Александр Дюков

Необоснованный гуманизм Сталина

Регулярные нападки на память о Великой Отечественной войне современные эстонские политики и историки обосновывают очень просто. «Для жителей Эстонии приход советских войск не был освобождением, — заявляют они, — потому что сразу же после этого в республике были развернуты массовые репрессии, в результате которых огромное число жителей республики было отправлено в сибирские лагеря». Все это звучит правдоподобно, однако внимательная проверка этого утверждения позволяет выявить массу неожиданных вещей.

Активное сотрудничество эстонцев с нацистскими оккупационными властями ни для кого не является секретом. Сформированные из эстонцев подразделения вспомогательной полиции отметились в карательных операциях против мирного населения России и Белоруссии, они охраняли концлагеря от Ленинградской области на севере до Сталинградской на юге, участвовали в боях против Красной Армии на фронте. В общей сложности из граждан Эстонии нацистами было сформировано 26 полицейских батальонов общей численностью около 10 тысяч человек. Около 15 тысяч эстонцев воевали в 20 й эстонской дивизии войск СС. Кроме того, десятки тысяч эстонцев являлись членами т. н. отрядов «самообороны» — «Омакайтсе». Члены «Омакайтсе» участвовали в облавах на оказавшихся в окружении советских военнослужащих и партизан, арестовывали и передавали немецким властям «подозрительных лиц», несли охрану концлагерей, участвовали в массовых расстрелах евреев и коммунистов.

Сегодня все эти люди объявлены национальными героями Эстонии; бывший премьер-министр республики Март Лаар не без гордости пишет, что к середине 1944 года «общее количество эстонцев в рядах Германской Армии составило около 70 000 человек».

Учитывая масштабы сотрудничества эстонцев с нацистами, было бы логично предположить, что после прихода в республику советских войск все эти нацистские пособники в лучшем случае отправятся на поселение за Урал, а в худшем случае — в лагеря ГУЛАГа. Такое решение было бы жестким, но справедливым. Именно его, кстати говоря, предлагал начальник управления контрразведки «СМЕРШ» Ленинградского фронта генерал-лейтенант Быстров. «Полагал бы необходимым проведение органами НКГБ и НКВД массового изъятия членов организации «Омакайтсе» путем ареста активной ее части и административной высылки остальных за пределы Эстонской ССР», — докладывал генерал в Москву.

Однако ничего подобного осенью 1944 года не произошло. Согласно хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации документам, с 1 октября по 31 декабря органам НКВД Эстонской ССР было задержано 356 «лесных братьев», членов «Омакайтсе» и полицейских, 620 военнослужащих немецкой армии и 161 бывших красноармейцев, сражавшихся на стороне немцев. С 1 января по 25 августа 1945 г. НКВД ЭССР было задержано 1083 человека, служивших в немецкой армии и активных членов «Омакайтсе», а так же 264 «других пособников и ставленников врага». По линии НКГБ ЭССР в 1945 году было арестовано 6569 человек, о количестве коллаборационистов среди которых приходится лишь догадываться. В 1946 г. количество арестованных органами НКВД-НКГБ ЭССР и вовсе резко снизилось. Если в 1945 г. НКГБ республики арестовало с 6569 человек, то в 1946 г. таковых оказалось лишь 690.

Таким образом, в 1944 1945 гг. в Эстонии органами НКВД — НКГБ было арестовано лишь около 10 тысяч человек — включая дезертиров из Красной Армии и довольно многочисленных «лесных братьев». Учитывая масштабы сотрудничества граждан Эстонии с нацистами — цифра просто невероятная.

Объяснение этой гуманности хранится в фондах Центрального архива ФСБ России. Еще в 1943 году Кремль сформулировал общие принципы репрессий против коллаборационистов.

Согласно совместной директиве наркомов внутренних дел и госбезопасности СССР № 494 / 94 от 11 сентября 1943 года, аресту органами НКВД-НКГБ подлежали далеко не все коллаборационисты. Арестовывались офицеры коллаборационистских формирований, те их рядовых, кто участвовал в карательных операциях против мирного населения, перебежчики из Красной Армии, бургомистры, крупные чиновники, агенты гестапо и абвера, а так же те из сельских старост, кто сотрудничал с немецкой контрразведкой. Всех прочих коллаборационистов призывного возраста направляли в проверочно-фильтрационные лагеря, где проверяли на тех же условиях, что и вышедших из окружения бойцов Красной Армии и военнопленных.

