sanchos_f

Коммунизм, анархия, народность?

В поисках северного полюса и русской транснациональной идеи

Часть первая

Когда «Союз нерушимый» развалился, то сначала многие обрадовались. Однако, довольно скоро выяснилось, что это столь долго ожидаемое событие стало шоком. Причём, не только для тех, кому пришлось приспосабливаться к жизни на обломках, но и для всего остального человечества, одномоментно лишившегося ставшей для них родной картины мира и обнаруживших вокруг себя сплошную terra incognita в которой, в отсутствии привычных ориентиров, совершенно непонятно, как отличать кто друг, а кто враг.

Придти в себя мировому сообществу не удаётся до сих пор. И одним из основных симптомов шокового состояния является тот факт, что за прошедшие годы так и не была сформулирована новая модель мирового устройства, которая могла бы схематично, но достаточно полно и объективно описать происходящее. Тем самым упростив понимание действительности, жить без которого, как выяснилось, не так уж комфортно.

Действительно, в течении достаточно долгого времени геополитическая ситуация в мире оставалась относительно стабильной и при этом понятной. Противостояние между «Миром чистогана и наживы» с одной стороны и «Империей Зла» – с другой продолжалось достаточно долго для того, чтобы к нему успели не только привыкнуть, но и поверить в то, что это надолго.

Схема мирового устройства в те времена была простой и незатейливой. Настолько простой, что её нехитрую суть можно не слишком затрудняясь изложить в трёх фразах.

Есть два блока: демократический-капиталистический и советский-социалистический. Они между собою борются. И есть Третий мир, развивающийся, на просторах которого борьба, в основном, и происходит.

И всё было хорошо, все знали, как устроена жизнь, и каждый знал своё место в этой жизни. И любой ребёнок без труда определял «где наши, а где фашисты».

А потом случилось ужасное, непоправимое и мало кем предвиденное...

И все растерялись.

С тех пор неоднократно предпринимались попытки отрефлексировать текущее положение дел. Особенно важным это занятие представляется жителям России, поскольку они предметнее многих прочувствовали, что старый мир закончился. И теперь остро нуждаются в определении своего места под солнцем, не зная которого, многие начинают впадать в депрессию.

Место это, естественно, зависит не только от внешней геополитической ситуации, но и от возможностей и желаний «внутриполитического коллективного бессознательного», определившись с которым жить было бы куда проще.

Однако, для начала имеет смысл кратко обозреть существующие попытки схематизации геополитики, чтобы иметь представление о том, в рамках каких схем жителям России предлагают выбирать своё место под солнцем.

Вариант 1. «Концепция Фукуямы» – однополярный мир, конец истории

С распадом Советского Союза эпоха двухполюсного, биполярного мира закончилась, а вместе с ней закончилось любое сколько-нибудь серьёзное противостояние вообще. Лидирующее положение занял один абсолютный гегемон – не буду говорить кто, хотя все и так знают, что это США. Вокруг них в меру собственной испорченности группируются все остальные: прогрессивное человечество – поближе, развивающиеся страны – подальше. Китай с Россией (два оскорблённых достоинства) по инерции ещё ерепенятся и строит из себя независимых и самодостаточных, но ежу – пардон, любому прогрессивно мыслящему человеку – понятно, что долго это не продлится.

Если эта концепция соответствует действительности, то выбирать и впрямь особо не из чего. Либо с ними, либо против них, но не долго – третьего не дано, поскольку на роль второго полюса Россия в сегодняшнем своём состоянии не тянет.

Вот только, чем дальше, тем больше появляется серьёзных сомнений в верности такого подхода. Уже и его родоначальник пишет статьи с провокационными названиями, типа «Началась ли история опять?». А поскольку на конец истории всё происходящее походит чем дальше, тем меньше, то и серьёзно относиться к подобной версии на данном историческом этапе уже как-то не серьёзно. Хотя, свою роль мировой культуре она, бесспорно, успела сыграть.

Вариант 2. «Концепция Ельцина – Примакова» – многополярный мир, система сдержек и противовесов в глобальном масштабе

После окончания холодной (она же третья мировая) войны этап соперничества двух колоссов закончился – наступила эпоха многополярного (как бы дико с точки зрения традиционной физики это ни звучало) мира. Большое количество центров притяжения создают сложную систему взаимных контактов, интересов и конфликтов, худо-бедно поддерживающую собственное равновесие.

Идея, конечно, красивая, и с ней особо не поспоришь. Но именно в этой бесспорности и заключается её слабость. Как себе ни представляй картину мира – если начать вдаваться в частности, то в любом случае получишь многополярную систему, которую можно будет безо всякого труда последовательно квантовать как минимум до количества суверенных государств, а по большому счёту, до количества людей, в ней участвующих. Такой подход, являясь априори верным, ничего, по сути, не объясняет. По крайней мере до тех пор, пока не удастся хотя бы в первом приближении сформулировать критерии этих самых центров притяжения и определиться с их количеством.

Вариант 3. «Традиционная «географическая» концепция» – «Запад есть Запад, Восток есть Восток»

Противостояние по схеме «Запад (инновационный) – Восток (традиционный)» освящено многовековой традицией, однако столь же древней является проблема места России в этой схеме. Но это только меньшая из сложностей, с которыми сталкивается подобный подход.

