Любовь Романчук

Люцифер Байрона (мистерия "Каин")

Байрона по праву считают одним из первых (после Кольриджа с его «Сказанием о Каине», 1798), кто воспринимает библейскую историю о братоубийстве без осуждения, и это закономерно. Романтики, которые, как пишет Т. Потницева, «одними из первых осознают относительность понятий добра и зла, героизируют бунтаря, восстающего против любого проявления тирании, насилия над волей других. Так начинается реабилитация Каина в романтическом сознании» [1, c.153].

Добро и зло меняются местами, на этот раз в космических масштабах. Иегова у Байрона честолюбив, мстителен, жаден, падок на лесть, он настоящий деспот, обрекший род людской на рабство и неисчислимые страдания. Падший же ангел (Люцифер), подобно мильтоновскому Сатане свергнутый Богом с неба за вольнолюбие, - гордый мятежник, но это уже не Сатана-воитель, Сатана-богоборец, как у Мильтона, а глубочайший и чисто отрицательный возмутитель сознания, оставляющий главного героя в состоянии полной опустошенности, на самом краю бездны. Парадоксально, что Байрон нигде не исказил сути библейского текста, не вышел за рамки канонического варианта, он лишь заполнил те “белые пятна”, которые существуют в первоисточнике.
“Параметры библейского метатекста складывались в мистерии Байрона в сюжет “на злобу дня”. Речь шла о тех проблемах бытия, которые волновали его и его современников: как соотнести знания об универсальных законах мироздания с реальной жизнью, опровергающей ежесекундно представления о добре и зле” [1, c.154].

Люцифер открывает Каину глаза на то, что все бедствия ниспосланы людям Богом - изгнание из рая, обрекание на смерть, рабство. Люцифер - "дух сомнения и дерзания", постоянный советчик и союзник Каина – не преступного братоубийцы, как его представляет библейская легенда, а первого бунтаря на земле, осознавшего несправедливость законов мироздания, уверовавшего в не-благость Всевышнего и бросившего гордый вызов не только Богу и людским установлениям, стесняющим личность, но и человеческой природе вообще. Вот оттого-то, по Байрону, Бог и не принял его жертву на алтаре, чем рассорил его с богоугодным, рабски покорным Богу Авелем, но, опять-таки (еще одно расхождение с легендой) Каин не злоумышляет заранее убийство из ревности и обиды, он ударяет брата в пылу спора, поддавшись чувству гнева и несогласия - выхваченной с жертвенника головней. Вся беда в том, что Каин не может примириться ни с какими ограничениями свободы и мощи человеческого духа, признание же Бога эти ограничения самим фактом предполагает, причем довольно жестко, а вот Сатана (отчего и завоевывает себе постепенно сердца и души) их снимает, он не обещает человеку рая потом, но предлагает свободу тут, на земле, без всяких авторитетов, свободу познания, духа и действия. Таким образом, борьба (в воображении) между Богом и Сатаной по сути оборачивается борьбой между необходимостью, ритуальным соблюдением норм и функций и абсолютом свободы и воли. Байрон очень рано ставит "конечные" вопросы, к которым литература подойдет вплотную в эпоху Достоевского. Существование зла наравне с добром, равноправие зла как силы, действующей в мире, неизбежность зла и вечность борьбы с ним, - такие бездны открывает перед Каином байроновский Люцифер.

“Мы существа,
Дерзнувшие сознать свое бессмертие,
Взглянуть в лицо всесильному тирану,
Сказать ему, что зло не есть добро…
… Он велик,
Но он в своем величии несчастней,
Чем мы в борьбе. Зло не рождает благо,
А он родит одно лишь зло. Но пусть
Он на своем престоле величавом
Творит миры, чтоб облегчить себе
Ни с кем не разделенное бессмертие,
Пусть громоздит на звезды звезды; все же
Он одинок, тиран бессмертный. Если б
Он самого себя мог уничтожить,
То это был бы лучший дар из всех
Его даров. Но пусть царит, пусть страждет!
Мы, духи, с вами, смертными, мы можем
Хоть сострадать друг другу; мы, терзаясь,
Мучения друг другу облегчаем
Сочувствием: оно весь мир связует;
Но он! В совем величии несчастный,
В несчастии не знающий отрады,
Он лишь творит, чтоб без конца творить!”
("Мистерия", пер. И. Бунина, [2, c.392-393].

Байроновский Люцифер – дока по части казуистики. Его приговор Богу подтверждается многочисленными доказательствами и логическими построениями:

“Сомненье – гибель, вера – жизнь. Таков
Устав того, кто именует бесом
Меня пред сонмом ангелов, они же
Передают названье это тварям,
Которым непонятно то, что выше
Их жалких чувств, которые трепещут
Велений господина и считают
Добром иль злом все, что прикажет он.
За тесной гранью маленького мира,
Где ты рожден, несметные миры,
И я не обреку тебя на муки
За страхи и сомненья…
Я веры, как условия спасенья,
Не требую”
("Мистерия", пер. И. Бунина, [2, c.412-413]).

Самооправдание Люцифера зиждется на дилемме:

“А кто его [добро] не жаждет:
Кто любит зло? Никто, ничто”
("Мистерия", пер. И. Бунина, [2, c.432]).