Исследования современных российских историков свидетельствуют, что подавляющее большинство направленных в проверочно-фильтрационные лагеря, благополучно проходили проверку и впоследствии направлялись в армию или на работу в промышленность. Коллаборационисты же непризывного возраста, согласно директиве от 11 сентября 1943 г. и вовсе освобождались, но оставаясь под наблюдением органов НКГБ.

Решение, принятое Кремлем по отношению к коллаборационистам, сегодня может показаться невероятным. Рядовые коллаборационисты, коль скоро они не были замешены в преступлениях против мирных жителей, по своему статусу оказывались приравненными к вышедшим из окружения или освобожденным из плена красноармейцам!

Однако парадоксальным это решение кажется лишь для нас. В Кремле хорошо знали, что в условиях нацистского оккупационного режима вступление в коллаборационистские формирования было зачастую лишь средством выживания, как для советских военнопленных, так и для местных жителей. По этой причине, именно с учетом вынужденности поступления на немецкую службу рядовым коллаборационистам было фактически даровано прощение.

В случае с эстонскими коллаборационистами о вынужденности сотрудничества с нацистами говорить не приходилось — ведь батальоны эстонской вспомогательной полиции формировались не из военнопленных, вынужденных выбирать между нацистской формой и голодной смертью, а из добровольцев. Однако юридически эстонские пособники нацистов попадали под действие директивы № 494 / 94 — и после изгнания немцев в республике арестовывались преимущественно офицеры и те из коллаборационистов, чье участие в преступлениях против мирных граждан было доказано.

Этот факт сам по себе заслуживает внимания; однако дальше все было еще интереснее. Вместе с немецкими войсками из Эстонии бежало достаточно много местных коллаборационистов, в том числе остатки 20 й эстонской дивизии СС. Из уцелевших эстонских эсэсовцев и военнослужащих полицейских батальонов германское командование сформировало боевую группу, брошенную против советских войск на Одере. По известным причинам остановить советские войска не удалось и в конце апреля 1945 года остатки дивизии отступили в Чехословакию. Чешские партизаны тоже по понятным причинам не могли испытывать к эсэсовцам никаких теплых чувств — поэтому попадавших им в руки эстонцев партизаны без лишних слов расстреливали.

От уничтожения солдат 20 й эстонской дивизии СС спас приход советских войск. Вот воспоминания одного из захваченных чехами солдат эстонской дивизии СС: «По лестнице спустился человек с погонами русского капитана. Он спросил, что здесь происходит. Майор Сууркиви, который говорил по русски, разъяснил ему ситуацию, добавив, что он эстонец. Русский разозлился и захотел посмотреть, кто это осмелился так вести себя «с нашими людьми» (т. е. с эстонцами). Сууркиви показал на чеха. Русский передернул наган, и чеха спасла только его прыткость. Теперь русский приказал принести воду и напоить всех. / … / Расстрел прекратился, с чем чехи не могли согласиться. Когда чуть позже подошел другой русский, они стали ему жаловаться, что здесь все эсэсовцы, военные преступники и т. д. и требовали, чтобы нас всех тут же расстреляли. Русский разъяснил, что война окончена, и самовольные расстрелы нужно прекратить. В конце концов, он сдался на уговоры чехов: «Хорошо, покажите мне одного преступника!». Среди нас был один молоденький (15 16 лет) паренек из немецкой вспомогательной службы, который по всей видимости в последние дни войны получил железный крест, который он время от времени доставал из кармана и гладил; это не осталось незамеченным чехами. Они и указали на этого парня, и мы увидели тот самый «выстрел в затылок». Русский подозвал парня к себе, дал ему левой рукой по плечу, так что тот повернулся вокруг себя, и выстрелил ему точно в затылок, сказав, что вот, теперь всё, конец. Больше не одного самовольного расстрела не будет».

