http://eugend.livejournal.com/120942.html

eugend

Антоновщина

На прошлой неделе во френдленте несколько раз всплывал фильм А.Смирнова «Жила-была одна баба».  Я, наверное, схожу на этот фильм. И точнее – постараюсь сходить обязательно. Просто потому, что фильмов про ГВ действительно у нас давно не снимали (если не брать клюквенного «Адмирала»), а данный фильм, как я понимаю, в значительной степени и про ГВ, хоть и охватывает период с 1909 года по 1921 год. Ну и многие критики пишут про его неидеологичность.

Впрочем в данную неидеологичность я увы плохо верю – исходя из трейлера и интервью режиссера (просто надеюсь что он все ж таки свел ее к минимуму).

Ну и коротко –что не очень нравится. Несколько характерных штрихов:

- в трейлере подтянутые, молодцеватые, хорошо обмундированные повстанцы – и в противовес им асоциальные личности в красноармейской форме. Увы, с обеих сторон – и среди повстанцев, и среди продотрядовцев и совработников в массе были одни и те же люди, выходцы из одних социальных слоев, и второе - одеты к тому времени были все (обе стороны) явно далеко не в новенькую форму (и уж тем более – повстанцы, в значительной части из дезертиров – и не в новую и не в единообразную). Более-менее молодцеватыми и единообразными могли выглядеть красноармейцы отдельных – элитных по тому времени, как кавбригада Котовского, напр. - частей, переброшенных на Тамбовщину в мае-июне 1921 года (в принципе, на одно такое описание в воспоминаниях я наткнулся, как сказано было чуть дальше именно котовцев: «Когда конница советских войск проходила по улицам села, то резко бросалась в глаза одна особенность: лица красноармейцев были строгие, угрюмые; все в одинаковых шинелях, буденовках, у каждого через плечи были перекинуты вещевые сумки, винтовки и шашки. Лошади тоже хорошие, от мороза на шерсти их был виден налет инея. Шли части стройно, никто не произносил ни слова, и эта строгая тишина как-то пугала и в то же время привлекала повышенный интерес»). Впрочем и то – относительно. Вообще в документах постоянно встречаются жалобы на проблемы с обмундированием, обувью в красноармейских частях – естественно что в такой ситуации у повстанцев единообразной и новой формы и вовсе не могло быть. У последних часто не было даже оружия в достаточном количестве – опять же в документах постоянно встречается численность отрядов и количество оружия – и как правило лишь часть повстанцев имеет огнестрельное оружие (причем также часто встречаются упоминания о плохом уходе за ним, заржавленности и прочем). Большая часть повстанцев носила либо обычную одежду, либо более чем потрепанную форму (значительная часть их – в отдельные периоды до 80%) была представлена дезертирами. Вряд ли повстанцы могли получить и форму в товарных количествах и при разграблении складов (ибо и там ее посути не было) – характерная цитата из допроса: «обмундирование давалось тогда, когда только кого ограбят или разденут, или сам с кого стащишь.». Типичная внешность повстанца – судя по документам и описаниям, одетый в старую потертую шинель еще с мировой войны или в зипун, с подушкой вместо седла, вооружен винтовкой, обрезом или тесаком. В общем, в фильме по сути художественный прием, не соотносящийся с действительностью – и призванный подчеркнуть убогость одних в противовес идеализации вторых.

- в титрах все пишут про 30 лет сидения в архивах, но сам режиссер озвучивает, что темой начал заниматься в 1987 году, получил какие-то жалкие пару бумажек, а основной массив документов он изучал по сборнику документов «Антоновщина» («Я начал работу над сценарием с визита в КГБ. Мне тогда дали какие-то жалкие рапортички да несколько бумажек. Дело Антонова, которое я запрашивал, мне не дали даже в 90-х. Мы не знаем, какие на самом деле документы хранятся под грифом "Совершенно секретно". Но к счастью, основные документы были опубликованы в Тамбове, в книге «Антоновщина»). Тем не менее, работа в архивах активно педалируется – налицо стремление подчеркнуть историчность фильма. При этом я по большому счету соглашусь, что сборники документов, изданные в Тамбове (а я знаком с двумя – 1994 и 2007 гг.) действительно весьма подробны – и сбалансированы в описании событий (но зачем тогда кричать про 30 лет сидения в архивах?). И при их внимательном изучении картинка складывается все же далекой от однообразной (плохие «красные» и белые и пушистые «повстанцы») – которая крайне ярко выражена в многочисленных интервью режиссера.

- ну и настораживают самиинтервью режиссера – вот лишь пара характерных цитат:

«Крестьянство встретило «Декрет о земле» с надеждой. Но когда пришли продотряды, вся деревня встала на дыбы. Вот тогда Ленин поставил задачу внести классовый раскол в деревню. Так возникли «комитеты бедноты». Все бездельники, вся пьянь и голь получила право врываться в дома справных мужиков, грабить и убивать. Экономически этот разбой оказался настолько не эффективным, что уже к концу 18 года, большевики отменили «комбеды».Это ведь только на словах, Октябрьская революция была направлена против помещиков и капиталистов. На самом деле в процентном отношении ни один из этих классов не пострадал так сильно как те два, которые ненавидел Ленин - крестьянство и духовенство.»

Пепел Клааса (с) …. Автор, видимо, весьма избирательно читал сборники документов, о которых он сам же говорит. А между тем там конкретные причины и возникновения продразверстки, и самого восстания разобраны более чем подробно.

«В селе Паревка – огромное село – где в 1921 году в один день расстреляли 80 заложников, а мужики-то все в лесу, у Антонова! И эти 80 заложников – кто? Старики, подростки и бабы! В три приема расстреляли. А сегодня там стоит двухэтажная школа, и музей есть. Учительница меня повела. А кто висит в музее? Председатель сельсовета, убитый антоновцами, и чекист. Я говорю: «Как же так, это же, это вот ваших дедов и бабок!». А учительница говорит: «Ну а что, нас так учили». Я говорю: «Пора бы уже за эти 20 лет переучиться!». И повесить фотографии тех, кого расстреляли, кто сражался у Антонова, а потом сидел в лагерях. Вот что мы сегодня такое? Что мы помним про наше прошлое?»

