Андрей Борцов (Warrax)

Впереди паровоза

Если мне в день приходит 1000 писем спама, должен ли я зарегистрироваться в качестве почтового отделения?

bash.org.ru

 

Недавно, в феврале, имя сенатора Владимира Слуцкера прогремело на весь интернет. Причиной тому были его новаторские предложения в области СМИ.

фото Слуцкера

Сначала новатор счел, что следует распространить действие закона «О СМИ» на интернет-издания. По его словам, «ключевой поправкой в закон должно стать положение об обязательной регистрации интернет-сайтов с аудиторией не менее 1 тыс. посещений в день. Это соответствует статье 12 закона “О СМИ”, где обязательной регистрации подлежат печатные СМИ с тиражом от 1 тыс. экземпляров и выше».

Кроме того, по мнению Слуцкера, в закон «О СМИ» следует ввести норму, разрешающую прессе ссылаться только на интернет-ресурсы, прошедшие государственную регистрацию.

Правда, увидев удивленные глаза вокруг, сенатор сделал шажок назад: под действие закона, мол, не предполагается подводить блогосферу, форумы и прочие популярные сетевые ресурсы, не являющиеся интернет-изданиями: «В настоящее время наши юристы работают над таким определением интернет-издания, которое позволит отделить блоги, форумы, сайты знакомств и прочие ресурсы от тех, которые функционируют, как СМИ, но так не называются, определяя себя, например, как “домашние библиотеки” и т.д.».

Вот можете мне сказать, каким образом библиотека может функционировать как СМИ? Различие, на мой взгляд, принципиальное. Хорошо кем-то сформулированное: «Предложение сенатора Слуцкера: все телефонные автоответчики с числом звонков на них более 1000 в месяц — считать средствами массовой информации с обязательной регистрацией в органах юстиции».

 

В ответ на репризу Слуцкера председатель Госдумы Борис Грызлов, возглавляющий партию «Единая Россия», заявил, что не должно быть ограничений в распространении информации по Интернету, если всемирная сеть не является инструментом дестабилизации ситуации и не применяется террористами.

Последовало множество реплик на тему «Слуцкер просто обижен на интернет, так как для него на компромате.ру завели отдельный раздел, и компромата там больше, чем на всех других сенаторов».

Небезызвестный Антон Носик прямо указал: «У г-на Слуцкера, по всей видимости, есть проблемы, которые связаны с его бизнесом. И теперь он боится или боялся, что в прессе появятся соответствующие публикации. Далее, возможно, он и столкнулся с их появлением в Интернете, но добиваться удаления материалов никаких оснований нет. Ведь и в газетах это могло появиться, только с ними договорились, а с Интернетом — нет. И вот в голову товарищу Слуцкеру приходит спасительная идея: каким образом сделать так, чтобы в Интернете такое не распространяли. Для этого нужно принять закон, в котором бы говорилось: против Слуцкера писать не будут.»

Директор Национального исследовательского центра телевидения и радио Алексей Самохвалов сказал, что демарш депутата «является скорее самопиаром сенатора, чем политическим заказом»: «Есть очень много людей, которые пытаются любой ценой добиться, чтобы их имя мелькало в СМИ».

В Совете Федерации энтузиазма также не проявили. Председатель профильной комиссии верхней палаты по информационной политике Людмила Нарусова сказала РИА «Новости», что пока не может комментировать эту инициативу и сообщила, что предложение Слуцкера не рассматривалось на заседании комиссии по информационной политике. «Пока для меня эта инициатива — лишь сотрясание воздуха», — подчеркнула сенатор.

В интернете появились издевательские комментарии вида «что власти будут делать с анонимными изданиями, которые хостятся за границей и хотели класть на всех этих депутатов с большим пробором?», а также вполне логичные «а как считать?!».

В самом деле, пусть сегодня на сайт зашло 700 человек — значит, его регестрировать не надо, а завтра — зашло 1038 человек, и уже надо. А послезавтра — всего 572. И что?

И это — не считая того, что счетчики легко накручиваются. Надо какой-то сайт «подвести под статью» — никаких проблем. Особенно с учетом того, что не сказано, за какой период берётся статистика. Это у печатных изданий есть такое понятие, как тираж.

Считать посещения сайта — это все равно что исчислять тираж печатного издания количеством заглядываний в него читателя: купил человек журнал по дороге в метро, пролистал на эскалаторе — один экземпляр, раскрыл в вагоне — уже два экземпляра, дал посмотреть коллеге на работе — три. И так далее.

Юлия Латынина, при всем моем к ней неуважении к ней лично и к «Эху Москвы» в общем, тоже профессионально подметила: «И, кстати, о сенаторе Слуцкере. Я вот тут подумала – а вдруг какие-то нехорошие слова о сенаторе Слуцкере были бы написаны на стене туалета, а там посещаемость точно больше тысячи человек в день, и тогда бы пришлось вносить закон о признании туалета средством массовой информации».

 

Были и взвешенные комментарии, например, от коллеги Слуцкера по Совету Федерации С.Лисовского: «Разрабатываемый членом СФ Владимиром Слуцкером законопроект, направленный на регистрацию как СМИ сайтов с посещаемостью свыше 1000 человек по факту являющихся Интернет-изданиями, ненужный и непонятный. Такой закон, если даже он и вступит в силу, будет невыполним с технической точки зрения. Непонятно, кто и как будет считать количество посещений сайтов. С высокой степенью вероятности можно сказать, что таким образом будет создана еще одна кормушка для чиновников, которые будут пытаться считать посетителей, выдавать свидетельства о регистрации, а коррупция за счет всего этого будет расти.»

 

Но все гораздо интереснее.

И печальнее.

Сейчас власть устроена по принципу «обратного отбора». И не удивительно, что кто-то бежит впереди паровоза, озвучивая то, что до поры афишировать не предполагается.

До поры, повторяю. До поры.

 

Что представляет собой интернет?

Самое информативное средство получения информации, особенно той, которую пытаются скрыть.. Да, читая интернет, поневоле вспоминаешь об обезьянах и пишущих машинках, но тем не менее — именно в интернете можно найти информацию, которую не печатают в СМИ (и не публикуют на официальных интернет-СМИ). Важную и актуальную.

