Буллу, которую мы цитировали, соотечественники Винцента де Поля встретили ничуть не лучше. Но в конце концов Людовик XV подверг преследованиям противников Винцента де Поля, и тот окончательно был причислен к лику святых.

После Климента XII на папский престол взошел кардинал Ламбертини, слывший остроумным балагуром. Во всяком случае, он был сообразительным человеком, хорошо знавшим, чего стоит религия, в которой он видел прибыльное ремесло. Иными словами, для него не было существенной разницы между сатаной и обычным пугалом.

Он получил основательное и разностороннее образование, но явно отдавал предпочтение поэтам перед учеными и писателями-историками. Однако это не помешало ему заниматься скучными богословскими исследованиями, и уж конечно ради честолюбия, а не для удовольствия сочинил он шестнадцать томов, посвященных этим унылым темам. Он уже давно подумывал о приобретении высшего духовного сана и, преодолевая отвращение, кинулся очертя голову в глубины церковной юриспруденции.

"Меня упрекают,- говорил он,- что я слишком часто общаюсь с Тассо, Данте и Ариосто. Но разве не известно, что чтение этих авторов является для меня сладостным напитком, помогающим мне переварить грубую пищу тупых церковных кулинаров? Эти поэты восхищают меня своим блестящим искусством, и только с их помощью я могу одолеть религиозные нелепости".

Ламбертини любил светскую жизнь. Его веселый нрав, остроумные беседы, частенько приправленные гривуазными шуточками, привлекли к нему блистательную и беспутную римскую аристократию. Он не отличался слишком строгой моралью, и нередко светские победы приводили его в будуары прекрасных патрицианок.

При Клименте XII Ламбертини счел необходимым подготовиться к выдвижению своей кандидатуры и круто изменил образ жизни. Не отказываясь от галантных похождений, он стал всячески избегать шума, окутал свои приключения тайной, больше не показывался в веселом обществе старых друзей. Казалось, он укротил свой неугомонный нрав. На самом же деле все оставалось по-прежнему, соблюдались только внешние приличия. Церковные сановники благоволят даже к самым распутным подчиненным, если те умеют скрывать свои грешки. Огласка скандала - вот грех, который карается со всей строгостью.

Тактика Ламбертини, конечно, не могла обмануть кардиналов, имевших большой опыт в делах подобного рода. А если бы ему и удалось ввести их в заблуждение, то это вовсе не увеличило бы его шансов на успех. Коллегия кардиналов и не стремилась ставить во главе церкви человека сурового: ведь он неминуемо обрушился бы на нравы высшего духовенства.

Через несколько месяцев, видя, что кардиналы утомлены нескончаемыми дебатами, Ламбертини обратился к ним с речью, которую закончил следующими словами:

"Если вы желаете иметь первосвященником святого - возьмите Готти, если хотите ловкого политика - выбирайте Альдобрандини, если же предпочитаете хорошего человека - берите меня".

Кардиналы рассмеялись и проголосовали за шутника, провозгласив его папой под именем Бенедикта XIV.

В первые годы своего понтификата он проявил себя весьма терпимым в вопросах религии. Это было вполне естественно: ведь он считал, что догмы католицизма абсурдны и вера в них заставляет краснеть всякого разумного и образованного человека.

Однако его либерализма и мудрости хватило ненадолго, и он вскоре стал послушным орудием иезуитов. Один из главных членов фанатического сообщества, парижский архиепископ Кристоф де Бомон, решил во что бы то ни стало, идя по стопам знаменитого святого Доминика, прославить свое имя грандиозным уничтожением иноверцев. Его не устраивало истребление нескольких еретиков: он мечтал о колоссальных избиениях, о бесчисленных кострах, о реках крови.

Сговорившись с несколькими самыми влиятельными коллегами, Бомон задумал восстановить во Франции трибуналы инквизиции. Но он был слишком осторожен, чтобы действовать поспешно, поэтому ограничился пока представлением папе нового закона, направленного против янсенистов, мотивируя это тем, что успехи секты требуют применения более строгих мер.

Бенедикт XIV одобрил предложения архиепископа, но парламент отказался санкционировать репрессии, которых требовал жестокий прелат. Тогда иезуиты обвинили членов парламента в том, что они потворствуют ереси. Людовик XV, занятый больше своими любовницами, чем делами государства, не пресек вовремя разгоравшийся конфликт. Кристоф де Бомон, увидев, что король бездействует, приободрился и начал преследовать и другие секты.

Светская власть уже не могла защитить от иезуитов тех граждан, которые отказались подчиняться требованиям церкви. За мужественное сопротивление тирании многие поплатились своим состоянием и даже жизнью. Безжалостные священники преследовали их до самой смерти.

Королевская фаворитка, красавица маркиза Помпадур, ранее одобрявшая идеи энциклопедистов, внезапно стала действовать заодно с иезуитами. Благодаря поддержке этой женщины, являвшейся фактической правительницей Франции, последователи Лойолы безнаказанно подрывали авторитет светской власти. Каждый, выбривавший тонзуру, гордился своим непослушанием властям. Наконец парламенту надоело метать впустую указы против священников, и он решил действовать против главного подстрекателя - парижского архиепископа.

Это произошло при следующих обстоятельствах:

"Фанатичный священник отказался причащать монахиню монастыря Святой Агаты - сестру Перепетую,- сообщает историк Лашатр.- Тогда парламент призвал к ответу фанатика. Тот прислал вместо себя своего викария, который заявил, что священник действовал по особому распоряжению Кристофа де Бомона, архиепископа Парижа. Тотчас же к епископскому дворцу была направлена депутация, чтобы заставить прелата причастить больную. Его преосвященство нагло ответил, что он отвечает только перед папой, считает себя обязанным объяснять мотивы своего поведения только королю и не унизится до того, чтобы отвечать проходимцам, якобы представляющим народ.

Парламент привлек архиепископа к суду, собрал для разбирательства пэров и наложил арест на его доходы. Маркиза Помпадур, при содействии королевского совета, отменила это решение и запретила созывать пэров. Члены парламента продолжали настаивать на созыве пэров. Но Людовик XV запретил созыв, пригрозив советникам приказом об аресте, и отдал распоряжение изъять из монастыря монахиню - невольную причину конфликта.

Остается добавить, что бедную умирающую отправили в тюрьму".

Варварский акт возмутил всех членов парламента. Один из достойнейших ораторов почтенного собрания имел мужество в соответствующих выражениях заклеймить распоряжение об аресте и склонил всех советников тут же, на заседании, составить энергичный протест против преступной благосклонности короля к Помпадур и иезуитам. Людовик XV отказался принять делегатов, уполномоченных вручить ему послание парламента. Тогда палаты решили не прекращать заседаний, до тех пор пока монарх не примет их требования во внимание. Иезуиты умело сыграли на королевском самолюбии, и он приказал арестовать судей. Одних он бросил в тюрьмы, других сослал в отдаленные города. Опьяненные успехом священники стали смотреть на Париж как на завоеванную ими территорию. Их злоупотребления привели к возмущению всех слоев населения, и Людовик XV, испугавшись последствий, вернул сосланных и освободил арестованных.

Взбешенные таким оборотом дела иезуиты выбивались из сил, чтобы вернуть былое влияние.

По их инициативе несколько епископов направили Людовику XV докладную записку, где доказывали, что король подвергает свой престиж большой опасности, становясь на сторону философов, против учеников Лойолы. Деспотизм, жестокость и нетерпимость духовенства обнаруживаются в этом шедевре, который мы воспроизводим совершенно дословно:

"Государь! Настоятельный долг побуждает нас припасть к подножию трона, чтобы предупредить Вас о том, что густой дым, о котором говорится в священных книгах, поднимающийся из бездны и затемняющий солнце, грозит распространиться по всему королевству. Знайте, что королевская власть несовместима со свободой, которой требуют французы, со свободой слова и печати. Знайте, что в интересах королей поддерживать обскурантизм и препятствовать дерзким умам рассуждать о происхождении культов и власти. Не забывайте, что трон и алтарь неразделимы, что короли не в состоянии разумно пользоваться своей властью без содействия священников, и было бы величайшей неосмотрительностью выступать против них, на стороне народа. Остерегайтесь, как бы люди, подстрекаемые философами, не приучились смотреть на тех, кто ими управляет, как на узурпаторов, ибо тогда монархия погибнет. Заносчивые авторы восстают против бога, философы низвергают сначала храм Христа, чтобы потом сокрушить трон Цезаря. Предупредите эти убийственные действия, посадите в темницы опасных писателей, заткните рты издателям и тем, кто в прессе содействует распространению пагубных идей, проникающих во все поры общества и развращающих народ.

Истребите, государь, гнусных апостолов свободы, заставьте их замолчать под страхом невыносимых пыток и ужасных казней!"

Людовик XV ответил на это послание весьма неопределенно, что вовсе не удовлетворило епископов. Тогда они написали папе, который, без колебаний признав их правоту, опубликовал весьма гневную буллу, направленную против либеральных идей и их пропагандистов.

Булла абсолютно противоречила принципам Бенедикта XIV. Сей безбожник поистине превратился в рекордсмена религиозной нетерпимости. Впрочем, разве вероломство не присуще его профессии?

Король был склонен не подчиниться даже распоряжениям папы, и вовсе не из справедливости, а из страха перед смутой в своем добром Париже. Только крайняя нужда в деньгах вынудила его предоставить священникам все привилегии и льготы, которых они требовали.

Королю дорого обходились любовницы и придворная роскошь. Парламент решительно отказался вводить новые налоги, объяснив монарху, что народ бедствует. Но "возлюбленный" Людовик не пожелал принимать во внимание столь ничтожные соображения: он нуждался в золоте, и пусть его подданные подыхают с голоду.