ИМХО, ярко выраженная превзятость. У меня в связи с этой цитатой вот какой вопрос - Смирнов сам говорит, что он читал тамбовские сборники документов, значит он знаком и с цифрами – где видно, что повстанческий террор по масштабам сравним с большевистским, а по жестокости куда страшнее, и речь шла ровно также о членах семей (независимо от пола и возраста) не только коммунистов и представителей власти, но и просто мобилизованных красноармейцев, да и зачастую просто отказавшихся дать продукты нагрянувшим в деревню бандитам или отказавшимся идти с ними в лес (та же самая продразверстка и мобилизация, кстати), да или просто косо и не так посмотревших. Т.е. они за жертвы (судя по многим другим интервью Смирнова) не считаются? Вот эти например – «28 мая банда Карася произвела налет на Беломестную двойню… Всех жертв банды в Беломестной Двойне около 50 человек, зверски убитых. В числе убитых находятся старики, женщины и дети грудного возраста»? Почему у нас обязательно на коне либо одни, либо другие, только черно-белая логика?

Это не вдаваясь в детали – как, например, в то, что по той же Паревке как раз в документах стоит, что после расстрела первой партии население сразу же пошло на сотрудничество с властями (т.е. никаких «в три приема» там не было), плюс опять же «все мужики в лесу у Антонова», а расстреляны одни «старики, подростки и бабы»  – опять же домыслы Смирнова – кстати, авторы сборника прямым текстом пишут (и это, опять же, видно из документов), что хотя случаи расстрела заложников женщин и имели место – но это была единичная практика и скорее исключение – как правило, речь шла все же о расстреле мужчин, и, как правило, из семей, подозреваемых в сотрудничестве с повстанцами. Впрочем, это, по всей видимости, следствие того, что Смирнов цитирует по памяти и через призму своего восприятия мира.

Ну и далее без комментариев несколько цитат:

«У Американского философа – я вспоминаю все чаще и чаще – Джозефа Сантаяна есть высказывание, которое часто ставят эпиграфом, часто цитируют. Я толком читал его два философский очерка, а знаю его, в основном, по этой фразе. Он говорит: «Те, кто не помнит прошлое – обречен переживать его вновь». И это прямо про нас! Пока мы в своем прошлом не разберемся, не назовем все «своими» словами: геноцид – геноцид, на германские деньги в запломбированном вагоне, ещё несколько миллионов получали от генерального штаба, известно, команда приехала. Уже все документы опубликованы, все известно. А этот людоед стоит в каждом селе, в каждом городе до сих пор, лежит на Красной площади. Вот пока он будет стоять, пока он будет там лежать спокойно - так и будем жить, поедая друг друга.»

«Но понимаете, если, вглядитесь в тот фильм, о котором мы говорим сегодня, так ведь, а что такое Октябрьский переворот, все, что за ним последовало, и 74 года советской власти. Это последовательный геноцид российских народов. Нельзя сказать русского народа, хотя жертвы количественные, вероятно, русские понесли самые большие, но в процентном отношении, думаю, что калмыки, или чечены, или ненцы, или якуты, пострадали больше. Конечно, это геноцид. И пока мы открыто это не признаем, по самым скромным подсчетам сегодня, я так полагаю, что порядка 100 миллионов людей погибло за годы советской власти. Война, естественно, «съела» из них 30 или 40, но все остальное – это лагеря, это принудительный рабский труд, это гражданская война. Есть чего вспомнить.»

Тем не менее, фильм я все же посмотрю – и потому что он не только про Гражданскую войну, да и эпизоды, связанные с Гражданской войной, с жестокостями карательной политики более чем могли быть в реальной жизни. Ну и очень надеюсь на некоторые отзывы критиков (я таких встречал как минимум пару) – что при всей антикоммунистичности режиссера в фильме это не чувствуется, а сам фильм где-то и прямо противоречит его высказываниям.

Но все же интересно - когданачнут снимать фильмы о Гражданской войне – без перекосов – которые покажут и грязь и с той и с другой стороны, но и то, что у разных людей была правда по обе стороны баррикад, что были и палачи и там и там, были и идеалисты?

***

Ну и коротко вслед предыдущему посту свое мнение по Антоновскому восстанию.

Причины – продразверстка.Причины продразверстки - судя по тому же Смирнову – первопричина ее патологическая ненависть Ленина к крестьянству, требования продовольствия в рамках продразверстки - иррациональные, необоснованные никакой необходимостью и из воздуха возникшие.

Смирнов все же человек творческий – но вот немножко цифр– из работы Кондратьева «Рынок хлебов» – на 1917 год:

«Проблема снабжения хлебом определялась не его запасами, а географическим размещением урожая или запасов хлеба в 1917 году: наивысший урожай в окраинных районах и плохой или средний в губерниях промышленного и земледельческого центра и Поволжья. Большие запасы хлеба оказались сосредоточенными на Северном Кавказе, в губерниях Херсонской, Таврической, Бессарабской, Екатерине ел авской, в Области Войска Донского и в Западной Сибири, включая Степной край. Из 847 млн пудов избытков на эти районы приходилось 622 млн, или 73 Хлебный баланс Европейской России, без Северного Кавказа и Украины, был отрицательным, и хлебный дефицит здесь достигал почти 200 млн пудов, без учета потребности армии. Следовательно, решение вопроса о снабжении армии и населения хлебом зависело от организации транспортировки продовольственных грузов.»

Практически проблема продовольственного обеспечения – проявившаяся еще в годы ПМВ, в 1915-16 гг., после Февральской революции перед властью встала в полный рост. Приведу еще одну, обширную, цитату:

