http://www.traditio.ru/krylov/cherti.html

Константин Крылов

Прогнать чертей

Памяти событий 1993 года

Всё познаётся в сравнении. История ничему не учит именно потому, что не имеет сослагательного наклонения - и ровно в той мере, в которой она его не имеет. Мы не знаем ничего о факте, если не знаем (или хотя бы не предполагаем), что было бы, если бы он не случился, или случилось бы нечто иное.

В большинстве случаев такое сравнение запрещено даже самой снисходительной методологией, но разум на то и разумение имеет, чтобы находить лазейки и сплавлять по ним всякие «незаконные способы суждения». Система таких лазеек, запрятанная в почву европейской культуры наподобие канализационных труб или подземных ходов, исподтишка придаёт (или предписывает, а то и приписывет) смысл истории. Например, концепция «художественного гения» основана на предположении, что «если бы этого человека не было, его шедевры никогда не увидели бы свет». Напротив, концепт «объективности научного познания» подразумевает, что «всё важное» будет кем-нибудь да открыто, причём не слишком поздно и не слишком уж дорогой ценой [1]. Статистика (а вернее сказать, подделывающиеся под неё способы рассуждения) разделяет факты на значительные и незначительные, которые при удалении из исторического континуума «ничего не меняют». Ранняя смерть Наполеона меняет мир, а смерть наполеоновского солдата не меняет почти ничего.

Все эти интеллектуальные конструкты кое-как сосуществуют (разумеется, в непрезентабельном виде, «на полусогнутых») с официальным догматом об уникальности исторического факта - и, соответственно, об абсолютной непознаваемости мира, в котором этот факт отсутствует.

И поделом: в самом деле, мир без некоторых событий мы не можем даже представить, а значит и познать.

Тем не менее, мышление об исторических априори иногда всё-таки возможно. Как оно возможно - пусть об этом думает какой-нибудь Кант, у него голова. Нам важно, что это экспериментально наблюдаемое явление. «Есть такие варьянты», относительно которых практически все сколько-нибудь вменяемые люди находятся в полном согласии - да, если бы это случилось, то было бы это так-то и так-то, и никак иначе. Откуда берётся такая уверенность - вопрос интересный (и заслуживающий в каждом конкретном случае специального рассмотрения), но всё-таки второй. Сначала нам надо заметить само существование этих пунктов всеобщего согласия - «да, всё было бы именно так». И уже потом, исходя из этого согласия, думать дальше.

Как известно, варианты «событий 1993» (равно как и 1991) годов практически не просчитываются: тут все сочиняют своё, а чаще и сочинять не пытаются. В самом деле, совершенно непонятно (то есть «не видно»), что случилось бы, случись Руцкому и Хасбулатову победить, и к чему привела бы та победа. Более того, и вариантов поражения у них было навалом - начиная с быстрой сдачи позиций в стиле ГКЧП («не кровь же лить»), и кончая чем-нибудь в стиле штурма Ла Монеда. Всё это неясно, а значит, вроде бы и говорить не о чем: «случилось то, что случилось», будем жить в том мире, который создан данным событием.

Тем не менее, зададимся сначала всё же одним гипотетическим вопросцем. Предположим: всё то же самое, что совершил Ельцин и его подельники в октябре 1993 года, совершили бы, допустим, коммунисты в девяноста первом. Теперь самый вопрос: как, в каком виде, в качестве чего «расстрел Белого Дома» фигурировал бы в антикоммунистическом мифе - российском, да и (бери выше) мировом?

На этот вопрос все почему-то отвечают одинаково. «У-у-у-у!»

Если всё-таки поподробнее, то: расстрел Белого Дома, с пулевым посвистом, с ударами снарядов, с пожарищем, с озверелыми подонками в форме, забивавших бегущих по подворотням [2], идеально смотрелся бы в качестве самого последнего и самого мерзкого (пусть даже и не «самого ужасного»), преступления проклятых коммунистов. Если угодно - образцово-показательного преступления «краснопузых», достойно венчающего антисоветскую мифлогию

О, что было бы! Многотонный ком пепла Клааса лёг бы на весы истории, навеки задрав вверх жалкую гирьку с надписью «1/6-1945-спутник-Гагарин». Все попытки сказать хоть что-то хорошее о советской цивилизации разбивались бы о каменно-непреклонное: «в конце концов красная сволочь трусливо и подло расстреляла Парламент России и убила ни в чём не повинных людей, убила трусливо, подло и жестоко». Уста Честных Людей бесконечно кривились бы в гримасе бесконечной боли и бесконечного презрения: «они убивали студентов, девушек, стариков, которые пришли защищать свободу... они расстреляли Правду прямой наводкой... они сожгли Белый Дом, этот символ Нашей Надежды...» С рефреном - «страна, где случилось Такое, не имеет права на историческое существование». «Танки-идут-по-Праге» органично слипались бы в сознании с поджогом Рейхстага [3] и Зимним Дворцом, извечная ненависть интеллигента к «подонкам в форме» нашла бы себе законченное выражение (о, я так и слышу - «вот за эти подворотни, где убивали мальчишек... этого - не забуду, не прощу, бей ментов, спасай Россию»), а Чёрный Белый Дом навеки стал бы запредельно ясным символом поруганной демократии: «Чёрная Книга Коммунизма» выходила бы с его изображением на шмуцтитуле. И т.д.

И, конечно - «после этого с ними нельзя ни о чём разговаривать: только через прицел, только прямой наводкой, не простим, не забудем».

А теперь вернёмся к реальности. В которой события вокруг Белого Дома стали настоящим праздником «российского образованного класса».

Говорилось и писалось на эту тему много. И я не буду утомлять читателя занудным перечислением того, что (а главное - как, каким тоном и какими словами) говорилось и писалось в те славные времена всякими «приличными людьми». Гораздо важнее то, что и сейчас, по прошествии десятилетия, они нисколько не изменили своих воззрений. Те, кто требовал крови, не только не раскаялись, но искренне желают продолжения банкета. Из подписавших знаменитое «письмо 42-х» [4] выразил некоторое сожаление, кажется, только один человек. Остальные хотели и хотят всё того же - и скорбят, что «тогда не удалось передавить всю сволочь разом». Валерия Новодворская до сих пор с ностальгическим умилением вспоминает вспоминает песенку:

Ах, наши танки на Полянке,
И дохнут красные поганки...

Или, как недавно в простоте высказалась одна милая интеллигентная женщина - «Десять лет назад наши танки расстреляли восставшую большевистскую сволочь».

Заметим это «наши танки» - словосочетание, для интеллигента почти немыслимое, оксюморонное. Кажется, ни одно событие в русской истории, в котором участвовали бы танки - включая Великую Отечественную Войну, уже давно проклятую и плюнутую всеми приличными людьми - не вызывало у приличных людей такого восторга, такого умилительного слияния с этими страшными, громыхающими железяками. «Наши танки», «наш ОМОН», всё - наше, всё - внезапно любимое. Только за то, что - «расстреляли большевистскую сволочь», «убивали красную сволочь».

Забегая вперёд, скажу - эпитет «красный» и приравненные к нему прилагательные играют здесь роль маскировочной сетки.

То, что «коммунистическая тема» пристёгнута к апологии расстрела Белого Дома просто за неимением лучшего, отлично знают обе стороны: и те, кто сейчас пьёт «по такому случаю» заправленный ананасом шампусик (или что они там пьют в своих найт-клабах), и те, кто пьёт горькую. Понятно ведь, что никакой «коммунистический мятеж» в классическом смысле этого слова тут и близко не валялся. Или, во всяком случае, «красных» тут нужно понимать очень уж расширительно - как «бедных», «аутсайдеров», «неприспособившихся», ну и до кучи «не смирившихся» с чем-то очень поганым, что творили и творят в Кремле.