Еще до интернета — помните ГКЧП? Информация распространялась благодаря сети FIDO. И совсем недавний пример: про фарс выборов этого года правдивая информация шла только через интернет, официальные СМИ же бодро рапортовали о выполнении плана по валу.

При этом надо учитывать, что пользователи интернета — группа, более образованная и активная, чем среднестатистический гражданин. И интернет все шире распространяется среди населения — уже нередко можно встретить ситуацию, когда телевизора дома вообще нет, зато компьютер есть у каждого члена семьи.

Еще семь лет назад провайдеры были обязаны установить аппаратуру СОРМ. ФСБ может прочитывать всю электронную переписку без разрешения судей или прокуратуры, а также отслеживать в режиме реального времени все действия в интернете отдельно взятого человека.

Но этого мало. Человек, имеющий доступ в интернет, становится опасен — для власти, для бизнеса. Просто тем, что может сказать правду.

 

Эксперт.ру:

«В американской прессе появились исследования, утверждающие, что блоги активно читает четверть работающего населения страны. Причем каждый тратит на просмотр интернет-дневников по меньшей мере 3,5 часа в неделю... Причем, если бы сотрудник просто сидел на рабочем месте и смотрел в стену, делая вид, что думает о деле, никого бы это не возмутило. Блоги же, зачастую содержащие больше актуальной информации, чем обычные СМИ, и способные расширить кругозор сотрудника, почему-то были признаны страшным злом. И не только за океаном.»

«На службе люди производят некий продукт, сидят смирно и получают за это деньги. А приходя домой, начинают рубить правду-матку. Оказывается, официант не может пережить, что мясо в ресторане не первой свежести. Рука оператора сотовой связи так и тянется написать в дневнике, что тарифы в мобильной телефонии — сплошной обман, особенно роуминг. Даже конт¬ролерша в метро на станции “Перово” не в силах молчать о том, что турникеты считывают с проездного билета по несколько поездок за раз, и был бы у нее блог — она исписала бы его постами, клеймя начальство и техников. Это уникальный плюс российских интернет-дневников: из них можно много чего узнать — никто ничего не стесняется и почти ничего не боится.»

Россия — не исключение. Просто это страна с развитым Интернетом, грамотным населением, не растерявшим ещё остатки совести, и антинародным режимом, который все терпят, но никто не любит. Но и в других странах тоже есть честные люди и бесчестные чиновники.

Скажем, в Штатах против блоггеров по всей стране выдвинуто 69 судебных исков. Среди них — история о том, как против блоггера Лэнса Датсона подан иск на миллион долларов. Датсон обвинил департамент туризма своего штата в растрате денег налогоплательщиков на пропагандистскую кампанию.

По мнению юристов, расплывчатый текст закона допускает толкование, согласно которому непрофессиональные, некоммерческие блоги и веб-сайты могут быть отнесены к издательской продукции, что наложит на них те же обязанности и ответственность, что есть у журналов и газет.

Узнаваемо? Слуцкеры — они такие, в каждой стране есть.

И это — уже не первая в 2008 году инициатива представителей власти по введению контроля над пользователями интернета. Начальник бюро специальных технических мероприятий МВД РФ генерал-полковник Борис Мирошников предложил регистрировать паспортные данные граждан, подключающихся к интернету. Такой меры нет ни в одной стране мира, включая тоталитарно-закрытый Китай.

Зато Государственная дума отклонила 4 апреля 2008 года законопроект, согласно которому чиновники обязаны были бы раскрывать сведения о доходах и имуществе, а также имущественных обязательствах своих близких.

В общем, думаю, тенденция понятна: власть должна о населении знать все, а электорат о «слугах народа» — ничего.

Но дело даже не в этом... В конце концов, иллюзий о современном чиновничестве никто и так не питает.

 

Давайте бегло посмотрим на практику правоприменения в области интернета — еще до принятия закона имени Слуцкера.

В Сыктывкаре (Республика Коми) прокуратура расследует необычное дело, связанное с «Живым журналом» В феврале 2007 г пользователь этого ресурса Савва Терентьев оставил на страничке местного журналиста Бориса Суранова нелестный комментарий о работе милиции. Правоохранители, прочитав его мнение, решили, что пользователь их оскорбил, и возбудили уголовное дело.

 

 

Интерес представляет не киборг Терентьев, оснащенный модемом, а «использование блога как средства массовой информации».

Еще более раннее: в марте 2006 г. губернатор Владимирской области Николай Виноградов потребовал привлечь к уголовной ответственности пятерых участников интернет-форума на сайте kovrov.ru за критические высказывания в адрес властей. УВД города Коврова немедленно возбудило уголовное дело по ст. 319 УК РФ («оскорбление представителя власти»).

1 февраля 2008 г. был приговорен к одному году лишения свободы в колонии-поселении за возбуждение межнациональной розни студент Виктор Мильков, житель Майкопа. На суде Мильков пояснял, что «разместил на своей страничке «Живого журнала» не видеоролик об инсценированной казни кавказских мигрантов, а «ссылку на него, чтобы обсудить с друзьями достоверность этой записи» (которая, как признали компетентные органы, является фальшивкой).

Журнал Милькова был закрыт для всеобщего просмотра и доступ к нему, не зная пароля, получить невозможно, что и подтвердили эксперты. Таким образом, никакой «демонстрации фильма в Интернете», о чем говорят в СМИ, не было. Тем не менее, свой срок он получил.

Интернет-ресурс левой оппозиции ФОРУМ.мск закрывался компанией «Мастерхост», обслуживающая сервер. Бюро специальных технических мероприятий МВД обратилось к провайдеру с требованием удалить с интернет-страницы интервью кандидата в депутаты Василия Шандыбина, в котором ЦИК усмотрел «признаки противоправной предвыборной агитации». В интервью, которое стало предметом спора, Шандыбин комментировал выдвижение сенатора Людмилы Нарусовой кандидатом в депутаты Госдумы.

И так далее, и тому подобное...

 

Как видите — все просто. Сказал что-то, что не нравится власти — можешь оказаться на нарах. Даже если в запароленной только для друзей записи.