Если с критериями формирования «Запада» всё более-менее понятно, и определить, относится та или иная страна к «Западу» или нет не составляет особого труда, то критерии «Востока» при внимательном рассмотрении оказываются несколько размытыми. В разных ситуациях, под «Востоком» подразумевают разное. Объединение в одну группу таких стран, как Китай и Пакистан, Южная и Северная Кореи, Палестина и Япония (или Япония, это всё-таки «Запад»?), Монголия и Саудовская Аравия попахивает профанацией идеи. При этом, такие обширные регионы, как Африка, Латинская Америка, Океания и вовсе выпадают из данной схемы.

Объяснить это можно тем, что термин «Восток» давно перестал быть для «западного человека» конкретным понятием и превратился в символ «другого», чьё право на существование и отличное от «западного» видение мира худо-бедно признаётся. При этом исторически сложилось так, что Африке, Латинской Америке и ряду других регионов в праве на подобную «самость» было отказано. Их воспринимали не в качестве политических и культурных субъектов, а в качестве объектов приложения сил, «возделываемого поля», на котором можно действовать практически без оглядки на местную специфику (1).

Таким образом, при пристальном рассмотрении оказывается, что схема «Запад – Восток» включает в себя не две, а по меньшей мере три модели. При этом, сформированы они не по равноценным признакам (2).

– «Запад» – принимаемый за точку отсчёта.

– «Восток» – не представляющий собой действительно существующую общность (каковой, несмотря на все внутренние противоречия, можно считать «Запад»), включающий в себя страны, которые удовлетворяют двум условиям. Первое – такая страна не должна относится к «Западу»; второе – исторически сложилось так, что её право на самобытную культуру на «Западе» признано.

– «Третий мир», «дикари» – все остальные, наваленные в одну кучу «неполноценные», не имеющие реального политического и культурного веса на мировой арене, чьим мнением никто, по большому счёту, не интересуется.

Эта схема, в принципе, способна решать отдельные задачи, но сфера её применения крайне ограниченна. Кроме того, возникает и традиционный вопрос: к какой группе стран в рамках этой схемы следует относить Россию?

Вариант 4. «Нетрадиционная «географическая» концепция» – «Богатый Север – Бедный Юг»

В последнее время становится всё более популярным другой вариант географической схемы: деления стран на богатые «Северные» и бедные «Южные». Казалось бы, такой подход более адекватно отражает современные реалии. Но это только на первый взгляд. Бесспорным достижением новой схемы является то, что, в отличие от предыдущей, она отражает положение таких обширных регионов, как Африка и Южная Америка, которые (да простят меня бразильцы и иже с ними) до благополучия демократических столпов современной «цивилизации» всё же явно не дотягивают.

Теперь о недочётах, которые, прежде всего, состоят в том, что в этой схеме размытыми оказываются характеристики обеих групп, и в зависимости от контекста, состав как «Севера», так и «Юга» «плавает». В зависимости от того, с какими целями проводится противопоставление, что берут за «точку отсчёта»: «Север» или «Юг»; достаточно длинный ряд стран относят то к одной, то к другой модели. Если же заострить внимание на определениях «богатый» и «бедный», то схема и вовсе начинает разваливаться.

Прежде всего, сложность вызывает определение места всё той же России, которую, с одной стороны, довольно проблематично отнести к «Югу», но и назвать её богатой язык тоже как-то не поворачивается.

Затем, Китай, который, являясь с одной стороны скорее бедным, с другой стороны, относится всё же к «вменяемым», «цивилизованным» странам. При этом Китай стремительно богатеет, но «вливаться в дружную семью «цивилизованных» народов» однако почему-то не спешит.

Тогда как какая-нибудь Саудовская Аравия, которую без сомненья относят к «Югу», является, скорее, богатой. Также неуютно чувствуют себя в этой схеме и многие бывшие союзные республики. И это не говоря о таких «мелких» несообразностях, как наличие двух Корей: бедной северной и богатой южной.

Сейчас на наших глазах происходит постепенное замещение старой сомнительной схемы «Запад – Восток» схемой «Север – Юг», – новой, но от этого не менее сомнительной. А в некоторых текстах и вовсе, сначала воспроизводится одно клише, абзацем ниже, другое, затем, снова следует возврат к первому. В результате в восприятии людей обе схемы смешиваются, а понятия «Запад» и «Север» с одной стороны, и «Восток» и «Юг» – с другой сливаются, что ясности, понятно, не прибавляет.

Возможно, честней было бы попросту, по соцреалистически поделить мир на богатых и бедных, и на этом успокоиться. Но на это «прогрессивное человечество» пока ещё не решается. К тому же, отражая одно из ключевых противоречий, такая схема являлась бы чересчур примитивной и не учитывала множества иных противоречий и конфликтов.

Вариант 5. «Варвары идут» – противостояние прогрессивного цивилизованного мира и дикого мира варваров

Эта схема вплотную подходит к тому, чтобы поделить мир на богатых и бедных. Но поскольку такое разделение угрожает моральному равновесию богатых, предпочтительнее объявить всех недовольных «варварами» (в том или ином смысле), и на их материальных сложностях внимания не заострять.