Коммунистические лозунги, знамёна и даже слова звучали, но это был как раз тот случай, когда знаки изрядно меняли значения: красный флаг тянул в лучшем случае на метафору, на расплывчатый «символ протеста» (каковым он и был изначально), а не на твёрдое и определённое высказывание типа «мы хотим обратно в XXVI Съезд, верните нам брови Ильича». Чего не было, того не было. Красные знамёна подхватили ровно так же, как защищающийся человек хватает кирпич или лом, не очень-то думая, что созданы они были совсем для других надобностей. Срочно нужны были какие-нибудь подходящие символы, а сочинять их «по всей науке» было некогда. Взяли то, что было - а то, что оно оказалось красного цвета, значит не больше, чем цвет кирпича, за который схватился избиваемый бедолага.

Точно таким же «первым попавшимся предметом» были и пресловутые белодомовские лидеры, Руцкой и Хазбулатов (не говоря уже об остальных). Я не знаю, кажется, ни одного человека из моих знакомых, который шёл бы в Белый Дом защищать «права Руцкого на президентское царство». Некоторые воспринимали его как «символ сопротивления», и надеялись, что он будет какое-то время справляться хотя бы с этой - честно говоря, не такой уж и сложной, «просто молчи и надувай щёки» - ролью. Ничего большего от него не ждали: харизма у него если и была («лётчик, афганец»), то минимальная, на донышке [5].

Что касается чеченца Хазбулатова, то его популярность, если можно так выразиться, была совсем уж странного свойства: с одной стороны, он был известен как чванливый и неумный «нацкадр» советского разлива, с другой - как чеченец (а страх перед чеченцами был уже тогда практически всеобщим [6]). В сознании сторонников Верховного Совета эти два минуса кое-как складывались в некий неуверенный плюс: «ну да, он дурак, но он же ведь чеченец, крутой, они знаешь какие», с одной стороны, и «ну да, он чеченец, но не бандюк же, не отморозок» - с другой. Плюс этот еле держался: Хаса было очень сложно любить, да никто в этом особенно и не усердствовал.

В принципе, Руцкой и Хас были и оставались «начальничками», за которыми пошли только потому, что они были (нет - показались) несколько менее омерзительны, чем начальники кремлёвские [7]. Скорее всего, они это понимали - и в случае гипотетической «победы» (то есть смещения Ельцина) их пути очень быстро разошлись бы с теми людьми, которые были готовы за эту победу драться. Чем бы всё это закончилось - Бог ведает. Скорее всего, ничего хорошего из этого бы не вышло. Многие откровенно надеялись на то, что «и от этих избавились бы под шумок».

Несколько более основательным будет мнение, согласно которому защитники Белого Дома «сражались за законность». Тот же Руцкой рассматривался многими пришедшими к Белому Дому как «законный Президент» - «согласно решениям 7-й сессии Верховного Совета от 22 сентября 1993 года». Это было важно, куда важнее самой личности Руцкого. Точно так же, звание Хасбулатова - Председатель Верховного Совета - было куда существеннее и весомее, чем Хас как таковой. Законность власти Верховного Совета была не главной, но всё-таки очень значимой темой - равно как и то, что Ельцин был законным образом отстранён от власти (решением Президиума ВС от 21 сентября). Не то чтобы люди «пришли защищать закон» - нет, конечно. Но для них было важно, что они на стороне Правильного Закона, то есть «чего-то правильного и хорошего».

Интересно, что со «строго правовой точки зрения» оно всё так и есть. Именно в силу этого обстоятельства, а вовсе не ельцинского доброхотства, пришлось выпустить всех пленных деятелей ВС. Их просто невозможно было судить по закону - по крайней мере, по тем законам, которые были тогда. Убить же их «как простых смердов» было тоже нельзя, и это все понимали. Во-первых, смерть - это было как раз то, чего не хватало тому же Руцкому до «становления себя заметной фигурой»: у оппозиции появился бы «портрет на знамени», чего тогда всё-таки побаивались [8]. Во-вторых, убийство начальников такого уровня (а Руцкой и Хаз всё-таки оставались начальниками «по касте») могло вызвать совсем уж непредсказуемые последствия: это значило бы нарушить негласный консенсус российских элит, согласно которому в России есть небольшое количество самых главных людей, которых убивать нельзя никогда и ни за что [9]. Нарушение этого консенсуса могло бы иметь непредсказуемые последствия. Поэтому я уверен - случись Руцкому и Хасбулатову и в самом деле погибнуть в Белом Доме, их смерть непременно списали бы на самоубийство или на какую-нибудь «перестрелку среди своих».

Разумеется, «на будущее» были приняты юридические меры на сей счёт. Ельцинская «конституция», главный трофей Победы-1993, предусматривает «суперпрезидентскую власть». То есть власть, ограниченную только силой (или бессилием) самой этой власти, «власти-сколько-могу-сама-съесть».

Понятное дело, сама идея «законности» оказалась отныне навсегда дискредитирована - вместе с идеей «законодательного органа». Всем стало один раз и навсегда понятно, что случись парламенту (любому парламенту, заседающему при этих) сделать хоть что-нибудь, что не понравится исполнительной власти - исполнительная власть его расстреляет. Или, по крайней мере, она всегда может это сделать. Это понимают все - начиная от «господ депутатов» и кончая последним бомжом. Всем - один раз и навсегда - объяснили, что власть бывает только одна: власть винтовки, пушки, танка и гранатомёта, и по-другому не будет.

Поэтому никаких законов, заслуживающих хоть толики уважения, в России отныне быть просто не может. «Закон рфе», как его понимает народ - это всегда что-то невыносимо гадкое, проституированное, какая-то сучья бумажка, выписанная ворьём для своих воровских дел, чёртовым молочком да бобровой струёй, подмахнутая задним числом через заднее место, «чёртова грамотка», а не Закон, по которому можно жить.

Это, разумеется, не отменяет того факта, что в реальности (с позднесоветских ещё времён) важнее и приоритетнее любого «закона» - «подзаконные акты» («акты» - то есть какие-то торопливые и нечистоплотные совокупления под защитой грязной парусины какой-нибудь «конституции»), важнее их - «инструкции» (не иначе как самим чертом писаные), а превыше их всех - настроение правоприменителя, то есть любого мента, любого чиновника-обиралы, какой-нибудь «санинспекции» и «пожарной части», любой ленивой тётки «с правом подписи», вообще любого чмыря и гнебещука, оказавшегося по ту сторону прилавка-баррикады, разделяющего социальных победителей и социальных побеждённых. Но в советское время ещё была надежда на «законность», хотя бы как на идею, пусть несколько испорченную «правоприменением». Теперь же и самые основания права воняют парашей.

Некоторые усматривают в таком положении дел известные преимущества. В самом деле, получившаяся система оказалась стабильной и даже позволяет проводить в жизнь «всякие разные мероприятия» - в том числе и полезные. Путинская власть, собственно, и основана на идее «полезного использования» ельцинских механизмов. Увы, в том-то и состоит её изначальная ущербность: такое нельзя «полезно использовать» даже с самыми лучшими намерениями. Настоящий, непиарный национальный успех базируется на народном ощущении причастности к совершающимся в стране делам. Народ же сейчас более чем безучастен: он брезгует поганой «эрефией» и всеми её делами. Противно даже прикасаться к мерзости эрефского государства, к его забрызганному кровью и фекалиями «устройству». Власть нашла своё последнее тайное прибежище в собственной отвратительности. Она не столько даже страшна (хотя и это есть), сколько невыразимо гадка, и именно поэтому как бы даже терпима. Для того, чтобы её сокрушить, до неё надо хотя бы дотронуться, а это мерзит. Как говорил Набоков про гоголевского чёрта, «никакая сила на свете не заставит раздавить его голыми руками» - а руки народа голы.

Поучительно и символично полное отсутствие «религиозного колорита» в событиях 1993 года. Несмотря на то, что многие защитники Белого Дома были православными, и это было достаточно важно для них, никакого манипулирования - даже в благих целях - «священными символами» не было: условно говоря, иконы в окнах Белого Дома не выставляли. (Это, конечно, не значит, конечно, что «религиозного измерения» в этих событиях не было совсем.)