Тогда духовенство предложило ему деньги - разумеется, на известных условиях. Король принял их без всяких возражений. И иезуиты вновь обрели могущество во Франции.

Это не помешало им организовать на "возлюбленного" Людовика покушения. Вот вам благодарность добрых отцов! Именно после уступок глупейшего монарха и произошло покушение Дамьена, фанатичного исполнителя зловещих планов иезуитов, намеревавшихся возвести на трон дофина, безраздельно преданного их ордену. На допросах Дамьен всячески старался возбудить подозрения против наиболее влиятельных членов парламента. Иезуиты хотели одним ударом убить двух зайцев: запутать судей и общественное мнение и возложить моральную ответственность за преступление на философов. Однако абсурдность обвинений была столь очевидной, что они никого не обманули.

План иезуитов окончательно провалился, и король, поняв, с кем он имеет дело, стал искать сближения с парламентом, восстановив все отнятые у него прежде права.

Даже папа, к которому иезуиты обратились за ходатайством, воздержался от вмешательства, не желая себя компрометировать. Больше того, он издал буллу, в которой уполномочивал премьер-министра Португалии по своему усмотрению пересмотреть привилегии, данные иезуитам в этом королевстве.

Эта булла была последним актом Бенедикта XIV, скончавшегося в 1758 году в возрасте восьмидесяти трех лет.

Кардинал Карло Роццонико стал преемником Бенедикта XIV, приняв имя Климента XIII. Ожидая результатов выборов, он счел нужным разыграть комедию. Отбросив папские облачения, которые ему предстояло надеть на себя, и воздев руки к небу, он разразился рыданиями, способными вызвать лишь смех.

"Нет! - воскликнул он.- Я не достоин такой чести! Зачем вы отдали мне свои голоса? Бог свидетель, я не хотел этого!"

Так он вопил до тех пор, пока какой-то разозлившийся кардинал не предложил своим коллегам отказаться от кандидатуры Роццонико.

"Оставим этого крикуна,- сказал он,- раз он отказывается стать папой, нам остается лишь выбрать другого".

При этих словах Роццонико вскочил и сразу же переменил тон:

"Нет, бога ради, я согласен!" И проворно нацепил на себя драгоценную мишуру, символ его нового сана.

Едва вступив на престол, он проявил живейшую симпатию к иезуитам и открыто заявил, что будет защищать их против всех врагов, ибо ему ненавистны либеральные идеи.

Португальские иезуиты, воспользовавшись расположением папы, стали добиваться отмены буллы Бенедикта XIV. Они и раньше пытались всячески противодействовать ей, но спровоцированные ими в разных частях страны беспорядки были быстро подавлены и привели лишь к закрытию их коллежей. Тогда они решили убить короля и избавиться от ненавистного им правительства.

Среди членов их общества был невежественный фанатик Габриэль Малагрида, утверждавший, что находится в непосредственном контакте с Иисусом Христом и с пресвятой девой. Каково же было умственное развитие государей и их придворных, если они всерьез верили в эти нелепые бредни! Иезуита принимали в самых аристократических домах. Его поклонницей была, в частности, маркиза, муж которой, занимавший раньше очень высокое положение, впал в немилость. По этой причине маркиза возненавидела короля Жозе I. Иезуиты воспользовались ситуацией и дали соответствующие инструкции ее духовнику. Добрый Малагрида точно выполнил поручение своих шефов, внушив маркизе, что убийство короля - святое дело, и обещав полное прощение всех грехов.

Вдохновленная возможностью искупить грехи и в то же время отомстить королю, маркиза подыскала сообщников. Несколько дворян, в том числе и ее муж, подкупили профессиональных бандитов и стали ждать благоприятного случая. Он вскоре представился.

Однажды, когда король отправился на любовное свидание, заговорщики устроили засаду. План был разработан превосходно и провалился из-за непредвиденного обстоятельства. Первый выстрел не достиг цели, следующие две пули попали в королевскую карету, лишь слегка задев сидевшего в ней короля. И тогда, вместо того чтобы продолжать путь, как предполагали убийцы, король приказал кучеру повернуть обратно.

Назавтра участники заговора были арестованы. Их приговорили к смертной казни и обезглавили (за исключением маркизы, которую заперли в монастырь). Что касается иезуитов, то судьи категорически отказались вести процесс. Несмотря на их очевидную виновность, набожные судьи заявили, что преступление, совершенное священниками, не входит в их компетенцию.

Обвиняемые, в свою очередь, обратились к папе. Ожидая его решения, Жозе I продолжал держать троих иезуитов в тюрьме, а от остальных отделался, погрузив на суда и отправив в Италию. Декрет об изгнании осуждал их как мятежников и изменников, посягнувших на особу короля, на государственную власть и на общественное спокойствие.

Узнав о том, что трое его добрых друзей находятся под замком, а все остальные члены общества высланы из Португалии, Климент XIII поспешил написать королю высокомерное и грубое письмо, приказав освободить узников, возвратить остальных иезуитов из ссылки и вернуть им все права и привилегии. Заявив, что он не может понять, как монарх осмелился поднять руку на благочестивых отцов, папа пригрозил самой суровой карой, если его приказания немедленно не будут выполнены.

Наглость святого отца вынудила Жозе I открыто порвать с Римом. Он, правда, не осмелился затронуть привилегий духовенства и отдать под суд заговорщиков-иезуитов, но все же нашел средство избавиться от Малагриды, которого считал наиболее виновным в покушении: он передал фанатика заклятым врагам иезуитов - доминиканцам. Доминиканцы ненавидели иезуитов с давних времен, как самых сильных своих конкурентов, и король мог быть уверен, что с Малагридой поступят так же, как если бы он оказался в руках профессионального палача. Несчастный и в самом деле был сожжен заживо, как еретик и лжепророк.

Вот еще один трогательный пример кротости служителей церкви.

Климент XIII возложил на себя тяжелое бремя, защищая иезуитов. В дальнейшем он пожалел об этом, но было слишком поздно. После того как ученики Лойолы были изгнаны из Португалии, их французские собратья продолжали свою преступную деятельность, тем самым дав парламенту все основания принять против них те строгие меры, на которых настаивало общественное мнение...

Иезуиты отправили на остров Мартинику отца Лавалетта, считавшегося умным человеком и дельным коммерсантом. В колониях миссионерская деятельность и религиозная пропаганда служили лишь предлогом: настоящей целью были крупные барыши от торговли экзотическими товарами, тем более выгодной, что иезуиты без всяких угрызений совести заставляли туземцев работать за единственное вознаграждение - обещание райского блаженства. На самом же деле под видом миссий всюду возникли торговые предприятия. Так называемые апостолы были попросту торгашами. Они приносили с собой католицизм, догмы, а взамен их вывозили сахар, кофе и т.д.

Назначенный начальником иезуитской организации на Мартинике, Лавалетт добился неограниченного кредита в одном из самых влиятельных банков Лиона. Французский священник отец Форестье договорился с банкирами относительно оплаты всех векселей Лавалетта при устной гарантии общества Иисуса. Конечно, было бы более правильным заключить письменный договор, но служители церкви не могут запятнать себя, открыто занимаясь финансовыми операциями,- это было бы скандально! Однако банкиры им доверяли. В течение какого-то времени они предоставляли достаточно большие суммы, которые им пунктуально возмещались то наличными деньгами, то в виде товаров, отправленных отцом Лавалеттом. Дело дошло до того, что банкиры ссудили сумму свыше двух миллионов франков. Получив с Мартиники уведомление, что к ним направлено несколько судов, груженных ценными товарами, стоимость которых превышала долг, банкиры ни о чем не беспокоились. Они ничуть не встревожились и тогда, когда получили письмо, извещавшее, что суда захвачены англичанами. Чем они рисковали - ведь у них была гарантия богатейшего общества!

Банкиры обратились к генералу иезуитов, чтобы получить по векселям. И услышали в ответ, что по статуту ордена высшие начальники освобождают своих подчиненных от обязательств, если их выполнение влечет за собой ущерб для общества.

В ответ на все доводы злосчастных банкиров иезуиты продолжали настаивать на своем праве обманывать наивных людей, доверившихся их слову.

Один из банкиров решил съездить в Париж и искать помощи у высших иезуитских сановников. Но те остались глухи к его призывам. Тогда он попробовал разжалобить их, описав нищету и бесчестие, которые грозят ему и его компаньонам, так как банкирский дом не мог выдержать потери двух миллионов.

"Мы не переживем катастрофы,- сказал он,- и вы будете причиной нашего самоубийства".

Богобоязненные иезуиты хладнокровно ответили, что они "отслужат мессы за упокой их душ".

В результате банкиры объявили себя несостоятельными, предоставив все свое имущество кредиторам. Но, информированные о причинах краха, кредиторы решили сообща призвать к ответу отца Лавалетта.

Иезуит, в свою очередь, тут же получил от своих начальников указание объявить себя банкротом. Но трюк не удался. Было возбуждено судебное дело против всего общества в целом и передано в парижский парламент.

Иезуиты отлично знали о неподкупности своих судей. Но они полагали, что достаточно спрятаться за статуты общества, чтобы опровергнуть какую бы то ни было солидарность со своим агентом на Мартинике.

Им было предъявлено обвинение в ложном банкротстве и в преднамеренном мошенничестве отца Лавалетта с целью разорения кредиторов. Иезуитская организация на Мартинике владела огромными землями, движимым имуществом и денежными ценностями, стоимость которых во много раз превосходила сумму, которую следовало возместить банкирам за оплаченные ими векселя. В этой ситуации банкротство Лавалетта означало явную симуляцию, чего не захотели признать привлеченные к суду иезуиты.