По сути, такой подход произошёл от видения мира времён холодной войны, когда страны было принято подразделять на три мира: «первый мир» – либеральный, капиталистический, «второй» – тоталитарный, социалистический, «третий» – развивающийся и разделяемый двумя первыми на сферы влияния.

Другим предком нового (а на самом деле, одного из старейших) мировосприятия стала географическая схема, стремясь уйти от которой, некоторые мыслители поменяли условные обозначения, впрочем, не меняя сути, и начали вместо сторон света использовать культурологические символы «Цивилизация» и «Варварство». Под «Цивилизацией» здесь подразумевается всё тот же первый мир – «Запад», под «Варварами» все, кто господством «Запада» активно не доволен, то есть определённая часть «третьего мира». Значительная же часть «третьего» и большая часть бывшего «второго мира» – страны, дистанцирующиеся от конфликта, – выпадают из схемы. Что, впрочем, никого особо не волнует, поскольку, дистанцировавшись, они тем самым покинули сцену, превратившись в зрителей, не влияющих на происходящее.

Впрочем их достаточно успешно пытаются вернуть туда, поскольку чем дальше, тем очевидней становится, что те, кто не поспешит громко, добровольно и с песней заявить о своей принадлежности к цивилизации, рано или поздно будет отнесён к варварству. Что, по нынешним временам черевато.

Вообще-то, подобная схема больше предыдущих подходит на роль схематического описания текущей геополитической ситуации. Так, например, становится понятна философия недеяния, проповедуемая в последнее время ООН. Всё дело в том, что ООН из переговорной площадки для сильных мира сего постепенно превращается в организацию зрителей. То есть тех, кто старается всеми силами дистанцироваться от конфликта по принципу «да и нет не говорите, чёрного и белого не выбирайте». Тогда как сильные мира сего теперь переговариваются в других местах.

Однако и эта схема чересчур прямолинейна, поскольку опять таки отражает только один геополитический ракурс.

Также можно привести множество возражений подобному подходу с историографических и мораль-этических позиций, однако, чтобы не увязнуть в столь пространной теме надолго, ограничусь перечислением нескольких возражений, первыми пришедших в голову. Да и их перенесу в сноски. (3)

Некоторые другие варианты (4)

Существуют и другие более или менее распространённые подходы к проблеме систематизации разделения мира. Так достаточно любопытна «Цивилизационная концепция Хантингтона». Однако для наших целей она не подходит. Цивилизационная концепция является по сути вариантом концепции «многополярного мира», рассмотренного с точки зрения «вечных ценностей», и страдает теми же слабостями, что и «вариант Ельцина». Утверждая, что главными линиями напряжённости являются стыки цивилизаций (что само по себе не лишено оснований), Хантингтон не даёт критериев, по которым ту или иную страну можно отнести к определённой цивилизации, не говоря уже об отсутствии общепринятого определения самого термина «Цивилизация».

Ещё одним достаточно распространённым подходом является «Схема Бжезинского», делящего страны на «высокоразвитые», «развитые», «развивающиеся» и «безнадёжные» («страны-изгои»), которые, в последнее время, стало модно именовать «осью зла». Легко заметить, что такой подход является промежуточным вариантом между концепцией Фукиямы и противостояния «цивилизации» и «варварства». Однако, он чуть лучше структурирован. Для большей ясности в него добавлены две промежуточные ступени. Причём основным критерием определения места конкретной страны в схеме является отношение к этой стране «самого высокоразвитого» государства на текущий политический момент. Отношение же это склонно к виражам не менее, чем пресловутая «генеральная линия партии». Для «внутреннего пользования» США такая схема безусловно удобна, однако, с точки зрения стороннего наблюдателя, степень её объективности неуклонно стремится к нулю.

Не могу не упомянуть ещё одну, пожалуй, самую свежую и наименее распространённую теорию «Триединства: прогрессивный Запад, традиционалистский Восток, экстремистский Юг». Возвращаясь к географической схеме, она утверждает, что мировое сообщество состоит не из двух, а из трёх составляющих: демократических прогрессивных Западных стран; консервативных, пронизанных традициями и не очень понятных европейцу Восточных; и диких, погрязших в религиозном фанатизме мусульманских Южных.

И где же в этой схеме находится место для, – вы будете смеяться, – всё той же России? Может быть, её всё же стоит выделить в отдельную группу, которую, в рамках всё той же географической схемы, определить как «Север»?

Часть вторая

«…Через запад на восток, через север, через юг…»

Мыслители европейской части России свою страну, как правило, для порядка поколебавшись, относят к Западу, представляя её этаким бедным и дальним, но всё-таки родственником; птенцом, выпавшим из гнезда, но, вне всяких сомнений, стремящимся туда вернуться. Вот только ну никак не удаётся это самое возвращение, как бы старательно ни пытались его осуществить. Каждый раз Россия умудряется споткнуться на вроде бы совершенно ровном месте, которое другие страны проходят безо всяких проблем. После чего она останавливается, с горечью сплёвывает вслед уходящим в светлое завтра, и отправляется дальше своим эксклюзивным путём, который любому стороннему наблюдателю представляется эдаким зигзагом по буеракам. Да и самой России приходится на нём не сладко: кровь, грязь, всяческая мерзость… Но самое смешное заключается в том, что, идя не только не со всеми вместе, но и, казалось бы, вообще в другую сторону, Россия раз за разом умудряется догнать, а в некоторых областях и перегнать казалось бы ушедших далеко вперёд западных соседей (чего ей это стоит – другой вопрос). Потом, правда, всякий раз происходит очередная авария (зачастую спровоцированная оглядыванием на другие страны и запоздалыми попытками им подражать), в результате которой Россия снова оказывается в хвосте. Судорожно бросается догонять по проторенной дорожке, спотыкается на ровном месте… – и всё с начала.

