Частный случай Главного Вопроса фолк-философии

Не исключено, этот вопрос следовало бы назвать Вторым Главным, однако на самом деле он является одним из вариантов Главного. А главный, конечно, Познаваемость. Фолк-философа хлебом не корми, дай только про познаваемость природы вещей поговорить. Причём, настолько не корми, что пока вопрос Познаваемости отвечен не будет, про другое даже и думать не надо. Тем более, рассуждать.

Второй же вопрос… ну, то есть, частный случай первого: где проходит грань? Ибо если грань в точности не обозначена, то фолк-философия эту проблему уже решила. То есть, наоборот не решила, что как раз и является основной целью фолк-философии — доказать нерешаемость проблемы. В пределе — всех проблем.

Работает это так. Берётся что-нибудь из тезисов решения (то бишь, главного врага фолк-философии), и к нему задаётся вопрос: а как тут отличить А от Б? Ну, например, есть второй закон Ньютона, где речь идёт про тело, и спрашивается: а как узнать, тело это или нет? Где грань между телом и не телом? Можем ли мы что-то утверждать, пока эта грань не найдена с абсолютной точностью? Пока у нас не будет способа взять абсолютно любой объект и наверняка назвать его телом или не телом? Сколько молекул в теле? С точностью до штуки? И почему именно столько? Да, кстати, и на каком конкретно расстоянии эти молекулы находятся? Каждая из означенного количества от каждой? И с какой скоростью движутся? И в какой момент скорости, простите за каламбур, случай становится релятивистским?

Как легко догадаться, после такой постановки вопроса — ребром — рассуждать про какие-то там массы с ускорениями уже бесполезно. Поскольку у кого там масса мы уже не знаем. А про силу лучше даже и не спрашивать — и с массой-то ничего непонятно. Фолк-философ теперь может облегчённо вздохнуть и удалиться под воображаемую сень деревьев с целью поразмыслить о бренности существования. Или даже лучше, о грани между существованием и несуществованием.

Вопрос про грань занимал людей с самой-самой древности, что породило массу глубоковыглядящих подвопросов про «где начинается куча песка?» или же «догонит ли Ахиллес черепаху?». Последний, хоть и кажется не связанным с темой, как раз о ней: где же та грань, на которой черепаху всё-таки догонят, если мы каждый участок пути можем до бесконечности делить пополам?

Ну а раз древние про это думали, то и я в древности, точнее, в молодости никак не мог остаться в стороне и тоже про это дело думал. Больше скажу, результат размышлений стал по-видимому первым найденным мной ответом на философский вопрос. И ответ сей во многом определил моё нынешнее мировоззрение. Конечно, тогда, лет в одиннадцать-двенадцать, я ещё не знал всех нужных терминов и понятий, однако уже тогда до них додумался. Про то, в смысле, что такие должны быть. Для простоты я буду использовать теперь уже известную мне терминологию, однако для начала дам найденный ещё в те незапамятные времена ответ. Вот он:

Грани в общем случае нет.

Сходу может показаться, что это не ответ, а уход от ответа, данный в стиле псевдо-дзен-буддистской мудрости и напрямую соприкасающийся поэтому с фолк-философией. Но по мере обоснования и объяснения ответа станет понятно, что это именно ответ, причём, данный именно в научно-философском ключе.

Для начала надо уточнить, а про грань где именно мы говорим. Это важно: речь идёт про грань в классификации объектов реального мира. Именно реального мира, ибо для объектов, которые сами по себе уже являются абстракциями, например, для чисел, грань как раз практически всегда есть и она предельно точна. Так вот, это именно про классификацию объектов реального мира, не про абстрактные объекты. И работает оно именно потому, что когда мы эти объекты пытаемся некоторым образом упорядочить в нашем сознании, мы как раз осуществляем над ними абстракцию.

Многие думают, будто термин «абстракция» имеет значение «фантазия, не имеющая отношения к реальности». И используют данный термин именно в таком смысле. На самом деле «абстракция» — это процесс, при котором у рассматриваемых объектов отбрасываются те свойства, которые несущественны в рамках рассматриваемого вопроса. Например, для применения второго закона Ньютона совершенно неважен цвет тела, к которому мы собираемся применить этот закон. Поэтому в рамках второго закона Ньютона все тела бесцветные. Не белые или серые, а просто не имеющие цвета. Неимеющие цвета тела в реальном мире встречаются крайне редко, если не сказать, не встречаются вообще. Иногда, конечно, цвет нам незаметен, как у очень чистого стекла, например, однако каждый понимает, что считать все тела мира бесцветными было бы опрометчиво. Однако, поскольку цвет не важен… Ну, вы поняли, в общем. Мы рассматриваем, снова простите за каламбур, бесцветные тела. Абстрактные. Имея в виду под ними, в ряде практических случаев, тела вполне конкретные.