Они ограничились в своей защите ссылкой на статьи статута, согласно которым деньги, индивидуально заработанные членом ордена, принадлежат обществу, тогда как общество всегда вправе отнести за личный счет операции, приводящие к материальному ущербу.

Опираясь на это чудовищное утверждение, ученики Лойолы имели неосторожность вручить судьям свои тайные статуты.

Ввиду того что для рассмотрения их требовалось длительное время, парламент начал с того, что расценил общество как единую организацию, подчиненную одному генералу, и вынес решение об оплате обществом векселей, выданных отцом Лавалеттом.

Иезуитские главари слишком поздно поняли, как усложнили свое положение. Чтобы хоть как-нибудь смягчить последствия роковой ошибки, они торопились удовлетворить решение суда, а затем потребовали возвращения компрометирующих их документов.

Но из-за чудовищных статутов поднялся такой шум и общественное мнение было настолько взбудоражено, что парламент уже не мог замять дело. Он наотрез отказался удовлетворить притязания последователей Лойолы, против которых росло народное возмущение.

Все классы общества требовали их изгнания. Иезуиты были вынуждены признать, что переоценили свое могущество, полагая, что могут открыто и безнаказанно заниматься гнусными делами. Тогда они обратились к нунцию Климента XIII.

По их требованию был создан совет из тридцати епископов, которому было поручено параллельно с парламентом вести расследование. Само собой разумеется, что прелаты нашли конституцию иезуитов безупречной и постановили прекратить дело.

Но в конце концов парижский парламент вынес превосходно мотивированное решение, которое по праву можно считать своего рода шедевром.

Оно давало краткую историю общества иезуитов со времени его основания и содержало перечень декретов, изданных во Франции как в поддержку иезуитов, так и против них. Декреты в их пользу приводились для того, чтобы показать, что иезуиты никогда не выполняли своих обязательств и во все времена возбуждали справедливые серьезные нарекания.

Специально рассматривались основные труды благочестивых отцов, где поощрялись стяжательство, богохульство, колдовство, астрология, лжесвидетельство, прелюбодеяние, содомия, воровство, убийство, в том числе убийство монарха.

Приводился список королей, князей, епископов и пап, убитых последователями Игнатия Лойолы.

В итоге теория и практика иезуитов расценивались как "подрывающие все принципы религии и чести, оскорбляющие христианскую мораль, посягающие на права народов и неприкосновенность королевских особ".

"Вследствие этого институт иезуитов должен быть безоговорочно запрещен на территории всего королевства, королевским подданным навсегда запрещается содействовать или просить о восстановлении общества, так же как посещать коллежи, пансионы, семинары и конгрегации гнусных священнослужителей. Последователям Игнатия Лойолы предлагается покинуть все школы, монастыри, учреждения, под чьим бы руководством они ни находились, уединиться в любом месте страны, где надлежит проживать на обычных условиях, с запретом селиться вместе, подчиняться власти своего генерала и носить одежду священнослужителей".

Решение парламента дало возможность папе вновь продемонстрировать свои симпатии к иезуитам. Он очень резко протестовал против их осуждения, заявив, что "все запрещения, указы, распоряжения и заявления светских властей Французского королевства, направленные на уничтожение общества Иисуса, должны рассматриваться как недействительные, лишенные силы и незаконные, и никто не обязан их придерживаться, даже те, кто дал соответствующую присягу".

Людовик XV нехотя, но все же утвердил решение парламента. Правда, затем он предложил святому отцу восстановить во Франции иезуитскую конгрегацию при единственном условии - изменить в статутах ордена статьи, касающиеся цареубийства. Он был согласен защищать иезуитские мерзости, лишь бы самому не стать жертвой сынов Лойолы.

Климент XIII резко оттолкнул протянутую ему руку. "Да будут они тем, что есть, или не будут вовсе!" - ответил он.

Отношения между французским королем и римским двором обострились. После скоропостижной смерти фаворитки короля маркизы де Помпадур иезуиты опять стали плести интриги. Им удалось добиться созыва собрания епископов для принятия решений о прекращении раздоров между светской властью и церковными авторитетами.

Они разразились анафемами против основных философских работ, среди которых были "Энциклопедия", "Словарь" Бейля, "Об уме" Гельвеция, "Эмиль", "Общественный договор", "Письма с горы" Жан Жака Руссо, "Опыт о нравах", "Философский словарь", "Философия истории" и "Восточный деспотизм" Вольтера.

Войдя во вкус, епископы объявили, что только церковь имеет право обучать детей. В те времена они еще молчали о знаменитых правах отцов семейств, которыми так кичатся сегодня добрые клерикалы. Далее они приняли еще несколько решений, основанных на том же принципе - примате католической церкви.

Парламент отменил решения ассамблеи прелатов. Тогда клирики обратились к королю, который аннулировал судебный указ. Легко воспламенявшийся Людовик XV на мгновение проникся раскаянием и в этом настроении был готов пойти на всевозможные уступки церкви. Но победа, одержанная духовенством, превратилась скоро в их поражение. Король вдруг увлекся некой мадемуазель де Роман; ее прекрасные глазки рассеяли мрачные мысли монарха и заставили позабыть про иезуитов, епископов, папу - словом, про все, что не интересовало его новую любовницу.

Парламент сумел воспользоваться ситуацией и в конце концов добился запрещения ордена. Иезуиты, ранее уже высланные из Парижа, были теперь вообще изгнаны из Франции. Они нашли приют во владениях святого отца.

Тогда-то Клименту XIII и пришлось пожалеть о своей чрезмерной доброте по отношению к иезуитам и о том, что он так рьяно защищал их от нападок.

Португалия, Испания и Франция избавились от благочестивых отцов, которые, естественно, бросились к своему высокому покровителю.

Орда иезуитов наводнила Италию, что причинило папе немало тревог. Он с горечью наблюдал за тем, как доходы с его земель стекаются в руки сынов Лойолы.

Опасаясь полного разорения, он был вынужден прибегнуть к радикальной мере - выдворить иезуитов из своих владений. Но папа был достаточно тонким политиком и прекрасно знал, как опасно приводить в ярость членов всемогущего сообщества. Поэтому, отдавая распоряжение о выезде, он обещал иезуитам свое покровительство в тех странах, где они захотят обосноваться.

Он опубликовал буллу, заранее отлучавшую от церкви тех монархов, которые откажут благочестивым отцам в убежище и в прежних привилегиях. Но папские громы и молнии уже никого не устрашали и не помогли иезуитам.

После смерти Климента XIII папой стал Антонио Ганганелли, принявший имя Климента XIV. Он был сыном врача, получил образование у иезуитов, но принадлежал к ордену францисканцев.

Он не принимал участия в церковных распрях при Клименте XIII, так как неодобрительно относился к иезуитам, которым тот покровительствовал. Вступив на престол и ознакомившись с решениями правительств, изгнавших иезуитов, он в 1773 году издал указ, уничтожавший ненавистный орден. В результате Рим помирился со всеми католическими государствами Европы.

Климент XIV был уверен, что иезуиты расправятся с ним. Так оно и вышло: вскоре после этого знаменитого указа он скончался. Современники не сомневались в том, что папу отравили.

После довольно длительных дебатов на римский престол был избран Пий VI. Он происходил из графского рода и в отличие от своего предшественника питал самые горячие симпатии к иезуитам (поэтому он занимал высокую должность министра двора при Клименте XIII).

Мракобес, он, однако, не мог не считаться с требованиями времени. Для его понтификата характерны постоянные колебания и полумеры как в светской, так и в церковной политике.

Что же касается его частной жизни, то здесь он полностью восстановил славные традиции многих своих предшественников. Оба его незаконнорожденных сына были осыпаны милостями.

Сыну Людовику он пожаловал графский титул и предоставил неограниченное право черпать деньги из апостольской казны. Это дало возможность Людовику, склонному к коммерческой деятельности, пуститься в грандиозные спекуляции зерном.

Прекрасная деятельность для сына святого отца!

Впрочем, еще неизвестно, кому отдать предпочтение в этой прелестной семейке. В семейных развлечениях принимали участие папа, его сестра, бывшая одновременно и его любовницей, их сыновья (они же и фавориты!) и девица замечательной красоты, приходившаяся Пию дочерью. Ее мать состояла с ним в любовной связи, когда он еще был кардиналом.

Не испытывая ревности, все они сожительствовали, меняя партнеров, словно вальсируя на балу. Пию VI даже пришла в голову счастливая мысль соединить законным браком своего возлюбленного со своей любовницей, т.е. поженить брата с сестрой, ибо сам был отцом обоих.

Новобрачные были осыпаны папскими милостями и подарками. Несколько ранее папа пожаловал молодому человеку титул герцога де Браччи.

В качестве свадебного дара святой отец преподнес драгоценный ларец, содержавший десять тысяч золотых дублонов, четки, бриллианты невероятной ценности, коллекцию медалей, украшенных драгоценными камнями. Кроме того, он подарил ему земли, дворцы, изумительное столовое серебро, конфискованное у сеньоров и прелатов, впавших в немилость.

В доказательство своей преданности первосвященнику многочисленные кардиналы, епископы, аристократы и апостольские чиновники сочли себя обязанными выразить герцогу и герцогине де Браччи чувства почтительной симпатии и презентовать множество богатых даров. Несколько залов Ватикана были переполнены ими.

Пий VI к тому же решил воскресить старинную папскую традицию и привлечь к участию в столь знаменательном событии иностранные королевства.