Возникает вопрос: насколько правомерно относить Россию к «Западу», если все попытки следования западному примеру и переноса элементов тамошний жизни на местную почву оказываются столь плачевны? При этом никто не утверждает, что «западная модель» сама по себе нежизнеспособна. Как известно, результат эксперимента зависит от того, кто его ставит. Так, может быть, хватит ставить настолько однотипные эксперименты? (5)

Есть и ещё одна немаловажная причина упорной интерпретации России как части «Запада»: личности тех, кто занимается интерпретированием. Дело в том, что они, в большинстве своём, живут именно в западной, европейской части страны. Более того, в городах, объективно наиболее подверженных «тлетворному западному влиянию». Проводя большую часть времени в столицах, где, помимо прочего, сконцентрирована значительная часть населения, они склонны переоценивать свою роль в жизни страны и забывать о том, что немалая часть России к «Западу» (Европе) не относится хотя бы географически. Да и люди, эту, неевропейскую часть населяющие, находятся под сильным влиянием «восточных» (азиатских) истоков. Кстати, многие сибиряки это чётко понимают и не зная как объяснить неместному ту или иную ситуацию, так и говорят, разводя руками: «Азия-с». Есть и не столь большая, но по количеству проблем весьма значительная южная окраина, где представлено «южное», исламское мировоззрение.

Таким образом, в стране представлены как минимум три разные мировоззренческие модели, ни одной из которых, если смотреть на проблему отстранённо, нельзя слепо отдавать приоритет над другими. Однако, в силу исторически сложившегося географического положения столиц и общего преобладающего на данный момент в мире положения стран «западной модели» приоритет часто достаётся именно «Западу» (6).

В тоже время немалую часть населения, живущую как в европейской, так и в азиатской части страны, нельзя отнести ни к той, ни к другой, ни к третьей модели – они представляют из себя нечто четвёртое. Это – «русский север» и народности, там проживающие, Урал, значительная часть Сибири. Причём немалый процент тамошнего населения составляют те самые русские, которые, по идее, должны являться системообразующим народом многонациональной России.

Почему-то именно о них многомудрые интерпретаторы, принадлежащие к так называемой «элите», как правило, напрочь забывают. Правило это установилось с того момента, когда противостояние славянофилы – западники перестало занимать широкую «элитную» общественность. Однако были ли славянофилы теми, за кого себя выдавали, то есть поборниками славянского, в частности, русского образа жизни? Думается, что нет. Скорее, как ни парадоксально это звучит, они были апологетами всё того же «Запада». Поскольку, на словах декларируя неприятие «Запада», двигаться они предполагали примерно в том же направлении. Чаяния же собственно народа, как такового, не отражали ни те, ни другие.

И каковы же эти чаяния? Если согласиться с несостоятельностью противопоставления «Цивилизованный мир – Варварство», а в рамках географического подхода признать, что Россия относится не к «Западу», «Востоку» или «Югу», а к некоему четвёртому центру притяжения – «Северу», возникает необходимость определения особенностей этой «северной» модели. В чём же они заключается?

«Что такое хорошо, и что такое плохо»

Необходимо отметить, что коренные, определяющие признаки той или иной модели кроются, на мой взгляд, не в экономической, политической, социальной или религиозной сферах, но в некой «структурно-ценностной парадигме», так сказать, в «магистральной направляющей коллективного бессознательного» определяющей то, что принято называть «ментальностью». Именно различия между этими парадигмами определяют различия между моделями. И именно из особенностей менталитета проистекают все остальные, лежащие на поверхности различия (7).

Таким образом, для построения схематичной картины мира необходимо определить, что является стержнем парадигмы, ментальным приоритетом, магистральной направляющей, определяющей особенности той или иной модели.

Понятно, что ментальные приоритеты конкретных людей могут резко отличаться от приоритетов общества, в котором они живут. Более того, даже присущие большинству людей приоритеты не становятся автоматически приоритетами всего общества. Также понятно, что ментальные приоритеты не имеют жёсткой привязки к сторонам света и очаги распространения той или иной парадигмы вполне можно обнаружить в местах, достаточно далёких от естественного ареала распространения носителей данной парадигмы (8).

Очень возможно, что изначально особенности той или иной парадигмы зависели от стороны света (точнее, географических, климатических и т.д. особенностей, присущих ландшафту, в котором возникала та или иная парадигма). Однако в рамках данной статьи нас прежде всего интересуют не условия появления различных ментальных приоритетов, а место России в картине, сложившейся в мире на данный момент. В настоящее же время стороны света являются не более, чем символами, примерно указывающими на место расположения на географической карте относительного эталона той или иной модели.