Видимо, очень жаль, что индикаторы «неправильных» мыслей еще не изобрели, а то мыслепреступление стало бы реальностью.

Из «положительных» примеров вспоминается только печально известный Стомахин. Но если учесть, что и сколько он писал, и сколько его терпели...

Но и это еще не все (с), как говорится в рекламе.

Напомню, что в октябре прошлого года руководство МВД и Генпрокуратуры под предлогом борьбы с экстремизмом обратилось к сенаторам с предложением законодательно ввести ответственность владельцев информационных ресурсов в российском сегменте интернета за размещаемую на них информацию. Тогда же сообщалось, что параллельно в Госдуме уже готовится законопроект о приравнивании размещения материала в интернете к публикации в СМИ.

 

И вот — дождались. Слуцкер отвлекает внимание явно шутовским проектом, а тем временем в Государственной Думе обсуждаются поправки в законодательство, напрямую касающиеся каждого пользователя Интернета.

 

Из проекта федерального закона «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием деятельности по противодействию экстремизму»:

Статья 13. Ответственность за распространение экстремистских материалов в сети интернет.

Материалы, размещаемые на сайтах в сети интернет, признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения или нахождения физического лица либо организации, их разместившей, на основании заявления прокурора или при производстве по соответствующему делу об административном правонарушении, гражданскому или уголовному делу. Одновременно судом принимается решение о прекращении доступа к данным материалам на сайте в сети интернет.»

До позапрошлого года у российских «правоохранителей» хватало ума в Интернет со своим уставом не соваться. Крайне отрицательная реакция сетевого сообщества на подобные вмешательства и, самое главное, необходимость полного соблюдения буквы закона в доказывании, делала уголовные дела «про Сеть» бесперспективными — любое сомнение толкуется в пользу подсудимого, а сомнений таких в делах тьма. Ибо невозможно стопроцентно доказать, что именно в это время за этим компьютером сидел именно этот человек — если, конечно, его не засняла при этом видеокамера. Одни хакеры, способные подделать любой IP и «врезаться» в телефонную сеть, много стоят в разрушении доказательной базы — как доказать, что запись не подделана другим лицом? Да и юридические проблемы местонахождения контента были не менее серьезны — как, например, было быть с ЖЖ, сервера которого находятся в США?

Но проблема решается подгонкой законодательства, что и делается в спешном порядке. Причем — наплевав на Конституцию, в которой гарантируется свобода слова.

 

Так, несколько дней назад члены комитета Госдумы по безопасности обсуждали проблему преступности мигрантов и преступлений против мигрантов. Почему-то с вполне актуального вопроса преступности среди мигрантов разговор быстро перешел на спор о том, чем отвлечь российскую молодежь от идей национал-социализма, а затем — на экстремизм и все такое.

Нововведением стало исключение понятий «массовое распространение» и «хранение в целях массового распространения». Теперь следствию не нужно будет доказывать массовый характер, достаточно наличия разжигающего рознь материала в газете или зарегистрированном интернет-агентстве.

Новые нормы, касающиеся ксенофобских статей, будут внесены и в закон «О противодействии экстремистской деятельности». Если суд, прокурор, Роспечать, Росрегистрация вынесли редакции предупреждение за такого рода текст, которое не было оспорено в суде, это СМИ будет обязано опубликовать на своих страницах текст предупреждения так же, как оно публикует опровержения.

Есть и другая новация. Чтобы какой-то материал можно было без задержки признать экстремистскими, суду будет достаточно заявления прокурора. Это резко отличается от нынешнего порядка, при котором прокурор вынужден направлять в суд представление: документ, содержащий материал предварительного следствия по делу, результаты экспертизы.

 

Впрочем, экспертизы такого рода — явная профанация. Приведу два примера.

Недавно в отношении координатора общественных связей ДПНИ Александра Белова опять возбудили уголовное дело. В этот раз Прокуратура Западного административного округа Москвы. Опять по пресловутой «русской» статье. 282 — возбуждение розни. Основанием послужило выступление на «Русском марше» 2007 года. Первичный материал был направлен в прокуратуру из ГУВД города Москвы за подписью главы МВД Москвы Пронина еще в ноябре 2007 года. Материал содержал несколько страниц описания «безобразий» происходивших на «Русском марше» и заканчивался требованиями к Правительству Москвы и Прокуратуре — не согласовывать в дальнейшем проведение массовых публичных мероприятиям лицам входящим в Оргкомитет «Русский марш», и возбудить уголовное дело в отношении Александра.

Юридическая подковность главного милиционера Москвы, выдвигающего очевидно незаконные требования, сейчас трогать не будем. Но к пронинскому творчеству прикладывался уникальнейший опус, подготовленный специалистом 5 отдела экспертно-криминалистического центра ГУВД Москвы О.Н. Ваниной.

Документ большой, приведу лишь мелкий отрывок.

А. Белов: «Близится рассвет, близится победа, которую никто не остановит! Ни орды оккупантов из Средней Азии или Закавказья, ни какие-то указания с Запада, ни продажные чиновники! Их время заканчивается!»

Трактовка «эксперта»: «В данном фрагменте субъект — “чиновники”, группа лиц, объединенная по принадлежности к социальной группе, характеризуется как “продажные”.»

Вообще-то речь идет именно о продажных чиновниках, а не о всех. Похоже, «эксперт» нечаянно проговаривается: вполне возможно, что не-продажных чиновников в РФ пренебрежимо мало.

 

Еще очень характерное «дело» возбуждено на Сахалине Следственный отдел города Южно-Сахалинск возбудил уголовное дело по факту экстремизма.

«Следствие выяснило, что с 2002 года по март 2008 года неустановленное лицо наносило на банкноты Банка России рукописные надписи экстремистского содержания. Впоследствии через неопределенный круг лиц данные банкноты вводились в свободный денежный оборот на территории Сахалинской области».

Дело возбуждено по признакам статьи 280 части 1 УК РФ (публичный призыв к осуществлению экстремистской деятельности), и приснопамятной статьи 282 части 1 УК РФ (действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично).

