Котеночек и Иисус

Я знаю массу душераздирающих рождественских историй. Вот, например, такая: маленькую, бедненькую кошечку, совсем еще котеночка, выбросили на улицу. А за окном, сами понимаете, снег, метель, по законам рождественского жанра! Но тут - чу! – по улице идет маленькая девочка с мамой! Идут себе, идут, никого не трогают. На них по пикирующей с неба валится Иисус - он невидим и неосязаем, но обладает сильнейшей нейро-лингвистической мощью. И он программирует девочку свернуть туда, свернуть сюда, пока та не натыкается на бедного, замерзающего котеночка.

– Ой, мама! Смотри, какой чудесный хомячок! – восклицает сердобольная девочка. – Ему же холодно, и он замерзнет до смерти, если мы его тут оставим! Давай возьмем его домой, ну, пожалуйста!

А уж хомячок-то, почуяв девочку (он этих девочек ощущает на уровне феромонов!) – уж и так повернется, и эдак раскорячится, и хвостиком подмахнет, и ластами похлопает, и в рожок задудит, еще больше возбуждая кроху.

Парящий над ними, замаскировавшийся под облако выхлопных газов Иисус, знамо дело, умиляется, внимательно наблюдая за происходящим, чтоб нашей брошенной на произвол злой судьбинушки морской свинке обрести добрую и ласковую хозяйку – и дом, милый дом!

Но тут вступает главный антагонист нашего рассказа – девочкина мама:

– Не пущу в дом поганого кролика! Он же нам, понимаешь, всю квартиру изгадит, паркет исцарапает своим педикюром, да еще постоянно будет пытаться нас всех оттрахать! Нет уж, пусть лучше тут замерзает, кобель ушастый!

– Но мама... – хнычет девочка, а кролик затравленно, жалобно так, оглядывается, ушки прижал, хвостик мелко-мелко дрожит, в глазах, покрасневших от слез – нечеловеческая тоска.

Девочка, глядя на него, чуть не плачет:

– Ну маа-а-а-ма! Он не будет гадить, честно-честно! Мы посадим его в клеточку, и он будет смирненько сидеть на жердочке, я научу его разговаривать – мамочка, если оставить попугайчика на снегу, он заболеет воспалением легких и умрет! И тогда нам будет очень сложно научить его говорить. Помнишь, у нас уже был один, купленный на птичьем рынке – мы его учили-учили, а он молчал, как рыба об лед, а потом знакомый ветеринар сказал нам, что это вовсе не волнистый попугайчик, а трясогузка, раскрашенная акварельными красками. Помнишь, мы ее выкупали, убедились, что птичка лингвистически безнадежна, и из жалости свернули ей шейку! Так что решай давай быстрее, а то и с этим облом выйдет, как в прошлый раз!

Но Иисус видит, что диалог этот бесперспективен, и что птичке при таком раскладе ничего не светит, а потому, зажмурив глаза и наспех перекрестившись, роняет мамаше на голову кирпич с ближайшей крыши.

Препятствие на пути брошенной на мороз зверушки к теплому семейному очагу устранено, девочка берет совсем уже окоченевшего щеночка под мышку и несет домой.

Им вслед, с любовью и нежностью, радостно глядит Иисус и незримо машет десницей на прощанье.

"...Да, дочка, вот так все и было", – тихо произносит из-под мышки пропавший три года назад, и только что волшебным образом вновь обретенный девочкой папа.– "Мама тебе рассказывала правду: я действительно был мужественным летчиком-испытателем и мой самолет потерпел ужасную аварию! Все думали, что я геройски погиб, а на самом деле я вот уже третий год валяюсь тут в снегу, и ни одна сволочь не помогла мне встать и отряхнуться! Это просто чудо, что ты совершенно случайно наткнулась на меня и вызволила из кошмарного ледяного плена – но ведь на то оно и Рождество, чтобы случались такие вот невероятные вещи! Кстати, а где наша мама?"

