Суггестия: загрузка
Суггестия вовсе не обязательно должна быть прямолинейной, как в примерах, уже приведенных.
Возьмем, например, замечательную книгу Роберта Хайнлайна «Звездный десант». Очень рекомендую прочитать именно книгу и сравнить ее с кинофильмом.
«Мне нужно было доказать, что свою судьбу делаю я сам.
Доказать себе, что я мужчина. Не производящее и потребляющее экономическое
животное… а мужчина» — это говорит богатый бизнесмен, который пошел в армию
добровольцем, когда началась война. Правда, сейчас от этой категории
населения никто такого не ожидал бы?
А вот объяснение, почему гражданские
права в романе (голосовать и быть избранным на государственные должности)
имеют лишь те, кто добровольно пошел на военную службу (изначально —
двухгодичный контракт, но он может быть продлен согласно приказам
командования, согласие контрактника не требуется):
«— …Мистер Салмон, не могли бы вы мне назвать причину — не историческую, не теоретическую, а чисто практическую, — почему в наше время статус гражданства предоставляется только отслужившим в армии ветеранам?
— Э э… потому, что эти люди прошли отбор, сэр. Они способнее.
— Это надо же!
— Сэр?
— Вам не понятно? Я хотел сказать, что вы сообщили нам абсолютно нелепую вещь. Армейцы отнюдь не умнее штатских. Часто штатские превосходят нас интеллектуально. Этот факт, кстати, лег в основу попытки переворота перед принятием Договора в Нью Дели. Так называемое “восстание ученых”; дайте бразды правления интеллектуалам, и вы получите рай на земле.
Переворот не удался. Развитие науки само по себе не есть благо, несмотря на все те импульсы, которые она придает движению общества по пути прогресса.
Ученые — и теоретики, и практики — зачастую настолько эгоцентричны, что у них просто отсутствует чувство социальной ответственности. Ну, я дал подсказку, мистер.
Салли немного подумал, потом сказал:
— Значит, те, кто отслужил в армии, более дисциплинированны, сэр.
С третьей своей жертвой майор был мягок:
— Простите, но вашу теорию трудно подтвердить фактами. И вы, и я, пока мы находимся на службе, не имеем права голосовать. А когда человек увольняется, влияние армейской дисциплины явно ослабевает. Уровень преступности среди ветеранов почти такой же, как и среди штатских. К тому же вы забыли, что в мирное время большинство служит в небоевых видах войск, где весьма мягкие дисциплинарные обязательства…
Майор улыбнулся.
— Я задал вам коварный вопрос, мистер Салмон. На самом деле реальная причина столь продолжительной деятельности существующей системы та же, что у любой другой долгоиграющей структуры. Она хорошо работает. Все политические системы в истории человечества пытались добиться совершенного общественного порядка, предоставляя право управления ограниченному числу лиц. В надежде, что они будут достаточно мудры, чтобы пользоваться своим правом для общего блага. Даже так называемые “неограниченные демократии” отстраняли от голосования и управления более четверти своего населения — по возрасту, месту рождения, отношениям с полицией и т. д.
Майор саркастически ухмыльнулся:
— Я никогда не мог понять, почему тридцатилетний дурак проголосует лучше пятнадцатилетнего гения… Но так уж у них было устроено. И они за это поплатились.
И вот на протяжении очень долгого времени существует наша политическая система… и работает хорошо. Многие недовольны, но никто никогда всерьез не восставал против. Каждому обеспечена величайшая в истории личная свобода. Юридических ограничений мало, налоги низки, уровень жизни высок, насколько позволяет уровень производства. Преступности почти нет. Почему?
Не потому вовсе, что те, кто голосует, лучше остальных. Это мы уже выяснили. Мистер Тамману, не объясните ли вы нам, почему же нынешняя система политического устройства работает лучше, чем у наших предков?
Я не знал, откуда у Клайда Тамману такая странная фамилия. Кажется, он был из Индии.
— Э э… насколько мне кажется, потому, что избиратели — сравнительно малая группа. Они отвечают за свои решения и стараются учесть возможные последствия…
— Не будем гадать, мы занимаемся точной наукой. К тому же вам кажется неправильно. Облеченных властью всегда было немного при всех предшествующих политических системах. Еще одно замечание: на разных планетах люди, получившие статус гражданина, составляют разный процент в общем числе населения — от восьмидесяти на Искандере до трех на некоторых других планетах Федерации. Так в чем разница между нашими избирателями и избирателями прошлого? Мы тут много думали да гадали, так что я позволю себе высказать суждение, которое, на мой взгляд, является очевидным и объективным. При нашей политической системе каждый голосующий и каждый государственный чиновник — это человек, который тяжелой добровольной службой доказал, что интересы группы, коллектива он ставит выше интересов собственных. Это чрезвычайно важное отличие. Человек может быть не таким уж умным, мудрым, он может ошибаться. Но в целом его деятельность будет во сто крат полезнее для общества, чем деятельность любого класса или правителя в прошлом.
Майор притронулся к специальным часам на руке.
