Илья Маслов (Massell)

Ярость Предков

Молодой мужчина некоторое время следил за сообщениями, вспыхивавшими на мониторе, а затем откинулся на спинку офисного вращающегося кресла. У него было около трех минут, чтобы отдохнуть от нудной беседы с клиентом, которому нужно было все объяснить чуть ли не на пальцах.

Как все это надоело! Да если бы не хорошие деньги и не перспектива повышения, черта с два он бы пошел сюда работать! Тем более, что сам он никогда не понимал людей, искренне любящих далекое прошлое...

Кабинет погрузился в тишину, нарушаемую лишь гудением приборов.

Все-таки странные сюда приходят люди: готовы отдать миллионы за сомнительное трехминутное удовольствие!

Тем более, что обычно никто столько не продерживается.

 

Солнце, еще только родившееся, когда начинался этот бой, уже клонилось в сторону закатного Океана. Разве его только безбрежные воды смогут остановить захватчиков... А чуть севернее, на самом горизонте, стояли дымные столбы: это догорала разоренная чужаками Бурдигалла, последний оплот тарбеллов, да и всех свободных галлов.

Послеполуденная жара терзала и без того измотанных поражением воинов. Фергус Гвинедд вытер пот со лба и сделал глоток из кожаной фляги. Затем он наклонился к распростертому на земле Нилу Фенну и попытался напоить раненого товарища, которого сам вынес из битвы. Однако тот уже приближался к порогу между мирами, и не смог сделать ни глотка. Взгляд умирающего лихорадочно блуждал. Неожиданно Нил приподнялся, словно увидев в небесах Инис Афлон, губы его что-то быстро зашептали, и жизнь покинула его. Фергус вздохнул, сложил ладони на рукояти палаша, воткнутого в землю и помолился про себя Эзусу, прося его не подвергать душу соратника слишком тяжелым испытаниям на пути к Острову Яблок. Хриплый женский голос заставил тарбелла вернуться к суровой реальности:

— Бурдигалла захвачена. Нам некуда больше идти.

Фергус повернулся к своей Уалде и равнодушно, как может только смирившийся с собственной участью, сказал:

— Да. Астуры за южными горами отказались принять нас. Это слова рига. Потому он, должно быть, и искал смерти...

Он замолчал, не договорив. Он понял, почему Уалда так согнулась, опираясь на копье. Дело не в усталости. Правая нога воительницы представляла собой от стопы до колена один сплошной очаг боли. Какой-то сраженный ею легионер, уже падая, сумел нанести своим мечом последний удар — и он оказался для Уалды более мучительным, чем даже смертельная рана.

Воительница перехватила его взгляд, опустила глаза и почти прошептала:

— Избавь меня от позора. Я не могу больше драться.

Одной рукой все еще держась за копье, второй она распустила ремень кожаного доспеха и обнажила грудь. Фергус закрыл глаза и тяжело вздохнул. В ушах у него гулко отдавалась пульсация крови. Словно издалека, донесся голос Уалды:

— Ну же! Я буду ждать тебя на Инис Афлон!

Рука Фергуса соскользнула с рукояти палаша и сомкнулась на кинжале. Больше не в силах думать, он нанес стремительный удар, и воинское мастерство не изменило ему: рухнувшая навзничь Уалда, скорее всего, была мертва до того, как коснулась земли.

Кровь в висках продолжала пульсировать, словно барабан, отбивающий марш. Фергусу показалось, что если он немедленно не сбросит с себя доспехи, он задохнется — такой судорогой свело горло. Высвободившись из своей единственной боевой защиты, он поднял с земли палаш Нила Фенна и вырвал из земли свой собственный. Звериный рык вдруг донесся до его слуха, и запоздало тарбелл понял, что это рычит, стиснув зубы, он сам. Не менее дикие звуки немедленно раздались поблизости — это остатки свободных галлов, услышав варварский призыв к последней битве, поднимались с земли и брались за оружие...

Фергус Гвинедд не помнил, как и когда он вновь оказался лицом к лицу с чужаками. Просто прямо перед ним встала стена квадратных римских щитов, и он отклонил один из них ударом палаша, чтобы попасть своим вторым клинком в открывшуюся брешь. Легионер свалился, и над его телом встал Фергус, рубя направо и налево. Его оружие разило римлян, словно молния Тараниса или молот Суцелла, и карканье ворон над полем брани казалось тарбеллу смехом кровавой Бадб.

Один из его палашей накрепко застрял в щите очередного легионера. Тогда Фергус, вцепившись обеими руками в оставшееся оружие, сделал сокрушительный выпад острием клинка, вонзив его в живот противника. Ноги римлянина оторвались от земли, когда тарбелл поднял его, словно страшный трофей, на палаше. Умирающий извивался, и кровь его рекой лилась на Фергуса, но тот не обращал на это внимания, потрясая человеческим телом, насаженным на клинок и хохоча, как безумный.