У Иисуса при этих словах начинается небольшой нервный тик. Вспомнив про кирпич, Сын Божий испытывает легкие угрызения совести. Ему приходит в голову, что самое время ретироваться, а то сейчас начнутся всякие смехотворные претензии и неуместные вопросы. Люди – существа мелочные и глупые, они никак не могут понять, что даже у самого восхитительного Рождественского Чуда обязательно имеются какие-нибудь мелкие изъяны и побочные эффекты.

"Будьте счастливы и любите друг друга!" – торопливо кричит он напоследок девочке, ее папе и бьющейся в страшной агонии маме (последняя из эстетических соображений аккуратно накрыта черной шелковой простыней с вычурной надписью "Happy End").

Ангелы вдохновенно рвут струны своих позолоченных банджо, и под жизнерадостные звуки "Аве, Мария!" в кантри-аранжировке, Иисус уносится куда-то вдаль на лошади, в белой ковбойской шляпе, на фоне заходящего солнца.

Но тут из-за угла выскакивает шестисотый мерс, в нем сидят, в красных пиджаках, подпоясанные нарядными красными кушаками, с белыми ватными бородами и стрижеными головами, веселые Деды Морозы. Торопятся, везут детишкам подарки – а впереди, нарушая все правила дорожного движения, стремительно стоит у обочины Запор-развалюшка. В общем, совершенно бесстыдно подрезает он автомобиль с разносчиками детской радости, те аж вылетают на тротуар, давят в лепешку девочку, вместе с уже почти что отогревшейся и зачирикавшей канарейкой – впрочем, черт с ней, с девочкой, ведь про нее история уже кончилась, и ее дальнейшая судьба нас совершенно не интересует!

Тем более, после того, как от крохи осталась только кровавая лужица с косточками и мелкими осколками стеклянной банки, в которую добрая девочка подобрала выплеснутую из прорвавшейся канализации и уже почти совсем околевшую на безжалостном снегу золотую рыбку.

В общем, Запору-то что, Запору ничего. Только двери отвалились, да двигатель на асфальт выпал и на части рассыпался - ну так не впервой ему, с ним такое каждые сто километров пробегу случается. Да и водила – дедок старый, жопа хитрая, – тут же дуба дал с перепугу, чтобы, значит, квартиры не лишиться в счет возмещения ущерба. А на Дедов Морозов бедных – так просто смотреть больно. В снегу валяются, на поцарапанный передний бампер мерина кидаются, причитают, горькими слезами обливаются:

"Ой, ты гой еси наша кормилица! Ах, ты наша последняя поилица! Да на кого ж ты нас покинула! Кто же нас теперь возить-то будет по деткам малым да раздавать-то подарочки? Ох, и досталося тебе от Запора клятого, ласточка ты наша сизокрылая!"

Воют они так, по земле катаются, бороды уже в клочья порвали и в рот их запихивают, в припадке безумия.

Но тут – чу! – с неба спускается Иисус.

В белой ковбойской шляпе и на лошади, от которых он не успел избавиться после предыдущего триумфального ухода со сцены. Прямо так, на коне, против направления движения, и опускается он к ним. Кобыла всеми четырьмя копытами пробивает ровно четыре дырки с рваными краями в крыше мерина и застревает намертво, раздавив правой задней ногой магнитолу Kenwood. После этого, со звуком, напоминающим барабанную дробь во время исполнения смертельного номера, наваливает на меринов капот огромную жидкую кучу с богатыми вкраплениями увесистых катышей.

Мордой лошадь бесцеремонно открывает багажник, и обнаруживает там мешок с аппетитной, свежескошенной травой, которую наши Деды Морозы везли в подарок детишкам. Лошадь жадно принимается за траву, а Иисус обращается к тихо звереющим от такого дела героям повествования с проникновенными речами.

– Утешьтесь, сирые и убогие! Блаженны ходящие пешком, ибо их будет Царствие Небесное. И притом, возможно, случится это много скорее, чем они на то рассчитывают! Вот, например, как для этой маленькой мертвой девочки на обочине и ее дохлого ежика! И не надо доставать свои пушки. Как говорят у нас на Диком Западе, "Не стреляйте в Иисуса – он базарит как умеет!" И за базар свой совершенно не отвечает! Эй, чуваки, я серьезно! Вы чего, оху...