Отдельный интерес представляет церковно-институциональная сторона дела. Российская Православная Церковь с самого начала встала на позиции «примирительницы страстей» - тем самым, во-первых, обозначив происходящее как «страсти», а себя - как носителя «разумного начала». Тогда подобная позиция казалась политически выигрышной - или, как минимум, беспроигрышной. Первооктябрьские переговоры в Свято-Даниловском монастыре, проходившие при личном посредничестве Патриарха (он предложил свои услуги 28 сентября и сразу же был услышан), и особенно их частичный успех (на следующий день были подписаны какие-то соглашения о «нормализации обстановки») были восприняты как крупная политическая победа Церкви.

В принципе, церковная позицией была вполне осмысленной и дальновидной. Если кровопролития не случилось бы, Церковь получила бы право говорить о себе как о силе, «остановившей кровавую бойню», или даже сразу - «гражданскую войну». Это сделало бы Церковь полноправным и легитимным участником большой российской политики. Однако, поставив не на тот сценарий, РПЦ проиграла бы всё нажитое было добро. Поэтому, когда уже стало ясно, что мирный процесс срывается, была предпринята последняя отчаянная попытка вернуть события в русло «умиротворения страстей»: 3 октября, после крёстного хода, Алексий II пообещал анафему «первому, кто прольёт кровь». (Споры о том, на ком же теперь лежит пресловутая анафема, не прекращаются и по сей день, хотя ведутся и не слишком интенсивно: всем ясно, что это «не очень серьёзно».)

Зато сервильное поведение Церкви после случившегося было не слишком дальновидным. Здесь советская выучка неожиданно подвела опытнейшего Алексия: следовало бы иметь в виду, что самые неприятные эмоции у победителей вызывают не побеждённые и не союзники побеждённых (напротив, последние иногда неожиданно выигрывают, особенно если положение победителя непрочно и ему позарез нужно спокойствие), а те, кто мешался и путался под ногами.

В известной русской сказке лиса, уже спасшаяся от охотников, репрессировала собственный хвост, который цеплялся за репьи и мешал ей бежать. Так и здесь: ельцинские, несмотря на подчёркнутую лояльность Патриарха, навсегда зачислили его в категорию тех, кто мешал, чего-то вякал и «таскал нас на переговоры с этой сволотой». Это имело предсказуемые последствия. С этих самых пор программа «православного возрождения Руси» (находившаяся на рассмотрении верхов примерно с 89 года как один из возможных сценариев окучивания местного охлоса) была снята с повестки дня. Церковь, конечно, не лишили никаких «земных сокровищ» - но всякие, даже декоративные, попытки отклониться от генеральной линии - без чего было бы невозможно обойтись при сколько-нибудь реалистичном сценарии «возрождения» - были жёстко пресечены. «При царе Борисе» Патриарха выпускали, когда надо было сказать «дорогим россиянам» что-нибудь нейтральненькое.

Отсутствие внятных позитивных символов (я уже не говорю о «позитивной программе») с лихвой восполнялось ясно выраженным негативом. Люди, шедшие к Белому Дому, шли туда с одним намерением - свергнуть власть Ельцина, «чертей прогнать», как выразился пожилой мужик, вёзший меня к Белому Дому.

Под «Ельциным», разумеется, понимался не только конкретный Борис Николаевич, но ЭТО ВСЁ - то есть тот режим, который установился после 1991 года.

Это вовсе не означало, что кому-то нравился Горбачёв или Брежнев. Речь шла только о том, чтобы прекратить ЭТО. Что такое «Это», никто толком не понимал - точнее, разных мнений на этот счёт было немало, но все понимали, что «тут уж не до теорий».

Теоретики, впрочем, тоже находились. Чтобы не ходить далеко: я сам отправился на место событий с дискетой, на которой была моя статья «Россияне и русские» - с полным и исчерпывающим, как мне тогда представлялось, объяснением происходящего, и двумя распечатками того же текста - заинтересованным, для экстренного ознакомления.

Разумеется, не на месте: я был тогда уверен, что Белый Дом будет стёрт в пыль, или уж, во всяком случае, взят - а всех, кого там найдут, убьют. Я, однако, рассчитывал, что удастся уйти коммуникациями, «а вот там дальше посмотрим». Потом те, кто там был (я опоздал примерно часа на полтора), объяснили мне, какая это была дурь. Но что поделать - я и сейчас думаю, что в некоторых важных вопросах лучше быть правым, чем умным. Особенно если понимать под умом то, что обычно подразумевают черти.

Тогдашние мои воззрения на происходящее не очень изменились. Я до сих пор считаю, что «по большому счёту» был прав - а потому и предлагаю дайджест той самой статьи.

Я тогда рассматривал события вокруг БД как очередной эпизод этнического конфликта, который, собственно, и определяет историю России последних столетий. Кому интересны подробности, может сходить по приведённой выше ссылке. Сейчас я не стал бы защищать изложенную в этом тексте точку зрения [10].

Тем не менее: принимая или не принимая во внимания мою старую теорию, я осмелился бы настаивать на одном - конфликт невозможно понять иначе, чем в этнических категориях.

1993 год был восстанием - слабым, неудачным, несвоевременным - русских людей против Неруси. То есть против всего того, что сейчас захватило власть над Россией и что её уничтожает.

В этом смысле, констатированное выше отсутствие «позитивной программы» восстания 1993 года не является дефектом.

В нынешней российской ситуации сама идея «позитивной программы» ложна - и даже смешна.

Дело ведь не в том, что нам, русским, нужен некий план «российского национального возрождения» или «национального спасения», который мы - вот незадача! - никак не можем изобрести. Дело только в том, чтобы прогнать чертей - то есть отстранить от власти Нерусь и её слуг.

Никакой «программы возрождения России» не нужно. Точнее говоря, никакая реалистичная программа «возрождения» невозможна без победы над Нерусью - а в случае победы она будет уже излишней. Главное - вернуть русским людям власть над своей страной, дать им собственность, позволить жить своим умом и иметь национальное достоинство.

Всё остальное сделают они сами.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] В этом отношении культ Эйнштейна подозрителен хотя бы тем, что он имеет все признаки «культа гения», как будто СТО и ОТО является не столько «объективным знанием», сколько художественными творениями «гениальной кисти» - что волей-неволей наводит на мысль о ненаучности (или хотя бы сомнительной научности) этих интеллектуальных конструкций.

[2] Попробуйте, прочтите это как цитату из либеральной газеты - правда ведь, выходит естественно и гладко, как лепёшка из бурёнушки, а?

[3] Который, по мнению многих моих знакомых, тоже устроили коммунисты: «ну не сами, так через Гитлера устроили, всё равно эти подонки хуже Гитлера, хуже всех», как объясняла мне однажды одна милая девушка из РГГУ.

[4] Некоторые цитаты из этого замечательного документа (выделения мои):

«Произошло то, что не могло не произойти из-за наших с вами беспечности и глупости, - фашисты взялись за оружие, пытаясь захватить власть. Слава Богу, армия и правоохранительные органы оказались с народом, не раскололись, не позволили перерасти кровавой авантюре в гибельную гражданскую войну, ну а если бы вдруг?.. Нам некого было бы винить, кроме самих себя. Мы "жалостливо" умоляли после августовского путча не "мстить", не "наказывать", не "запрещать", не "закрывать", не "заниматься поисками ведьм". Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми. Добрыми... К кому? К убийцам? Терпимыми... К чему? К фашизму?

[...] Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии? [...]

1. Все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений должны быть распущены и запрещены указом президента. [...]

3. Законодательство, предусматривающее жесткие санкции за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти, за призывы к насилию и жестокости, должно наконец заработать. Прокуроры, следователи и судьи, покровительствующие такого рода общественно опасным преступлениям, должны незамедлительно отстраняться от работы.