— Может ли кто сказать, почему против нашей политической системы никогда не совершалось революций? Хотя раньше на Земле не было ни одного правительства, которое бы не сталкивалось с восстаниями. Ведь мы довольно часто слышим громкие жалобы тех или иных жителей Федерации?
Один из кадетов постарше решился ответить.
— Сэр, революции просто невозможны.
— Так. Но почему?
— Потому что революции, то есть вооруженные восстания, требуют не только недовольства, но и прямой агрессивности. Революционер (если он настоящий революционер) — это человек, который желает драться и даже умереть за свое дело. Но если вы отделите наиболее агрессивных и сделаете из них сторожевых псов, овечки никогда не доставят вам беспокойства.
— Неплохо сказано. Аналогии всегда условны, но эта близка к фактическому состоянию дел… Теперь время ваших вопросов. Кто хочет спросить?
— Гм… сэр, а почему бы не сделать… почему не отменить ограничения, сделать службу обязательной для всех? И тогда все смогут голосовать и избираться…
— Молодой человек, вы можете вернуть мне зрение?
— Что, сэр? Но… конечно, нет, сэр…
— Я думаю, что это было бы даже легче, чем внедрить какие то моральные ценности — например, ответственность перед обществом — в сознание человека, который этих ценностей не признает, не хочет их знать и вообще не хочет нести никакой социальной ответственности. Именно поэтому так трудно поступить на Службу и так легко с нее уйти. Ответственность перед обществом — не перед семьей или какой-нибудь группой — требует воображения, потому что требует преданности некой идее, долгу и другим высоким ценностям. Если же все это впихивать в человека насильно, то его, извините за выражение, просто стошнит, и он окажется таким же пустым, как был до этого…».
Меня, кстати, здорово удивило замечание А.Экслера «В картине [“Аватар”] делаются явные реверансы… в сторону любимых режиссером произведений: …"Звездного десанта" Хайнлайна (именно книги, а не фильма Верховена)». Это где такой реверанс?! Я как-то не представляю предателей в мобильной пехоте Хайнлайна.
Несмотря на то, что экранизация значительно урезана в плане рассуждений и напичкана спецэффектами для отвлечения внимания, полностью ее кастрировать не удалось. В фильме патриотизм подан максимально по-солдафонски, в отличие от книги, где философия раскрыта более глубоко (причем без псевдофилософской зауми), тем не менее — остался слишком уж очевидным образом.
Конечно, в целях противодействия здоровому патриотизму и милитаризму лучше, когда смотрят такой фильм, а не читают книгу, но — недостаточно. И тогда снимают продолжение, даже два. В которых философии нет вообще, а есть лишь спецэффекты космического боевичка. На этом фоне так же воспринимается и первая серия — тема патриотизма не получает продолжения и забывается. «Штирлиц знал, что всегда запоминают последнюю фразу».
Спросите, как это состыкуется со стандартным американским ура-патриотизмом?
Да элементарно, надо лишь рассматривать систему, а не элемент как отдельный объект.
Голливуд работает отнюдь не только на американцев. И пропагандой «демократию — всем, и чтобы никто не ушел!» занимается не только он. Когда надо будет — пропаганда будет на уровне, можете не сомневаться. А вот других обрабатывать потихоньку — вполне можно и полезно.
Своим же можно и демонстративно резать правду-матку, но порционно. Думаете, все такие разоблачающие фильмы Д.Мура сняты в дикой конфронтации к Белому Дому? Да ни разу — живет себе припеваючи. Народ восхищается смелостью режиссера, соглашается, что «так нехорошо» и идет дальше жрать бигмаки.
Суггестия проста: «да, есть такие недостатки, но мы их видим!». Следовательно, уже все хорошо, налаживается на благо народа, это и есть демократия и отсутствие цензуры, не то, что в какой-нибудь тоталитарной стране. Между тем — а попробуйте-ка в этой бесцензурной демократии снять какой-нибудь неполиткорректный фильм. Скажем, про то, что т.н. холокоста, возможно, и не было, а наличие газовых камер несколько сомнительно. Как думаете, получится?
Еще отличный пример — «Матрица». Тоже культовый фильм, тоже с серьезным таким бюджетом, тоже с офигительными спецэффектами, чтобы все посмотрели, и неоднократно.
Борис Межуев в статье «Перезагрузка мировой революции» очень подробно расписал механизм суггестии этого фильма. Я не буду утверждать, что все точно так и было, но анализ заслуживает внимания. Давайте ознакомимся с аргументацией.
***
Трилогия «Матрицы» стала первым культовым фильмом нового тысячелетия. Культовым в буквальном смысле слова: есть несколько англоязычных сайтов, под тем или иным названием и в той или иной мифологической упаковке предлагающих своим посетителям стать адептами религии Матрицы, точнее, религии тотального от нее освобождения. Сюжет фильма, особенно первой ее части, стал предметом обсуждения центровых философов современности, таких как Славой Жижек и Жан Бодрийяр.