Мысль движется по стандартной научной цепочке: наблюдения за конкретными объектами — абстракция над ними — обобщение в рамках оставшихся свойств — формулы и технологии — выводы про абстрактные тела с заданными параметрами — перенесение выводов на конкретные физические объекты. Зачем тут нужна абстракция? Абстракция нужна тут потому, что все тела в реальности отличаются. Не устраняй мы их отличия из наших рассуждений, нам пришлось бы рассматривать свои особые законы для каждого отдельно взятого тела. Что, конечно, мозгу не под силу и, самое главное, в практическом плане ничего не даёт. Один реальный, сформулированный закон на миллионы объектов гораздо полезнее, чем гипотетический миллион законов для каждого объекта в отдельности.

Поэтому когда вам говорят про «необходимость сугубо индивидуального подхода», не верьте. Отсутствие общей части подхода на деле свидетельствует об отсутствии подхода вообще.

Устраняя несущественные свойства, отдельные уникальные объекты превращаем во множество объектов, над которым мозг уже в состоянии производить какие-то мыслительные операции и отыскивать в нём (множестве) закономерности.

Если быть более точным, мы превращаем объекты не просто во множество, а в несколько подмножеств, для одних из которых данное обобщение верно, а для других — неверно. Либо же обнаруженный нами закон для разных подмножеств распадается на разные подзаконы. В первом случае мы таким образом определяем область применимости закона, во втором — определяем критерий для выбора алгоритма обработки встретившихся нам данных. Как бы то ни было, в любом случае перед нами встаёт нужда каким-то образом классифицировать объекты или явления. Любая научная теория начинается с классификации. И как раз на оную классификацию обычно пеняют фолк-философы.

Дело в том, что для классификации нам следует обозначить некоторые критерии: например, уточнить, по каким количественным признакам мы отнесём тот или иной объект к упомянутому во втором законе Ньютона «телу» или же к «не телу». Но, постойте, а сколько там в «теле» должно быть молекул? Где проходит та самая грань? Каков количественный критерий?

Думаю, никто в мире не сможет сказать, сколько молекул в «теле», с какой скорости начинается «релятивистский случай», сколько минимум человек составляют «общество» и какое количество документов нужно для признания чего бы то ни было «историческим фактом». При этом люди вполне успешно пользуются законами Ньютона и многим другим. Причём, «успешно» в смысле непосредственных практически полезных результатов, а не просто для попила бабла.

То есть, где-то тут сокрыт подвох. И в те далёкие мои двенадцать лет я понял, где.

Когда мы делаем классификацию объектов реального мира, мы всегда имеем дело с довольно большим количеством объектов. Иногда даже с бесконечно большим. Количество же введённых нами классов редко когда превышает десяток, обычно даже ограничиваясь всего двумя — А и не-А. Однако вот эти самые зашибатые законы формальной логики, согласно которым «либо А, либо не-А» действительно подходят для формально-логических выражений, но не подходят для объектов реального мира. Именно поэтому в учебниках логики всегда уточняется: вот эти законы, они для утверждений — не для явлений.

Надо помнить: утверждения и явления — совершенно разные вещи.

Имея утверждение А, мы действительно можем заключить, что если А верно, то не-А не верно́. И наоборот, если А не верно́, то верно́ не-А. Когда же мы имеем дело с явлением, то нам сначала надо ввести вышеозначенные критерии для отнесения его к А или к не-А. Может статься, что введённых нами критериев будет недостаточно, чтобы вот это данное конкретное явление однозначно отнести к А или к не-А. Может статься, что некоторые явления попадут сразу в обе категории или же не попадут ни в одну.

Более того, в общем случае для любой классификации над достаточно большим множеством реальных объектов найдутся те, которые не попадают ни в один из классов, и те, которые попадают сразу в несколько классов.

Это происходит по целому ряду причин. Первая из них — отсутствие измерительных приборов бесконечной точности измерений. Какой бы прибор мы ни взяли, с помощью него мы сможем измерить любую величину с точностью самого малого деления шкалы прибора. Те величины, которые будут различаться на меньшее чем деление шкалы значение, будут для нас одинаковыми. Если гранью нашей классификации является конкретное значение, то ряд величин будет заведомо меньше или больше этого значения (отстоять от него более чем на одно деление), но могут обнаружиться и величины, лежащие в пределах одного деления. Про них мы не уже можем сказать, больше ли они означенной величины или меньше. Полагаться на видимое отклонение от выбранного значения мы не можем, поскольку прибор не гарантирует точности, большей, чем наименьшее деление его шкалы. И если даже стрелка как бы чуть правее граничного значения, то сама величина может быть и «левее» — просто управляющие шумом прибора звёзды так сегодня встали. Значения в пределах одного деления от границы — те самые, которые как раз попадают в оба множества. Или не попадают ни в одно, как угодно.