Как раз в это время разрешились от бремени принцесса Астурии и французская королева. Обоим королевским отпрыскам он послал от своего имени и от имени своей племянницы священные пеленки. Несмотря на этот святой дар, одному из .младенцев предстояло лишиться трона, на который ему по праву рождения надлежало взойти.

В обмен на свою не слишком дорогостоящую посылку корыстный папа надеялся получить богатые подарки для своих обожаемых детей. И действительно, версальский и мадридский дворы поспешили изъявить признательность за любезность первосвященника, и на молодых супругов посыпались деньги и драгоценности.

Как и в былые времена, Ватикан каждую ночь превращался в вертеп. В оргиях кроме первосвященника, его дочери и двух сыновей принимали участие смазливые пажи, дамы, куртизанки, прелаты, высокие должностные лица и... поварята. Привязанности Пия VI были разнообразны: от церковной и светской аристократии до юных поварят на кухне, к которым он особенно благоволил.

Ежедневно по нескольку часов он проводил за своим туалетом, красил губы, румянил щеки, умащивал телеса дорогими благовониями и рядился в дорогие кружева, как самая кокетливая куртизанка. У него бывали приступы ужасного гнева, если слуге не удавалось одеть его по вкусу. Тогда он разражался грубой бранью, раздавал пощечины и пускал в ход кулаки. Однажды он чуть было не убил портного за плохо сшитое платье.

Его так ненавидели в Риме, что каждое его появление, даже во время религиозных торжеств, сопровождалось свистом и улюлюканьем толпы.

Не зная устали, святой отец всеми способами умножал богатство своих незаконных детей. Он особенно хлопотал о герцоге и герцогине де Браччи.

Прежний фаворит, Ромуальд, после того как он долгое время занимал первое место, отошел на вторые роли. Он уступил первенство старшему брату, номинальному супругу прекрасной Констанции. Ромуальд легко перенес новый каприз переменчивого папаши. Состояние его было достаточно велико, и он не особенно огорчался своим положением, поэтому сохранил самые тесные отношения с отцом, братом и сестрой, превратившейся в невестку.

Для обогащения милого семейства его глава не останавливался и перед преступлениями, и хотя был очень осторожен, ему не всегда удавалось замести следы. Вы можете судить об этом на основании следующего рассказа.

Миланский богач, по имени Аманцио Лерпи, решил переехать в Рим, полагая, что близость святого отца освятит и его самого. Богобоязненность Лерпи доходила до крайних пределов, вследствие чего большую часть своих доходов он употреблял на то, что священнослужители называют благочестивыми делами. Боясь, что солидное состояние рассеется по монастырям и другим церковным учреждениям, святой отец поручил одному иезуиту убедить Аманцио, чтобы тот для спасения своей души передал все имущество герцогу и герцогине де Браччи. Когда дарственный акт был подписан, папа разыграл лицемерное изумление и стал уверять богобоязненного болвана, что он не позволит племяннику принять такой дар. На самом же деле он просто хотел заставить Аманцио заявить о своем даре перед свидетелями и рассеять таким образом подозрения, вызванные такой необъяснимой щедростью.

Папа правильно разгадал характер чудака, который тут же стал умолять святого отца не лишать его счастья распорядиться своим достоянием ради спасения своей души и обеспечения себе прочного места на том свете. Наконец Пий VI дал себя уговорить, и дарственная состоялась. Выдержав свою роль до конца, он даже убедил Лерпи оставить себе ежемесячную ренту в пятьсот экю.

У этого фантастического идиота была племянница, по имени Марианна, и он состоял ее опекуном. Мать этой молодой особы маркиза Виктория Лерпи, возмущенная тем, что ее дочь лишается наследства, на которое имела законное право, обратилась с протестом в трибунал аудитора палаты. Слепо преданный папе аудитор отклонил ее жалобу. Достойный судья был тут же вознагражден кардинальской шапкой.

Но маркиза не пала духом. Она подала апелляцию в трибунал римского судилища, состоявший из двенадцати судей и аудиторов, из которых только трое были римлянами, другие представляли разные итальянские города и страны Европы. Этот судебный орган был не совсем развращен, ибо только пятеро его членов содержались папой, и он, в общем, был довольно беспристрастным.

Опасаясь неблагоприятного решения трибунала, Пий VI предложил Виктории Лерпи сделку, давая сумму в двести тысяч экю отступного за отказ от своей претензии. Она не согласилась.

Тогда папа изложил маркизе новый проект, в котором, отказываясь от первого предложения, брал обязательство устроить брак Марианны с Ромуальдом.

Таким образом девица становилась собственницей более крупного состояния, чем то, которое Аманцио даровал герцогу де Браччи.

"Скажите вашему господину,- ответила маркиза папскому посланцу,- что я ищу справедливости и пойду на все".

Трибунал римского судилища отменил решение первого судьи и объявил дарственную аннулированной, мотивируя тем, что при этом имело место принуждение человека, слабого разумом.

Пий VI потерпел поражение. Он сделал вид, что подчиняется решению, но поручил все тому же иезуиту заставить слабоумного Аманцио подписать завещание, по которому герцог де Браччи становится законным наследником всего имущества.

В тот самый день, когда несчастный дурак подписал завещание, у него сделались ужасные колики, сопровождавшиеся судорогами и рвотой. Ларчик просто открывался: опасаясь, как бы Аманцио не изменил своей воли, святой отец распорядился его отравить. Врачи тут же распознали причину болезни, но им удалось только на несколько часов продлить ему жизнь.

Как только он испустил дух, папа собрал римское судилище и представил завещание покойного. Судьи рассмотрели документ и, найдя его в полном порядке, собирались принять решение о том, что незаконный сын и любимчик первосвященника вступает в права наследства. Но тут внезапно появилась Марианна в сопровождении своей матери. Девушка развернула пергамент и передала его трибуналу. Это было другое завещание, более позднее, чем то, которым располагал Пии VI.

Аманцио в новом завещании отказывался от первого, так же как и от дарственной, к которой его принудили, и оставил все свое имущество дочери маркизы Виктории Лерпи, сообщив, что явился жертвой преступного священника и своей собственной доверчивости.

В то время как войска революционной Франции потрясали троны, Пий VI надеялся на то, что реакция все же восторжествует и ему удастся избежать возмездия со стороны французов. Каково же было его разочарование, когда у итальянских границ появились республиканские полки во главе с генералом Бонапартом!

Святой отец попытался собрать войско и с этой целью выпустил бумажные деньги, ценность которых не была ничем гарантирована. Все это ему мало помогло, и, когда французская армия подошла к Риму, он предложил Бонапарту мир, согласившись уплатить контрибуцию в пятнадцать миллионов и отдать шедевры искусства, украшавшие галереи Ватикана. Договор был заключен на основе этих предложений, но Пий стремился таким образом лишь выиграть время. Подписав соглашение, папа обнародовал буллу, где говорилось:

"Всем возлюбленным детям католической церкви, братьям во Христе! Для блага христианства мы призываем вас взяться за оружие. Чтобы вы, не колеблясь, исполнили нашу волю, мы сообщаем, что именем нашей верховной власти мы даруем индульгенции тем, кто станет под наше знамя, и вечное блаженство тем, кто убьет хоть одного из наших врагов!.."

Видя, сколь странным способом первосвященник выполняет условия договора, Бонапарт пригрозил новыми военными действиями. И все же припертый к стенке Пий VI еще раз нашел способ обмануть французского генерала.

Делая вид, что покоряется воле Бонапарта, он заставил монастыри, соборы и конгрегации передать в Ватикан все ценные золотые и серебряные предметы, без которых можно обойтись при совершении католических обрядов. Затем он конфисковал у своих подданных столовое серебро, устроил обыски в частных домах, отбирая жемчуг, бриллианты, не брезгуя даже женскими кольцами. Совершив эти поистине апостольские деяния и собрав требуемую сумму, он уведомил об этом Бонапарта.

Директория тотчас же отправила в Рим своих комиссаров для ратификации соглашений между папой и Наполеоном. В дополнение к договору республика потребовала отмены булл, направленных - с начала революции - против французского народа, а также ликвидации инквизиции во всех католических странах и прекращения варварской практики кастрации детей в церковных хорах.

Не имея ни малейшего намерения выполнять свои обещания, папа только делал вид, что подчиняется, и тянул время, надеясь на помощь австрийских войск.

В то же время духовенство по его приказу использовало все средства, чтобы разжечь религиозный фанатизм. Статуи богоматери во всех монастырях стали шевелить руками, открывать глаза, двигать ногами. Из распятий сочилась кровь. Черепа святых Петра и Павла в Риме распевали псалмы. Но самое удивительное из всех происходивших в ту пору бесчисленных чудес случилось в день большого праздника, в присутствии папы, кардиналов и более чем восьмидесяти тысяч зрителей. Мадонна сошла с места, троекратно повела головой и тяжко застонала.

Никакие патетические речи не могли сделать того, что было достигнуто грубыми фокусами. В ответ на призывы священников в церковной области повсюду создавались легионы добровольцев.

Положение французов, проживавших в вечном городе, стало небезопасным. Однажды в помещение, занимаемое французскими комиссарами, ворвалась банда, угрожавшая им смертью. Если бы не энергичное вмешательство испанского посла, бандиты, несомненно, привели бы в исполнение свои угрозы. Но они не утихомирились, а устроили в городе настоящую охоту на французов, восклицая при этом: "Да здравствует Мария!", "Да здравствует Пий VI!" Среди убийц было немало духовных лиц, именующих себя служителями бога-миротворца.

Однако победы Бонапарта над австрийцами вынудили папу прекратить погромы. Он даже написал Наполеону письмо, где уверял, что он ничего не имеет против республики и больше всех скорбит о кровопролитиях в Риме.