Затем что-то сбило тарбелла с ног, он попытался рывком вскочить, но страшная боль вспыхнула в его сердце, не давая подняться. Фергус Гвинедд тяжело рухнул в кровавую грязь, и перестал осознавать себя.

 

— Где я? — человек хотел было встать с жесткого ложа, на которое каким-то образом попал, но что-то помешало ему. С недоумением он оглядел комнатку, множество приборов, от которых к нему тянулись бесчисленные разноцветные провода... Особенно много их было соединено с каким-то подобием шлема, надетого на его голову. Наконец, взгляд человека остановился на молодом мужчине в белой рубашке с черным галстуком, который сидел в офисном кресле и чего-то, казалось, ждал. Лежащий повторил свой вопрос. В глазах молодого мужчины появилось раздражение:

— Приношу свои извинения, но вы были извещены о возможных проблемах. Вы что, совсем ничего не помните?

"Я Фергус Гвинедд, воин из племени тарбеллов... Хотя... А что, если это римский палач?"

— Не знаю.

Собеседник встал с кресла и освободил лежащего от всевозможных датчиков и нескольких упругих колец, удерживавших того на ложе. Затем заговорил снова:

— Так бывает в одном случае из тысячи. Лотерея своего рода... Кто же знал, что это произойдет с вами? Вы ничего не помните, Джеймс Аткинс?

— Я — Фергус Гви... - но договорить помешало странное ощущение. Словно из-за стены воспоминаний о жизни и смерти галла прорывались какие-то другие воспоминания. Воспоминания Джеймса Аткинса, "Стального Джея", профессионального боксера, восходящей спортивной звезды Соединенных Штатов Европы. "Что, во имя Тараниса, все это значит?!" — возмутилась та часть его сознания, которая все еще принадлежала тарбеллу.

Собеседник ждал, не говоря ни слова. Наконец, Джеймс покачал головой:

— Мне... очень трудно вспомнить...

— Ну хорошо. Мы выплатим вам компенсацию. А теперь слушайте внимательно: меня зовут Стив. Вы находитесь в лондонском представительстве компании "Digital Virtuality" из США. По вашим словам, вы всегда мечтали прожить хотя бы день в древнем мире, среди кельтов. А мы смогли предоставить вам куда большее: вы прожили там жизнь. В реальности это заняло две минуты. А там, в игре, протекли годы...

— В игре?

— Название, конечно, неудачное — несерьезное. Точнее было бы "интерактивная виртуальная реальность", но с конца двадцатого века это называется именно играми, по традиции. Благодаря этим вот проводам вы, как и множество других людей по всему миру, смогли пережить события многотысячелетней давности. Наша компания создала целую вселенную, охватывающую античный мир. Вы захотели быть кельтом, но вполне могли стать китайским чиновником, египетским работорговцем... или тем же римлянином...

Ненависть так явно отразилась на лице Джеймса, что Стив поторопился его успокоить:

— Ну, так или иначе, но это игра. Увлекательная, масштабная... Но она закончилась. И не рекомендую вам снова участвовать в ней, пока полностью не возвратится память. Вы, между прочим, поторопились: приди вы не сегодня, а через пару недель, была бы готова обновленная версия. Исправлены неточности в оружии, в тех же именах... К примеру, ваше имя, "Фергус", средневековое ирландское. Вряд ли так могли звать галла времен Юлия Цезаря. Ладно, я заболтался. В соседней комнате — ваша одежда, так что смотрите не выйдите на улицу в исподнем. — Стив позволил себе пошутить.

Дверь в помещение приоткрылась, и внутрь заглянул какой-то парень с прической под Элвиса Пресли, тоже в белой рубашке с черным галстуком:

— Стиви, я уже освободился. Ты долго еще?..

Стив повернулся на голос и расплылся в слащавой улыбке:

— Нет, дорогой, только разберусь с последним посетителем.

— А, понимаю. — взгляд вошедшего скользнул по развитой мускулатуре Джеймса Аткинса, и боксера передернуло, хотя он еще не понимал, в чем дело, точнее — не хотел верить в собственную догадку. Между тем Стив ответил вошедщему:

— Ничего ты не понимаешь! Мне, кроме тебя, никто не нужен.

— Верю, милый. Тогда я буду ждать тебя внизу. — "Элвис Пресли" закрыл дверь. Стив снова повернулся к оторопевшему Аткинсу:

— В чем дело? Я могу еще чем-то вам помочь?

— Ты... Вы говорили с ним... как с женщиной... Да и он с вами тоже...

Стив пожал плечами:

— И что? Скоро мы заключим брак.

— ЧТО?!.

