Добро, зло и СССР

Читаю книгу Сергея Кремлева «СССР — империя добра». В начале повествования автор едва ли не несколько страниц тратит на рассуждение о правомерности названия. Но сомневается он не в том, в чем надо бы сомневаться. Кремлева больше всего волнует вопрос — имеет ли СССР право называться империей. Покопавшись в многочисленных источниках, приведя несколько хороших цитат, он наконец приходит к осторожному выводу: да, имеет.

Между тем, переживать стоило бы из-за другого. Можно ли в большой политике (а не в сиюминутной пропаганде), в честном рассуждении (а не в агитке, рассчитанной на обман невежественных масс) оперировать такими наивными и аморфными понятиями, как зло и добро? На мой взгляд, это фундаментальная ошибка даже не Кремлева в данной конкретной книге, нет. Это ошибка большинства представителей позднего советского поколения, напрямую повлиявшая на саму жизнь.

Добро и зло — понятия без конкретики. Они по природе своей субъективны, и невозможно однозначно ответить даже на простейшие вопросы, такие как:

Хищник поймал и съел травоядное. Это добро или зло?

Некий вид хищников вымер, несколько видов травоядных получили возможность неограниченно размножаться. Добро или зло?

Просвещенный монарх ввел новую подать, крестьянам пришлось серьезно затянуть пояса. На эти деньги основан первый в стране университет. Добро или зло?

Соперники организовали убийство монарха, разогнали университет и снизили подати. Добро или зло?

Ну и так далее...

Человек развитый, имеющий четкую внутреннюю позицию, ответит на любой из этих вопросов, опираясь на данную позицию. Причем его ответ будет диаметрально противоположен ответам других развитых людей, опирающихся на иные критерии. А неразвитый человек и вовсе обопрется на эмоции. Которые, в свою очередь, будут зависеть оттого, что человеку покажут кукловоды. Несчастного голодного волка со сбитыми лапами, тщетно разыскивающего пищу для умирающих волчат? Выпученные глаза лося, чья разорванная шея уже не в силах держать вес головы?

Идеи абсолютного добра и абсолютного зла появляются в условиях господства единственной позиции, которая представляется «самой правильной», и в зависимости от которой кукловоды выбирают эмоциональные картинки для масс. И даже если эта позиция не так уж плоха — со временем она неизбежно костенеет и теряет живость. Ибо «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». И «нет лучшей зарядки для исследователя, нежели каждый день с утра перетряхивать свою любимую гипотезу».

А главное — такая позиция становится крайне уязвимой. Любому ее противнику достаточно лишь заметить (или даже придумать) ситуацию, в которой следование этой позиции причиняло кому-либо существенные страдания. А потом патетически воскликнуть: «И это, по вашему, добро?». Затем противнику остается развернуть мозги масс, уже подготовленные к абсолютистскому восприятию, в другую сторону. Сказать: «На самом деле вот это добро, а то, чему вы следовали до сих пор — зло».

Еще одна вредная идея - «добро всегда побеждает зло». Потому что из этой идеи легко делаются два простых логических вывода. «Что победило — то и добро»; «за добро не нужно бороться, оно и так победит».

Кремлев в своей книге приводит огромное количество цитат из стихов и песен раннего советского периода (я пока дочитала до Великой Отечественной). Однако его почему-то не смущает, что ни в одной из этих цитат нет слов «зло» и «добро». Воспевание труда (новая для тех времен идея, с успехом перенятая и американцами) — есть. Справедливая гордость за достигнутое положение в мире — есть. Молодой задор строек и экспедиций (куда современным «любителям экстрима» до Георгия Ушакова) — есть. Историческая и национальная память — есть. В общем, много чего есть, а вот абстрактных добра и зла — нету. Тогда люди еще понимали, что все достигнутые блага не тянут на роль «общечеловеческих» и «несомненных». Люди еще не потеряли способность и потребность конкретизировать свое понимание блага и худа. В каждом тексте конкретизировать, в каждом деле. И — отстаивать это понимание.

Возьмем песню переломного периода - «Священную войну». Даже там, даже в такой ситуации присутствуют разве что гораздо более мощные и однозначные понятия Тьмы и Света. Но ни слова о том, что «зло пошло войной на добро». Напротив, ярость (едва ли не синоним слова «злоба», от которой и до «зла» недалеко) позиционируется как нечто благородное и прекрасное. И это не жалкая беззубая оговорка-оправдание вида «добро должно быть с кулаками», нет, ярость «прописана» в песне безусловно и полноправно.

Увы, но годы Великой Отечественной можно назвать началом конца. Тогда советский народ обрел уверенность, которую можно назвать излишней. Это была уже не уверенность после гражданской войны - «Мы смогли, мы молодцы, но все же расслабляться не следует». Это была уверенность абсолютная, та самая, на которой зарождаются понятия абсолютного зла и добра. Последующее поколение советских людей уже не сомневалось в том, что все блага СССР — неотъемлемые и само собой разумеющиеся. Они уже не помнили, что в дореволюционной России 1913 года было всего девять женских консультаций на всю страну. Для них само собой разумеющейся была цифра девять тысяч — уровень 1940 года. Им казалось, что 523 новых города, появившиеся в СССР в 1930-е годы, выросли сами собой. И водопровод в 411 городах (против 215 в 1913) как бы не мог не появиться. И более чем 70-процентная безграмотность превратилась в более чем 80-процентную грамотность по мановению волшебной палочки, «потому что добро всегда побеждает»... Ну и так далее.