Возможно, Бонапарт и поверил бы заверениям святого отца, если бы к нему в руки не попало письмо Пия VI к австрийскому императору, которого папа убеждал как можно скорее прислать войска, сообщая в то же время, что старается "развлечь" господ комиссаров до тех пор, пока к нему не присоединятся союзники; тогда он сменит тиару на военную каску, развернет знаменитую хоругвь императора Константина и выступит во главе солдат Христовых против врагов католической веры.

Послание чуть было не привело к окончательному падению папства. В течение пятнадцати дней французская армия овладела половиной церковной области. К сожалению, Бонапарт этим и ограничился, хотя Директория приказала взять Рим. Возможно, именно тогда у него зародился план покорения Европы, а осуществить это, конечно, было невозможно без содействия духовенства. Поэтому он предложил Пию новый мирный договор, за который тот с радостью ухватился: заплатив огромную сумму и потеряв несколько провинций, он все же сохранил всю полноту власти, а ведь был на волоске от того, чтобы потерять ее навсегда.

Пий VI был уже не молод, когда его свалила тяжелая болезнь. В течение нескольких дней состояние первосвященника настолько ухудшилось, что стали серьезно подумывать о выдвижении кандидатуры нового папы. Его смерти ждали со дня на день, и кардиналы хорошо понимали, что если трон будет вакантным в такой неустойчивый момент, то это угрожает существованию самого института папства. Ценности, собранные первосвященником для уплаты римского выкупа, еще находились в Ватикане. Не сомневаясь в близкой кончине святого отца, его сыновья пришли к выводу, что миллионы лучше спрятать в своих сундуках, чем отдавать французской республике. И мошенники присвоили сокровища. Но Пий неожиданно поправился. Вероятно, его очень встревожило исчезновение денег, но, узнав, что грабители - его сыновья, сразу успокоился.

Но как возместить огромную сумму? Пий VI слишком долго злоупотреблял терпением французского правительства и уже не мог рассчитывать на поблажки или на то, что ему удастся вновь обмануть его.

Откуда же можно было собрать средства в разоренной стране? Пий понимал, что после всех поборов опять повышать налоги бессмысленно.

Оставалось одно - обратиться к духовенству. В монастырях, соборах, в роскошных дворцах кардиналов и епископов накопились неисчислимые богатства. Сумма, в которой нуждался первосвященник, составляла лишь крупицу огромного достояния, каплю воды в безбрежном океане. Но получить хотя бы малую толику у церковных стервятников - дело весьма затруднительное. Они привыкли тратить свои деньги только на удовольствия. И все-таки святой отец обратился к духовенству. Рясоносцы взбунтовались. Они завопили о тирании, проклинали папу в своих проповедях, называя вором, кровосмесителем, мужеложцем, подстрекали народ к восстанию.

Между тем явился Жозеф Бонапарт, требовавший выполнения договора и освобождения итальянцев, арестованных за их политические взгляды. Римляне поддержали французов, видя в них своих спасителей. Ликующая толпа, распевая патриотические гимны, направилась к резиденции представителей республики и приветствовала их с бурным энтузиазмом.

Видя эту манифестацию, первосвященник понял, что не следует ссориться с клириками. Мир между церковниками и их достойным главой был заключен.

Уладив дело, Пий распорядился прекратить народные волнения. Злоба первосвященника на проклятых французов, пробудивших стремление к свободе у его подданных, не имела границ, и он решил воспользоваться уличными беспорядками.

На улицах и площадях Рима безоружные граждане кричали: "Да здравствует свобода!" Жестокий Пий послал против них солдат, которые безжалостно расстреливали жителей, не щадя никого, даже женщин и детей. Вслед за тем папские молодчики ворвались в здание французского посольства и потребовали выдачи итальянцев. Жозеф Бонапарт и несколько офицеров попытались воспротивиться, но что могла сделать горстка людей против нескольких сотен наемников?

Итальянцы, понадеявшиеся на неприкосновенность посольства, были безжалостно истреблены, нескольких французов постигла та же участь, и среди них генерала Дюфо, сраженного при попытке защитить итальянцев.

Подобные эксцессы имели место и в других городах Папской области. В Вероне были истреблены тысячи граждан. Банды насильников врывались в больницы, приканчивали на месте раненых и больных французов или бросали их в реку. Таким образом было уничтожено четыреста человек.

От имени дипломатического корпуса с энергичным протестом выступил испанский посол.

"Я в отчаянии,- смущенно ответил первосвященник.- Мои люди действовали по своей инициативе. Во время столкновения, стоившего жизни храброму генералу Дюфо, я молился в своей часовне за процветание Французской республики".

Возмущенный бесстыдной ложью, Жозеф Бонапарт потребовал, чтобы папа немедленно покарал виновных, угрожая покинуть Рим. Не получив ответа, он выехал из города со всем персоналом посольства.

Вскоре французские войска во главе с генералом Бертье триумфально вступили в Рим. Напрасно святой отец обращался опять к мадоннам и святым, ничто не помогло; к тому же итальянцы повсеместно братались с французскими солдатами.

У ворот города депутация приветствовала генерала Бертье как освободителя и сообщила ему, что в Риме провозглашена свобода. Бертье вступил в город под бурные рукоплескания римлян, толпа кричала: "Да здравствует республика!"

Приблизившись к Капитолию, генерал остановился и громко произнес: "Катон, Помпеи, Цицерон, Брут, свободные французы приветствуют вас на Капитолии, где вы так часто защищали права народов и прославляли Римскую республику. Дети галлов пришли с оливковой ветвью мира на знаменитый холм для того, чтобы установить здесь алтари свободы. А вы, римляне, отвоевавшие свои законные права, вспомните славных предков, взгляните на священные памятники вокруг вас и верните себе былое величие ваших отцов!"

После восторженно принятой речи Бертье возвратился к себе в лагерь.

Перепуганный Пий VI укрылся в Ватиканском дворце. Он направил к генералу Бертье своих наиболее высокопоставленных придворных для мирных переговоров. Бертье отказался принять послов и велел передать, что не признает авторитета папы и ждет делегатов Римской республики.

Римские граждане, поверив в поддержку Франции, сформировали демократическое правительство. Они опечатали музеи, общественные места и все драгоценные предметы, украшавшие церкви, чтобы спасти их от алчного святого отца. Многих кардиналов выслали из Рима, наиболее виновных посадили в тюрьму.

Что касается самого первосвященника и двух его сыновей, то народ, проявив великодушие к тиранам, не посягнул на их жизнь, а только отнял оставшиеся у них богатства.

С дочерью папы поступили еще снисходительней: правительство сохранило большую часть подарков, полученных ею от отца. Ее отправили в Тиволи, где ее утешали многочисленные поклонники, заменявшие оставшихся в Риме возлюбленных, один из которых был одновременно и братом и мужем, а другой отцом и великим главою христианского мира.

Когда новое правительство сообщило Пию VI, что он лишается светской власти, старик впал в полное отчаяние.

Представители республики молча ожидали, когда первосвященник придет в себя. Наконец святой отец как будто вышел из оцепенения и стал что-то бессвязно бормотать. Видно, удар оказался слишком сильным для его хилого организма, и Пий VI потерял рассудок.

Но делегаты все же считали своей обязанностью до конца выполнить поручение. Они сообщили папе, что он остается верховным владыкой церкви, ему будет обеспечено соответствующее его положению содержание и правительство выделяет для его охраны стражу численностью в сто двадцать человек, хотя его особе и не угрожает никакая опасность.

При этих словах Пий VI заметно приободрился и воскликнул, странно улыбаясь: "Значит, я еще папа!"

При мысли о том, что не все рухнуло и он еще может вернуть неограниченную власть, рассудок первосвященника несколько просветлел.

Не теряя ни минуты, он приступил к организации нового чудовищного заговора с целью поголовного истребления всех французов и сторонников Римской республики.

К счастью, план этот был раскрыт, и тогда святого отца посадили в экипаж и отправили в монастырь святого Августина в Сиенне, а затем во Флоренцию, где он пробыл около года.

Но ни преклонный возраст, ни провал заговора не помешали Пию VI возобновить свои преступные действия. Ему вновь удалось спровоцировать беспорядки в Риме. Опять по городу рыскали шайки преступников, возглавляемые священниками, и вонзали "священные" кинжалы во французов, встречавшихся на пути. Многих республиканцевримлян связывали и бросали в Тибр. Еще неизвестно, до чего бы дошли святые бандиты, если бы главные зачинщики не были схвачены. Тогда бандиты рассеялись по окрестностям Рима и образовали отряд численностью в шесть тысяч человек. В первой же стычке с французами отряд был разгромлен, и бандиты разбежались.

Папа использовал свое влияние на неаполитанского короля Фердинанда IV и его супругу и заставил их объявить войну французам. Рим, где уже не было войск, пал под натиском неаполитанцев. Счастливый Пий мечтал о победоносном возвращении в свою столицу, когда французская армия начала энергичное наступление и оттеснила королевские войска до самого Неаполя.

Фердинанд IV был низложен. В Неаполе была провозглашена республика, просуществовавшая несколько недель. Но забитое, невежественное сельское население Калабрии, подстрекаемое папскими эмиссарами, стало на сторону Фердинанда. Французы и неаполитанские патриоты были вынуждены капитулировать. Правда, они сложили оружие только после того, как Фердинанд твердо обещал сохранить им жизнь и имущество. Но как только королевская армия вступила в город, один из главных агентов святого отца, кардинал Руффо, распорядился арестовать всех граждан, подозреваемых в симпатиях к республике.