И, наконец, звучит гносеологический вывод по поводу природы зла, миссии человека и собственной если не благости, то по крайней мере и не фатальной, а присвоенной ему злобности:

“Добро и зло – две сущности, даятель
Не создает их. Вам добро он дарит?
Благим его зовите. Дарит зло?
Не называйте зло моим, покуда
Источник неизвестен. И судите
Не по словам (хотя б их дух изрек),
Но по плодам, любым, что жизнь приносит.
Плод роковой одно вам дал добро:
Ваш разум. Да не устрашится он
Угроз тирана, что внедряют веру
Наперекор и опыту, и чувству”
("Мистерия", пер. Г. Шенгели, [3, c.391-392]).

И богоборец, бунтарь Каин склоняется к его выводам. Правда, как отмечают исследователи, “если Люцифер “пробуждает” в Каине его другую сущность знаниями, то ведь Господь проявляет не меньше участия в подстрекательстве сына Адамова к убийству, тем, что не принимает его дары. Почему: не потому ли, что, как и Люцифер, знает о тайных мыслях своего подопечного, но дает им возможность разгореться, выплеснуться наружу” [1, c.155].

Недаром в сознании Каина происходит отождествление Люцифера и Бога. Его бунт направлен не против брата Авеля, а против слепой покорности судьбе, против незнания и тирании.

По сути, все байроновские герои - мятущиеся, гордые, неудовлетворенные, непримиримые, вечно ищущие, одинокие, с неизъяснимостью в душе (Манфред, Корсар, Чайльд Гарольд, Каин) - несут в себе зародыш, семя, росток сатаны, они еще это не осознают, они полны желания борьбы, не подозревая, что бороться предстоит уже с самим собой - отсюда их смятение, вечный поиск, бродяжничество и одинокость, они пустили Сатану внутрь себя, внутрь своих мыслей, ощущений, представлений, отсюда начался сатанинский сужающийся круг внутри сознания. Байрон сам не осознавал того, что смутно ощущал; в автокомментариях к "Манфреду" он подчеркивал, что причины неизъяснимого неудовлетворенного состояния Манфреда должны остаться непонятыми. Манфред - еще одна неизъяснимая натура, представляющая полемическую параллель к Фаусту Гете (своеобразная вариация легенды о докторе Фаусте). Духи зла еще не способны увлечь его за собой, но ему не дано и примирения ни с самим собой, ни с людьми, ни даже с любимой Астартой - иссушенность, изжитость его души не знает даже забвения. Внешне поступкам героев иногда дается мотивация, как в поэме "Корсар", обычно это месть за поруганную любовь, как в восточных поэмах, но она слаба, несущественна, ибо на самом деле героями владеет дух, не знающий примирения. Неукротимость - вот что объединяет всех истинно "байронических" героев. Самодвижение духа запечатлено в нескольких строках "Корсара", дающих концентрацию байроновского мироощущения:

"Коль дух неукротим,
В нем все - мятеж;
скорбь - слабым лишь одним!..
Судьбы столь спешен шаг,
Что не узнать: с ней - небо? адский мрак?"
("Мистерия", пер. Г. Шенгели, [3, c.160]).

Вся строфа представляет эссе на ведущую тему романтизма: добро и зло в мире и в душе, их "дозировка", причинно-следственная связь, - эта строфа является краеугольным камнем в основании, на котором воздвигается здание литературы века, а сама тема ведет через Бальзака, Эдгара По и Бодлера к Достоевскому.

Возвращаясь к "Каину", отметим, что Байрон в нем (пока частично) делает ответственным за зло Всевышнего, представляющего или долженствующего представлять силы Добра. (мысль о добре, плодящем Зло, получит впоследствие развитие у Достоевского). И еще одну мысль навеивает "Каин" Байрона: Богу незачем стремиться понять человека, поскольку Он стоит НАД всем, понимать должны Его самого и Его заветы, Сатане же, ввиду его отверженности и необходимости искать контакты на противоположном от Бога конце, чтобы изнутри подчинить себе творение (как он мыслит свою цель), приходится искать взаимопонимания, идти на уступки с человеком - так он, в силу своих задач и бунтарских миссий, постепенно очеловечивается.

Литература

1. Потницева Т. Романтический миф о Каине (мистерия Байрона «Каин») // Бiблiя i свiтова культура: Зб. – Вип. 1. – Чернiвцi: Рута, 2000. – С. 153.
2. Байрон Дж. Каин: Мистерия (пер. И. Бунина) // Байрон Дж. Соч.: В 3-х т. Т.2. – М.: «Худ. лит.», 1974. – С.392-393.
3. Байрон Дж. Каин: Мистерия (пер. Г. Шенгели) // Байрон Дж.: Избранные произведения. – М.: Гос. изд-во худ. лит., 1953. – С.391-392.
4. Байрон. Корсар (пер. Г.Шенгели)// Байрон. Избранные произведения. – М.: Гос. изд-во худ. литературы, 1953. – Песнь2, гл. Х. - С.160.

// Романчук Л. "Демонизм в западноевропейской культуре".
- Днепропетровск, 2009. - С.135-136.