Итак, приняв за относительный эталон «Севера» Россию, попытаемся определить стержень её структурно ценностной парадигмы, её общественных ментальных приоритетов. То есть, не того, чем руководствуются конкретные люди в конкретных жизненных ситуациях, а того, что «разлито в воздухе» и «впитывается с молоком матери». Применительно к России, эти общественные ментальные приоритеты также можно определить как «загадочность русской души», про которую все говорят, но сформулировать, в чём она заключается, не могут.

Полагаю, что определяющей особенность русской души, или если хотите структурно-ценностной парадигмы, присущей «Северной модели», является стремление её носителей к справедливости. Не к законам – не важно, человеческим или божеским, не к исполнению неких правил, очищению кармы или райскому блаженству, – а к некой, казалось бы, совершенно абстрактной категории – «справедливости». Для «справедливости» в рамках современного мира не удаётся найти и сформулировать чёткие однозначные критерии, но в большинстве конкретных случае любому человеку, принадлежащему к «Северной модели», не составляет труда определить, справедливо или нет то или иное действие, поступок, решение, ситуация. При этом, в конкретном случае разные люди могут рассудить по разному. Но при вынесении вердикта они будут апеллировать именно к справедливости, а не к чему-то другому.

В жизни человека, принадлежащего к «Западной модели», определяющим понятием является «закон». Западный человек может нарушать закон, может не нарушать, но его отношения с миром в любом случае строятся через призму закона. И выносить суждения он будет, апеллируя именно к закону.

В странах, относящихся к «Восточной модели», роль закона играют «традиции». Им можно следовать или не следовать, но от этого ничего не измениться. Традиции всё равно продолжают оставаться краеугольным камнем человеческого общежития.

Для «Южной модели» ментальным приоритетом является «религия». При этом конкретный человек может не соблюдать религиозные предписания, может, напротив, верить всем сердцем, а может исполнять обряды для виду – определяющим всё равно являются отношения человека с религией и конкретно с богом.

А для «Северной модели» главное – хорошо человек поступает или плохо. И эти понятия – «хорошо» и «плохо», «справедливо» и «несправедливо» совсем не всегда можно соотнести с действующими законами, господствующей религией, и даже с существующей традицией.

При этом, как на «Западе» в разных странах существуют разные законы, на «Востоке» в разных местах разные традиции, а на «Юге» разные религиозные доктрины, так и на «Севере» разные люди по разному определяют справедлив тот или иной поступок или нет. Но именно «справедливость» в любом случае остаётся ключевым моментом, ментальным приоритетом, магистральной направляющей, стержнем структурно-ценностной парадигмы.

Попытки же замещения в сознании людей «Северной модели» «справедливости» иными понятиями, являющимися приоритетными для других моделей, можно расценивать как идеологические диверсии, бессознательные попытки людей, принадлежащих к другим моделям (пусть даже родившимся и живущим в «Северной среде») навязать окружающим чуждые им ментальные приоритеты.

Так реформы конца XX века являются попыткой привнесения на «Север» «Западного приоритета» – «закона». А сформулированный при Николае I лозунг «Православие, Самодержавие, Народность» и вовсе тяготеет, скорее, к «Югу» и отражает доминанты господствующей на тот момент религии – православия.

Чисто конкретная ментальность

Пытаясь выяснить происхождение этого ключевого для «Севера» понятия, «справедливости», мы вступаем на зыбкую почву предположений, однако рискну высказать догадку, что прямым предком нынешней абстрактной справедливости являются вполне конкретные нормы так называемого «обычного права» – то есть, неписаные законы, которыми руководствовались наши предки, да и сейчас ещё кое-где руководствуются люди, живущие вдали от цивилизации.

Ближайшими родственниками обычного права в современном мире являются нормы поведения, принятые в двух наиболее консервативных средах – детских коллективах и уголовном мире. Если в обществе в целом обычное право существует в размытом виде и люди в обыденной жизни руководствуются им на подсознательном уровне, не осознавая этого, то дети и уголовники до последнего времени делали это вполне сознательно, хотя и не рефлексируя происхождение своих поведенческих норм. Однако в последние полтора-два десятилетия нормы поведения и в той, и в другой субкультуре стремительно разлагаются.

Сейчас хорошим тоном считается отметить так называемую «криминализацию общества», однако такое определение совершенно не соответствует действительности и является подменой понятий. Как раз сейчас стремительными темпами идёт процесс «декриминализации» общества в традиционном понимании этого термина. Если раньше люди, не осознавая этого, руководствовались в жизни нормами поведения, весьма близкими к воровским «понятиям», то сейчас всё заметнее становятся тенденции к, пользуясь уголовными терминами, «отмороженности». Эта тенденция наиболее заметна именно там, где раньше наиболее влиятельными были нормы обычного права, то есть у детей и уголовников. Но то же самое явление можно наблюдать и в обыденной жизни.

Люди, говорящие о «разгуле криминалитета», не осознают, что они жили всю свою сознательную жизнь как раз «по понятиям», а теперь именно из-за отхода от привычных норм поведения они начинают испытывать дискомфорт. Такой же дискомфорт появляется и от общения с нормальным, построенным по европейским образцам «законом». Люди не принимают его, не умеют с ним уживаться. И одновременно не имеют смелости признать, что совсем недалеко ушли от того хрестоматийного крестьянина, который на вопрос барина – по закону его судить или по совести (ещё один синоним «справедливости»), – отвечает: «по совести».