Несчастные жертвы неслыханного предательства предстали перед специальным трибуналом и все до единого были приговорены к смертной казни. Приговоры приводились в исполнение в срочном порядке, каждый день погибали сотни приверженцев республики. Во имя религии и спасения души, не щадя ни женщин, ни детей, калабрийцы сожгли и разграбили множество неаполитанских домов.

Пий VI решил, что враги папства окончательно и бесповоротно уничтожены, и известил всех католических епископов, что он вновь облечен всей полнотой светской власти и победоносно возвращается в Рим.

Великую радость он захотел разделить со своим любимым сыном. Зная, что отец еще владеет значительными богатствами, любезный молодой человек явился как раз вовремя, чтобы похитить имущество и удрать в тот самый момент, когда Директория приняла решение переправить строптивого старика во Францию.

Пия VI отвезли в Баланс, где обращались с ним с большим, хотя и незаслуженным почетом. Ничто не могло утешить папу, переживавшего измену обожаемого фаворита, и он впал в глубокую меланхолию. К тому же сказались долгие годы развращенной, пресыщенной жизни; все предрекало близкий конец. Разбитый параличом, он умер 29 августа 1799 года.

Бонапарт, совершив переворот 18 брюмера, поспешил восстановить папскую власть, так как был заинтересован в поддержке церкви. .Через двадцать дней после переворота в Венеции собрались тридцать пять кардиналов. В итоге дебатов, длившихся три с половиной месяца и носивших весьма бурный характер, в марте 1800 года папой стал Пий VII.

Почти тотчас же после избрания между святым отцом и первым консулом вспыхнула ссора из-за того, что, сообщив о своем избрании графу Прованса, Пий VII наградил графа титулом короля Франции. Тогда Бонапарт во главе своей армии перешел через Альпы. Смертельно напуганный Пий VII отправил смиренное письмо, где сформулировал ряд условий договора, окончательно подписанного 15 июля 1801 года.

Этот конкордат вызвал новую волну католической реакции.

Мы не собираемся подробно рассказывать о всех стычках между Пием VII и Бонапартом. Укажем лишь, что в ответ на декрет императора о присоединении к Франции папских земель разгневанный первосвященник попытался обрушить на противника традиционные апостольские громы. Он разразился буллой, которая отлучала Наполеона от церкви. Однако эти угрозы уже ни на кого не производили впечатления. Но дело этим не ограничилось: Пия VII силой извлекли из римского дворца и сослали в Савойю.

После поражения французов в России Наполеон предложил папе новый конкордат, торжественно подписанный 13 января 1813 года. По этому поводу были устроены грандиозные празднества, и, хотя анафема еще не была снята, Пий VII облобызался с Наполеоном, продемонстрировав народу и сановникам нежную дружбу с императором. Но как только закончился парадный спектакль, распри возобновились.

Первосвященник сокрушался, что уступил Бонапарту, и объявил конкордат недействительным.

Вот отрывок из письма, отправленного им Наполеону через два месяца после подписания договора:

"Дух тьмы, сатана нашептал мне на ухо статьи этого конкордата... Самое горькое раскаяние, самые ужасные угрызения совести терзают мою душу, не имеющую с тех пор ни покоя, ни отдохновения. Я отказываюсь от своих обещаний, как отказался Пасхалий II от обещаний, данных германскому императору Генриху V, и заявляю, что не приму никаких условий до тех пор, пока не буду вновь утвержден во всех моих духовных и светских правах..."

Не терпевший возражений, Бонапарт утвердил, однако, конкордат. Он принял бы более энергичные меры против святого отца, не будь у него более серьезных забот: ему приходилось обороняться от нескольких монархов, которые снова объединились против него.

Наконец колосс пал: прусские кареты привезли Бурбонов обратно во Францию, и Людовик XVIII стал законным королем. Тогда Пий VII ответил на все оскорбления свергнутого императора. Он мстил как истинный папа - самым зверским, предательским и трусливым образом.

Римлян, которых подозревали в том, что они не одобряют папского абсолютизма, приговорили к каторге, галерам или к смертной казни. Священники раздавали религиозным фанатикам освященные кинжалы, подстрекая закалывать ими еретиков, подразумевая при этом республиканцев, либералов и даже евреев. Изверги доходили в своей звериной ярости до того, что просили папу разрешить им "отведать жаркое из еврея". И они, конечно, не остановились бы ни перед чем, если бы не вмешались иностранные послы.

Евреев, правда, не съели, но зато святой отец конфисковал все их имущество: деньги, ценности, недвижимость, а кроме того, он задавил их налогами.

Вслед за тем Пий VII восстановил общество Иисуса. В это время Людовик постыдно удирал от Бонапарта, покинувшего Эльбу и высадившегося во Франции. Наполеон совершал свой триумфальный поход на Париж, где ему оставалось только занять трон, освобожденный трусливым Бурбоном.

Узнав об этом, насмерть перепуганный Пий VII спешно покинул Рим и укрылся в Генуе. Он возвратился в столицу только тогда, когда англичане окончательно разгромили императора. Вернувшись в Рим, папа не преминул горячо поздравить Людовика XVIII и просил его разрешить иезуитам вернуться во Францию. Разрешение было дано, и сыны Лойолы вновь открыли там свои многочисленные коллежи.

Первосвященник добился также возвращения отнятых у него Наполеоном французских провинций и многих произведений искусства, изъятых из Римского музея. Он заставил Людовика подписать новый конкордат, взяв за образец соглашение между Львом Х и Франциском I.

Обрадованный послушанием старшего сына церкви, Пий VII вознамерился возродить в Европе зловещую реакцию. Он проклял либералов во всех странах, подверг преследованиям независимых писателей.

В 1823 году папа неожиданно оступился у себя в комнате и сломал бедро. Случись подобная беда с либералом, католики не преминули бы объяснить происшествие карой божьей.

Пий VII пригласил самых искусных врачей, отказавшись от чудодейственных средств, которые церковники так усердно рекомендуют своей простодушной пастве. Но наука была в данном случае столь же бессильна, как и чудотворные реликвии, и наместник Иисуса Христа скончался на восемьдесят первом году жизни. Возраст почтенный, чего нельзя сказать о самом папе.

Кардиналу Аннибале делла Дженга было шестьдесят три года, когда он стал преемником Пия VII. У него был вид человека, которому недолго осталось жить. Видимо, годы служения Венере, как и Марсу, старят вдвойне. Но так или иначе, он занимал апостольский трон в течение пяти лет, обманув радужные надежды кардиналов.

Очень рано вступив на духовное поприще, он быстро достиг высших степеней, чему немало способствовали его любовные интрижки с фаворитками влиятельных прелатов, и особенно с дочерьми Пия VI.

При Пие VII он был аккредитован во Франции в качестве нунция сначала при дворе Наполеона, а затем Людовика XVIII. Вернувшись в Италию, он стал усердно возрождать варварские обычаи, например вновь ввел в обиход изощренные пытки.

Таков человек, ставший в 1823 году папой под именем Льва XII.

Вскоре после избрания он тяжко заболел - к великой радости кардиналов, зарившихся на его место. Но их надежды не оправдались: папа поправился.

Чтобы ознаменовать выздоровление, папа декретировал всеобщее отпущение грехов и опубликовал энциклику, направленную против либеральных идей,

Наивный старик напоминал улитку, желающую остановить локомотив! Святой отец не ограничился философами - он с яростью накинулся на библейские общества, образованные для пропаганды библии и для борьбы с ее вульгаризацией.

Стремясь вернуть церкви ее былую власть, Лев XII убедился, что ему нужны верные сообщники. Вполне естественно, что он обратился к иезуитам, осыпал их милостями, даровал им монастыри, земли, коллежи, предоставил им монопольное право в делах просвещения.

В административном рвении он издал ряд декретов, касающихся одежды, убранства домов, экипажей, балов и спектаклей. Этот старец, юность которого отнюдь не отличалась целомудрием, ополчился на все виды светских развлечений, ставших для него с возрастом недоступными.

Рим стал неузнаваем: религиозные процессии и торжества, колокольный звон и литургические песнопения - вот как выглядела теперь жизнь в городе. Дамам было запрещено элегантно одеваться, носить легкие материи и облегающие платья. Чтобы задушить зло в его колыбели, святой отец запретил портнихам под страхом отлучения от церкви шить декольтированные туалеты.

Наряду с этим папа проявлял весьма странную снисходительность к воровству, убийствам. У папы хватало наглости восстановить для пополнения апостольской казны специальный прейскурант, по которому богатые мерзавцы могли безнаказанно совершать самые гнусные преступления.

Когда некоторые кардиналы заметили, что циничное узаконение преступлений дает в руки оружие врагам папства, Лев XII ответил: "Не беспокойтесь, мы научим писателей уму-разуму. Сегодня соберу с помощью религии деньги, чтобы завтра построить религию на деньгах".

Иезуиты усиленно поддерживали католическую реакцию. Несколько ограниченные конституционными законами во Франции, они процветали в Испании, где с возвращением Фердинанда VII была восстановлена инквизиция. Число ее жертв росло непрерывно. В начале 1826 года иезуиты сожгли на костре одного несчастного еврея, обставив казнь с такой же помпой, как во времена Торквемады. Лев XII пожаловал индульгенцию всем, кто участвовал или только присутствовал при этом зверстве. Булла, изданная по этому поводу, содержала совершенно невероятную декларацию: "Присутствие католиков при аутодафе приравнивается к присутствию на ста обеднях в ста церквах".

Во Франции, где иезуиты не имели возможности прибегнуть к террору, все свое внимание они уделили народному образованию. Они даже попытались целиком прибрать его к рукам, но этому воспротивилась палата депутатов. Было принято решение, согласно которому все коллежи благочестивых отцов подчиняются университетскому распорядку. Никто не может быть допущен к преподаванию в учебных заведениях без уведомления своего начальника о непричастности к какой-либо религиозной конгрегации.