4. Органы печати, изо дня в день возбуждавшие ненависть, призывавшие к насилию и являющиеся, на наш взгляд, одними из главных организаторов и виновников происшедшей трагедии (и потенциальными виновниками множества будущих), такие, как "День", "Правда", "Советская Россия") "Литературная Россия" (а также телепрограмма "600 секунд"), и ряд других должны быть впредь до судебного разбирательства закрыты. [...]

6. Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве не стал похожим на тот позорный фарс, который именуют "судом над ГКЧП".»

Здесь обращает на себя внимание постоянное поминание «национализма» (всем понятно, какого именно). Это даёт ключ к пониманию произошедшего - как национального конфликта.

[5] Хотя, когда уже всё было кончено, я слышал пьяные разговоры опоздавших (как и я) к раздаче - про какие-то вагоны, набитые «сослуживцами Руцкого», которые, дескать, ехали «выручать командира». Скорее всего, это уже были утешительные байки, разговоры в пользу проигравших, «вот если бы мы ещё чуть-чуть».

[6] Вообще, животный страх перед кавказцами и особенно чеченами был и остаётся системообразующим фактором для российского общества «после 1991 года».

Не следует, кстати, думать, что этот страх сколько-нибудь преодолён. Во всяком случае, на бытовом уровне он скорее укрепился.

Вот очень свежая история, произошедшая в 2003 году:

«...В двери, минуя длинную очередь, влетает дамочка с четырехлетним ребенком на руках. За ней столь же стремительно входят ее мама и какой-то мужик. Охранник на входе просит встать в очередь, она, оттесняя его, сообщает, что у них заказан столик.

Через минуту выходит к охраннику менеджер.

- Ты зачем ее пустил? Ну что она будет делать в зале, с ребенком? И так тесно, поднос на них еще опрокинут..

- Так у нее столик заказан.

- Ничего у нее не заказано.

Офигевший охранник заходит в зал и начинает разбираться вместе с менеджером.

Дамочка что-то вопит, и после пятиминутной перебранки вылетает из зала. За ней следуют мамаша с мужиком.

Охранник занимает прежнее место:

- Не.. Ну вы прикиньте.. Она заявила, что ее муж чеченец, и ее по этому случаю пропускают везде без очереди...»

Поразительно здесь то, что даму сделавшую столь ответственное заявление, всё-таки осмелились побеспокоить.

В этом смысле нынешняя тенденция укомплектования внутренних войск России (то есть всё той же «ментуры», всё более приобретающей черты оккупационной армии) именно кавказцами и особенно чеченцами вполне закономерна. Интересно, разрешат ли им носить шашки?

[7] Впрочем, я не исключаю, что тот же Руцкой - улыбнись ему удача - смог бы стать чем-то большим, чем то сервильное существо, которое мы сейчас имеем неудовольствие наблюдать. Ситуация делает человека не в меньшей степени, нежели человек ситуацию - в особенности это касается «лидеров». Керенский после семнадцатого тоже выглядел довольно-таки жалко, а ведь повернись дело чуть иначе - остался бы под солнцем истории «известным своей непреклонностью».

[8] Напротив, тот же Рохлин был опасен именно как «реальный человек», который что-то мог сделать, только пока был жив.

[9] Интересно отметить, что этот список крайне невелик и весьма элитарен. Например, депутатов российского парламента убивать можно. На сей раз я не имею в виду белодомовские события: речь идёт о Госдуме. В период с 1994 года (в Химках убит депутат ГосДумы РФ первого созыва Айздердзис) и вплоть до 2003 (убийство Юшенкова) было застрелено 13 человек - не много, но и не мало, «заметненько так - для тех, кто понимает». Политиков регионального уровня отстреливают периодически - в том числе губернаторов и приравненных к ним лиц. Разумеется, все эти убийства остались безнаказанными. Однако, лица, хотя бы побывавшие на вершине властной пирамиды, остаются неприкосновенны: похоже, потенциальные убийцы хорошо знают, что «в известных случаях» их найдут, и судить будут неформально, без адвокатов.

[10] Хотя, например, тот факт, что желательная численность русского населения, которое, по мнению западных лидеров, «может себе позволить Россия», странным образом совпадает с моими старыми прикидками количества «россиян» в России, произвёл на меня известное впечатление.

http://www.traditio.ru/krylov/nerus_1.html

Нерусь

Традиционная ошибка традиционного национализма состоит в том, что, выделяя нацию в качестве субъекта исторического действия, он не видит иных субъектов, действующих на той же арене. Отсюда представление о том, что нации может противостоять только другая нация.

Подобная теория хорошо описывает определённую часть исторических фактов, но всё же не все факты. Зазор обычно заполняется введением скрытых сущностей, то есть конспирологическими теориями разного толка. Например, классический антисемитизм, равно как и антимасонерия, понимают «мировое еврейство/масонство» примерно так же, как современная физика - «скрытую массу» Вселенной: нечто, ускользающее от восприятия и тем не менее действующее [1].

Несколько дальше заходят те, кто постулирует существование квазинациональных сущностей: например, Лев Гумилёв с его понятием «антисистемы».

Однако, проблему можно решить иначе, предположив, что нации и её интересам может противостоять любое сообщество, устроенное на любых принципах, и объединённое только «отрицательным интересом» по отношению к данной нации. Это, кстати, парадоксальным образом возвращает нас к основаниям националистического дискурса: французская «нация» как органическое целое против «аристократов» как «класса» [2], недолжным образом выделившегося из национального тела и паразитирующего на нём [3].

Специфика русской истории состоит в том, что на протяжении последних столетий русским как нации противостоит некое сложное образование, которое я предлагаю называть Нерусью [4].

Нерусь - это совокупность народов, классов, социальных групп, а также профессиональных, конфессиональных и иных сообществ, стремящихся подчинить, подавить или даже уничтожить русских как народ и Россию как самостоятельное государство.

Причины этого стремления не столь важны, и к тому же сильно варьируются. В сущности, они могут быть любыми - начиная от вполне рациональных, экономических соображений (например, желания «пограбить»), и кончая иррациональной, абсолютно беспричинной, «животной» ненавистью ко всему русскому. Следует понимать: когда речь идёт о ненависти, её объект всегда более важен, чем её конкретные причины [5].

Не нужно представлять себе это сообщество как «нацию», особенно в «биологическом», «расистском» её понимании - хотя бы потому, что в него входят и многие этнические русские [6]. В него же входят и такие экзотические образования, как, например, «правящие круги» (иногда очень узкие) некоторых государств, население которых при этом относится к русским индифферентно [7] или даже позитивно.

Особенно же скверно то, что так называемые «правящие круги» самой России довольно часто либо сами принадлежали к Неруси [8], либо, как минимум, были обязаны считаться с её интересами.

Важно понять, что в самом факте существования «антирусского сообщества» нет ничего оригинального. Сейчас, например, существует (и хорошо известно) «антиамериканское сообщество», куда входят самые разные силы - начиная от отдельных интеллектуалов-нонконформистов и кончая народами и государствами, сделавшими антиамериканизм частью своей идентичности [9]. Нерусь уникальна другим: это самое старое и самое сильное антинациональное сообщество из всех существующих на сегодняшний день [10]. Его история насчитывает несколько веков, причём практически всегда оно было сравнимо по своей силе и возможностям с русским государством и русским народом.

Несколько раз Нерусь захватывала (тем или иным путём) власть в России, после чего принималась подчинять себе или просто уничтожать русских. Последний раз это произошло в 1991 году, когда антирусски настроенная часть населения сумела, прикрываясь «антикоммунистическими» и «антисоветскими» лозунгами, захватить власть в стране.

Уникальность нынешней ситуации состоит в том, что если раньше Нерусь стремилась к подчинению и эксплуатации русского народа, то теперь она поставила своей целью его физическое уничтожение, вымирание (точнее, вымаривание) русских - с последующим присвоением природных (прежде всего минеральных) ресурсов «этой страны».