Хотя «Матрице» посвящены сотни статей и даже книг, изучена она, тем не менее, еще не основательно — и в первую очередь две последние части картины, в России известные под названиями «Матрица: перезагрузка» и «Матрица: революция».
Этот фильм волею судеб стал на рубеже веков и тысячелетий практически единственным (во всяком случае, единственным популярным) символом пробуждавшегося антиглобалистского движения. Едва ли успех первой «Матрицы» был бы столь оглушительным, если бы герои картины не вызывали бы столь очевидных ассоциаций с левым движением во всем мире, выступившим — на первом этапе довольно солидарно — против империализма и гегемонии одной известной державы, опутавшей человечество паутиной «сетевой культуры».
Интересно, что именно с политической точки зрения две последние «Матрицы» практически никогда и никем всерьез не рассматривались. А зря. Если мы примем за гипотезу, что фильм братьев Вачовски кроме религиозно-мистических сюжетов затрагивает в том числе и аспекты социальные, то следует задаться вопросом, какую новую информацию сообщают нам «Перезагрузка» и «Революция», как моделируют эти фильмы развитие левого протестного движения в мире. Движения, которое объявило своим врагом «Матрицу» глобального капитализма. И, наконец, усматриваем ли мы какую-либо параллель между событиями фильма и тем, что стало происходить на сцене мировой политики с 5 ноября 2003 г. — времени выхода третьей «Матрицы» на экраны кинотеатров 80 стран мира.
...важная деталь. Смит — бывший агент Матрицы, взбунтовавшийся против своих прежних хозяев. Меровингена работающие на него программы — Проводник и индус Рама-Чандра — называют «французом», да и само имя хозяина «Ада» недвусмысленно выдает его происхождение. Нетрудно догадаться, что могли означать эти детали в контексте судьбоносного 2003 г. — времени начала наиболее активной фазы борьбы с мировым терроризмом. Борьбы, начало которой было положено атакой таинственной «Аль-Каиды», организации, руководимой бывшим агентом американских спецслужб. Борьбы, обострившей противоречия США с Францией и спровоцировавшей волну «франкофобии» в Америке — вплоть до бойкота французских вин.
Заметим, Нео и люди Сиона не идут на союз против Матрицы ни со Смитом, ни с Меровингеном. Смит, впрочем, таковой союз и не предлагает. Он сразу же ввязывается в драку с Нео, в котором видит виновника нынешних своих бед. А вот Меровинген в «Революции» как раз ищет сделки если не с Нео, то с его соратниками, предлагая вернуть Избранного из плена в обмен на «глаза Пифии». Что существенно, в конце концов, Нео выбирает не возможную сделку со Смитом или же Меровингеном против Матрицы и машин, а мирный договор с богом машин (богом из машины, как он назван в сценарии) в обмен на спасение Матрицы от Смита. Если спроецировать теперь этот поворот сюжета на реальные события 2003 г., то это означает прямой призыв к левым антисистемным силам вступить в альянс с мировым гегемоном против его геополитических противников и в первую очередь — против сил, поддерживающих исламский терроризм.
Первый фильм «Матрица», вероятно, неожиданно для своих создателей, стал эстетическим символом антиавторитарного и вместе с тем антиглобалистского протеста. Две последние «Матрицы» развивают тот же сюжет, обращаясь как к глобалистам, так и к их противникам. После просмотра картины глобалисты должны понять, что традиционный, основанный на равновесии сил и прочих консервативных штучках, мир уходит в прошлое, контроль над миропорядком возможен теперь только за счет перепрограммирования антисистемных настроений. На смену веку Архитектора идет век Пифии и Сати. Антиглобалистам «Матрица» намекает на следующее: систему вам самим никогда не одолеть, однако, для вас было бы самоубийственным вступать в союз с могущественными, но враждебными системе программами: и миру не поможете, и себя погубите. Находите внутри системы тех, кто готов делать на вас ставку, включайтесь в новую «глобально-демократическую» борьбу против «форпостов тирании»: венцом нашей общей борьбы окажется бравый новый мир вечной радости и свободного творчества.
А теперь самое время объяснить дату мирового показа «Революции» — 5 ноября. На следующий день после этого события, 6 ноября 2003 г., президент Буш, выступая в Национальном фонде в поддержку демократии, призвал к «глобальной демократической революции», спустя две недели в Грузии началась «революция роз», которая сыграла роль спускового механизма «оранжевой перезагрузки» постсоветского пространства. Эта волна позволила аккумулировать протестные настроения жителей Земли и направить их против авторитарных (или квази-авторитарных) и нелояльных Вашингтону режимов. Сиквелы «Матрицы» были призваны дать популярное художественное выражение этому фундаментальному для понимания генезиса «оранжевых событий» процессу — перезагрузке мировой антиглобалистской революции.
***
Возможно, такое совпадение дат и случайно, но нельзя отрицать того, что очень уж удачно кладется в канву нужной суггестии сюжет фильма. И в самом деле — кто будет тратить такие деньги только на развлечение, надо их и с умом использовать!