Оказывается, по мнению следствия, призыв не покупать у некоей группы населения — это призыв к экстремистской деятельности. И даже экспертизы не понадобилось.

 

Вот теперь картина складывается полностью.

Любое высказывание против чиновников будет трактоваться как экстремизм.

Любое высказывание против того, чтобы русские продолжали быть третьим сортом в России и продолжали планомерно вымирать, будет трактоваться как экстремизм.

Любое высказывание против «линии партии» — сами знаете, какой — будет трактоваться как экстремизм.

Быть русским — будет трактоваться как экстремизм.

 

Post Scriptum.

Кстати, вы знаете, что с 1 февраля вступила в действие новая версия закона «Об исполнительном производстве»? Если оставить в стороне многие технические подробности, крупные нововведения сводятся к трем позициям: во-первых, судебные приставы смогут «входить» в дома россиян в их отсутствие; во-вторых, запрет на выезд за границу может налагаться не только судом, но и некими «полномочными органами» — при неуплате налогов и штрафов и наличии расплывчатых «обязательств перед государством»; в-третьих, судебные приставы смогут самостоятельно оценивать имущество.

То, что судебные приставы смогут врываться в дома граждан в их отсутствие — вещь совершенно невиданная в международной практике, поскольку выводит судебно-исполнительные органы даже из-под формального контроля других инстанций. Попробуй потом докажи, что из дома вынесено не только то, что обозначено в описи имущества, если ты при этом не присутствовал! Наличие понятых тут мало что меняет — приставы могут привозить их с собой.

И тут важнее даже не то, что приставы могут оценить что угодно как угодно дешево или что кто-то не сможет выехать заграницу. Куда интереснее то, что таким способом легко обнаружить дома что угодно «экстремистское».

 

Post Post Scriptum.

Чиновники Россвязьохранкультуры заявили, что для использования технологии Wi-Fi, которая сейчас внедрена практически во все продаваемые ноутбуки, коммуникаторы, карманные компьютеры и даже многие мобильные телефоны, нужно специальное разрешение на использование радиочастот и регистрация в надзорной службе. За нарушение таких требований компьютер или стационарный модем может быть конфискован.

Интересно, отголосок чего именно так «вылез»?

Free_nox

 

Вести с фронта: суд

Признана виновной.

По мнению судьи Тахаутдиновой, я не могу не являться специалистом в области психологии, поскольку являюсь журналистом с 12-летним стажем, и специализируюсь в области региональной политики и экономики. Мои аргументы, изложенные в последнем слове, судья посчитала "попыткой избежать уголовной ответственности".

Гособвинитель просил 1 год лишения свободы (условно). Присудили 100 штрафа.

Естественно, будет кассация.

А под катом - моё последнее слово.

 

Последнее слово

 

Принято считать, что в современной России нет политических дел: якобы все дела, возбуждаемые в отношении инакомыслящих – только уголовные. Однако это не соответствует действительности. Вот и рассматриваемое дело, от начала и до конца, является политическим. Возбуждено оно было не оттого, что я совершила какое-то преступление, а по целому ряду причин, не имеющих никакого отношения к межнациональным отношениям.

Первая (и главная) причина – подготовка к проведению «марша несогласных» в Самаре. Подтверждений этому в рассматриваемом уголовном деле более, чем достаточно. Это протоколы допроса участников и организаторов самарского «марша несогласных», которыми изобилует это уголовное дело. При изучении этих протоколов бросается в глаза одна деталь: все допрошенные, без исключения, сообщили, что со мной не знакомы, а моё имя впервые услышали от следователя. Темой допросов была деятельность этих людей в Самаре по подготовке к «маршу несогласных» (который, кстати, не был запрещённым мероприятием). О тольяттинских событиях эти люди не имели никакого представления. В этой связи становится очевидным, что никаких оснований для допроса этих людей в рамках этого уголовного дела нет. Однако логика следствия становится ясна, если посмотреть на это дело с другой стороны.

Как нам пояснили в неофициальной беседе сотрудники УБОП, нас перепутали с участниками самарского «марша несогласных», которые в тот же день распространяли в Самаре листовки с призывами прийти на это мероприятие. Я склонна поверить в правдивость этих слов, поскольку несколькими месяцами ранее в ответе на нашу жалобу по поводу незаконного ограничения наших прав сотрудниками УВД прокуратура сообщила нам, что сотрудники УВД действовали в рамках распоряжения начальника ГУВД Самарской области Александра Реймера, которое называлось «О противодействии организации и проведению «маршей несогласных»». Так мы впервые узнали из официального источника о наличии в России преследования по политическим мотивам, вопреки ст. 30 Конституции РФ, которая гласит: «Граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирования». Такой ответ прокуратуры, на мой взгляд, несколько расходится с тем, что говорят в телерепортажах о торжестве демократии в России.

Так вот. Даже после того, как выяснилось, что я не имею никакого отношения к организаторам и участникам «марша несогласных», уголовное дело не было прекращено. Я связываю это с тем, что есть и вторая причина возбуждения уголовного дела – желание некоторых сотрудников прокуратуры Автозаводского района выслужиться перед начальством. Напомню, что рассматриваемые нами события происходили во время подготовки к саммиту Россия-ЕЭС, проходившему в профилактории «Волжский утёс». Одновременно в Тольятти работали проверяющие из Генпрокуратуры. В таких условиях, во-первых, усилился надзор за инакомыслящими журналистами и студентами, а во-вторых, стало выгодным появление какого-нибудь громкого уголовного дела, которое могло бы показать проверяющим, что работники тольяттинской прокуратуры не зря занимают свои должности. И вот, такое уголовное дело было сфабриковано. Напомню, что поначалу прокуратура рапортовала о поимке некоей организованной преступной группы. Впоследствии же оказалось, что нет не только преступной группы, но и самого преступления. Но генпрокурорская проверка к тому времени уже закончилась.

Следствие с самого начала носило обвинительный характер, хотя в моём представлении задача следствия – не обвинить, а установить истину. Я считаю, что следствию было заведомо известно, что никакого состава преступления в моих действиях нет.

Это подтверждают несколько фактов.