Даже если мы найдём более точный прибор, то и он будет иметь предел точности. И снова могут найтись значения, попадающие в предел наименьшего деления от границы классификации. Ну чем вам не Ахиллес с черепахой?

Вторая причина. Она сложнее. Проводя классификацию, мы как правило делаем это с целью выделить из множества факторов несколько определяющих. И по этим факторам, соответственно, строить прогнозы, не взирая на остальные. Главные факторы отличаются от неглавных своим вкладом в ход явления. Если влияние этих факторов в некоторой области условий превосходит влияние остальных факторов настолько сильно, что влияние этих остальных ниже интересующей нас точности, то остальные факторы мы можем отбросить. Оставив только главные. Как легко догадаться, есть некоторая область, где главные факторы и неглавные находятся между собой в такой пропорции, которая где-то так сродни точности прибора из первой причины. То есть, нельзя однозначно сказать, влияние уже больше, чем мы можем допустить, или ещё нет. Есть области, где влияние заведомо больше, есть где заведомо меньше, но есть и те, где это неясно. Тут как куча с песком — миллион песчинок ведут себя как куча. Пять песчинок не ведут себя как куча. Но вот сто песчинок — это уже вопрос. Они отчасти ведут себя как куча, а отчасти как отдельные песчинки. Ну а не сто, так двадцать. Или двести. А не двадцать, так девятнадцать и ещё треть песчинки. Дробить явления реального мира на более мелкие части мы как правило можем весьма долго и вдумчиво. И скорее всего додробимся до той самой неясности грани.

Третья же причина — конечная длина определения. Когда мы ввели некоторую грань для явлений, как первое приближение, может статься, что мы обнаружим неподдающиеся классификации объекты. Тогда мы уточним определение, чтобы и эти объекты тоже поддавались классификации. Снова найдутся объекты, мы снова уточним. Объектов может быть очень много, а вот цепочка уточнений для практического использования должна иметь какую-то разумную длину. То есть, в какой-то момент мы будем вынужденны остановиться в своих уточнениях, оставив некоторую порцию объектов вне классификации. По чисто практическим соображениям.

Может показаться, что третья причина редко встречается — ну чего, казалось бы, проще: релятивистским случаем в рамках нашей задачи мы считаем скорость 0.1 от скорости света и выше. Да, мы упрёмся в несуществование абсолютно точных приборов, в наличие доп. факторов, типа гравитационных полей и вдобавок в принцип неопределённости Гейзенберга, но где тут конечная длина определения? 0.1*с. Всё.

Но нет. Третья причина встаёт в полный рост, когда даётся определение правил некоторой игры, с большим количеством степеней свободы. Вот там перечень правил довольно быстро утыкается в предел запоминания. Ровно то же происходит с законами всяческих кодексов и т.п. Вот там действительно количество ситуаций с разными трактовками настолько велико, что их все невозможно изложить в кодексе конечной длины. Поэтому всегда имеет место быть некоторый произвол в трактовках для отдельных случаев.

Впрочем, «релятивистский пример», если подумать, тоже до оного можно дотянуть: а какие гравитационные поля допустимы? какие расстояния? какие временны́е отрезки? и т.д и т.п. Ведь всё это тоже вполне может делать некую формулу неприменимой, а поэтому должно быть описано.

Есть ещё ряд причин. Как то: неопределённость понятия «интересующая нас точность» (как узнать, что мы не вышли за её пределы?), неопределённость понятия «эмпирически проверено» (невозможно произвести бесконечное количество экспериментов, поэтому всегда можно найти параметры, для которых по факту никогда не проверялось), необходимость определить каждый термин, с помощью которого определены другие термины, а затем каждый термин, с помощью которого определены термины для определения терминов, и так до бесконечности. Однако хватает и вышеприведённых трёх. Уже эти три причины делают любую классификацию реальных объектов слегка размытой.

То есть, как уже говорилось, всегда найдутся объекты, которые попадают сразу в несколько классов или не попадают ни в один. Грани, то есть, нет.

И одновременно грань есть, — в чём как раз и состоит глубокий практический смысл найденного мной ответа на сей философский вопрос. А именно: есть объекты, которые заведомо попадают в один из классов. Именно ради них как раз и проводится классификация. Не чтобы сказать про любой объект, к какому классу он принадлежит, а чтобы в рамках вот этого вот конкретного сформулированного закона, вот этой вот конкретной формулы, ради которых и для которых сделана классификация, можно было прогнозировать явления для тех объектов, которые заведомо в классы попадают, причём строго в один из них. Не ради, повторюсь, тех, кто где-то не пойми где на грани, а для заведомо далёко от неё отстоящих.