«И твердые цены, и продразверстка оказались мало эффективными из-за своей частичности, ограниченности закупками на военные нужды. Держатели хлебных запасов, имевших рыночное значение, предпочитали спекулировать, добиваясь стремительного роста цен, усугубляя продовольственные трудности для неимущих слоев населения, особенно в городах. Созданное Февральской революцией Временное правительство должно было начать именно с продовольственного вопроса - с введения хлебной монополии государства, что означало и установление твердых цен, и передачу всего хлебного запаса (кроме необходимого для продовольствия и хозяйственных нужд владельца) государству через посредство его продовольственных органов. Закон, подготовленный А.И. Шингаревым (не большевиком, а кадетом) и принятый 25 марта 1917 г., имел вполне большевистское название "О передаче хлеба в распоряжение государства". Хлебная монополия должна была опираться на широкую сеть продовольственных комитетов (общественных организаций, демократически возникших на всех уровнях управления - от волостного до общегосударственного) и на систему Министерства продовольствия, созданного 5 мая 1917 г. Имелась и "хлебармия", появившаяся еще в царское время. Однако слишком тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев и торговцев, непоследовательность и нерешительность действий Временного правительства привели к тому, что хлебная монополия и передача хлеба в распоряжение государства на деле осуществлены не были. Провал заготовок из урожая 1917 г. стал очевидным сразу. Уже 20 августа Министерство продовольствия разослало на места директиву: "в случае нежелания сдавать хлеб должны быть применены меры принудительные, в том числе вооруженная сила". И сила эта применялась когда хлеб сдавать отказывались крестьяне, особенно в прифронтовых губерниях. К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. В бедственном положении оказались огромные массы населения. Голод стал реальным и все более значимым фактором развития событий по стране в целом. Поэтому, как бы ни оценивать продовольственную политику первых лет Советской власти, как бы ни относиться к ее интерпретации в качестве социалистической (или хотя бы "военнокоммунистической"), нельзя не видеть, что она вырастала из объективных обстоятельств времени, что ее основы и направления определились еще до Октября. Резкое обострение политической борьбы, одним из проявлений которой был отказ продовольственного аппарата сотрудничать с новой властью, сорвало попытку организации товарообмена в целях усиления хлебных заготовок весной 1918 г. Возникла ситуация катастрофически нарастающего голода. Хлебная монополия с неизбежностью перерастала в продовольственную диктатуру с задачей действительной "передачи хлеба в распоряжение государства". В мае - июне 1918 г. была проведена полная централизация продовольственного дела с предоставлением чрезвычайных полномочий его государственному руководству - Народному комиссариату продовольствия; объявлен "крестовый поход" городских рабочих в деревню для борьбы против кулаков и спекулянтов, помощи бедноте и проведения хлебных заготовок; провозглашено создание комитетов деревенской бедноты в целях ее организации, усиления политической роли (вплоть до подчинения комбедам сельских и волостных Советов) и снабжения продовольствием за счет излишков, изымаемых у других, прежде всего у богатых. Но и не только у них. (Излишками, как и до Октября 1917 г., считалось все превышение над собственными нуждами крестьянского хозяйства.) »

Повторюсь – это 1917 год и начало 18-го – т.е. самое начало ГВ. За годы ГВ сельхозпроизводство лишь еще больше упало (причем часто речь шла о десятках процентов, по той же Тамбовской губернии), необходимость кормить армию не отпала (хотя армии да, все же были меньше по численности чем в 1916-17 гг.), а транспорт был к 1920-21 в полной разрухе – как следствие – хотя соввласть и поставила под контроль и Сибирь, и Северный Кавказ, и Украину – но обеспечить доставку продовольствия оттуда в центральную Россию по сути не могла.

Практически в 1919-21 гг. на территории, подконтрольной большевикам, продовольствия банально не хватало даже в деревне, а города оказались на грани вымирания. Именно с этим связанамешочничество а также массовая миграция рабочих в деревни и остановка промышленности. Характерные цифры:

«Число квалифицированных рабочих [на патронном заводе]: в Петрограде - около 450; в Симбирске - около 300 (не квалифицированных: в Петрограде - 800, в Симбирске- 150; итого всех, квалифицированных и неквалифицированных, вместе в Петрофаде и Симбирске - около 1700; во время же войны полное число рабочих превосходило 10 тыс. чел.)».

«Всех квалифицированных рабочих на Путил[овском] зав[оде] в настоящее время около 8,2 тыс. чел. (при общем числе около 9,8 тыс. чел.; в военное время доходило до 35 тыс. чел., и еще в начале текущего года превосходило 20 тыс.)».

«В минувшую войну (Cамарский трубочный)завод имел 24 тыс. рабочих и вырабатывал до 40 тыс. трубок в сутки. В настоящее время рабочих — 700 человек (большая половина - лица, обслуживающие завод: дворники и чернорабочие); трубок совершенно не изготовляется. Техническое оборудование сохранилось полностью. Нет администрации, специалистов-руководителей, мастеров, топлива (нефтяных остатков) и некоторых материалов: олова (для запайки цинковых коробок), сукна и медной проволоки. Прочими материалами завод снабжен в изобилии…»

Не случайно на 1-е место среди причин сокращения числа рабочих ставили именно голод:
"а) голод, побуждающий рабочих к отъезду из Петрограда;
б) мобилизация рабочих и отвлечение их в продовольственные отряды и различные организации, а кроме того:
в) крупную роль в этом играет значительное понижение производительности труда и недостаточно сознательное отношение рабочих к принципам трудовой дисциплины.
(Из Доклада военного инженера-технолога М. Петранди уполномоченному Главного начальника снабжения по Петроградскому району об обследовании Патронного, Обуховского и Путиловского заводов, от 5 ноября 1918г.)"

Но если рабочие еще могли вернуться в деревню – тем более что связей с ней ан масс не утратили – куда могла деться та же интеллигенция? Не зря генерал старой армии Ипатьев, ученый с мировым именем, создатель химической промышленности в России, в 1929 году эмигрировавший из страны (а точнее не вернувшийся туда) – писал: «надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким,обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии, и сохранил в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны»

И в той ситуации Тамбовская губерния оказалась практически единственным хлебопроизводящим регионом, оказавшимся под контролем у большевиков. С чем и связано усиленное внимание государства к нему. При этом районом прифронтовым – и как следствие дополнительная, незапланированная, нагрузка по обеспечению продовольствием отдельных красноармейских частей – в дополнение к продразверстке. Впрочем, при чрезвычайном завышении планов разверстки в отчете ЕМНИ Антонова-Овсеенко прямо говорится, что нагрузка на тамбовских крестьян была не выше, чем в целом по стране.

Наложите сюда несовершенство аппарата управления – люди во-первых часто неопытные, как администраторы (и как следствие неравномерность при изъятии продовольствия, неправильное планирование), и во вторых и вовсе не соответствующие по своим моральным качествам: как и в любой войне, и тем более в Гражданской – в тылу часто отсиживаются наиболее негодные элементы, часто преследующие свои шкурные элементы – все это в полной мере имело свои проявления на Тамбовщине и упоминаний об этом масса как в различных письмах, так и в официальных отчетах того времени (когда продовольственная политика прямо называется инквизиторской). При этом работа самого аппарата часто была формальной и поверхностной, отличалась крайней безхозяйственностью («В общем, в представлении большинства крестьян Советская власть отождествлялась с наездными комиссарами или уполномоченными, храбро распоряжающимися волисполкомами и сельсоветами, сажающими представителей этих местных органов власти под арест за невыполнение сплошь и рядом совсем несуразных требований, отождествлялась еще с продотрядами, действовавшими часто в прямой вред крестьянскому хозяйству и без всякой пользы для государства. В своей массе крестьянство привыкло смотреть на Советскую власть как на нечто внешнее по отношению к нему, нечто только повелевающее, распоряжающееся весьма ретиво, но совсем не хозяйственно.»), а работы продотрядов чрезвычайно жестокой (см.доклады Казакова, сотрудника штаба Тухачевского, сделанное летом 1921 года).