Во-первых, следствие, несмотря на мои напоминания, не изъяло для экспертизы мой домашний принтер, на котором печатались листовки. Вместо этого был изъят ксероксный порошок в редакции газеты «Хронограф». Естественно, никакого отношения к делу этот порошок не имеет.

Во-вторых, в течение нескольких месяцев следователь Архангельский отказывался проводить лингвистическую экспертизу изъятых листовок. Между тем, практика дел по ст. 282 (а их в России было уже немало) показывает, что лингвистическая экспертиза по процедуре предшествует возбуждению уголовного дела. И только если экспертиза обнаруживает наличие признаков ст. 282, на этом основании возбуждается уголовное дело. До момента получения результатов экспертизы единственным формальным основанием для существования этого уголовного дела было мнение следователя Архангельского, который, насколько мне известно, не лингвист. Иными словами, в течение нескольких месяцев уголовное дело существовало вообще без каких-либо законных оснований.

В-третьих, когда экспертиза наконец-то была назначена, в качестве эксперта следователь Архангельский привлёк человека, чей профессионализм вызывает обоснованные сомнения. Об этом свидетельствует и отсутствие у госпожи Кальновой специальной экспертной подготовки по делам такого рода, и сам текст экспертизы, в котором для своих выводов так называемый «эксперт» использует отрывки текста, прямо опровергающие её же собственные выводы. Так, она утверждает, что в тексте наличествует прямое противопоставление русских и чеченцев по национальному признаку. В качестве показательного примера для своего вывода она использует эпизод с псковскими десантниками. Однако в этом эпизоде отсутствует вообще какое-либо упоминание о национальностях. Фактически, эта экспертиза подтвердила, что никаких оснований для обвинения меня в разжигании межнациональной розни не было и нет.

Более подробно я эту экспертизу обсуждать не вижу смысла, поскольку у меня вызывает сомнения не только профпригодность госпожи Кальновой, но и её психическое здоровье. Напомню, что госпожа Кальнова – единственная из всех, допрошенных в суде, у кого по прочтению листовки, по её словам, возникла ненависть к чеченцам. При этом даже у допрошенных в суде сотрудников милиции (в том числе – и тех, кто служил в Чечне), которые по определению не могут быть ко мне лояльными, поскольку они участвовали в моём задержании, прочитанная листовка не вызвала ненависти к чеченцам. Я не думаю, что на основании заявлений человека с сомнительной психической уравновешенностью можно строить какие-то выводы. В связи с этим у меня вызывает недоумение отказ суда признавать эту так называемую «экспертизу» ненадлежащим доказательством.

Защита неоднократно ходатайствовала о привлечении в качестве экспертов сотрудников специализированных авторитетных организаций, как, например, Гильдия лингвистов-экспертов «ГЛЭДИС» или Института русского языка. Как выяснил суд, найти эксперта ГЛЭДИС можно с помощью справочной 09. Тем не менее, следователь Архангельский этого не сделал, и в ходатайствах отказал.

Подтверждением того, что следствию заведомо было известно о моей невиновности, я считаю и тот факт, что за 7 месяцев ведения уголовного дела следствие не доказало ничего. В течение семи месяцев следствие цинично копалось в моей личной жизни, препятствовало мне в осуществлении моей профессиональной деятельности, ставило под угрозу моё здоровье. За мной, моими знакомыми и родными велась слежка, в нарушение ст. 23 Конституции РФ, которая гарантирует неприкосновенность частной жизни, тайну переписки и телефонных переговоров. В результате многочисленных обысков было изъято большое количество личных вещей, которые не имели никакого отношения к делу. Кстати, некоторые ценные вещи, изъятые во время обыска, так и не были нам возвращены. Например, моему мужу до сих пор не возвращена дорогостоящая флеш-карта.

Более того, некоторые так называемые «вещественные доказательства» никто и не собирался исследовать. Например, представленные на обозрение суда изъятые у меня во время обыска компакт-диски, которые до сих пор находятся в упаковке, сделанной во время изъятия. Или книга знаменитого русского религиозного философа, никем не запрещённого классика философской мысли Ильина «Путь к очевидности», исследование которой также никто не проводил. Таким образом, вещи изымались просто ради того, чтобы быть изъятыми. Просто для того, чтобы сымитировать ведение расследования.

Результат такого «расследования» - полное отсутствие каких-либо доказательств преступности моих действий. Единственное, что якобы доказало следствие – это то, что я не только никогда не скрывала, но и указала в заявлении, приложенном к протоколу моего допроса. Я действительно нашла информацию о деле Аракчеева-Худякова и «раскадыривании» улицы Кадырова в сети Интернет, я действительно изготовила рассказывающие об этом листовки на своём домашнем принтере, я действительно привезла их в парк Победы и попросила Алексея Напылова помочь мне в их распространении.

Что касается мотивов моих действий, то они просты: я возмущена отношением федеральной власти к военнослужащим и считаю, что военнослужащие вправе знать, как к ним относится государство. И если эти военнослужащие, прочитав мои тексты, завтра откажутся ехать в очередную «горячую точку», то в этом будет не моя вина, а вина государства, по-свински относящегося к своим защитникам.

Я также возмущена тем, что высокое звание Героя России дают бандитам. Когда я называю людей бандитами, то под этим я подразумеваю, что эти люди являлись или являются участниками бандформирований, то есть незаконных вооружённых формирований, противостоящих федеральным войскам. Тот факт, что Ахмад и Рамзан Кадыровы являлись участниками бандформирований, не отрицается никем. Это подтверждается и в многочисленных интервью Кадыровых, и в огромном количестве журналистских материалов, ни один из которых не был признан клеветническим, экстремистским или разжигающим межнациональную рознь. Не привлечён к ответственности за клевету и президент РФ Владимир Путин, заявивший в интервью изданию «Пари Матч», что в 90-х годах в Чечне «проводился геноцид по отношению к народу России, по отношению к русскому народу». На основании этого я делаю вывод о правдивости и справедливости изложенного в моих листовках.