Этому поколению — поколению наивных «Шуриков»-шестидесятников — оставался всего один шаг до вопроса: «А было ли это добро таким уж абсолютным?». И они нашли на него «ужасный» ответ — нет. Они покопались в статистике и узнали о 6,5 миллионах зеков, побывавших в тюрьмах за 1930-1953 годы (работаю на нетбуке, неудобно искать нормальные данные, беру наверняка преувеличенные данные Википедии). При этом 2 миллиона 746 тысяч трудящихся, отдохнувших на курортах за один только 1938 год, не привлекли их внимания. Это же само собой разумеется! Это же добро, а добру побеждать легко! Вдумайтесь — даже если разделить эти шесть миллионов на двадцать лет, при таком неточном подходе мы получим 300 тысяч несчастных зеков против двух миллионов веселых отдыхающих. Однако в мозгах приверженцев абсолютного добра математика не работает. Ну, вы знаете — слезинка ребенка и все такое...

Немалое подспорье врагам СССР оказала... победа над Германией. Нет, победа была нужна. И, может быть, в условиях многонационального социалистического государства оправдана была даже лживая пропаганда, называвшая национал-социализм фашизмом и выдававшая борьбу за свой народ за борьбу «за торжество интернационала». Я выражаюсь так мягко потому, что... легко в мирное время, с высоты минувших лет, сидя на уютном балконе и покуривая вкусную сигару, а главное — зная, что от моих суждений ничего не зависит, судить — в чем отягощенные огромной ответственностью предки ошибались в тяжелейшие военные годы.

Но мягкой могу быть я, а реальность не знает снисхождения. Тут любое твое слово, в какой бы ситуации оно ни было сказано, в будущем может сработать против тебя. Факт остается фактом — назвав гитлеровскую Германию абсолютным злом, мы создали пугало, с помощью которого наш народ-победитель (а теперь это слово нельзя произносить без иронии) загнали в стойло, вполне сравнимое с тем, которое готовил славянам Гитлер. Мог ли советский солдат подумать, что однажды Сталина приравняют к Гитлеру? А сталинский тост «за русский народ» тютелька-в-тютельку попадет под определение экстремизма (признание одного народа в чем-то более важным, нежели другие)? То, что на коротких временных отрезках может показаться оксюмороном, за десятилетия делается реальностью...

Итак, послевоенное поколение поверило в то, что СССР - «империя добра». То есть все то, что есть в СССР — неотъемлемые «общечеловеческие ценности» и «права человека». А если помечтать (мечтать — не мешки ворочать), то можно придумать и еще более идеальное общество, в котором «ценностей» и «прав» больше.

- Эврика! - сказал наивный советский Шурик. - Добро само собой разумеется. Я живу в почти бесплатной квартире со всеми удобствами, получаю медицинское обслуживание, образование... И это — добро. В этом нет ничьей заслуги. Но эти глупые власти зачем-то кочевряжатся, что-то решают насильственным путем... Вот поэтому добра так мало! А ввести абсолютную свободу — тогда добру вообще ничто не помешает проявляться. Вот тогда заживем!

Я не знаю, что случилось раньше — народ из борца превратился в стадо, желающее получить побольше абстрактного «добра», или власть из вождя превратилась в пастуха, которому надо как-то управиться с тупым неблагодарным стадом. Скорее всего, эти процессы шли параллельно и взаимосвязано.

Я уже когда-то употребляла следующую метафору. Советский Шурик, уверенный в «победе добра», был похож на маленькую домашнюю девочку. К девочке подошли нехорошие дяди, которых ее не приучили бояться, и начали рассказывать сказки о том, как славно было бы сбежать от нехороших тоталитарных родителей и жить в лесу с птичками и зайчиками. Книжки показали, в которых были с пафосом расписаны прелести античной демократии. И девочка поверила... В какой «лес» обычно попадают такие наивные девочки — все вы, я думаю, в курсе.

...И самое печальное в том, что такие, как Кремлев, даже после крушения СССР не прозрели. То есть они прозрели во многом, но не в главном. Они все еще верят в «добро», и даже (это проскальзывает во многих абзацах книги) в грядущую «победу добра над злом». По Кремлеву, максимум, что можно сделать для возрождения СССР — это написать такую вот книжку, привести цифры и цитаты... А потом наивно предложить: «Ну разве это не хорошо? Так давайте же так жить». Для таких людей будет шоком узнать, что далеко не все люди ответят: «Да, хорошо». Более того, не все ответившие «нет» будут жуткими монстрами с пиратскими повязками на глазах и абордажными крюками вместо рук. Среди них могут попасться вполне приличные и даже вполне достойные люди, просто приучившиеся жить в иных рамках. А значит — неизбежна новая гражданская война, которую представители поколения Кремлева (не смеющего даже произнести «нетолерантное» слово «империя») уже приучились считать «абсолютным злом». Со всеми вытекающими.

К счастью, вопрос «что и чем приучилось считать какое-то поколение» для истории хотя и бывает критически важен, но непреодолимой долговременной силы не имеет...

22/05/2011