Плюс контраст у мужиков (ан масс вернувшихся с фронта) – еще в 1917 году они «на коне», а точнее на мешках с хлебом (месяц назад как раз был в коротком отпуске, ездил к дедушке – и смотрел в Рассказово местный документальный фильм, где рассказывалось как город в разы вырос за годы ПМВ на спекуляциях с хлебом) – по сути диктовали городу все и вся, могли получить все что угодно за хлеб, а сейчас вынуждены отдавать зерно просто так. Естественной реакцией на изъятия было сокращение посевов («Если в 1918 г. в Тамбовской губ. на одно хозяйство приходилось в среднем 4,3 десятины посева, то в 1920 г. - лишь 2,8 десятины») – но ведь количество ртов в стране этого не уменьшилось и планы на разверстку естественно не уменьшались (тем более и информация о реальном состоянии дел доходила до верха с большими запозданиями). Стоит отметить и то, что у тамбовских крестьян практически не было опыта знакомства с альтернативной реквизиционной машиной – белые на территории губернии появились лишь единожды, во время мамонтовского набега, когда они распустили мобилизованных в армию крестьян да отметились реализацией награбленного в городах имущества крестьянам за продукты.

Ну и дополнительное следствие того, что район де факто был прифронтовым – огромная масса дезертиров. Горючего материала масса – и дезертиры, и обозленное и голодное крестьянство – осталось поднести спичку. Соответственно и полыхнуло, при этом нужно стоит признать, что разгоралось долго.

Правда у каждого своя – у большевиков стояла необходимость сохранить страну и спасти население от голода по всей стране, в том числе в городах. У крестьян правда более приближенная и приземленная – им нужно накормить себя, а излишки в отсутствие товара производить невыгодно – но тут проблема начинает раскручиваться дальше. Как уже писалось выше – сокращение производства увы не означает сокращения потребления, и сокращая производство хлеба для продажи, де факто крестьяне сокращали производство и для собственного потребления, сами себя загоняя в ловушку.

Справедливости ради стоит отметить что красные – при всем несовершенстве своего распределительного аппарата – все же смогли накормить – пусть и впроголодь – но всех и более-менее поровну. Белые в гораздо более благоприятной ситуации (обладая излишками продовольствия) не смогли обеспечить ни снабжения своей армии (вынудив ее заниматься «самоснабжением», или банальным грабежом) ни нормального товарооборота – обеспечив за счет экспорта зерна поступления промышленных товаров из-за границы для организации нормального товарооборота на своей территории. Впрочем, мы отвлеклись в сторону.

Возвращаясь к самому восстанию – как я уже писал выше, горючего материала было более чем достаточно, и хватило бы спички чтобы восстание вспыхнуло. Тем не менее изначально восстание разгоралось относительно медленно – практически всю осень 1920го года. При этом половинчатые меры со стороны властей, недостаточное внимание к региону и причинам восстания лишь способствовали его разгоранию, пусть медленному но верному. Более того, половинчатая и непоследовательная политика властей наоборот, лишь выступала раздражителем – жестокость, периодически проявляемая властями, без методичности, лишь озлобляла людей, а непоследовательность и сменяющие репрессивные меры периоды умиротворения лишь демонстрировали населению отсутствие твердой власти и уверенности в себе у этой самой власти, когда же полыхнуло – власть и вовсе растерялась («В январе и феврале губкома фактически не существовало: никакого политруководства не было, приемы борьбы с бандитизмом были путаны - не имея сил, пытались проводить красный террор (сжигали села), затем вдруг склонились на "мировую" с бандитами, выпустив без всякого разбора до 800 арестованных крестьян.»). Свою роль сыграло и несвоевременное осознание властями масштабов восстания – когда в конце года число восставших уже исчислялось десятками тысяч – численность дислоцированных в губернии войск составляла всего 11 тыс. красноармейцев (при этом речь шла о крайне слабых частях – плохо вооруженных, ненадежных, укомплектованных в значительной части дезертирами, часто разбегавшимися при столкновениях с повстанцами и отдававших им свое оружие), из которых до середины января непосредственно на борьбу с восстанием смогли выделить лишь около 3 тыс. человек. При этом численность отдельных отрядов не превышала 300-400 человек, а часто и вовсе составляла 40-50 человек, не выдерживавших столкновений с многочисленными повстанческими отрядами. В то же время наверх шли успокоительные рапорты, что восстание практически задавлено. Неверной была и тактика борьбы с восставшими, отчасти определявшаяся недостаточной численностью и низким качеством войск – речь не шла о борьбе с живой силой, а лишь о временном занятии отдельных населенных пунктов с карательными целями т.н. «фуражировками» (по сути грабежом, что отмечали и сами красные), причем часто без разбора правых и виноватых («деревне была объявлена война»). Понятное дело, такая политика лишь толкала крестьянство этих деревень в лагерь восставших. Проблемой было также и отсутствие кавалерии – в то время как подавляющая часть повстанцев имела лошадей и была гораздо более мобильной.

