Наталья Холмогорова

Национализм как субкультура

Что-то странное происходит сегодня с русским национальным движением. После триумфального взлета 2005-2006 гг. казалось, что родовая проблема русского национализма преодолена: покончено с маргинальностью и «духовными мечтаниями», на сцену выходит новый национализм – сильно помолодевший, энергичный, практичный, зубастый, нацеленный на результат.

Прошло полгода с последнего Русского Марша – и что же? Похоже, с радужными прогнозами мы поторопились.

«Молодые и зубастые» живут богатой духовной жизнью. Кто развлекается крокодилопоклонством, кто – митингами против абортов и за чистоту русского языка, кто – жаркими спорами о том, не следовало ли русским пятьдесят лет назад перейти на сторону Гитлера. Те, для кого подобные занятия чересчур интеллектуальны, предаются вечным молодежным темам: кто с кем спит, кто от кого ушел и кто кому морду набил. От людей, презентирующих себя в медиа-пространстве как русские националисты, более того – как значимые фигуры движения, периодически раздаются такие публичные высказывания и исходят такие действия, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Один заявляет, что давно пора начать в России «третью гражданскую», дабы «пролить реки крови проклятых совков», к коим относится около 90% населения. Другой сообщает, что нынешние русские – спившееся быдло, и правильно делают кавказцы, что их режут. Третий, поссорившись со своей любовницей, выкладывает в сеть порнографический видеоролик с ее участием. Четвертый, заподозрив товарищей по организации в некоем неблаговидном, с его точки зрения, поступке, доносит на них «оккупационному режиму», о чем сам же гордо сообщает. И так далее.

Проблема не в том, что в движении существуют дураки и фрики – их всегда и везде хватает. Проблема в том, что в «новом национализме» фрики постепенно превращаются в мейнстрим, а терпимость к фрикам и даже потакание им – в какую-то негласную, но влиятельную «линию партии».

Тем временем на пятки нам наступают «несогласные». Все больше людей, которых не устраивает нынешнее положение вещей, уходит к ним. Уходит, несмотря на отсутствие у них положительной программы, несмотря на явно подмоченную репутацию лидеров, несмотря на сильные подозрения в ангажированности руководства «несогласных» Кремлем, на все прочие недостатки и сомнительные моменты этого движения, постоянно обсуждаемые в прессе. Люди идут к ним, а не к нам. Почему?

Поясню на конкретном примере.

Несколько дней назад первое место в топе блог-яндекса занял пост некоего молодого человека, рассказывающего, почему он, еще недавно обыкновенный аполитичный «боклан», решил примкнуть к «несогласным». Выражая недовольство (в основном – вполне обоснованное) армией, милицией, коррумпированностью следственных и судебных органов путинского государства, автор в числе прочего упомянул, что его пугает движение скинхедов: его любимая девушка – наполовину татарка, и, постоянно слыша об уличных нападениях на «нерусских», он опасается за ее безопасность.

Как сами подобные страхи, так и жесткое ассоциирование национализма со «страшными скинхедами, бьющими женщин и детей», достаточно распространены среди аполитичных людей. Причины их очевидны. В том, чтобы нейтрализовать подобные страхи с помощью контр-пропаганды, тоже нет ничего сложного. Точнее, не было бы… если бы не старания самих наших «соратничков».

В комменты к автору приходит один из тех, кого он так опасается. И что же пишет? Правильно: «Ага, сука, трахаешься с какой-то неполноценной тварью-полукровкой и еще претензии предъявляешь!»

Спасибо, дорогой неизвестный друг. Благодаря тебе этот русский парень не станет националистом. Скорее всего, уже никогда.

И неизвестно, сколько еще русских, колебавшихся в выборе пути, прочтут этот коммент – и предпочтут свернуть куда-нибудь подальше.

И это не несчастная случайность – это тенденция. Думаю, любой, кому случается читать политические дискуссии в ЖЖ, легко припомнит не один и не два примера подобной «анти-пропаганды».

Кто он – человек, написавший про «тварь-полукровку»? Провокатор? Может быть; но что-то уж очень много развелось подобных «провокаторов», и трудно поверить, что все они поголовно состоят на службе у Кремля. Глупец, действующий против собственных интересов? Но «глупость» – пустое слово, ничего не объясняющее; и крайне редко случается, чтобы человек по доброй воле действовал против собственных интересов. Просто интересы у людей бывают очень разные.

 

Чтобы пояснить эту мысль, вернемся на несколько лет назад.

С чем был связан взрывной успех ДПНИ? В очень большой степени – с тем, что, в отличие от национал-патриотических организаций старшего поколения, работающих в основном со зрелыми, даже пожилыми людьми, ДПНИ сделало своей целевой группой молодежь. Прежде всего – представителей молодежной субкультуры «ультраправых».