Именно поэтому в современной России единственной абсолютно запрещённой идеологией является русский национализм - будь он умеренный, «экстремистский» или какой бы то ни было другой.

Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать самые ходовые лозунги нынешнего режима. Эту интересную задачу мы оставляем нашим читателям. Впрочем, приведём один - но характерный - пример. Невинное вроде бы выражение «многонациональное государство» применительно к России означает лишь одно: нерусское государство, государство не для русских. Доказать это несложно: приведённое словосочетание используется как антоним слогану «Россия для русских». Заметим, что словосочетания «Франция для французов» или «Америка для американцев» ни у кого не вызывают ни малейшего отторожения, но «Россия для русских» (или Русская Россия) считаются «однозначно фашистскими», то есть абсолютно запрещёнными. Напротив того, «многонациональное государство» - это эвфемизм, маркирующий современную «Россию общего пользования», в которой хозяйничает Нерусь и допущенные ею «хозяйствующие субъекты».

Понятно, что любая идеология, сколько-нибудь терпимо относящаяся к национальным чувствам русских, сейчас называется «фашизмом» (культурные люди пишут прямо - «русским фашизмом») и подвергается обструкции. То, что во всём остальном мире (в том числе и «цивилизованном») национализм является необходимым фоном самого существования государств и народов, не только не принимается в расчёт, но и прямо отрицается.

Всё, что делалось и делается в «этой стране» после 1991 года (а на самом деле - много раньше), сводится к подавлению национального чувства русских людей. При этом любые нерусские «национальные чувства» поощряются и даже спонсируются [11]. Впрочем, слишком явные (то есть слишком поспешные) антирусские выступления тоже подавляются - в основном из соображений «сохранения единства страны». Кремлю - кто бы в нём не сидел - не хочется раньше времени терять Ямало-Ненецкий автономный округ.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Интересно, что подобное понимание практически тождественно не менее традиционному «дискурсу Судьбы и Провидения» - принципиально невоспринимаемой чувствами и (чувственным) разумом, но при этом действующей в истории сущности, «шествующей тайными путями и движущей тайными пружинами».

[2] В русской революции ситуация оказалась строго обратной: поскольку революционеры определяли себя как «класс» (разумеется, «угнетённый»), постольку их врагом оказалась именно что нация, в данном случае русская. Отсюда происходит и идея стратегического союза «русского угнетённого класса» с «угнетёнными нациями», приведшая к известным последствиям.

[3] Впрочем, честь открытия «антинациональных сообществ» принадлежит еврейской традиции, согласно которой «антисемиты» являются своего рода «нацией», противостоящей евреям. Согласно традиционным еврейским воззрениям, все антисемиты являются потомками одного человека, Амалека, царя амалекитян, не убитого вовремя во время еврейского завоевания Палестины.

[4] «Нерусь» (с ударением на первом слоге) - «народное» название для отчётливо «антирусских» народов и групп населения, прежде всего так называемых «чёрных» (то есть «кавказских» и «закавказских» диаспор, обосновавшихся в России). Я использую это слово как этносоциологическое понятие, дефиницию которого даю ниже.

[5] Такова психология сообщников или подельников. Несколько злодеев, решившихся на ограбление или убийство одного и того же человека, могут иметь к этому самые разные основания: один желает отомстить, другой - обогатиться, третий - испытать острые ощущения. Их объединяет не цель, а жертва.

[6] Сейчас, например, ряды Неруси пополнила «этнически русская» организованная преступность.

[7] Например, американцы, несмотря на почти вековую русофобскую пропаганду, относятся к русским без особой ненависти (хотя и без каких-либо симпатий). Но при этом американское «экспертное сообщество», равно как и политический истеблишмент, настроены крайне антирусски (хотя и по разным причинам).

[8] Классическим примером «антирусской власти» был, например, петровский период. Сейчас уже можно считать доказанным, что абсолютно все «петровские реформы» были бессмысленны или вредоносны и для русских как нации, и для России как государства. Понесённые же Россией жертвы (включая массовое вымирание русских людей) были чудовищны. Русофобия Петра I (доходящая до патологии) общеизвестна. Судя по всему, «старообрядческое» восприятие Петра как «антихриста» и «черта» полностью соответствовало действительности - если, конечно, рассматривать последнюю через призму русских национальных интересов.

[9] Америка, объявив войну так называемому «мировому терроризму», на самом деле подразумевала и подразумевает под последним именно антиамериканское сообщество, а отнюдь не «террористов вообще». Соединённые Штаты бомбят центры «мирового антиамериканизма». В этом смысле между уничтожением Югославии и афганской (или иракской) компанией нет никакой разницы - просто было найдено удачное название, достаточно чётко указывающее на «всех врагов Америки и всего американского», но не называющее их прямо.

[10] Более почтенную историю имеет разве что «мировой антисемитизм». Но, поскольку сейчас «антисемитизма» как организованной и сколько-нибудь успешной силы больше нет, Нерусь может претендовать на лидерство.

[11] Это касается не только «российской территории». Например, никого не удивляет, что министр культуры РФ пытался спонсировать чудовищный по форме и содержанию антирусский украинский фильм о Мазепе, а впоследствии лоббировал его показ в России.

http://www.traditio.ru/krylov/nerus_2.html

О критериях принадлежности к неруси

РАЗГОВОР С МИХАИЛОМ ЯКУБОВЫМ

Михаил Якубов:

Ясно что ваш текст в РЖ - агитка, не могущая претендовать на систематичность. Тем не менее - каковы внятные критерии включения в вашу-Нерусь и, обратно, в вашу-Русь? Есть ли, кстати, на основе этих критериев определяемая промежуточная, третья часть?

А то ведь пока легко с вашей подачи в Нерусь записать бабушек, продающих у метро пирожки на машинном масле (русские так не поступают), алкашей (злостно подрывают генофонд нации), не говоря уж о юридически оформленных преступниках (Украл? Сидишь? Тогда почему еще не забыл русский язык?). Это все вполне системные явления, коль скоро вы не ограничиваетесь исключительно властвующими и властвуемыми - а вы таким делением не ограничиваетесь, говоря об оргпреступности и т.п.

Иначе говоря - какие бывают русские? есть ли среди них богатые? вороватые? скупые? подталкивающие падающего ближнего? пекущиеся только о собственной выгоде? упивающиеся безнаказанностью? безрассудно рискующие чужими жизнями? и так далее.

Еще иначе - какие враждебные действия внутри группы русских-в-вашей-терминологии еще не являются причиной для исключения действующего из состава русских-в-вашей-терминологии, а какие -уже являются? Хоть примеры приведите, если нет концепции.

Здесь, конечно, краткого ответа может и не хватить. Тем не менее, хотелось бы видеть суть, а не воду.

В вашей большой статье на traditio.ru отвергнут как таковой даже критерий самоопределения. Не входит в противоречие с ее положениями лишь критерий идеологически/тавтологический -"русские - те, кто разделяет некоторую (изложенную в частности и в этой статье) русскую идеологию". Из этого может быть понята роль агитации в вашей деятельности - если это так, то без вашей агитации и русских в вашем понимании нет - но более внятным понятие не становится. "Наши это те кто знает что они наши". Или даже "Наши - это те, кто знает кто может считаться нашим" - тогда, выходит, я у вас вовсе тайную тайных выпытываю.

Если не ошибаюсь, одна из ваших мыслей - "Нерусь - это те кто систематически (или системно) противостоит Руси" (это не цитата, но, думаю, вы не станете возражать). Вопрос, еще иначе, в критериях этого противостояния -по каким вопросам, или в каких плоскостях, внутри вашей-Руси противостояния нет (или оно ослаблено), а снаружи, в паре ваша-Русь-Нерусь, оно есть? Причем, очевидно, что для того, чтобы ваша концепция обернулась не пустым словопереливанием, а чем-то осмысленным, необходимо придумать вопросы и плоскости, не имманентные любому и каждому общественному устройству. Или, по крайней мере, дать некое уникальное их сочетание, чтоб родился концепт, а не ловкий способ назвать известное нужным вам образом. Глупо будет сказать ваша-Нерусь богатая, а ваша-Русь бедная: это будет просто вопрос между богатыми и бедными, Русь тут ни при чем.