Окончательной спичкой, запалившей огонь восстания - явились крайне жесткие нормативы продразверстки на 1920-21 г., не учитывавшие последствий засухи, охватившей летом 1920 года территорию губернии: «Продовольственные разверстки ложились на губернию с особенной тяжестью: объеденная прифронтовыми частями, сильно пострадавшая в инвентаре и от упадка культурных хозяйств губерния продолжала значиться у наркомпрода в числе высоко-производящих. Лишь с громадным напряжением была выполнена в 1919/1920 г. наполовину непомерно тяжелая разверстка в 27 миллионов пудов. Но нажим на крестьян в Тамбгубернии отнюдь не был более суров, чем в любой из других "хлебных" губерний. Разговоры о зверствах продотрядов являются чрезвычайно преувеличенными Установлено тщательным расследованием лишь два-три случая грубо-незакономерных действий этих отрядов, в общем ведущих себя вполне в рамках суровых декретов и циркуляров. Разверстка на 1920/1921 г., хотя и вдвое пониженная против прошлогодней, явилась совершенно непосильной. При громадном недосеве и крайне плохом урожае значительная часть губернии не могла обойтись своим хлебом. По данным экспертных комиссий губпродкома, на душу приходилось хлебов (с вычетом потребности на обсеменение, но без вычета корма скоту) - 4,2 пуда. Среднее потребление в 1909 - 1913 гг. (по данным ЦСУ) было 17,9 пуда и, кроме того, кормовых 7,4 пуда. То есть в Тамбгубернии в прошлом году покрывалась местным урожаем едва 1/4 часть потребности. При разверстке предстояло отдать 11 миллионов пудов хлеба и 11 миллионов [пудов] картофеля. При 100%-м выполнении у крестьян осталось бы на душу 1 п. хлеба и 1,6 п. картофеля. И все же разверстка была выполнена почти в 50%. Уже к январю половина крестьянства голодала: в Усманском, частью в Липецком, Козловском уездах голод достиг крайних пределов (жевали древесную кору, умирали голодной смертью); озимь обсеменена, несмотря на крайний нажим всех органов Соввласти, с недосевом против прошлого года на 2%, яровой клин - с недосевом в 12%. К этому надо добавить, что в Тамбовской губернии больше, м[ожет] б[ыть], чем где бы то ни было, крестьянство получало лишь обещания коллективного снабжения (в частности, за солью в 1920 г. крестьянам было предложено ехать самим, и эта поездка обставлена весьма плохо). В достаточной степени неряшливо, нехозяйственно вели себя органы продкома и в отношении использования конфискованного скота, сохранения зерна и овощей - масса скота гибла, хлеб горел, картофель мерз.» Тут стоит отметить, что план по продразверстке на губернию на 1920-21 год был установлен в 2,5 раза меньше плана предыдущего года, и на 30% меньше факта – но тем не менее масштабы снижения урожая были гораздо выше, но в той ситуации сложно было своевременно получить достоверную информацию.

На первом этапе в резком расширении восстания кроме настроений крестьянства сыграли свою роль и организационные способности Антонова (как отмечалось во многих документах), и наличие огромного числа дезертиров (именно во многом за счет последних удалось достичь пиковой численности порядка 40 тыс. человек в феврале 1921 года) и многие второстепенные факторы. Так, за счет многочисленных разграбленных колхозов, складов и заводов (было разграблено 50 совхозов, несколько спиртовых заводов и т.д.) антоновцы смогли как обеспечить снабжение своих частей, так и раздать излишки населению, чем привлекли дополнительные симпатии населения.

В отсутствии жесткой и вездесущей власти у крестьян создавалось впечатление, что Красная армия приходит и уходит, и от нее непонятно чего ждать, а повстанцы всегда рядом («Население к оккупации относилось выжидательно и полагало, что эта оккупация равняется целому ряду предыдущих налетов красноармейских частей, и совершенно не помогало, не думая, что оккупация будет носить длительный и методичный характер. В силу мимолетности постоев красноармейских частей в этих селах у населения укоренился взгляд, что пребывание красноармейцев и представителей Советской власти носит характер временный, а бандиты, которые вышли из их же среды, постоянные.»).

В январе власть начинает осознавать масштабы восстания и начинает уделять Тамбовщине внимание – меняется военное и советское руководство (сюда присылается один из успешных красных военачальников ГВ Павлов, а также Антонов-Овсеенко), начинают резко увеличивать численность войск (к 1 января 1921 г. - 11 870, 1 февраля - 33 750, 1 марта - 41 848), но много сил и внимания отнимает Кронштадтское восстание. Тем не менее принятые меры дают о себе знать – так, численность повстанцев, достигшая в феврале пика, пошла на убыль.

Решающего перелома удалось достигнуть весной, причиной чему оказались несколько факторов:

- замена продразверстки продналогом, которая облегчила положение крестьян, создала у части крестьянства впечатление победы, того что они добились исполнения своих требований, что власть наконец-то прислушалась к ним (приписываемые Антонову слова, якобы сказанные им своему ближнему окружению – «это мужики выиграли, а мы с вами войну проиграли»).

- ухудшение положения у повстанцев – во-первых, проблемы со снабжением, награбленное ранее в совхозах и на складах продовольствие закончилось, и с этого момента повстанцы вынуждены были перейти на снабжение за счет местных – как видно выше и так практически отсутствующих - ресурсов. По сути повстанцы ровно также были вынуждены изымать продовольствие у и так донельзя ограбленного крестьянства. Второй момент – начало посевной – из-за чего многие крестьяне стали возвращаться из леса в свои деревни и к своей земле и – существенное дополнение – увод лошадей. Уход значительной части крестьян из лесов имел своим следствием того, что в отрядах выросла доля бывших дезертиров и вообще по сути чисто бандитского элемента, и означал отдаление повстанцев от своей социальной базы, вырождение повстанческого движения. Дисциплина, которая и раньше несмотря на все усилия части руководства была не на высоте – и вовсе упала, стали расцветать пьянство, грабежи, карточная игра. Другим следствием стало то, что повстанцы для поддержания своей численности стали вынуждены проводить насильственные мобилизации, часто под угрозой оружия ( «Из личных бесед с крестьянами выяснилось: крестьяне крайне негодуют на бандитэлемент. На 20 мая бандитами объявлена мобилизация крестьян села Нижне-Спасского, но по случаю прибытия красных войск мобилизация отложена на 31/V. Мобилизуются мужчины возраста 18-35 лет. Многие отказываются от поступления в банды, приходят в особое отделение с просьбой по приходе красных в Нижне-Спасское арестовывать их для того, чтобы спасти их семьи, так как бандиты обещают вырезать семьи не поступивших к ним»), стали создавать комдезы, изымать лошадей – что для крестьян было особенно болезненно в момент посевной. По сути именно этот момент становится заметным вырождение восстания и превращение его в банальный бандитизм.

- ну и следующий момент – это очередная смена военного руководства (Тухачевский) и связанное с ней усиление настойчивости и методичности в проведении борьбы с повстанцами, в сочетании с ростом численности войск. Сюда же стоит отнести и активность политического руководства (работа советских органов была коренным образом перестроена, их действительно стали двигать в народ, возросла активность пропагандистской машины – с донесением информации до основной массы крестьянства), а также обновление и усиление руководства и личного состава губчека.