Чтобы утешить сынов Лойолы, Лев XII обратился к королю Карлу X, жестоко порицая его за слабость и требуя принятия правительственных мер в защиту церкви. Это было вполне в духе стремлении и чаяний ханжимонарха. Но святой отец уже не увидел, как его распоряжения претворялись в жизнь: после непродолжительной болезни он скончался 10 февраля 1829 года.

Пий VIII продолжал политику своего предшественника: он обратился ко всем епископам с циркулярным письмом, в котором поощрял всякую борьбу с республиканскими, и в особенности с враждебными церкви, писателями. "Почитаемые братья,- писал первосвященник,- необходимо выявлять опасных софистов, доносить на них в трибуналы, передавать их в руки инквизиторов, дабы они под пытками вспоминали об истинной вере".

С удовлетворением следил Пии VIII за преследованиями, которым подвергались либералы в Италии, Португалии, Испании. Германия, напротив, оставалась глуха к его требованиям: немецкие князья и монархи открыто заявили, что духовная власть целиком подчиняется светской. И святой отец не осмелился настраивать немецкое население против его правителей.

Во Франции Карл X, находившийся под влиянием тайного совета, стремился во всем подражать жестокому Фердинанду VII Испанскому, воскресившему старинные указы против богохульников и святотатцев. И хотя власть французского короля была ограничена, он вместе со своими гнусными советниками издал известные июльские ордонансы 1830 года.

Разразилась революция, но, как известно, завоеванная свобода пошла на пользу буржуазии. Посаженный ею на трон Луи-Филипп поспешил заверить папу в своем послушании и уважении. Прежде чем признать "короля баррикад", Пий VIII заставил себя долго упрашивать. Наконец скрепя сердце согласился, но вскоре почил вечным сном, и его сменил Григорий XVI.

Еще в бытность кардиналом, новый папа выдал замуж за цирюльника свою любовницу, которая имела от него семерых детей. Чтобы вознаградить брадобрея и сохранить возможность общаться со своей возлюбленной, он предоставил ее мужу должность во дворце с кардинальским окладом.

Перед избранием Григорий XVI, весьма склонный к плотским радостям, казалось, целиком посвятил себя богу. Но, вступив на престол, он вернулся к обычному образу жизни. Правда, из-за преклонного возраста гастрономические радости занимали в его жизни больше места, чем любовные утехи. Он обжирался до такой степени, что его часто выносили из-за пиршественного стола на руках.

Дух неверия и безбожия с каждым днем все больше распространялся в Италии. Тогда Григорий поручил иезуитам организовать мирный крестовый поход во имя католицизма. Сыны Лойолы шныряли по деревням, расставляли кресты, выступали с проповедями - словом, всячески старались подогреть религиозное рвение. У них хватило наглости вновь заставить мадонн и святых творить чудеса. Скоро в папских землях не осталось ни одной деревенской церкви, где бы не было механизированного чуда. В одной часовне богоматерь проливала слезы, в другой истекал алой кровью Христос, в третьей поднимал руки и двигал головой апостол. Когда была исчерпана галерея славных обитателей небесного царства, исполнивших весь свой репертуар, иезуиты перешли к одушевлению животных.

Можно было наблюдать святого духа в облике голубя, петуха святого Петра, кукарекующего так натурально, что его можно было принять за деревенского; вифлеемскую ослицу и других животных, которые ржали, блеяли, рычали и лаяли на все лады.

Сначала все шло отлично. Иезуиты успешно вели религиозную пропаганду - фабриковали чудодейственные предметы, сбывая их по высокой цене священникам, а те в свою очередь не оставались внакладе, извлекая из всей этой механизированной бутафории огромные доходы. Но вскоре конкуренция нанесла смертельный удар этой отрасли промышленности, процветавшей благодаря темноте и суеверию, с одной стороны, и жульничеству - с другой.

Вот что произошло.

Каждый приход имел свое чудо, полученное им от общества Иисуса. И верующим хотелось посмотреть мадонну, святых и зверей, принадлежавших соседним церквам. Священники, естественно, препятствовали, не желая, чтобы дары прихожан уходили к конкурентам. Каждый служитель церкви старался дискредитировать чудеса соперника, и война разразилась не на шутку. Прихожане, конечно, вставали на защиту своих пастырей, и во всех деревнях Папской области возникали настоящие отряды фанатиков. Их религиозная одержимость не могла не привести к кровавым стычкам.

Когда религиозные процессии встречались на границе своих приходов, священники затевали громкую перебранку. Каждый расхваливал своих чудотворцев, преувеличивая их волшебные способности и оскорбляя противников грубыми ругательствами. Ссора разгоралась. Священники, церковные сторожа, певчие, дети из хора, послушники и верующие с остервенением бросались друг на друга и дрались до тех пор, пока одна из сторон не побеждала. В этих сражениях распятия, подсвечники и кадила нередко становились смертельным орудием.

К своему глубокому сожалению, папа был вынужден запретить демонстрацию чудодейственных идолов.

Иезуиты были крайне раздосадованы ликвидацией столь прибыльного предприятия. Чтобы покончить в Италии с проявлениями либерализма, они решили прибегнуть к самым жестоким мерам. Была созвана конференция, где генерал общества Иисуса произнес речь, в которой объявлял подлинную войну современному обществу.

"Наш век, в самом деле, отличается весьма странной деликатностью! - восклицал он.- Уж не воображают ли люди, что зола в кострах окончательно остыла и что в ней не найдется уголька, от которого загорится факел? Безумцы! Нарекая нас иезуитами, они хотят нас опозорить. Знайте, иезуиты готовят вам новые казни и муки... Настанет день, и мы будем повелителями народов!"

Итальянцы не нуждались в новых доказательствах реакционной политики папы, стремившегося повернуть историю вспять и воскресить времена средневекового варварства.

Чтобы опрокинуть папство - ненавистного общего врага, первопричину всех бедствий, все классы общества: буржуазия, рабочие и даже аристократия - объединились. Во многих городах вспыхнули восстания, и, если бы не вмешательство Франции и Австрии, с папством было бы покончено.

Битва была длительной и ожесточенной. Духовенство сколотило отряды милиции из безмозглых фанатиков и бандитов без чести и совести. При вступлении в милицейские отряды приносилась следующая присяга:

"Я клянусь не щадить никого из приверженцев отвратительной партии либералов, не проявлять сочувствия к плачу их жен и детей, к стенаньям старцев и проливать их кровь до последней капли, невзирая на пол, возраст и общественное положение".

Люди, способные принести такую присягу, не останавливались перед самыми дикими зверствами. Они больше походили на палачей и шпионов, чем на воинов, но тем не менее оказали огромную поддержку Григорию XVI, когда он, подавив движение, приступил к жесточайшим репрессиям. Правда, спокойствие было весьма ненадежно и держалось только на страхе. Наконец смерть освободила Италию от тирана, притеснявшего ее в течение пятнадцати лет. Он умер 1 июня 1846 года, после мучений, длившихся целый месяц.

За несколько дней до смерти первосвященника любезный брадобрей удрал из Рима вместе со своей супругой. Эта достойная пара прекрасно знала о чувствах, которые питал к ней народ, и предусмотрительно постаралась не допустить их проявления. Кроме ценностей, которыми Григорий одаривал свою любовницу, супруги погрузили в специальные фургоны дорогую уникальную мебель, украшавшую их жилье. Свободные и счастливые, они отправились к неведомым берегам вкушать сладость отдыха, добросовестно заработанного на службе у наместника Христа.

Мы подходим к концу. Если бы мы захотели рассказать о всех гнусностях, приписываемых Пию IX, то нам не хватило бы и толстого тома. Поэтому, оставляя в стороне факты, которые могут показаться недостоверными, мы ограничимся теми, бесспорность которых не вызывает сомнений.

Пий взошел на престол 16 июня 1846 года. Церемониал коронации отличался особой пышностью. После того как первосвященник отслужил мессу, скопцы Сикстинской капеллы затянули гимны, а второй кардинал-диакон приблизился к Пию IX и после троекратного коленопреклонения снял с его головы митру. Затем с теми же церемониями возложил на голову папы подаренную Наполеоном I сияющую камнями тиару стоимостью в полмиллиона франков.

Эта эмблема христианского смирения сделана из белого бархата, а опоясывающие ее три короны состоят из бриллиантов, изумрудов, сапфиров и жемчуга. Тиара увенчана крупным изумрудом с бриллиантовым крестом огромной ценности. Право, этот головной убор мало чем напоминает терновый венец основателя христианства!

Вечером римские дворцы сверкали огнями иллюминации, собор святого Петра освещали двадцать тысяч светильников.

Народ ликовал, потому что верил в то, что Пий IX не чужд либеральных идей. Разочарование наступило очень скоро. Пий IX родился 13 мая 1792 года в Папской области. Его юность была весьма беспокойной. Он был членом масонской ложи и придерживался самых передовых взглядов. Ничто не предвещало, что в один прекрасный день он станет орудием в руках иезуитов, самых непримиримых врагов свободы.

Пий IX славился также галантными похождениями, он имел постоянный успех у дам. Даже сменив мундир папской гвардии на сутану, он не отказался от светских развлечений.

В 1832 году Григорий XVI назначил его епископом, а в 1840 году - кардиналом. Светские успехи нисколько не мешали его духовной карьере.