Повторю то, что я неоднократно говорила следователю Архангельскому: Кадыров – это не национальность, а фамилия. Поэтому инкриминировать мне разжигание межнациональной розни на основании того, что мне не нравятся отец и сын Кадыровы – нелепо и абсурдно. Как нелепо и абсурдно инкриминировать мне разжигание межнациональной розни на основании того, что я называю свой народ русским народом.

Я уже говорила, и ещё раз повторю, что если бы Ахмад Кадыров отсидел в тюрьме за свои призывы к геноциду русского народа, а после этого действительно совершил бы что-то героическое и полезное для России и заслуженно получил бы за это звезду Героя России, то никто бы не возражал. Однако всем известно, что отношения кремлёвского режима и семьи Кадыровых лежат далеко за пределами правового поля.

Такую несправедливость, сопровождающуюся нарушением законов, я считаю нарушением прав моего народа, а соответственно – и моих прав. Ст. 45 Конституции РФ гласит: «Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещёнными законом». Я считаю, что бороться с нарушением прав можно только в условиях полной огласки. Поэтому я воспользовалась правом, предоставленным мне статьями 28 и 29 Конституции РФ, которые гласят: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая… право свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Каждому гарантируется свобода мысли и слова. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Цензура запрещается». В соответствии с этими нормами Конституции, я решила распространить ставшую мне известной информацию о несправедливых и противозаконных действиях государства по отношению к собственному народу и собственной армии.

Диспозиция статьи 282 ч.1 УК РФ ясно указывает, что преступлением являются «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации». Т.е. указанные действия признаются преступными, если доказано наличие преступного умысла. Но если нет преступного умысла, мотива или преступной цели, то нет и преступления.

Никакого преступного умысла или мотива у меня не было. Какой у меня был мотив? Почему я напечатала и распространила эти листовки? Потому что я отношусь к той категории людей, про которых говорят: «Им больше всех надо». Да, мне больше всех надо. Если я вижу, что происходит несправедливость, я буду этому противодействовать. Это – мой принцип. Из-за этого у меня часто бывают конфликты с теми, кто исповедует противоположный принцип: «моя хата с краю». И из-за этого же я часто попадаю в неприятные ситуации. Например, 22 февраля этого года я подверглась нападению со стороны сотрудника Автозаводского РУВД за то, что потребовала от него соблюдать ФЗ «О милиции».

Аналогичные проблемы возникают и у других тольяттинцев и самарцев, неравнодушных к тому, что происходит в нашем городе, нашем регионе и нашей стране. Так, известная самарская общественница Людмила Гавриловна Кузьмина во время саммита Россия-ЕЭС также подверглась уголовному преследованию. Впоследствии она добилась снятия обвинения и в многочисленных судах доказала свою правоту. Однако более полугода она находилась в статусе подозреваемой, и до сих пор прокуратура перед ней не извинилась.

Ещё одно уголовное дело рассматривается в Самаре сегодня. Это уголовное дело, возбужденное против редактора «Новой газеты» Сергея Курт-Аджиева, вся вина которого заключается в том, что его дочь, Анастасия Курт-Аджиева, являлась организатором «марша несогласных». Скоро, видимо, невозможно будет считаться порядочным человеком, если против тебя никогда не возбуждалось «политическое» дело.

Меня это не удивляет и не пугает. У меня это вызывает чувство брезгливости к тем, кто использует силовиков для борьбы с инакомыслящими. Но вместе с тем у меня такие методы борьбы вызывают чувство справедливого гнева и желание способствовать тому, чтобы эти люди ответили за свои поступки.

Сторонников позиции «моя хата с краю» у нас по-прежнему много. И государство делает всё для того, чтобы людей неравнодушных было как можно меньше. Лишнее доказательство этому – рассматриваемое уголовное дело. В цивилизованном обществе поведение, подобное нашему, считается проявлением активной гражданской позиции и не является поводом для возбуждения уголовного дела. Наличие совести и готовность добиваться справедливости не является преступлением.

Если попытаться серьёзно воспринять всё вот это уголовное дело, ради которого мы сегодня здесь собрались, то напомню, что меня обвиняют в разжигании межнациональной розни. Точнее, как написано в обвинительном заключении, меня обвиняют в публичном совершении действий, направленных на возбуждение ненависти и вражды по признаку национальности, а также действий, направленных на унижение человеческого достоинства группы лиц по признаку национальности.

Заявления и предположения эксперта-психолога о содержащихся в текстах признаках внушения или косвенного побуждения к действиям против лиц чеченской национальности я считаю несостоятельными, поскольку эксперт-психолог (являясь, возможно, специалистом в области психологии, но не имея опыта проведения подобных экспертиз) имеет весьма слабое представление о различиях между такими терминами как «национальность», «нация», «народ», смешивает национальные и территориально-административные признаки, что она и продемонстрировала во время допроса в суде. Напомню, что она вписала в исследуемый текст слово «русский» («Беслан и Норд-Ост – эти слова вписаны в историю нашего (русского) народа…»), аргументировав свои действия тем, что «у нас единый народ, поэтому осетины – тоже русские». В таком случае чеченцы – тоже русские, а русские – чеченцы, и о какой розни мы тогда вообще тут говорим? Кроме того, что это заявление эксперта просто безграмотно, я считаю вписывание слов в исследуемый текст нарушением ФЗ «О ГСЭД», а именно подменой объекта исследования.

Кроме того, эксперт-психолог продемонстрировала неосведомлённость о предмете исследования, заявив, что «по версии СМИ, теракты в Беслане и Норд-Осте совершали чеченцы», поэтому «можно предположить косвенное внушение о возложении ответственности за данные события на чеченцев». Эксперт подробно и убедительно разъяснила в ходе допроса механизм действия такого внушения, из чего я делаю вывод, что она, видимо, хороший психолог. Однако её изначальный посыл – о возложении средствами массовой информации ответственности за теракты на чеченцев – не соответствует действительности, поскольку официальной версией, распространяемой СМИ, является то, что теракты совершались радикальными исламскими группировками, состоящими из граждан разных стран. Именно из СМИ мы знаем о существовании Хаттаба, который готовил боевиков для бандитских группировок, действовавших на территории Чечни в частности и России в целом. Именно из СМИ мы знаем о том, что на территории Чечни действовали арабские, украинские и прибалтийские наёмники. Более того, 22 апреля российские телеканалы показали телефильм, в котором объяснялось, что исламские экстремисты действовали в Чечне по заданию и при поддержке спецслужб США. Таким образом, если читатели моих листовок строят своё мировоззрение на основе сообщений в СМИ, то, возможно, у них, в соответствии с указанным экспертом механизмом, могла возникнуть ненависть к международным исламским радикальным группировкам, но уж никак не к чеченцам как к этнической группе.