Что касается политики усмирения, проводимой Тухачевским, то ее стоит коснуться особо. Основные принципы ее были следующие:

- разделение крестьянства – противопоставление основной массы крестьянства повстанцам – в первую очередь за счет обеспечения защиты лояльному крестьянству и пошедшим на сотрудничество с властями повстанцам, распределения между ними имущества семей повстанцев, солидарная ответственность основной массы населения перед властями (здесь речь о системе заложничества, которой крестьян заставляли выдавать повстанцев и им сочувствующих, чтобы не страдало все население и таким образом вбивался клин между этими двумя категориями). В общем и целом следует учесть то при максимальной численности повстанцев в 40 тыс. (из них значительная часть дезертиров) и при численности населения губернии ЕМНИП в 3 млн. человек в восстании задействована была отнюдь не подавляющая часть населения (даже с учетом членов семей и сочувствующих, а число сочувствующих с весной стало резко сокращаться). И основной упор был сделан на привлечение на свою сторону именно основной – нейтральной и уставшей от войны – массы крестьянства. Упоминавшиеся выше негативные тенденции в среде повстанчества кстати этому весьма содействовали, кроме того стоит упомянуть и наведение Тухачевским порядка среди красноармейских частей, когда стали жестко преследоваться случаи мародерства с их стороны (что кстати сразу же стало отмечаться населением, начавшим менять отношение к Красной армии).

- «оккупационный» характер военной политики – увеличение численности воинских частей сделало возможным поддержание гарнизонов, обладающих достаточной силой для отпора местным повстанческим отрядам – практически в каждом значимом пункте. По сути активной борьбой с крупными антоновскими частями стали заниматься лишь некоторые – относительно немногочисленные но при этом самые боеспособные и лучше оснащенные части – в первую очередь кавалерийские (2-3 бригады) – такие как кавбригада Котовского, и технические – бронепоезда и автомобильный отряд Уборевича. Наличие большого числа гарнизонов, не дающих повстанцам возможности отдохнуть в нормальных условиях, а также беспрепятственно передвигаться по территории губернии, в сочетании с наличием маневренных частей, постоянно преследующих крупные повстанческие отряды, сделало жизнь последних крайне тяжелой. При этом боевых столкновений с регулярными опытными боевыми частями Красной армии плохо вооруженные повстанцы не выдерживали, и практически всегда были биты. Практически крестьяне – раньше считавшие советскую власть и красные части временными и приходящими, почувствовали ее присутствие, защиту, и увидели своими глазами слабость повстанческих войск, а среди последних стали распространяться настроения подавленности и безнадежности дальнейшей борьбы.

- методичность в проведении политики усмирения – четкие принципы (лояльным крестьянам – защиту и поддержку, активным повстанцам – жесткие репрессии) и последовательность и настойчивость в их проведении. При этом Соввласть сумела воспользоваться переломом в настроении крестьянства и закрепить его.

В принципе, подытожить эти подходы можно формулировками из одной из самых первых инструкций за подписью Тухачевского:

«1. Никогда не делать невыполнимых угроз.
2. Раз сделанные угрозы неуклонно до жестокости проводить в жизнь до конца.
3. Переселять в отдаленные края РСФСР семьи несдающихся бандитов.
4. Имущество этих семей конфисковывать и распределять его между
советски настроенными крестьянами. Это внесет расслоение в крестьянство, и на это может опереться Советская власть.
5. Советски настроенные крестьяне должны прочно и надежно охраняться
нашими силами от покушений бандитов. Вообще, проведение успокоения сразу создаст много сторонников Советской власти и среди крестьян, так как бандитизм и утомителен, и разорителен для крестьянской массы.
6. Советски настроенных крестьян надо всячески втягивать в советскую
работу, в организацию разведки против бандитов и проч. Это поставит между этими крестьянами и бандитизмом непреодолимую грань.»

Сейчас как правило принято основное внимание уделять именно террору, и в первую очередь таким вещам, как взятие заложников и создание концлагерей, считая что именно таким образом было достигнуто усмирение крестьянства. Между тем необходимо отметить – что жестокость и террор по отношению к населению имели место и ранее, причем в формах как бы не более жестоких, «бессмысленных и беспощадных» – при Тухачевском же была достигнута сбалансированность и осмысленность политики умиротворения, сочетание репрессивных мер по отношению к активных повстанцам, с мерами по защите и привлечению симпатий лояльного и/или нейтрального крестьянства.

Последний вопрос, которого коснусь – Террор. О масштабах я уже писал - здесь:

«В Тамбовской губернии потери в боевых действиях распределялись следующим образом (пишу по памяти) – около 10-11 тыс. повстанцев против 4-4,5 тыс. красноармейцев. Эти цифры объяснимы лучшей в целом организацией и оснащенностью регулярных частей. Что касается потерь от красного и повстанческого террора – цифры меньше. 1,5 тыс. человек (повстанцев, пособников, дезертиров, заложников), погибли в результате репрессий советской власти, и 2,5 тыс. красноармейцев, советских работников, членов их семей и просто крестьян, уничтоженных повстанцами. При этом отмечу – что значительная часть вторых была уничтожена до середины 21 года, и уничтожена крайне жестоким образом (это увы не только расстрелы), т.е. красный террор во многом был ответной мерой.

Безусловно с точки зрения нынешнего политкорректного времени действия и той и другой стороны представляются жестокими, и часто более чем подпадают под определение военного преступления. Тем не менее для того времени политика Тухачевского отнюдь не может служить образцом кровавости – выложу данные, которые уже выкладывал на некоторых форумах:

«В 1919 году ген. Розанов подавлял восстания в Красноярской губернии с в 5 раз меньшим населением, чем в Тамбовской (цифры численности населения Красноярской губернии взяты из работы Эйхе опрокинутый тыл, Тамбовской – ЕМНИП из сборника документов по антоновскому восстанию). За это время по его приказам (Звягин, «Правоохранительная политика Колчака») было расстреляно около 10 тысяч человек (при Тухачевском и его предшественниках вместе - 1,5 тыс. расстрелянных). Это именно расстрелянные по приказам, а не погибшие в боевых действиях – при этом имели место и расстрелы без приказов, закамуфлированные под боевые действия. Например, согласно белых же документов - потери партизан в одном селе 1000 убитых, потери правительственных войск - 2 легко раненых. По сути речь именно о завуалированных жертвах карательной акции по отношению к мирному (допускаю что нелояльному, но ан масс мирному) населению. При этом тысяча человек по отношению к населению одного села – это значительная часть населения.