В силу этого впитанного с молоком матери недоверия, «закон» становится дышлом, которое можно поворачивать куда угодно. И с таким отношением невозможно ничего поделать. По той же самой причине апелляции современных «демократов» к идеалам «правового» общества не находят, да и не могут найти отклика в широких массах. Единственные, кто продолжает, да и то фрагментарно, использовать подлинно русские национальные символы в предвыборной риторике – коммунисты, и именно спекуляцией этими символами в значительной степени объясняется верность им их электората. Ни либералам, ни патриотам, ни центристам-государственникам не светит резкий скачок популярности, пока они не начнут вместо «закона» и упоминаемых гораздо реже, но всё же используемых в запале предвыборной борьбы «традиций» и «религии», апеллировать к «справедливости». К тому, «что такое хорошо, а что такое плохо».

Исторический экскурс

Данный подход позволяет прояснить причины многих странностей отечественной истории. Например, становится понятно, почему в России никогда не возникало полномасштабного противостояния на почве религии. Ни раскол, ни петровская реформа православной церкви, ни разрушение коммунистами храмов не подвигли народ «Святой Руси» возвысить голос против осквернителей. Отдельные группы фанатиков были, а широкого народного выступления – нет. А попробуйте начать рушить храмы в странах, принадлежащих к «южной модели»…

Повальная религиозность русского народа является мифом, имеющим мало общего с действительностью. Да, верили, да, свечки ставили, но при этом религия «ментальным приоритетом» так и не стала. Поэтому за неё никогда и не вступались.

Понятным становится и то, почему коммунисты с самого начала пользовались широкой поддержкой масс и не теряли её до самого развала Союза, да и после этого утратили её не полностью. С самого начала коммунисты, скорее всего неосознанно, взяли верный тон, упирая на «несправедливость» тогдашнего общественного устройства и обещая в будущем построить «истинно-справедливое» общество. При этом коммунисты, имея для солидности и конституцию, и законы, всё время своего правления для практических нужд, в реальной, а не виртуальной жизни, использовали не законы, а всё те же понятия или обычное, неписаное, но всем понятное и родное право. Конечно, его конкретные нормы несколько отличались от общепринятых, но суть от этого не менялась.

Изложенное выше объясняет и беспрецедентную популярность нынешнего президента Путина. С одной стороны, суть его многочисленных растиражированных высказываний, заключается в одной из ключевых для «обычного права» формул: «наших бьют», восходящей к идентификатору «свой – чужой». Этим он идентифицирует себя со своим народом, и народ с готовностью отвечает ему взаимностью, принимая за своего. С другой стороны, существует надежда на то, что Путин наведёт, нет, не «порядок», а «справедливость» (9). Пенсионеры получат достойную пенсию, трудовой люд – зарплату, а воры сядут в тюрьму. Тот, на кого в России возлагается подобная надежда, автоматически получает и широкую поддержку населения.

«Каждый выбирает по себе»

Попробуем на основе сделанных предположений определить, какие религиозные и общественные институты являются наиболее подходящими для различных моделей ментальности.

Здесь необходимо помнить о том, что речь идёт именно о наиболее подходящих, а не единственно возможных формах. Так, в целом демократический, Запад имеет тем не менее ряд монархий и даже одну теократию, но картины в целом это не меняет. При соблюдении ряда условий любая религия и любая форма правления может быть с успехом реализована в рамках любой модели. Но одни формы будут естественны, а другим придётся трансформироваться и подстраиваться под реалии определённой модели.

Для «Юга» из распространённых в настоящее время конфессий более других подходит мусульманство с его идеей священной войны против неверных, которую, впрочем, совсем не обязательно воплощать на практике, и внешне бессмысленными, парадоксальными для постороннего взгляда обрядами, начиная с дневного поста, перемежаемого ночными трапезами. Так же вполне «Южной» религией, как бы странно, на первый взгляд это ни звучало, является иудаизм (10).

Идеальной формой правления для «Юга» является теократия, в том или ином виде.

Для «Запада» более всего подходит антропоцентричное христианство, признающее главной ценностью (не считая бога, который высоко) человека, который по праву, данному свыше, является «пупом мира», а также хозяином и мерилом всего окружающего. Кому же, как не такому человеку, устанавливать законы?

Превалирующей формой правления, соответственно, является демократия, суть которой заключается вовсе не в свободе, а в жёстко регламентированной, предельно формализованной процедуре, являющейся другой ипостасью «Закона».

«Восток» отдаёт должное «созерцательным» религиям, таким как буддизм.

Предпочтительной формой правления для «Востока» является деспотия.