У меня нет плана вступать с вами в дискуссию о судьбах России, мне интересна ваша позиция, взгляд на этот вопрос.

Константин Крылов:

Тут придётся вкратце изложить теорию национальной идентичности. Совсем коротко это сделать не получится, но попробую.

Человек, являющийся частью некой нации, должен иметь в себе две вещи:

(а) Набор средств опознания и коммуникации с другими "своими" (грубо говоря, "чтобы принимали за своего");

(б) Ощущение принадлежности к ней (грубо говоря - радоваться её успехам и горевать по поводу её неудач и несчастий).

Эти критерии независимы. Штирлица немцы принимали за немца, но он им не был (по п. (б). С другой стороны, сентиментальный русский германофил, считающий себя "истинным патриотом Великой Германии", но не знающий немецкого языка и немецкой культуры, тоже немцем не является.

Разберём оба критерия более подробно. Важно иметь в виду, что набор коммуникативных средств, указанных в (а) - "чтобы принимали за своего" - может быть устроен по-разному. Для большинства народов в списке критериев значится язык, обычаи (второе обычно важнее), иногда - религия, или её национальная разновидность. В некоторых экзотических случаях в списке может присутствовать что-то ещё (например, антропологические признаки) или что- то отсутствовать (например, язык). Интересно, что сам список критериев, определяющих "нацминимум", входит в этот самый "нацминимум". Например, для русских очень важен русский язык (причём достаточно чистый: даже диалекты русского воспринимаются почти как "другие языки" - чего нет, например, в немецком, где верхнесаксонский диалект (хохдойч) считается "литературным", но не отменяет существования иных диалектов, иногда различающихся даже элементами грамматики). Напротив, два классических (до XX века) еврея могли говорить на разных языках, но критически важна была религиозная общность и связанные с нею обычаи. Для современных американцев для самоидентификации не столь важна чистота языка или религиозная принадлежность, сколько нахождение в общем культурном поле: смотреть в детстве одни и те же телепередачи, узнавать цитаты из фильмов, носить определённую одежду и проч.

Для русских в п. (а) входит, судя по всему, русский язык в качестве родного, некоторые общие обычаи, а также некоторый общий культурный багаж (в основном литературный). Внешность играет роль, но не определяющую.

Теперь о критерии (б). Он более важен, чем (а). Я бы даже назвал его "первичным" - поскольку без него (а) не имеет смысла.

Представьте себе англичанина, читающего газету, и вдруг натыкающегося на сообщение: "Английская сборная проиграла". Он цедит сквозь зубы "О, дьявол", и его настроение испорчено. При этом он относится к спорту совершенно равнодушно. Ему неприятно, что Англия в чём-то проиграла.

Теперь возьмём еврея, просматривающего газету и находящего упоминание о каком-нибудь акте антисемитизма. Он хватается за сердце, пьёт валидол, и звонит знакомым, чтобы сообщить о таком безобразии. Возможно, антисемитская выходка произошла на другом полушарии, и никак его лично не коснётся. Но -пострадали евреи, или могли пострадать евреи, или даже -"гои могут подумать, что евреев можно безнаказанно обижать". Поэтому он испуган, возмущён и негодует.

Вот наличие или отсутствия этого укола в сердце - "наших бьют!" -и является важнейшим для определения идентичности.

Тут нужны две оговорки. Во-первых, важно только само наличие импульса. У человека могут быть какие-то дополнительные соображения, по которым он может его в себе подавлять или "преобразовывать". Например, левый израильский интеллигент, читая об очередном теракте в Хевроне, старается думать так - "убили евреев, это ужасно... но ведь это справедливо, борьба палестинского народа, их надо понять..." и проч. Русский большевик, индоктриниванный идеями "пролетарского интернационализма", может искренне возмущаться "преступлениями русских держиморд против угнетённых народов России". Американский наркоделец, сбывая наркоту детям, забивает чувство национальной солидарности соображениями выгоды ("это грязный заработок, но это чертовски хорошие деньги!") И т.п.

Однако, есть существенная разница, "забит" этот импульс посторонними соображениями или его нет вовсе и человеку "действительно похуй".

Понятно, что "ощущение причастности" может быть разной силы. Если человек готов немедля перегрызть глотку любому врагу своего народа, действительному или воображаемому, то перед нами "ярый шовинист". Если ощущение причастности умеренное, но постоянное, то это просто "хороший немец", "хороший американец". Если оно слабое - то это "скверный немец", "непатриотичный американец". Если нулевое - это "чужой среди своих".

Вопрос: может ли это чувство быть отрицательным?

Очевидно, да. Человек может искренне радоваться поражениям и несчастьям какого-то народа, и, наоборот, огорчаться его успехам. Это чувство может быть как вызванным конкретными обстоятельствами (после "Аргентина- Ямайка -5:0" жители Ямайки будут некоторое время недолюбливать аргентинцев, но это пройдёт, когда те проиграют Венесуэле), так и долговременными факторами. В самом крайнем случае "отрицательное чувство" к некоей нации может стать частью национальной идентичности (и не только национальной, поскольку изложенное применимо к любым устойчивым сообществам) в смысле (а).

Например, в идентичность (в смысле (а)) современного армянина входит ненависть к туркам и "всему турецкому". Замечу, что для "ощущения в себе армянской идентичности" бывает достаточно иметь армянскую фамилию и не любить Ататюрка. Точно так же, в конструируемую сейчас национальную общность украинцев входит обязательная ненависть к "кацапне".

Ненависть к определённой нации или государству может объединять разные народы, классы, даже отдельных людей. (Ненависть к менее устойчивым сообществам просто не успевает сплотить сколько-нибудь заметное количество людей, о котором можно говорить.)

Обычно "отрицательные сообщества" включают в себя несколько народов в качестве стержня, а также классы, социальные прослойки, даже отдельных личностей. Они объединены общей ненавистью. Это очень своеобразный вид отношений, но он куда более распространён, чем кажется (я не случайно писал о психологии сообщников).

Возьмём, например, "мировое антиамериканское сообщество". Оно включает в себя столь разные силы, как, скажем, руководство Северной Кореи, некоторых утончённых европейских интеллектуалов, арабских террористов и, скажем, негров-бездельников. Казалось бы, между этими сообществами нет буквально ничего общего. На практике же это не так: когда араб-террорист взрывает что-нибудь американское, северокорейское руководство делает политическое заявление в стиле "так вам и надо, империалисты", европейский интеллектуал восхищается эстетикой террора в изящном эссе, а простодушные негры поют и пляшут. Более того - поскольку они наблюдают за действиями друг друга, устанавливаются и "всякие полезные контакты".

То же самое можно сказать и о других сообществах такого типа. Гитлер, например, не случайно рассчитывал на "антисемитов всех стран" - у них был повод "соединяться" с ним.

"Сообщества с отрицательной идентичностью" можно называть "антисистемами": гумилёвский термин здесь очень точен, хотя его трактовка подобных образований, как мне представляется, излишне мистифицирует явление.

"Нерусь" -это исторически сложившееся сообщество "отрицательного" типа. В него входят все, кто по каким- либо причинам считает частью своей идентичности ненависть к русским (а также русскому государству - но здесь я уже не буду углубляться). Сюда входят такие разные силы, как, скажем, американское экспертное сообщество (условно говоря, "Бжезинский и иже с ним") - и, допустим, российская интеллигенция. Входят сюда также и некоторые народы - например, чечены... Этот разношерстный союз, тем не менее, вполне успешно функционирует. Понятно, что у Бжезинского, Масхадова и Политковской очень мало общего. Тем не менее, общая ненависть их сближает - плоды чего мы и наблюдаем воочию.