Это решение несло в себе большой тактический выигрыш. Молодые люди en masse неизмеримо более активны и мобильны, чем люди старшего возраста. Они отважны, решительны, любят приключения. Энергия юности кипит в них и ищет выхода. Им еще не нужно заботиться о семьях, на них не висит камнем страх за жен и детей. Они ценят действия – и готовы к действиям. Кроме того – что немаловажно в вопросах власти – у молодого человека, как правило, нет продуманной картины мира, он не вполне самостоятелен в своих воззрениях (это не упрек его интеллекту – просто независимость и продуманность требуют определенного жизненного опыта) – и потому легко поддается чужому влиянию.

Однако в ориентации на молодежную субкультуру присутствует нешуточная опасность. И связана она не с какими-либо частными воззрениями или практиками «бритоголовых», а с самой сутью их движения. Точнее говоря, с тем, что «ультраправые» в России являются прежде всего молодежной субкультурой – со всеми вытекающими.

Что такое молодежная субкультура и какие функции она выполняет? Прежде всего – это средство самоидентификации и самоутверждения.

Молодой человек, переживающий становление индивидуальности, испытывает два противоречивых желания: с одной стороны, он хочет быть «не таким, как все», с другой стороны – не оставаться в одиночестве, принадлежать к какой-то «стае». Субкультурная группа удовлетворяет оба эти стремления. Молодому человеку больше не нужно биться над вопросом: «Кто я?»; он – хиппи (панк, металлист, гот, эмо и т.п.) и этим гордится. Вместе с набором «фенечек» он получает в готовом виде некие жизненные принципы – как правило, весьма поверхностные и расплывчатые, но ему хватает – и особый стиль поведения. Система опознавательных знаков – особая одежда, прическа, аксессуары, жаргон и ключевые фразы – позволяет ему безошибочно отличать своих от чужих. Свои – «братья по разуму»; чужие заслуживают, в лучшем случае, снисходительной жалости. Они – не такие, как он, они не понимают того, что открыто ему. Особенно чужды ему родители, да и вообще старшее поколение – что они понимают в жизни! Он противопоставляет себя взрослым и находит особое удовольствие в том, чтобы своим внешним видом и поведением шокировать «старичье».

Надо сказать, что «ультраправые» – субкультура очень симпатичная, особенно по сравнению с прочими. Прекрасно, когда молодой человек, обдумывающий житье, выбирает путь воина. Прекрасно, когда средством самовыражения служит не курение марихуаны или вставление булавок в нос, а готовность сражаться за свой народ. Самоутверждение молодых парней с помощью насилия – явление древнее, как само человечество, и распространенное повсеместно; но у скинхедов, в отличие от многих других, насилие – по крайней мере, в идеале – осмысленно и конструктивно. Это – средство сопротивления медленному геноциду, своего рода партизанская война.

И все же перед нами именно молодежная субкультура – со всеми характерными для нее пороками. Подростковая примитивность, «черно-белость» мышления; чрезвычайное внимание к внешним признакам, к форме – часто в ущерб содержанию; высокая конфликтность и любовь к «чисткам рядов»; частое несоответствие реального поведения декларируемым ценностям; нацеленность на увлекательное «тусование», а не на результат. И, наконец, самое худшее: то, что в основе всего этого очень часто лежит стремление «выделиться», почувствовать себя лучше и выше «овощей» – то есть всех остальных русских. Именно с этим связаны такие распространенные среди русских «правых» явления, как исторический нигилизм, демонстративная гитлеро- и западофилия, деление народа на «настоящих русских» и «совков», фанатичное христианство (часто – какого-нибудь редкого извода, чтобы не мешало презирать «совков из патриархии») или столь же фанатичное антихристианство, любовь к шокирующим, нарочито «кровожадным» заявлениям и т.п. Все это имеет очень понятную психологическую подкладку: «Я – не такой, как вы, жалкие обыватели: у меня есть истинное знание, которое от вас скрыто, я презираю ваши святыни и поклоняюсь тому, чего вы боитесь и ненавидите… короче, я очень крут!».

Все это не страшно, пока субкультура остается временным, преходящим явлением. Взрослея, человек начинает задумываться над тем, что раньше принимал без критики; он пересматривает многие свои убеждения, взгляды его становятся тоньше, мотивации – глубже, увлеченность процессом сменяется нацеленностью на результат. Он начинает отличать важное от неважного, сиюминутное и случайное от стратегически значимого. Желание «выпендриться», кого-то шокировать или кому-то что-то «доказать», как правило, со временем тоже теряет актуальность. Случайные люди уходят в другие «тусовки» или переходят в ряды еще недавно столь презираемых «овощей»; неслучайные – вырастают в зрелых, сознательных националистов.

 

Но все осложняется, когда с субкультурой начинают заигрывать политики.