Не менее показательна выше и цифра в 12 000 сожженных и разоренных хозяйствиз той же работы Звягина – если просуммировать аналогичные цифры по антоновскому восстанию из отчетов Тухачевского , то там есть цифры сожженных и разобранных изб – ЕМНИП цифры колеблются от 250 до 500. Отмечу еще раз – Красноярская губерния на тот момент по населению впятеро меньше Тамбовской, и относительные цифры потерь и ущерба можно считать впятеро большими. Т.е. 10 тыс. расстрелянных (не убитых в боях) для Красноярска то же самое, что было бы 50 тысяч для Тамбова (где было расстреляно, напомню, 1500), 12 000 сожженных и разоренных хозяйств превращаются в 60 тысяч против пускай 500 в реальности в Тамбовской губернии»»

Добавлю несколько комментариев к выложенному выше тексту:

- «красный террор во многом был ответной мерой» - нужно отметить что формулировка не совсем корректная, факты террора со стороны власти по отношению к населению имели место и до активной фазы восстания – и во время продразверстки и в его начальной стадии. Ровно как имели имел место и обратный террор. Во многом и восстание явилось реакцией на чрезмерно жесткие действия властей во время продразверстки. Тем не менее если рассматривать именно массовый террор, то необходимо отметить, что массовый повстанческий террор по сути предшествовал массовому красному террору. В этой связи известное письмо Антонова с указанием на то, что повстанцы не воюют с крестьянами, не убивают женщин, а лишь коммунистов и то в отместку за взятие заложников представляется не более чем пропагандистским приемом. В документах, и особенно в воспоминаниях приводится немало примеров убийств повстанцами (причем крайне зверских убийств) членов семей коммунистов и советских работников, вплоть до женщин и детей, а также часто и крестьян либо отказавших уйти в лес с бандитами, либо дать продукты/лошадей повстанцам (или наоборот продавших лошадей красноармейцам), и т.п., совершенных в том числе и в конце 1920 года. Не говоря уже о имевших место массовых убийствах пленных красноармейцев, зачастую представленных теми же самыми недавними дезертирами, что и повстанцы.

- В заслугу Тухачевскому – хотя я понимаю, что это сильно режет слух и вероятно вызовет неприятие, но тем не менее напишу – в заслугу Тухачевскому необходимо поставить упорядочивание террора, когда он стал предсказуемым и понятным. При Тухачевском он стал именно наказанием (не «война против деревни, без разбора правых и виноватых», как отмечалось относительно конца 1920 год в одном из докладов) за нелояльность – даже расстрел заложников, где кара могла коснуться (и касалась) и невиновных по большому счету именно наказание за неготовность сотрудничать с властью в поимке повстанцев. В случае готовности расстрелы сразу же прекращались либо не проводились, и лояльные крестьяне в общем и целом уже могли быть уверены в своей безопасности.

- Про цифры по Сибири – мне в одном месте указывали, и справедливо, на сомнительность первоисточника, на который ссылался Звягин (ЕМНИП какая-то советская газета 20-х годов), тем не менее мне представляется что данные цифры близки к истине – по косвенным данным. Так, в белых же документах встречаются отдельные карательные мероприятия белых в Сибири, несопоставимые по масштабу с мероприятиями красных на Тамбовщине – те же упомянутые выше 1000 убитых в одном селе (при 2 легкораненных правительственных войск, или целиком, за исключением домов, занятых под постой войск, выжженные уезды. На Тамбовщине расстрел уже 80 человек в селе это очень много, сжигались же либо отдельные дома, либо – в редких случаях – отдельные деревни.

Еще несколько штрихов – нужно отметить крайнюю жестокость повстанческого террора по его проявлениям – если со стороны красных все же речь шла как правило об обычном расстреле (хотя тоже имели место и иные вещи), то что касается повстанцев здесь речь идет о куда как более страшных вещах – закалывание вилами и штыками, рубка шашками и топорами, загон живых людей под лед, отрезание различных частей тела и выкалывание глаз и т.д. и т.п. Можно отметить, что официально высшее руководство повстанцев террор в отношении населения не поощряло, и отдельные – выходящие за рамки даже того жестокого времени случаи (например Яков Оплетаев, просто ходивший по деревне и рубивший топором головы своим односельчанам) даже пресекало – но тем не менее справится с его разгулом не могло, да и по большому счету не хотело (отдельные примеры высокопоставленных руководителей повстанческих отрядов более чем характерны, как и общие цифры, и факты изуверств). Ведь по большому счету речь о тех же самых людях, которые уже в 1917 году поднимали на штыки офицеров и чуть позже сжигали заживо священников – при этом о людях, лишь еще более озверевших за 2 года Гражданской войны. Речь идет именно об акте Гражданской войны – войны очень жестокой, со всех сторон. Приведу как характерный пример цитату из ОДНОГО документы, где через абзац чередуются факты красного и повстанческого террора:

«В Рудовской волости наши части сделали налет на лагерь бандитов, в результате набега 20 сожжено живыми и около 30 расстреляно…

28 мая банда Карася произвела налет на Беломестную двойню, где зарубила членов волостного и сельского Советов, уничтожила дела советов и здание Совета разрушила. Всех жертв банды в Беломестной Двойне около 50 человек, зверски убитых. В числе убитых находятся старики, женщины и дети грудного возраста….

Среди бандитов пущена агитация, что 10-я дивизия вся коммунистическая, которая в плен никого не берет, а поэтому и красноармейцев в плен не брать, а рубить на месте, что в действительности и применяется, такою же мерой отвечают на это и красноармейцы».

Ну цитата и к вопросу имеющейся в последнее место тенденции идеализации повстанцев:

Воспоминания самих крестьян, помещенные в сборнике, намечают и другой конфликт внутри сельского мира – между работящим и не склонным к повстанчеству крестьянским ядром и маргинальной, деклассированной частью крестьянства, охотно уходившей в обычный уголовный бандитизм… Уместно вспомнить и споры западных историков, теперь уже 30-летней давности. О. Рэдки в своей книге «Неизвестная гражданская война в Советской России» исходил из обычного для западной идеологии стереотипа, что большевики – это абсолютное зло, антоновцы же – образцы доблести и справедливости, подобные героям древности. В рецензии на его книгу У. Розенберг концептуально оспорил эту версию, указав, что участники восстания – «типичные социальные бандиты в обычном научном понимании этого термина»

Повторюсь – речь идет о тех же самых крестьянах, которые в 1917 году служили в армии и терроризировавших тогда своих офицеров. Стоит отметить – что уже в 1905 году на территории Тамбовской губернии вспыхнуло множество восстаний, причем как раз на территории тех самых уездов – Тамбовского и Кирсановского, которые отметились и в 1921 году. Следующая вспышка массовых крестьянских восстаний произошла в сентябре 1917 года, когда в короткий срок было сожжено свыше 100 помещичьих имений, и власти были вынуждены дополнительно к имевшимся на территории губернии кавалерийским частям прислать из Москвы отряды юнкеров и казаков.