– Вали патлатого!!!

– Пиздец тебе, хиппи!

Раздалось примерно две дюжины выстрелов, и Иисус, издав полный боли и отчаяния вопль, свалился с лошади. На его изрешеченную грудь печально опустилась забрызганная мозгами и уже не слишком белая шляпа.

Тут подала голос лошадь, которая как раз к этому моменту съела более чем достаточное количество травы, к тому же, несколько пуль попали мерину в бензобак, и тот наконец-то загорелся, а мешок с травой принялся окуривать окрестности густым жирным дымом, после чего у животного наступило просветление.

– Вообще-то, пацаны, Иисус – это Я, – сказала лошадь. – Как говорят у нас на Диком Западе – я имею в виду Ватикан – Вы убили не того парня! Но Я – истинно, истинно говорю вам, бля буду! – на вас не в обиде, с кем не бывает. Тем более, в этой дикой снежной стране, где поневоле станешь отморозком из-за чиста конкретных климатических условий. Особенно ходя с бритой головой по такой холодине!

И перестаньте щелкать затворами и нажимать на курки – у вас же кончились патроны! Я понимаю всю тяжесть и ужас вашего положения, и Мне безумно хочется как-нибудь вам помочь. А поскольку сегодня – канун Рождества, то помощь страждущим есть Мой священный долг! Поэтому, сейчас же прекратите лупить Меня своими бейсбольными битами и пырять финками, а лучше смиренно примите из рук Моих этот скромный подарок! – и лошадь протянула уже почти совсем отчаявшимся Дедам Морозам ключи от новенького лимузина, или как эта штука называется. В общем, такая длиннющая тачка, как у Киркорова – которая не вписывается ни в один нормальный поворот, и потому ездить на ней приходится в сопровождении бульдозера и асфальтоукладчика, чтобы в случае необходимости сравнять с землей и замостить какой-нибудь неудобно выпирающий угол.

– А где же сам лимузин? – спросили несколько одуревшие от происходящего страдальцы.

– Не знаю, – занервничала лошадь. – Вы хотите всего и сразу! А Я, в конце концов, обычный цирковой пони, хоть и Сын Божий. Ищите, и да обрящете! – назидательно заключила кобыла, взмахнула крыльями и улетела, унося с собой изувеченный Мерседес, который так и висел на копытах, застрявших в обивке салона.

– Лошадь абсолютно права, и не надо так грязно ругаться, – наставительно сказал, вставая и отряхиваясь, первый Иисус (возможно даже, лже-Иисус, как можно предполагать из нашего повествования!). – Конечно же, подаренные вам ключи от лимузина были своеобразным Символом, а саму машину моя лошадь подгонит ровно к полуночи, под бой курантов. Если, разумеется, не забудет – она, сказать по правде, весьма забывчива. А я ей напоминать не буду из принципа, потому что я вообще считаю, что тем, кто стрелял в Иисуса и пытался забить насмерть бейсбольными битами его любимую лошадь, дарить лимузины не стоит даже на Рождество.

Чудеса чудесами, но должны же быть какие-то разумные границы!

Дополнительные вопросы и задания по тексту, для обсуждения в кругу семьи или в воскресной школе

Перечислите в столбик все чудеса, произошедшие с героями по ходу рассказа. Сверьте свой список со списком соседа по парте. Обсудите различия.
За что была наказана мама девочки? Как именно ее наказал Иисус? Свой ответ подтвердите цитатой из текста.
И девочка, и мама по ходу рассказа умерли. Кто из них попадет в рай, а кто – в ад? Почему? Поясните свой ответ.
Почему лошадь подарила Дедам Морозам ключи от лимузина, несмотря на то, что те застрелили Иисуса? Как к этому отнесся сам Иисус? Приведите цитату из текста.