В конечно итоге чехи передали всех захваченных эстонских эсэсовцев советским властям: коль скоро это «ваши люди», вы с ними и разбирайтесь. Сначала с эстонскими коллаборационистами разбирались на общих основаниях. Отношение к захваченным вне советских границ коллаборационистам было, естественно, более жестким, чем к оставшимся на освобожденной территории — уход с немцами сам по себе свидетельствовал о враждебности этих людей. Но, несмотря на это, от масштабных репрессий советское руководство опять таки воздержалась. Офицеры коллаборационистских формирований, естественно, арестовывались; а вот не замешенные в военных преступлениях рядовые были всего-навсего направлены на шестилетнее спецпоселение в отдаленные районы страны.

Сегодня эстонские историки и политики рассказывают, что солдаты и офицеры 20 й дивизии СС так же были сосланы в Сибирь. Однако действительности эти утверждения не соответствуют. Первоначально к репатриантам-прибалтам действительно относились так же, как и ко всем остальным. Однако уже весной 1946 года этот подход был изменен: согласно постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 г., репатриированные литовцы, латыши и эстонцы, служившие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качестве рядовых и младшего командного состава, были освобождены от отправки на шестилетнее спецпоселение и из проверочно-фильтрационных и исправительно-трудовых лагерей подлежали возвращению в Прибалтику.

В Центральном архиве ФСБ хранится директива МВД СССР № 00336 от 19 апреля 1946 г., позволяющая понять, как, собственно говоря, проходил процесс освобождения прибалтов коллаборационистов. Согласно этому документу, репатриированные прибалтийские коллаборационисты призывного возраста направлялись на работу в промышленность Латвии, Литвы и Эстонии до тех пор, пока из Красной Армии не будут демобилизованы их сверстники. Коллаборационисты непризывного возраста сразу же направлялись к месту жительства своих семей. Таким образом, вместо того, чтобы направиться на шестилетнее спецпосление, репатриированные коллаборационисты-прибалты вернулись на родину. При этом в Прибалтику возвращались не только рядовые, но и офицеры; 13 июля 1946 г. специальное распоряжение на этот счет отдал замминистра внутренних дел генерал-лейтенант Рясной. А менее, чем через год, 12 июня 1947 г. Совет Министров СССР принял постановление, которое с некоторыми оговорками распространяло действие постановление от 13 апреля 1946 г. на лиц других национальностей (кроме немцев), являвшихся уроженцами и постоянными жителями Литвы, Латвии и Эстонии.

Это был невероятный по любым стандартам гуманизм. Те, кто еще недавно сражался против советских войск с оружием в руках, освобождались и возвращались к себе на родину.

В самой Эстонии преследования против нацистских пособников, кстати говоря, были тоже практически прекращены. Хранящиеся в Государственном архиве РФ данные о деятельности НКВД Эстонской ССР говорят сами за себя. В 1946 году сотрудниками республиканского НКВД было задержано 1050 немецких ставленников и пособников, 11 из которых оказали сопротивление при задержании и были убиты, 30 — арестованы, 16 — переданы в распоряжение НКГБ, а 993 — легализованы. 95 % задержанных НКВД Эстонии нацистских пособников было оставлены на свободе!

Приведенные выше факты начисто разрушают выстроенную современными эстонскими историками картину событий 1944 1946 г. Нам рассказывают, что «вторая советская оккупация» ознаменовалась массовыми репрессиями, что в Эстонии был устроен настоящий геноцид, причем заранее запланированный. Однако, как мы видим, документы свидетельствуют об ином — о том, что у Кремля не было ни намерения, ни желания устраивать геноцид ни в Прибалтике, в целом, ни в Эстонии, в частности. Напротив, в отношении прибалтийских коллаборационистов проводилась существенно более мягкая политика, чем в отношении прочих пособников врага.

В сегодняшней Эстонии об этом, разумеется, предпочитают не вспоминать. Эстонские историки увлеченно рассказывают сказки о «советском геноциде», эстонские политики называют погибших при освобождении советских солдат убийцами, пьяницами и мародерами. В республике ставят памятники эсэсовцам и переносят на задворки памятники советским войнам. С горечью глядя на все это, поневоле начинаешь задумываться о том, не был ли, проявленный Сталиным по отношению к эстонским коллаборационистам гуманизм, необоснованным.