Лидер, сделавший ставку на субкультуру, вынужден вести тяжелую двойную игру. Для своих подопечных он должен выглядеть «своим парнем» – иначе они разбегутся. В то же время он сам и его люди должны вызывать симпатию – или хотя бы не вызывать резкой неприязни – у обычных избирателей. То есть – у тех самых «овощей» и «старичья», которых субкультурная молодежь глубоко презирает.

Некоторое время, возможно, ему это будет удаваться. Но позиция между двух стульев – очень непрочная. К примеру, широкая публика не любит «зигхайлей» – но соратники жаждут именно поразить и напугать публику, и запрет на «зигхайли» воспринимают как личное оскорбление. Что делать бедному лидеру? Победят, скорее всего, соратники – просто потому, что публика далеко, а они близко. Но и мнение публики нельзя не учитывать... И вот лидер начинает дрейфовать по течению, вилять, составлять бессодержательные «примирительные» заявления, уступать одно, другое, третье…

Молодые волчата чувствуют его страх – и становятся все наглее и требовательнее. Лидер, страшащийся потерять у них авторитет, постепенно оказывается их заложником. На первый план выходят люди, для которых «выпендреж» и привлечение внимания к своей персоне – самоцель. Именно они начинают определять – по крайней мере, в глазах сторонних зрителей – лицо и политику организации; а лидер боится жестко поставить их на место, ибо эти «харизматические личности» мгновенно обрастают сторонниками, по молодости лет уважающими громкие заявления и яркие обертки.

Так субкультура начинает править бал, и организация постепенно дрейфует в сторону той самой маргинальности, от которой пыталась уйти. Реальные дела отступают в тень, на их место приходят громкие скандалы и склоки по всем возможным темам, до Ивана Грозного включительно. Двусмысленные заявления и зигзагообразная политика руководства создают впечатление то ли неискренности, то ли общего разброда и шатания – в общем, «неладно что-то в Датском королевстве».

Хуже всего, что этот дрейф не спасает дела. Рано или поздно у незадачливого лидера найдется соперник, который сделает ставку на субкультуру уже без всяких оговорок. Он не просто «разрешит» зигхайли и свастики, но возведет их в принцип; он призовет к себе «отморозков», объявит их живыми идеалами и образцами для всех, будет щекотать их самолюбие рассуждениями на тему «все вокруг пидарасы, одни вы д’Артаньяны», даст им яркие внешние эффекты, которых они так жаждут, умело использует риторику, связанную с борьбой поколений… И уже сейчас можно предсказать, что это соперничество он выиграет.

 

Что же в этом плохого? – возможно, спросит кто-нибудь.

Что плохого – я уже показала выше, на конкретном примере. Но могу объяснить еще раз.

Субкультура не способна победить. Не способна по самой своей сути. Она – меньшинство, противопоставляющее себя большинству: этим она живет, на этом держится.

Цель субкультурщика – не привлечь общество на свою сторону, а выделиться из него и самоутвердиться за его счет. Он стремится не к воплощению своих идей в жизнь, а к тому, чтобы извлечь из них максимум психологических «бонусов».

«Тру-НС», рассуждающий про «тварь-полукровку», прекрасно понимает, что у любого нормального человека подобное высказывание в таком контексте вызовет отвращение и неприязнь – не только к нему, но и к движению, от имени которого он выступает. Но именно это ему и нужно. Он хочет быть один против всего мира. Хочет быть «одиноким волком», которого боятся и ненавидят. Это круто, это романтично, это поднимает его в собственных глазах… и плевать он хотел на все остальное. Если вдруг случится чудо: весь русский народ безоговорочно примет идеи НС, совершит революцию и начнет дружно строить национал-социалистическое общество – поначалу он обрадуется… но через месяц-другой, должно быть, отыщет маленькую маргинальную кучку антифашистов и присоединится к ним. Чтобы не затеряться в серой толпе обывателей.

Таков субкультурщик. Стыдить его или взывать к его разуму бессмысленно. Если ему суждено поумнеть – со временем поумнеет; если нет – медицина здесь бессильна.

Поэтому нельзя допустить, чтобы субкультура становилась лицом движения.

Бороться с дружественной субкультурой или отмежевываться от нее – по меньшей мере, неумно. Но столь же неумно носиться с субкультурщиками, превращая их взгляды в какое-то идеологическое и нравственное мерило, а их культуру – в основной тренд движения. В этом случае движение обречено на маргинальность – причем на такую маргинальность, из которой оно уже не выберется. С ним произойдет то же, что произошло с «ультраправыми» на Западе, которые, кажется, уже и сами оставили всякую надежду и окончательно превратились в клуб любителей острых ощущений.

А мы? Мы готовы отдать общество «несогласным», а сами – превратиться в заповедник гоблинов?