Теперь, наконец, мы можем поговорить о критериях принадлежности к Неруси. Следует различать "прагматических врагов" (которые делают нам зло, потому что им это выгодно - и готовы делать добро в противоположной ситуации), и врагов, для которых вражда к русским стала частью идентичности. Первое превращается во второе не так уж сложно: достаточно вспомнить историю "враждующих родов", где на входе - ссора по чисто практическим вопросам, а на выходе - всякие "монтекки и капулетти" и "Эсав ненавидит Яакова".

С чем именно мы имеем дело в каждом конкретном случае, надо разбираться отдельно, разбираясь именно с критериями идентичности. Если ненависть к русским и России "зашита" в критерий (а) ("режь русских" для кавказцев, "москаляку на гиляку" для украинцев, "патриотизм последнее прибежище негодяев" для русских интеллигентов) - значит, это оно самое.

Михаил Якубов:

Вот что именно понятно о высказанной вами позиции.

Вы, думаю, не станете возражать что первая половина -ваш способ определения Руси-в-вашем-понимании, особенно его "более важная" часть Б - субъективен, к делу его не подошьешь.

Таким образом, вы умалчиваете о пункте В - кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по-вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно, что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.

Во второй части, определяя Нерусь, вы опять пишете о субъективных вещах - вражде к русским-в-вашем-понимании как (существенной, если не основной) составляющей идентичности. Ваши собственные многочисленные записи свидетельствуют, однако, о другом - вы записываете в Нерусь по делам. Как, в общем, методологически и следует, т. е. это и есть настоящий и внятный подход. Сказал то-то - в Нерусь, сделал это - следом. Уже внутри ваших рассуждений, явно или неявно, добавляется промежуточный пункт - "ну, раз он так сказал/сделал, не может не быть в его душе некоей эталонной глубокой вражды к русским, а значит".

Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/не-русскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов - либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси-в-вашем-понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси-в-вашем-понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.

Антирусские настроения и дела - реальное явление, Россия не сто рублей чтоб ее все любили. Вы же говорите не о нем, а о системном разделении внутри общества, якобы на этом основании.

Скажем, близкий пример - интеллигенция. Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду. Балабонить, шуметь, звать, говорить умные вещи, строить дикие прожекты, прятаться в кусты, наоборот, подставлять грудь под пули, дуриком или героически, жить частной жизнью, кропать себе что-то там в уголку, гореть общественным служением, понимая его то так, то эдак, прислуживать власти, в меру сил сопротивляться власти, игнорировать власть. Ясно что в таком противоречивом (а других, если мы говорим о социальных группах, и не бывает) качестве она и входит целиком в нацию, при любой попытке последовательного выяснения этого понятия. Говно интеллигенция, или не говно, вся ли, частью ли, и с какой точки зрения - вопрос при этом второй. Ваш ход - объявить вечные разногласия (условно) левых и правых системным этносоциальным различием, после чего назвать нужную часть именем нации, приписать к ней себя, спрятать концы в субъективных определениях, и далее конвейерно навешивать на оппонентов ярлык нерусскости, отсылая к якобы проделанной уже и закрытой работе по прояснению определений - пропагандистски ловок, но пуст по сути.

Константин Крылов:

Вы, думаю, не станете возражать что первая половина -ваш способ определения Руси-в-вашем- понимании, особенно его "более важная" часть Б -субъективен, к делу его не подошьешь.

Таким образом, вы умалчиваете о пункте В -кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по- вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.

Стану возражать, разумеется. Потому что, как мне кажется, вы смешиваете (или сознательно отождествляете, что менее вероятно) две вещи: "субъективное" в значении "нечто трудно наблюдаемое" и "субъективное" в значении "нечто произвольное, могущее быть приписанным извне".

Действительно, определение чувств и намерений представляет трудности: человеку в голову не залезешь. Однако, насчёт невозможности подшить оные к делу вы неправы - даже в самом прямом, буквальном смысле.

Анализ намерения входит в следственную практику и даже является её важнейшей частью, поскольку само понятие преступления основано на понятии злого умысла. Так, например, в самой "крутой" части УК - в разделе VII, главе 16 (статьи 105-125, тяжёлые преступления против жизни и здоровья, начиная с убийства), слово "умышленный, умышленно" встречается 11 раз, а слово "побуждения" - 4 раза, слово "мотив" - 4 раза. Во всех случаях речь шла именно об установлении намерений - от чего зависят конкретные сроки отсидки.

Вот, например, полный текст статьи 105 ("Убийство"). Я выделил места, где имеются прямые указания на намерения, то есть на то, что, по вашему мнению, "к делу не подошьёшь".

1. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет.
2. Убийство:
а) двух или более лиц;
б) лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга;
в) лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника;
г) женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности;
д) совершенное с особой жестокостью;
е) совершенное общеопасным способом;
ж) совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой;
з) из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом;
и) из хулиганских побуждений;
к) с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера;
л) по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести;
м) в целях использования органов или тканей потерпевшего;
н) совершенное неоднократно, - наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы.

При этом никто не отрицает, что анализ намерений является сложным и нетривиальным делом. В некоторых случаях (например, в делах об изнасиловании, где вообще всё "очень субъективно" ) возникает ворох проблем, да. Но никто не отказывается от институтов следствия и суда на том основании, что "такое к делу не подошьёшь". Шьют, да. (На всякий случай напоминаю: ошибки следствия не являются достаточным основанием для уничтожения самих институтов правосудия.)

Аналогия со следствием позволяет понять и то, что "право судить" об этих вопросах следует оставлять не "за своими", а за компетентными людьми. Которые, разумеется, должны быть в известной мере "своими" - хотя бы потому, что суд чужих в таких вопросах столь же немыслим, как и, скажем, участие преступников в следственных мероприятиях.

Разумеется, аналогия условна: речь идёт не о реальном "следствии по делу", а об исследованиях вопроса.

Впрочем, ничего особенно оригинального в тематике таких исследований нет. Например, понятия "антиамериканизма" и "антиамериканского сообщества" являются вполне обсуждаемыми. Ещё более известен "антисемитизм", существует множество исследований по "антисемитским сообществам", где предлагается множество остроумных и глубоких теорий "антисемитизма" и его корней. Я хотел бы видеть столь же подробные и интересные исследования русофобии.

Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/не-русскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов -либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси- в- вашем- понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси- в- вашем- понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.

Начну с конца. Бжезинского никак нельзя вычеркнуть из списка, потому что Нерусь определяется именно как сообщество людей, для которых ненависть к русским является частью идентичности. Но, если угодно, оставим его в покое.

Теперь о критериях. Душа человека, конечно, потёмки - хотя, как уже было сказано выше, и в этих потёмках иногда разбираются. Но изучение культур (включая субкультуры) - это не столь уж сложное дело. Так вот, если данная культура (или субкультура) требует от всякого разделяющего её человека чего-то явно русофобского (замечаю - русофобского не с "моей личной точки зрения", а с точки зрения незаинтересованного наблюдателя: нам же не составит большого труда диагностировать, к примеру, франкофобию в сочинениях немецких националистов XIX века?), то данное сообщество принадлежит к Неруси. [Ну, хотя бы: если в некотором сообществе принято (все примеры условные!) называть русских "тупыми пьющими свиньями" и "неверными собаками", дружеские и тем более родственные отношения с русскими осуждаются вплоть до изгнания из сообщества, а убийство или ограбление русских - приветствуются и даже являются предметом похвальбы.]

Тут, конечно, важны критерии системности и связь с идентичностью. Например, некоторое сообщество могут охватить русофобские настроения, которые, однако, могут и перемениться. Но идентичность так просто не меняется. Поэтому я ввёл бы дополнительное условие: люди и сообщества, относящиеся к Неруси, ненавидят Россию и русских (и вредят им чем могут) даже тогда, когда для этого нет никаких внешних причин (и, более того, есть причины для противоположного отношения). Это тот же самый критерий, который применяется для определения "истинного антисемитизма": настоящий антисемит ненавидит евреев, даже если они не представляют для него угрозы и не являются конкурентами.