— Ах да, вы же не помните... Впредь, если вам что-то покажется странным, сдерживайтесь, вас не поймут, а то и вызовут полицию. Наше общество давно забыло про предрассудки, мешавшие наслаждаться жизнью и быть тем, кем хочешь. Я даже удивляюсь, как нашей компании разрешили восстановить прошлое со всеми его фашистскими нормами!

Джеймс Аткинс опустил голову и свесил руки между коленей. Он и сам постепенно вспоминал все... Но Фергус Гвинедд не мог ни вспомнить, ни принять реалий будущего. И уж подавно тарбелл, привыкший выживать в сумраке кельтских лесов, не собирался умирать, уходить в небытие.

— Вы говорите, что я снова смогу принять участие... в игре? — спросил Джеймс, чтобы сказать хоть что-то.

— Разумеется! — за хорошими манерами Стива проглядывалось раздражение и нетерпение — Но на будущее, если вы захотите повторить, я бы рекомендовал вам выбрать римлян. Во-первых, в охватываемый игрой период побеждали абсолютно всех, или почти всех. Во-вторых, при их тогдашнем уровне развития вы вполне сможете умереть своей смертью в глубокой старости, то есть использовать игровое время по максимуму. Ну а в-третьих, вам будет легче снова адаптироваться к реальности. В конце концов, насколько я помню со школы, мировая цивилизация стоит на римском фундаменте.

Стив говорил еще что-то, но Аткинс уже не слушал его. Боксер встал с жесткого ложа и застыл. Та часть его, что принадлежала реальности, чувствовала, что вот-вот разрозненные воспоминания сложатся воедино, и почему-то боялась этого. Но Фергус Гвинедд не боялся. Он готовился встретить врага лицом к лицу. Даже если этим врагом окажется весь мир.

— Что с вами опять? — участливо спросил Стив, но тут перед мысленным взором Аткинса пронеслось все, когда-либо виденное им в жизни, и он застонал, обхватив голову руками, и стон этот перешел в вопль отвращения и ненависти.

Он вспомнил...

...Мертвые мегаполисы стали, бетона, асфальта и электричества, кишащие искусственной пародией на жизнь.

...Разврат, вседозволенность и вырождение одних, в то время как других терзала невообразимая нищета.

...Отсутствие Правды, ложь на каждом шагу, эфемерные общечеловеческие ценности, призванные загримировать невиданную плутократию.

...Вместо войн, благородных споров отважных мужей — столкновения толп взбунтовавшегося городского отребья и отрядов полиции, расстреливающих из всех стволов тех, кто посмел быть недовольными.

...И сам он, "Стальной Джей", на потеху дегенератов из "высшего общества", гнилых "светских львов" и "гламурных" богатых стерв, раз за разом выходящий на ринг, чтобы драться с таким же, как и он сам, мужчиной - настоящим мужчиной, ценящим силу, отвагу и риск!

Так жил он. Так жили поколения его предков, не видя ничего предосудительного в таком миропорядке. Но...

Но были и иные предки. Предки, от которых Джеймсу Аткинсу достались навыки бойца. Те, которые одевались в волчьи и медвежьи шкуры, приносили жертвы суровым богам Язычества под предводительством друидов, которые радовались славной гибели в бою и топили связанных мужеложцев в трясинах.

Красная пелена застилала взор Джеймса Аткинса. Прежде с ним такого не бывало, но зато Фергус Гвинедд хорошо знал, что это означает: священное безумие воина, заставляющее его с голыми руками бросаться на вооруженных врагов и разрывать их на части. Ярость Предков, сквозь тысячи лет взбунтовавшихся в своем потомке, развернула Джеймса к Стиву.

— Что... Что вы себе позволяете?.. Прекратите! Я вас не боюсь! — забормотал тот, а затем вдруг рванулся к своему столу и надавил на какую-то кнопку. В следующее мгновение пальцы Аткинса сомкнулись на его запястье. Один рывок — и оторванная рука Стива отлетела в сторону. Крик невыносимой боли прервался, когда стальной кулак профессионального боксера размозжил калеке череп. Забрызганный кровью, полуобнаженный, Аткинс, не зная, что бы еще сделать, вцепился в монитор, стоявший на столе Стива, и швырнул о стену.

Он прекрасно понимал, что обречен. Нажатием кнопки Стив наверняка поднял тревогу, да и в камерах слежения у местной охраны наверняка недостатка не было. Он безумен, более того — ярость Предков, охватившая знаменитого боксера, опасна для общества, в отличии от сумасбродства какого-нибудь "экстцентричного" художника, писателя-постмодерниста или модельера. И та часть его, что еще принадлежала Джеймсу Аткинсу, затрепетала от осознания близкой и неизбежной смерти. Но Фергус Гвинедд был спокоен.

Ведь только смерть отделяла его от садов Инис Афлона, где он снова встретит рыжую Уалду из племени тарбеллов, населяющих славную Бурдигаллу.