Заявление эксперта-психолога о том, что человек воспринимает лидера региона как представителя титульной национальности этого региона, также несостоятельны. Я уже приводила в пример Романа Абрамовича, который, являясь главой Чукотского автономного округа, по логике эксперта, должен восприниматься как чукча. Чукотский автономный округ – это такое же территориально-административное образование, как и Чеченская республика, поэтому аналогия прямая. Если же говорить о главах государств, то все помнят, например, Иосифа Сталина, который руководил Советским Союзом (воспринимавшимся на Западе как правопреемник России), однако никто и никогда не считал его русским. Могу ещё добавить Иосифа Кобзона, который теперь должен считаться бурятом, поскольку является депутатом от Агинского Бурятского автономного округа, или сенатора Людмилу Нарусову, которая представляет интересы Тувы, и поэтому ей, в соответствии с логикой эксперта, видимо, придётся становиться тувинкой. Подобные заявления я считаю нарушением ст. 8 ФЗ «О ГСЭД», которая гласит: «Эксперт проводит исследования объективно, на строго научной и практической основе».

Меня несколько озадачило, что эксперты порой подменяли вопрос, то есть отвечали не на поставленный вопрос, а на совершенно иной. Например, вопрос 1 звучит так: «Выражают ли использованные в данном материале словесные средства унизительные характеристики, отрицательные оценки и негативные установки в отношении какой-нибудь этнической, расовой, религиозной группы (какой именно) или отдельных лиц как её представителей?». Ответ: «В текстах листовки содержатся словесные средства, выражающие отрицательную оценку и негативные установки в отношении группы лиц, осуществлявших геноцид русского народа, и отдельных представителей чеченской нации – бывшего и настоящего президентов Чечни». При этом во время допроса в суде эксперт пояснил, что представителями чеченской нации Кадыровы являются по территориально-административному признаку, а не по этническому, расовому или национальному. То есть, уместность их упоминания в ответе на этот вопрос вызывает обоснованное недоумение. Фактически, эксперт отвечает не на этот вопрос, а на вопрос: «Содержатся ли в тексте упомянутые установки в адрес кого-либо вообще.

Впрочем, когда эксперты отвечали именно на тот вопрос, который был поставлен, они чётко указывали, что в текстах моих листовок нет ни побуждений к вражде по признаку национальности, ни унижения человеческого достоинства по признаку национальности. Все мои претензии адресованы конкретным лицам либо группам лиц, о национальности которых речь в тексте не идёт.

Обвинение эксперта-психолога в том, что приведение в тексте листовки единственной цитаты Ахмада Кадырова «свидетельствует о скрытой негативной установке», я отвергаю как необоснованное. Негативную установку создаёт не приведение этой цитаты, а сам призыв, автором которого является сам Кадыров. А по поводу того, что здесь не приведены другие высказывания Кадырова, могу сказать только одно: мне неизвестны другие столь же значимые высказывания Кадырова-старшего. Плохо ещё я знаю наследие великого Ахмада-хаджи.

Как подтвердили эксперты, в тексте не утверждается, что отец и сын Кадыровы являются этническими чеченцами. Мне вообще достоверно не известна их национальность. Как справедливо отметил эксперт-лингвист, в тексте не утверждается, что Рамзан Кадыров действительно выражал интересы чеченского народа, когда требовал отмены оправдательного приговора Аракчееву и Худякову. Более того, я считаю, что конфликт с государствообразующим народом России прямо противоречит действительным интересам чеченского народа.

Что касается полярной противоположности интересов чеченских боевиков и солдат, воевавших против этих боевиков, то, во-первых, чеченскими эти боевики называются не по национальному, а по территориально-административному признаку: боевики, чьи бандформирования действовали на территории Чеченской республики, либо чьи интересы заключаются в выходе Чечни из состава Российской Федерации. Как справедливо заметили сами эксперты, бандиты изначально асоциальны, а потому не могут считаться ни этнической, ни социальной группой.

Кроме того, было бы странным, если бы интересы враждующих сторон не были бы полярно противоположны. Не менее странным было бы и не иметь негативного отношения к человеку, призывавшему к геноциду.

Эксперт-психолог сообщила в суде, что у лиц с неустойчивой психикой прочитанный текст может вызвать неадекватную реакцию, а нормальных людей он заставит задуматься и идентифицировать себя по национальной принадлежности. Это интересное заявление, и над этим стоит задуматься. У лиц с неустойчивой психикой, насколько я понимаю, неадекватную реакцию может вызвать всё, что угодно. Что же касается нормальных людей, то я не вижу ничего плохого в том, чтобы идентифицировать себя по национальной принадлежности, потому что наличие национальной самоидентификации само по себе не ведёт ни к убийствам, ни к разрушениям. Фактически, эксперт-психолог подтвердила, что для нормальных людей в этих листовках нет ничего противоправного и возбуждающего ненависть по национальному признаку. Для обоснования правдивости этого заявления достаточно проследить судьбы тех сотрудников милиции, которые ознакомились с текстом листовки, после чего поехали в командировку в Чечню. Насколько мне известно, ни у одного из них не возникла и не проявилась в действии ненависть к чеченцам как этнической группе.

Итак, подытожу: экспертиза убедительно доказала, что в текстах моих листовок нет ни побуждений к вражде по признаку национальности, ни унижения человеческого достоинства по признаку национальности. Полагаю, что следствию это было понятно с самого начала.

