Те, кто хорошо кушает

Где-то в Африке умирал негритенок. Сколько дней он был лишен живительной пищи, целебной влаги он не знал – безжалостное солнце выжгло у него ощущение времени. Жирные трупные мухи це-це кружили над ним, сужая круги, словно стервятники.

Он лежал на спине, полуприкрыв глаза воспаленными веками. Едкий пот струился по лицу, но язык распух, застрял в горле и он не мог слизнуть даже эти ядовитые капли. Дрожащее знойное марево обещало, что ждать осталось не много.

Неожиданно робкий ветерок коснулся его обожженного тела, легкая тень на мгновение заботливо прикрыла его от смертоносного светила и жара, казалось, пошла на убыль. Негритенок изумленно открыл глаза, и взгляду его открылась удивительная картина. На запорошенном снегом бархане в запряженных оленями санях стоял толстый бородатый старик и красной меховой шапкой вытирал с лица пот.

- Эх, Африка, укуси меня белый медведь! – с шумом выдохнул он. – Здравствуй, малыш. Узнаешь меня?

Негритенок ошарашено замотал головой. Дед стушевался и, казалось, обиделся. – Ну как же, я ж Санта Клаус! – растерянно фыркнул он. – Дедушка Мороз по-вашему…

Негритенок непонимающе застонал, попытался приподняться, но сил на это уже не осталось. Истолковав это как очередное проявление неуважительного непонимания, старик ворчливо поведал о том, что раз в год – аккурат под новый год – выбирается он из заснеженной Лапландии на оленьей упряжке, и несут его быстроногие скакуны по миру. С веселыми новогодними песнями мчатся дедморозовы сани; звенят хомуты бубенцами, олени трубят, а он сам горланит во все горло «Merry Christmas» и «В лесу родилась елочка».

- Ну, понял наконец? - Пэр-Ноэль снова промокнул лысину шапкой. Собеседник глядел на него с надеждой. «Так-то лучше!» - подумал кудесник.

- А знаешь что у меня в мешке, малыш? – довольно усмехнулся он. Получив, как и ожидалось, отрицательный ответ, довольно рассмеялся. – Подарки там, дурачок, подарки! Один лишь раз в году – сегодня, в этот праздничный день – я дарю подарки детям! Хорошим детям: добрым воспитанным мальчишкам в коротких штанишках, девчушкам-хохотушкам в белых бантиках – всем-всем-всем, кто целый год прилежно себя вел и хорошо кушал…

На этих словах добродетель стрельнул глазами на изможденное тельце, стушевался. Бормоча под нос «укуси меня белый медведь», полез за пазуху огромной красной рукавицей, порылся, смешно извиваясь, потом догадался снять варежку и извлек, наконец, помятый засаленный, мелко исписанный листок.

- Так, что у нас? – Мороз нахмурился. – Разрази меня белый медведь! А ты, оказывается, плохо кушаешь!? – воскликнул он. Глаза его сверкнули. – Ах ты, дрянной мальчишка!

Несчастный негритенок весь сжался, зажмурился.

- Не видать тебе в этом году подарка, пусть заклюют меня пингвины! – свистнула плеть, и под истошное оленье ржание сани взмыли в небо…

Мальчик и девочка, два очаровательно пухленьких ребенка, утомленные подарками, устроились возле нарядной новогодней елки. В грудах ярких скомканных оберток мальчик елозил по полу новеньким грузовичком; девочка же баюкала у груди куклу. Внезапно окно распахнулось, в комнату ворвался маленький смерч пушистых снежинок. Девочка от неожиданности взвизгнула, а ее братец даже отпустил машинку и она укатилась куда-то под диван.

- Эге-гей, ребятишки! – захохотало за окном. – А кто это к нам приехал? В красном кафтане, на оленях, да еще и с мешком подарков!?

- Дедушка Мороз! – радостно запищали дети.

- То-то же, укуси меня белый медведь! – засмеялся, заглянув в окно, красноносый старикан. – А что у меня для вас есть?

- Подарки! – хором воскликнули мальчик с девочкой.

- Подарки! – расплылся в улыбке Дед Мороз. – Подарочки для детей, которые хорошо кушают!

Он развязал тесемки на заветном мешке и, покопавшись, извлек оттуда пару подарков. Бросил их детям и, радостно хохоча, со свистом умчался.

- Ви-и-и! – счастливо завизжали дети и бросились к своим подаркам. Мальчик подбежал первым и со счастливой улыбкой принялся подкидывать его и ловить, словно мячик. Девочка, не долго раздумывая, схватила оставшийся за уши и впилась зубами в приплюснутый нос картошкой. Она грызла его, громко чавкая, размазывая по лицу еще теплую кровь, а на нее непонимающе глядели выбеленные солнцем мертвые глаза.