Кстати процесс постепенного возникновения банд (именно банд) из дезертиров описан в следующем характерном отрывке:

Например, комбеды начали борьбу со спекулянтами хлебом, но вели ее непоследовательно. Своих односельчан, зажиточных мужиков, а тем более кулаков, комбедовцы не трогали. Борьба со спекулянтами велась за пределами села. На ночь обычно выставляли посты на больших и проселочных дорогах, они задерживали хлебные обозы и одиночек. В этих случаях хлеб, как правило, конфисковался. Под маркой законных властей – комбедовцев такими операциями стали заниматья отдельные вооруженные группы дезертиров. Причем отобранный хлеб делился между участниками таких вылазок, большинство которого расходовалось на самогон. Что касается зажиточных крестьян-домохозяев, то они причитающийся с них по продарзверстке хлеб сдавали лишь частично, а остальной прятали в солому, гноили, но Советской власти не сдавали. А дезертиры в это время безнаказанно все больше и больше распоясывались, наглели, безобразничали. Вечерами совершенно без причин то в одном краю села, то в другом открывалась стрельба из винтовок, обрезов, наганов. Стреляли в воздух, просто забавлялись вышедшие из своих засад. Впоследствии отдельные группы дезертиров превратились в настоящих бандитов. А началось все это с мелких краж: крали кур, баранов, забирались в погреб и амбары своих соседей, начисто обирали сады, овощи с огородов, потом стали организовывать вооруженные налеты на ближайшие хутора, маленькие деревушки.

И далее по тексту уже идут и воспоминания о том, как данные банды приесодинялись к Антонову для участия в боях с Красной армии, но больше в грабежах – поездов, складов и т.п. – показан и процесс постепенного угасания движения с успехами Красной армии и наведением банального порядка, причем практически никакой идеологии не наблюдалось.

Если подытожить, то я напишу наверное коротко – это была Гражданская война, крайне жестокое, сложное, запутанное и противоречивое время, где не было белых и пушистых ни повстанцев (как бы многим сейчас этого не хотелось представить), ни – что уже стало вроде как общим местом – и красных. У всех была своя правда, и объективные причины и объяснения действий и тех и других, были и ошибки и преступления, в общем было много грязи и крови.

 02/11/2011

http://ihistorian.livejournal.com/376856.html

Уважаемый френд eugend в нескольких последних постах в связи с выходом очередной антисоветской киноподелки «Жила-была одна баба» высказался о тамбовском восстании, терроре и прочих аспектах гражданской войны. Хотел бы высказаться по следующей фразе:

«Правда у каждого своя – у большевиков стояла необходимость сохранить страну и спасти население от голода по всей стране, в том числе в городах. У крестьян правда более приближенная и приземленная – им нужно накормить себя, а излишки в отсутствие товара производить невыгодно – но тут проблема начинает раскручиваться дальше. Как уже писалось выше – сокращение производства увы не означает сокращения потребления, и сокращая производство хлеба для продажи, де факто крестьяне сокращали производство и для собственного потребления, сами себя загоняя в ловушку».

Есть такое явление среди современных молодых историков, которое я называю объективизмом. Корни этого объективизма лежат в том, что воспитанные на антисоветских учебниках по антисоветским вузовским программам, молодые историки по мере знакомства с материалом начинают испытывать отвращение к откровенной и неприкрытой лжи идеологов антисоветизма, однако, и посмотреть на прошлое глазами большевиков и стоящего за их спинами большинства жившего тогда народа они боятся. Не без оснований, впрочем)) Тогда эти историки зависают в неудобной позиции буржуазного объективизма, главные грехи которого — описательность, боязнь социально-экономического анализа, боязнь положительных оценок любых действий советской власти и коммунистов, а следовательно - ненаучность.

Что мы видим в указанной цитате?

О какой правде крестьян речь, если в основе тамбовского мятежа желание получить рыночную цену за излишек зерна в условиях тотального голода? Излишек зерна в то время был не у всех крестьян, более того, излишек зерна, ради которого стоило не просто уйти в лес, а жесточайшим образом убивать сборщиков продовольствия для голодных, - был лишь у небольшой части крестьян, прежде всего — у кулачества. Конечно, оружие взяли в руки самые разные люди, однако, без этого — экономического интереса кулачества, - мятеж был бы невозможен.

О какой правде крестьян идет речь, если сам автор указывает на горючий материал - «огромную массу дезертиров»?

О какой правде большевиков идет речь, если подавить тамбовский мятеж требовали интересы единого государства, населения страны в целом, просто интересы выхода из гражданской войны и дальнейшего развития? Неужели уважаемый царь, при котором устраивали публичные порки крестьян только лишь за невысказанное желание переехать, действовал бы по-другому? Неужели неуважаемый царь гораздо в более благоприятной обстановке не вел продразвертску (о чем сам же автор и говорит)?

Тамбовский восстание — это мятеж частного хозяйчика, не способного думать ни о чем, кроме свой прибыли, и остатков разбитых противников большевиков. Мятеж против единого государства и народа. Нет в этом мятеже ни правды большевиков, ни правды крестьян.

smirnoff_v:  Вы неправы, по моему мнению. «Правда» тех или иных социальных групп, - это интересы этих групп, а интересы есть у самых реакционных классов, иначе их бы самих не было, ибо их общность – общность их интересов. Спецификой такого социального класса как крестьянство является, в том числе и неспособность осознавать свои стратегические интересы и концентрация на тактических. Еще раз! Не нежелание, не злая воля, а неспособность. Эту неспособность крестьянство демонстрировало многими веками, своим поведением в моменты крестьянских восстаний, например.

Поэтому экспроприация зерна без всякого вознаграждения воспринималась крестьянами как грабеж, как обман. Ведь вроде царя и буржуев с помещиками убрали, а зерно как брали, так и берут. И более того, керосин из города перестали привозить.

Кивать тут на кулаков не нужно, ибо кулаков в гражданскую, и в первую очередь благодаря черному переделу, существенно повывели. Их тогда выводили все, в том числе и всякие махновцы с зелеными. А новым кулакам, которые сыграли роль позже, еще предстояло вырасти. Да и упоминание о дезертирах удивляет – это всего лишь крестьяне с оружием вернувшиеся домой.

Так что была у крестьян своя правда, но правда вполне конкретная, обусловленная их социальной принадлежностью и присущей ограниченностью мировоззрения.

К фильму мой текст не имеет отношения, поскольку не смотрел и не собираюсь. Я только о словах историка.