Согласно действующим по сей день «МЕТОДИЧЕСКИМ РЕКОМЕНДАЦИЯМ Об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды», утверждённых Заместителем Генерального прокурора РФ М.Б. Катышевым 29.06.99 года № 27-19-99, «…от информации, возбуждающей вражду, следует отличать констатацию фактов. Последняя не несёт никакого отрицательного «эмоционального заряда» и не направлена на формирование негативной установки. Поэтому нельзя, например, считать возбуждением национальной вражды сообщение о том, что самыми неграмотными среди россиян, по данным социологических исследований, являются цыгане… Унижение национального достоинства выражается в распространении ложных измышлений, извращённых или тенденциозно подобранных сведений об истории, культуре, обычаях, психологическом складе, верованиях, идеях, событиях, памятниках и документах, входящих в число национальных или религиозных ценностей, позорящих или оскорбляющих этническую или конфессиональную группу либо её отдельных представителей как членов этой группы, заключающих в себе издёвку, отвращение или презрение к ним…». Как показала экспертиза, ничего этого в исследованных текстах нет, а есть лишь констатация фактов. В связи с этим выглядит странным заявление гособвинителя Разумова, который во время судебного следствия сообщил нам, что обвинение не интересует, правдиво ли то, что изложено в моих листовках. Я считаю это прямым нарушением указаний Генпрокуратуры

В указаниях также сказано и о том, что «…В некоторых случаях вопросы подлинности приведённых фактов и достоверности сообщений лежат за пределами психолингвистического анализа и относятся к компетентности других специалистов: историков, религиоведов, экономистов, политологов, генетиков, антропологов, этнологов и др. Таких специалистов необходимо привлекать для проведения комплексных экспертиз наряду с социальным психологом, и вопросы экспертам должны быть сформулированы так, чтобы каждый из них имел чёткое задание в пределах своей компетенции». Это также не было сделано. Я считаю, что отказ следствия от установления истинности либо ложности сведений, указанных в листовках, является прямым нарушением указаний Генпрокуратуры и косвенным подтверждением того, что следствие с самого начала было осведомлено о законности моих действий.

Понимание следствием абсурдности предъявленных мне обвинений повлекло совершенно нелепые претензии, высказываемые прокуратурой в адрес моих родственников. Так, обжалуя решение федерального суда Автозаводского района, отказавшего в нашем аресте, прокуратура Автозаводского района заявила, что мой муж, Олег Щевелёв, «подрывал основы конституционного строя и угрожал безопасности государства». Это серьёзное обвинение. Для него необходимы не менее серьёзные основания. Их у прокуратуры, естественно, не было и нет. Однако, насколько мне известно, никто из должностных лиц прокуратуры не был привлечён за это к ответственности.

Кроме того, следствие носило совершенно бесчеловечный характер. Несмотря на то, что за нами наблюдали сотрудники УБОП, которым было достоверно известно, кто из нас и чем занимался в парке Победы, следователь Архангельский заключил под стражу моего мужа, который был задержан только на том основании, что он является моим мужем. Мне не хотелось бы думать, что это свидетельствует о возвращении времён, когда существовала формулировка «член семьи врага народа». В течение всего времени содержания под стражей мой муж не получал необходимого ему лечения, поскольку прописанные ему врачом дорогостоящие лекарства были изъяты сразу же при поступлении в изолятор. Я считаю это издевательством над заведомо больным человеком. Цель этого издевательства – спровоцировать конфликт в моей семье, сломить мою волю, заставить меня прекратить совать нос не в своё дело и нейтрализовать меня хотя бы на время саммита. Кстати, последняя цель была достигнута: после посещения изолятора мы долгое время не могли сориентироваться и понять, что нам можно делать, чего нельзя; мы прожили несколько месяцев в условиях изоляции. Мне не хотелось бы думать, что всё это мы пережили ради того, чтобы кто-то получил повышение по службе. Однако никакой другой причины для такого беспрецедентного давления я не вижу.

Таким образом, рассматриваемое уголовное дело является необоснованным и противозаконным расходованием бюджетных средств и человеческих ресурсов, которые могли бы быть направлены на расследование реальных преступлений. И уже одно это я считаю преступлением перед обществом и государством. Аналогичным преступлением я считаю возбуждение в отношении меня оперативно-розыскного дела по подозрению в участии в «Движении против нелегальной иммиграции», поскольку я не состою, никогда не состояла и не имею никакого иного отношения к организации «Движение против нелегальной иммиграции», а само движение не является ни экстремистским, ни террористическим.

Через 2 недели исполнится год с тех пор, как затеялся этот позорный фарс. В течение года весь цвет тольяттинской милиции и прокуратуры (к которому теперь, безусловно, относится и гособвинитель Разумов) занимался тем, что пытался найти хотя бы какой-то состав преступления в действиях человека, пытавшегося рассказать людям правду. Получается, призывать к геноциду можно, а рассказывать об этом возмутительном факте – нельзя. Как наказали Кадырова? Никак. Ему дали звезду Героя и назвали в его честь улицу в столице России. Что может грозить тому, кто напомнит о призывах Кадырова к геноциду? Нет, не звезда Героя России, не орден и даже не медаль. Ему может грозить до 2 лет лишения свободы. Если это – не абсурд, то я не знаю, что можно назвать абсурдом. Более того, на тех же основаниях можно судить всех авторов учебников истории и книг о Второй мировой войне, поскольку в этих учебниках и книгах описываются зверства Гитлера и его приспешников по отношению к цыганам, евреям и славянам. А знаменитую «Колыбельную» Михаила Юрьевича Лермонтова, по такой логике, и вовсе придётся запретить, поскольку двустишие «Злой чечен ползёт на берег / Точит свой кинжал», по логике экспертов-психологов, может спровоцировать психологическое заражение и отсроченное отрицательное внушение по отношению к лицам чеченской национальности. Причём это заражение и внушение вдвойне опасно, поскольку оказывается оно на детей, которые в этом возрасте особенно доверчивы и восприимчивы.

Подводя итог, я не прошу суд о снисхождении, поскольку не считаю, что мне необходимо снисхождение суда. Я считаю себя невиновной в предъявленных обвинениях. В рассматриваемом деле нет и не могло быть никаких доказательств моей вины. Я рассчитываю, что суд при принятии решения будет руководствоваться нормами закона и собственной совестью. Этого будет достаточно для вынесения оправдательного приговора.