Особенности русской национальной ментальности

Что касается «Севера», то рискну предположить, что для него наиболее естественным состоянием души является язычество. Достаточно вспомнить о том, сколько заимствований из язычества пришлось сделать православию, сколько параллелей провести, со сколькими языческими обрядами смириться, чтобы быть принятым в России. И не одно православие постигла подобная участь: даже Советской власти пришлось пойти на определённые уступки перед народными – а по сути, языческими – обычаями, такими, как всенародное весеннее посещение кладбищ. (11)

С приоритетной для Севера формой правления разобраться сложнее. Полагаю, что её суть отражает вынесенный в заголовок лозунг «коммунизм, анархия, народность». Тут необходимо учесть, что под коммунизмом в данном случае имеется в виду не «диктатура пролетариата», а исконный смысл понятия, подразумевающего отказ от частной собственности на средства производства. Под анархией имеется ввиду не то, чего хотелось бы странно одетым подросткам, а общество, отказавшееся от всякой власти, прежде всего государственной, и состоящее из автономных коллективов производителей – то есть «коммун» в изначальном смысле слова, которые и являются основными собственниками. Понятно, что только в таком обществе возможно управление, основанное на принципах соборности. Причём соборности не представительной, а личной, то есть подлинного общественного договора и всеобщего консенсуса, который возможен только в относительно небольших коллективах.

В общем, речь идёт о пресловутой общине, к которой столько времени стремились российские крестьяне.

Прошу понять меня правильно: я вовсе не призываю к немедленному ниспровержению основ и развалу Россию, но только хочу обратить внимание на некоторые, как мне представляется, весьма существенные аспекты национального менталитета, которые, как правило, не принимаются во внимание, что влечёт за собой тяжёлые последствия как для страны в целом, так и для конкретных людей, её составляющих. Тогда как, принимая во внимание и учитывая особенности региона, многие процессы можно было бы значительно упростить.

Примечание: вообще-то до анархии доводить не надо. Русским свойственна как раз великодержавность, подразумевающая сильную власть. Но при этом - справедливую (пусть и жесткую).

Постскриптум. Необходимые пояснения

И последнее. Я вовсе не утверждаю, что основных моделей ментальности существует всего четыре. При внимательном рассмотрении центрами притяжения вполне могут оказаться такие регионы, как Латинская Америка, Африка, Индия, Океания. С другой стороны, вполне возможно, что эти регионы являются только промежуточными вариантами, относительно первых четырёх. Кроме того, безусловно, выделенные центры притяжения можно в духе цивилизационного подхода Хантингтон делить на более мелкие части. (12)

Однако, задача, стоящая перед данной работой, – определение места России в мире, её окружающем. Решать же её удобнее на примере традиционных, практически общепризнанных центров притяжения, которыми являются «Запад», «Юг» и «Восток».

Примечания

1. В этом смысле очень показательно, что реформаторы, пытавшиеся без вдумчивой корректировки переносить на российскую почву западные схемы, частенько проговаривались, относя Россию именно к Третьему миру. Действовать так, как пытались поначалу действовать в России, было принято именно в Третьем мире, поэтому можно предположить, что слова о «Верхней Вольте с ракетами» – это просто хитрый выверт подсознания (или коллективного подсознательного, а может и сознательный «вброс»), пытающегося объяснить самому себе, что, собственно, происходит.

2. То есть, признаки, по которым сформированы группы, отражают различные свойства. Пример: первую группу составляют зелёные объекты, вторую – квадратные, а третью – высокие.

Насколько правомерно подходить к делу так, как будто «цивилизация» у нас на планете только одна, и, соответственно, правомерно ли слепо ставить знак равенства между всеми возможными ипостасями «варварства»?
Под термином «варварство» принято подразумевать отсутствие культуры. Однако культура так называемых «варваров», не смотря на всю её самобытность, будет, возможно, подревнее и посамобытнее, чем культура так называемых «цивилизованных народов». Если же говорить о невежестве, бессмысленной жестокости и т.д. – то стоит немного вспомнить историю (в том числе, самую новейшую), и станет очевидно, что европейцы и их потомки расселившиеся по всей планете дадут в этом деле сто очков вперёд любому варвару.
Нужно ли напоминать, что, как мы знаем из школьных учебников, «варварами» в древности «культурные люди» называли тех, чей язык (читай – культуру, зачастую ничуть не менее древнюю и богатую) они не могли понять, а точнее, любые народы, живущие вокруг «очага цивилизации» и не спешащие слепо принимать исходящие из него «блага». Так стоит ли такому подходу слепо уподобляться?
Полагаю, что все помнят, чем заканчивались военные противостояния между «цивилизованными государствами» и окружавшими их «варварами». Между тем разница как в технической, так и в информационной составляющей между «цивилизацией» и «варварством» была тогда ничуть не меньшей, чем сейчас. Несмотря на это, для «цивилизации» весь вопрос заключался только в том, сколько времени ей удастся продержаться под натиском «варварства». Причём в возможность разгрома «цивилизации» до последнего момента почти никто не верил. В процессе противостояния «цивилизациям» даже удавалось одерживать громкие тактические победы (например, разгром Аттилы объединённым войском под началом «последнего римлянина» Аэция в битве на Каталаунских полях), однако стратегическая концовка от этого не менялась. Разделяя мир на «Цивилизованный» и «Варварский», люди тем самым заявляют, что хотят попробовать ещё раз…
Ну и напоследок – всё та же Россия. Уже слышу, как все – от почвенников до западников – в один голос кричат, что Россия, безусловно, относится к цивилизованному миру, да ещё и поцивилизованнее других будет. Вот только их трогательное единодушие меня почему-то никак не убеждает. Хотя бы потому, что умонастроение российского народа, боюсь, не отражают ни те, ни другие.