Отсутствие точной грани не мешает пользоваться законом в далёких от неё случаях, коих подавляющее большинство.

Сформулированное правило проекции объектов реального мира на человеческое сознание, гласящее о принципиальной размытости любой классификации, говорит нам: обнаруженная нечёткость некоторого критерия сама по себе не является свидетельством неприменимости теории. Поскольку в любой теории будет классификация и любая классификация будет нечёткой, если речь идёт об объектах реального мира. Нечёткость классификации — неотъемлемая оплата необходимого нам для обобщений и рассуждений абстрагирования. Не надо поэтому пытаться вскрыть наличие этой нечёткости — она есть всегда и вскрытие ничего не докажет в практическом плане.

Более того, чёткость формулировок должна соответствовать решаемому вопросу. Поскольку любую формулировку, касающуюся достаточно больших множеств объектов реального мира, можно уточнять до бесконечности.

Вот, кстати, пример. Знаете как по-научному определяется операция сложения? Я с максимальной точностью даже приводить не буду, я коротенечко.

Пусть определено множество А, его элемент а и особый элемент множества А — 0. Тогда сложением (+) будет называться операция для которой:

1. а + 0 = а

2. a + б = б + а

3. а + (б + в) = (а + б) + в

4. результат а + б принадлежит А, если а и б принадлежат А

Я это дело по памяти написал, поэтому, быть может, где-то был неточен. Но вот скажите, нужна ли эта точная формулировка тому, чья задача научить своего ребёнка основам арифметики? Проясняет ли всё это хоть что-то для человека, который пока ещё не умеет складывать натуральные числа? Есть мнение, не проясняет, а ещё сильнее запутывает. А вот в абстрактной алгебре и теории чисел — самое оно.

Так вот, Частный Случай Главного Вопроса фолк-философии, как и сам Главный Вопрос, не есть вопрос. Поскольку на него вообще говоря заведомо нет ответа. Грань невозможно определить точно, поскольку её, точной грани нет в принципе. По построению, как говорится. Предложение же её указать — не вопрос, а способ. Способ увода абсолютно чего-угодно в полностью и заведомо неконструктивное русло. Туда, где всё неясно, противоречиво, непредсказуемо и… это самое… непознаваемо.

Самая суть фолк-философии в этом. Научная философия — это действительно наука о самых общих закономерностях мышления. О том, на чём строятся остальные науки. Что такое «доказательство», что такое «эмпирическая проверка», каким образом связываются теории и так далее — вот что такое философия. Философия даёт понятийный аппарат наукам, который сам по себе лежит за их пределами. И потому философия, как и любая другая наука, служит для улучшения наших знаний о мире.

Её же уродливая сестрица фолк-философия создана для обратного. Для запутывания. Для деструктуризации и демотивации. Её образы сродни мистике, она даёт не аппарат для понимания мира, а словарь его непонимания. Возможность наукообразно рассуждать ни о чём, с единственным выводом: никаких выводов быть не может. Но при этом, благо, она не требует знаний. И даже напряжения ума не требует, поскольку думать не о чем. Она требует лишь заучить несколько красиво звучащих фраз и одной единственной устало-небрежной интонации.

К тому моменту, как физик запускает космический корабль с человеком на борту на орбиту Земли, фолк-философ как раз успевает сформулировать главные вопросы бытия: «что такое космос?», «что такое человек?» и «с какого расстояния от поверхности начинается орбита?».

Фолк-философия, кроме того, перекраивает под себя наряды своей сестры. «Философский взгляд на вещи» её стараниями теперь означает не «стремление трезвым рассудком вычленить в происходящем закономерность», а «полный пофигизм». Философский образ с кругом знаний, чья граница-окружность является границей непознанного, расширяющаяся при расширении круга знаний, теперь воспринимается как философское доказательство преумножения хаоса суждений по мере роста знаний. Устами фолк-философов это якобы говорит про то, что рост знаний приумножает незнание, что как бы оправдывает отказ от оных знаний получения. Тогда как в оригинале речь шла про рост количества путей для последующего преумножения знаний. Граница познанного с непознанным для мыслящего человека — это карта новых маршрутов, это образ того, что осознать непознанность многих вещей можно только после того, как ряд других уже будет познан. Никак не образ тупика.

Жаль признавать, но ряд тех, кого мы сейчас считаем философами, занимались как раз фолк-философией напополам с написанием фантастической литературы. И они-то как раз пользуются популярностью весьма и весьма. В результате наиболее научные части философии как раз далеко за пределами знаний среднестатистического человека, в пределах же почти весь фолк-философский спектр. И за ними идут миллионы продолжателей.