Беспечный и не слишком умный, Пий IX всегда легко поддавался влиянию. Он стал послушной марионеткой, которую дергал за ниточку - в интересах иезуитов и своих собственных - кардинал Антонелли, прозванный "красным папой". Он абсолютно подавлял "белого папу" Пия IX. Впрочем, Пий IX вначале изображал из себя чуть ли не либерала. Объяснялось это тем, что иезуиты считали опасным открыто продолжать реакционную политику Григория XVI.

Но после издания нескольких второстепенных указов сыны Лойолы решили, что этого вполне достаточно, чтобы завоевать доверие народов, и, сняв личину, пошли по проторенному пути клерикальной деспотии. Это вызвало глухое недовольство, вновь образовались тайные общества, куда вошли отважные итальянские патриоты, мечтавшие сбросить двойное иго - Австрии и папы.

Мы не будем рассказывать о подробностях героической борьбы угнетенного народа против своих тиранов. Она, без сомнения, окончилась бы торжеством справедливости, если бы реакционные силы Франции не поддержали папу в 1849 году, отправив в Рим целый армейский корпус. 24 апреля авангард дивизии под командованием генерала Удино подошел к Чивита-Веккиа.

За несколько месяцев до этого Пий IX тайно покинул Рим, чтобы не проводить реформ, которых от него требовали. Он удрал из города в штатском платье и круглой шляпе в сопровождении агента австрийского двора, жена которого была любовницей папы. Вместе с ним был также дворецкий, увозивший из Рима печать, требник, священные туфли и ларец с золотыми медалями, на которых было вычеканено изображение папы. Не забыли прихватить и золото.

Трое путников без всяких осложнений выбрались из вечного города. На пути в Чивита-Веккиа в условленном месте их должен был поджидать другой экипаж. Когда они подъехали, его еще не было. Как раз в это время проходил отряд карабинеров, и Пий IX решил, что все погибло. Повернувшись спиной к отряду, он стал бормотать слова молитвы, призывая на помощь милосердную матерь божию, к которой, видимо, уже тогда питал трепетное уважение (не случайно через несколько лет он провозгласил новый догмат о непорочном зачатии!). Молитва была услышана, и экипаж, ожидаемый с таким нетерпением, наконец подъехал.

Выходившая из него графиня громко обратилась к своему возлюбленному: "Синьор доктор, влезайте-ка поживей!" Насмерть перепуганный папа не заставил повторять приглашение. Он уселся в глубине кареты бок о бок с дамой, а ее муж и дворецкий устроились на передней скамейке. Графиня приказала гнать лошадей, и беглецы отправились в путь.

После бегства папы в Риме была провозглашена республика и издан следующий декрет:

"Папа фактически и юридически лишается светской власти над римским государством.

Римскому первосвященнику будет гарантирована возможность свободно осуществлять духовную власть.

Формой правления римского государства будет демократия со славным именем Римской республики".

Такова была политическая ситуация, когда в ЧивитаВеккиа высадились французы, чтобы восстановить папское владычество...

Узнав о высадке французских войск, римское Учредительное собрание заявило, что продолжает свою деятельность, и приняло решение оказать самое энергичное сопротивление интервентам. Тогда-то на сцену вышел герой Гарибальди - славный борец за свободу и справедливость.

Но, несмотря на мужественную борьбу, длившуюся почти месяц, Рим пал под натиском французов...

Генерал Удино поручил передать папе ключ от городских ворот.

Злодеяние свершилось: французское правительство вновь отдало римские земли во власть ненавистных рясоносцев.

Начало нового правления Пия IX ознаменовалось декретом, содержавшим следующие статьи:

"Закрываются все кружки, распускаются все политические объединения. Запрещается собираться в количестве более пяти человек, особенно по вечерам.

Если кто-либо без уважительных причин покажется на улице позднее одиннадцати часов вечера, он будет задержан и приговорен к пятидневному тюремному заключению, в случае повторения - к месячному.

Свобода печати отменяется. Все, что подлежит изданию, должно быть одобрено духовной властью или полицией, в зависимости от содержания произведения. В случае неповиновения издатель и автор, помимо конфискации напечатанного, должны уплатить штраф в размере 25 экю в первый раз, 50 экю - во второй и 100 экю - в третий. В последнем случае типография будет закрыта, а издатель навсегда лишится права заниматься своей профессией.

Напечатанные книги, будь то иностранные или отечественные, не подлежат распространению без разрешения церковных властей или полиции. Они могут продаваться только в магазинах при письменном разрешении, продажа на улицах запрещается. Те же правила действуют в отношении гравюр и литографий".

Этот красноречивый декрет дает лишь слабое представление о том, как папское правительство угнетало римлян. Зато для священников и полицейских наступили поистине блаженные времена.

Плохо приходилось тому гражданину, которого по доносу, из-за неосторожного слова или же попросту из-за неприязни какого-либо церковника обвиняли в либеральных взглядах. Несчастного отрывали от семьи, бросали в темницу, подвергали самому бесчеловечному обхождению.

В провинциях, находившихся под австрийским игом, католическая реакция свирепствовала еще сильнее, чем в Риме, и святой отец одобрял зверские расправы.

Что же касается убийц и грабителей, то их задерживали только тогда, когда заставали на месте преступления. Но и в этих редких случаях к ним проявлялась чрезвычайная мягкость и снисходительность. Если же преступник принадлежал к духовенству, то за его судьбу беспокоиться было нечего.

Например, один герцог, убивший слугу за недостаток почтительности, был приговорен папой к месячному заключению в монастырь, а человека, убившего священника, приговорили разрубить на части. Кардинал Антонелли приказал обезглавить несчастного умалишенного, пригрозившего ему... вилкой!

Приговоренные к смертной казни дожидались исполнения приговора в течение нескольких лет. Политических заключенных бесчеловечно истязали. В тюремную практику были вновь введены пытки времен инквизиции.

Несчастных ставили на колени перед большим камнем, на который они ложились грудью. Затем приковывали к полу: с одной стороны камня - за руки, с другой - за ноги. В этом положении их избивали длинной плеткой из бычьих жил.

Эти злодеяния напоминают о мрачных днях средневековья. А ведь это происходило в середине XIX века!

И все же итальянские патриоты не теряли мужества. Мадзини организовал за границей Национальный комитет и готовил восстание. Несколько безуспешных попыток вызвали усиление репрессий. И вот вновь появился Гарибальди. Освободив обе Сицилии, он совершил знаменитый миланский поход и подарил королевство Виктору Эммануилу, отплатившему ему поистине царской неблагодарностью. Но Гарибальди это не волновало. Он покончил с тиранией Бурбонов, его победа поколебала и папский трон.

Героическая попытка Гарибальди, предпринятая в 1867 году, увенчалась бы успехом, если бы не французские оккупанты. Находясь под наблюдением итальянского флота на острове Капрера, Гарибальди обманул бдительность своих стражей. Переодевшись в матросское платье и проскользнув мимо стоявших в гавани судов, он добрался до границы римских земель, где маленькими группами уже собирались его легионеры.

Гарибальди двинулся к Монте-Ротондо, город на путях к Риму, где первосвященник содержал на свои средства французский легион. После ожесточенной битвы Гарибальди вынудил гарнизон капитулировать и захватил город. Отсюда Гарибальди направился к Тиволи и в бою под Ментаной уже одерживал победу над папскими войсками, но папу выручили французские солдаты. Защитники свободы героически выдерживали атаки противника, но силы были настолько неравными, что исход битвы не вызывал сомнений.

Поражение гарибальдийцев окончательно успокоило Пия IX. Безмозглый первосвященник решил, что отныне ему уже нечего бояться. Он не подозревал, что очень скоро Наполеон III отзовет свой экспедиционный корпус и вслед за этим его власть рухнет, как ветхая хибарка, лишенная подпорок.

Пий IX вообразил, что укрепит свою власть, утвердив два догмата - о непорочном зачатии и о папской непогрешимости. На самом же деле эти догматы еще больше подорвали престиж папы в глазах искренних католиков. Его энциклика и "Силлабус" означали открытую войну против всех прогрессивных идеи и привели к совершенно противоположному результату, показав, насколько низко пала католическая церковь.

Впрочем, святой отец спал спокойно, а священники, которыми кишел Рим, вели веселую, беззаботную жизнь, ничуть не беспокоясь о завтрашнем дне.

Проституция стала самым процветающим ремеслом святого города. Папская полиция проявляла суровость только в особенно скандальных случаях. Ведь не могла же она, в самом деле, лишать плотских утешений пять или шесть тысяч служителей господа бога, наводнявших Папсыую область.

Но горизонт все-таки хмурился. Французский император чувствовал, что трон его колеблется, и объявил войну Пруссии, рассчитывая, что победоносная кампания укрепит его власть.

Для решающих боев Наполеону III понадобились все его солдаты, и он отозвал войска, находившиеся в Риме. Но как только первые победы пруссаков показали итальянцам, что Франции бояться нечего, войска Виктора Эммануила, сосредоточенные на границе Папской области, стремительно двинулись на Рим.

Конец своего правления Пий IX ознаменовал новым преступлением. Хотя было очевидно, что всякое сопротивление бессмысленно и не могло иметь иного результата, кроме грандиозного и напрасного кровопролития, он решил обороняться до конца.

Сражение произошло 20 сентября 1870 года. После четырехчасовой канонады в одной из городских стен была пробита брешь, и генерал Кадорна вошел в город со своей дивизией.

Почти одновременно были захвачены двое городских ворот. С этого момента сопротивление прекратилось.

Папские солдаты складывали оружие, а на улицах народ братался с победителями.

Так кончилась светская власть пап. Ныне папство не имеет уже ни былого влияния, ни прежнего авторитета. Как последний обломок затонувшего корабля, оно скоро совсем пойдет ко дну. И тогда человечество окончательно сбросит с себя вековые цепи папского деспотизма.