4. Необходимо отметить, что приведение всех подобных схем не представляется возможным, хотя бы по той причине, что в мои планы входит написание статьи, а не монографии. Приходится ограничится несколькими наиболее распространёнными на данный момент схемами. Причём распространёнными именно в России. Безусловно, геополитические построения, распространённые, скажем, в Китае, являются не менее интересными, но в данном случае ими придётся пренебречь.

5. Среди либеральной общественности время от времени возникает мода порассуждать о том, что, дескать, российское общество отсталое, а потому не готово воспринять демократические ценности и не способно воплотить в жизнь идеалы гражданского общества. Так кто ж с вами спорит, родимые? Не готовое оно и не способное. Однозначно. Так, может, пора наконец в это поверить самим, раз уж так часто про это говорите, и перестать российское общество в эти ценности и идеалы носом тыкать, раз уж всё равно, по вашему собственному признанию, никакого толка от этого всё равно не будет – может пора какие-нибудь другие пути, ценности и идеалы поискать? А то прямо по классике получается: я, дескать, знаю как надо, а все остальные – марш за мной, в светлое будущее.

6. В сложившемся «Западном» приоритете свою роль играют также такие обстоятельства, как принадлежность русских к белой расе и привилегированное положение в России варианта христианства – православия, которое, не смотря на все противоречия, всё же является «родственным» преобладающим на «Западе» конфессиям: католицизму и протестантизму.

7. Попытки механического наложения институтов, выработанных в условиях одной модели на общество, относящееся к другой модели, даже при успешном завершении эксперимента не делают второе общество копией первого, но, в случае, если изменения не остаются поверхностными и проникают вглубь – вызывают к жизни некую новую сущность. Самый избитый и наиболее очевидный пример подобного – реформы Пиночета.

8. Как правило, такими «очагами» являются диаспоры и религиозные общины, в которых могут быть распространены приоритеты в корне отличные, от приоритетов окружающего их общество. Другим примером подобных «очагов» являются некоторые субкультуры. Ярчайшим примером такого «очагового» распространения менталитета является история еврейского народа.

9. «Порядок» вообще является понятием чуждым для «Северной» ментальности. С «порядком» это к «Западу» с его «законом». На «Севере» порядка как не было, так и нет. И не будет. По крайней мере до тех пор, пока «Север» остаётся «Севером». «Справедливое» же общественное устройство для «западного человек» будет всегда представляться совершенно «беспорядочным».

10. Религий «в чистом виде» свойственных одной определённой модели практически не существует. Все они пребывают не в вакууме, и сталкиваясь с реальной жизнью видоизменяются в зависимости от того, в какую социальную среду попадают их носители. Так изначальное понятия «большого джихада» подразумевает борьбу со злом в себе. Однако распространение «малого джихада» – войны с неверными, будучи со стороны гораздо заметнее, практически вытеснило для сторонних наблюдателей изначальный смысл термина.

Христианство, развивайся оно на базе «Юга», было бы, по всей видимости, совсем другим, чем то, что мы наблюдаем сейчас на базе «Запада», где оно, в соответствии со свойственным ему формальным законом, также в значительной степени формализовалось.

Человеку, исповедующему иудаизм с его концепцией богоизбранного народа и жёстко регламентированными обрядами обязательными для исполнения не остаётся ничего иного, кроме как строить свою жизнь через призму религии. Государство же Израиль целиком построенное на иудаизме, безусловно является государством «Южного типа». По менталитету израильтяне принадлежат именно к «Югу». Они изначально были гораздо ближе к своим мусульманским противникам, чем к «Западу», хотя и вынуждены сотрудничать с последним именно по причине конфронтации с другими «Южными» общностями. (Конечно, в реальности всё несколько сложнее. Большая часть нынешних израильтян либо самостоятельно эмигрировала с Запада, либо оттуда эмигрировали их родители, и это также играет огромную роль в тесных связях Израиля с Западом. Но и противоречий между ними множество). При этом эта конфронтация является, по сути, внутренними разборками общностей «Южной модели», основанными на ключевых для «Юга» религиозных противоречиях.

Другое дело, что в последнее время в результате въезда в страну большого количества нерелигиозных людей, сформировавшихся не в еврейских общинах, продолжавших на всём протяжении истории оставаться островками «Юга», ментальные приоритеты израильского общества начинают постепенно трансформироваться. Однако, это процесс ещё далёк от завершения.

11. И это, не говоря уже о таких «перегибах», как утопление девушки по весне, бытовавшее в отдельных деревнях вплоть до 19 века включительно. Или о ночи на Ивана Купалу, в которую и по сию пору прыгают через костры, пусть и не зная об изначальных смыслах этого действия.

12. Скажем, в данный момент «Запад» пытается разделиться на две части – американскую и европейскую. Америка при этом проявляет вполне подростковые комплексы (что было бы простительно, учитывая её юный возраст, если бы не притязания на статус Самой великой демократии всех времён и народов), и постепенно выдвигает во главу угла «Силу», однако продолжая всё ещё оглядываться на «Закон». Тогда как Европа, за исключением некоторых правительств (но не народов) остаётся верной «Закону», который, правда, принимает всё более гротескные формы.