Так, "русская интеллигенция" является русофобским сообществом -именно потому, что ненависть и презрение к "этой стране" является для неё определяющим фактором групповой идентичности. Доказать это просто: спросите (хотя бы себя), считают ли современные интеллигенты "своими" хотя бы тех же Солженицына или Шафаревича? Заметим, что это люди, вроде бы по всем параметрам "относящиеся к интеллигенции" - по всем, кроме одного-единственного. С другой стороны, интеллигенты готовы признать "приличным человеком" практически всякого, кто легко выговаривает слова "эта страна".

Впрочем, об этом подробнее.

Скажем, близкий пример - интеллигенция. Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду. Балабонить, шуметь, звать, говорить умные вещи, строить дикие прожекты, прятаться в кусты, наоборот подставлять грудь под пули, дуриком или героически, жить частной жизнью, кропать себе что- то там в уголку, гореть общественным служением, понимая его то так, то эдак, прислуживать власти, в меру сил соопротивляться власти, игнорировать власть.

Почему вы в этом столь уверены? Вообще-то, подобная точка зрения является довольно экзотической, и, кажется, всерьёз принимается только в России. Образованные классы любого здорового общества заняты служением государству и его интересам. Типичный пример - Великобритания, где, кажется, все сколько-нибудь выдающиеся люди (начиная от Джона Ди и Даниэля Дефо) работали на Корону, не гнушаясь при этом никакой работой (например, шпионажем).

Когда же интеллигенция выписывает себе разрешение на весёлое бузотёрство, это обычно кончается большой кровью и крахом государства. Первый раз это произошло во Франции, где интеллигенция именно что начала "балабонить, шуметь, звать". Кончилось это Французской революцией. В дальнейшем интеллектуалов начали использовать как пятую колонну, особенно в странах с ослабленным государственным инстинктом - как, например, в России XIX-XX веков. (У нас, увы, вместо Дефо был Толстой.) Кончилось это "известно чем" - чего и ожидали те, кто спонсировал, науськивал и натаскивал эту "социальную группу".

Розанов, помнится, цитирует некоего немца, впечатлившегося, кажется, русскими газетами. "Почитав у вас об отечестве, десятилетний полезет на стенку".

PS. Вчера я зашёл в "Москву" - прикупить книжек. На самом видном месте, где "новинки" - сочинение под названием "Подлое сердце родины". И никто, прошу заметить, не удивляется. Мейнстрим, ага.

Михаил Якубов:

Я никого не считаю "своим" исключительно по признаку социального кода. Если мы говорим социологически, о явлении, то дикую мысль не признать Солженицина и Шафаревича современными интеллигентами я оставляю на совести мыслимых вами маргиналов, чье существование и тем более репрезентативность в вопросе самоидентичности русской интеллигенции вы пока никак не продемонстрировали.

Я совершенно спокойно могу выговорить слова "эта страна" (а какая? та? «широка страна моя родная», а не обязательно Россия в каждой строке). Дикую мысль что слова "эта страна" служат паролем для чего бы то ни было, тем более репрезентативно по слою о котором мы говорим, я оставляю на вашей совести.

Говоря об общественной роли интеллигенции, я обрисовал спектр. Туда, как видно из моего текста, входит и служение короне. Оно туда входит, но не может (при любом мало-мальски здравом этносоциальном подходе) являться критерием, не говоря уже о вопросе что именно понимать под служением, общественной пользой и т. д. и т. п. Потому что ряд с Даниэлем Дефо легко продолжить Джонатаном Свифтом, с его кислотными сатирами на все устройство современного ему британского общества. Вот уж был не-британец (по-вашему) образцовый.

Оставим бриттов, вернемся к Руси и Неруси в вашем понимании. Цель у меня одна - понять, сделать явными ваши критерии. К примеру, из этой реплики можно предположить, что критерием для вас является (более-менее резкая) критика (с более-менее далеко идущими предложениями по радикальному решению проблем) наличного положения вещей.

Так ли это? В России, pardon my french, много говна. Всякое положение вещей имеет зияющие минусы, и даже всякая нация имеет свои неприглядные привычки. Русские здесь не исключение. Вы действительно записываете в нерусских тех, кто называет говно говном, пусть чересчур резко, на ваш взгляд, и неосмотрительно не выбирая выражений? Такой вывод можно сделать, к примеру, из ваших последних записей. Но бог с ним с выводом - вы сами что об этом (критерии) думаете?

Или вы по-прежнему настаиваете именно на бесплотном, но настойчивом антирусском импульсе как единственном вашем критерии? Тогда давайте добавим к нему как необходимую часть судящих об этом импульсе (т. е. вас и ваших соратников). Там где вы/они будут видеть нерусскость, я увижу злость на соседа, или общую мизантропию, или дурное настроение, или по-своему понимаемую суть профессии, или по-своему понимаемое общее благо - конкретного человека одной со мной нации, и остановимся на этом.

В моем тексте много знаков вопроса, но это все тот же один вопрос о критериях, на разные лады. Держите его, пожалуйста, в фокусе.

Константин Крылов:

Я никого не считаю "своим" исключительно по признаку социального кода.

Тут важны оттенки слова "свой". Я не имел в виду круг ваших ближайших друзей, который, скорее всего, подобран с любовью и тщанием, и не только по "признаку социального кода". Но ведь социальный код тоже для вас важен, не так ли?

Если мы говорим социологически, о явлении, то дикую мысль не признать Солженицина и Шафаревича современными интеллигентами я оставляю на совести мыслимых вами маргиналов, чье существование и тем более репрезентативность в вопросе самоидентичности русской интеллигенции вы пока никак не продемонстрировали.

Можно ли назвать "маргиналами", например, популярнейших журналистов - ну хотя бы таких, как Марк Дейч или Шендерович? Нет, нельзя. Так вот, мнение о Шафаревиче второго я слышал (брал интервью для "Консерватора", ну и поговорили), и, поверьте, оно было не просто критическим или неприязненным, а именно что содержало "констатацию чуждости". Мнение же Марка Дейча о Солженицыне комментирует сам Солженицын (если интересны подробности, см. книгу Дейча "Коричневые").

Но дело даже не в них - мало ли кого клеймят какие-то журналисты. Давайте посмотрим на то, как вообще позволено обращаться с тем же Солженицыным. Я не имею в виду даже то, каким образом и в каком тоне комментировалась его последняя книга. Возьмём тот факт, что популярный "рупор мнений интеллигенции", транслирующий их в "нижние слои" - В. Войнович - написал аж две книжки, в которых Солженицын являлся объектом издевательств - сначала как литературный персонаж, потом уже адресно. Это было встречено с восторгом. Для сравнения - неуважительные высказывания в адрес своих того же уровня (например, Сахарова или Ростроповича) в интеллигентской среде являются табу. (Которое иногда нарушается, но только в очень узком кругу. Человек, написавший о Сахарове то, что Войнович написал о Солженицыне, подвергся бы остракизму.)

Говоря об общественной роли интеллигенции, я обрисовал спектр. Туда, как видно из моего текста, входит и служение короне. Оно туда входит, но не может (при любом мало-мальски здравом этносоциальном подходе) являться критерием, не говоря уже о вопросе что именно понимать под служением, общественной пользой и т. д. и т. п. Потому что ряд с даниэлем дефо легко продолжить Джонатаном Свифтом, с его кислотными сатирами на все устройство современного ему британского общества. Вот уж был не-британец (по-вашему) образцовый.

Признаться, у меня сложилось впечатление (видимо, ложное), что вы обращали большее внимание на определённую часть спектра: "Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду" (c) (хотя в дальнейшем списке значится как проходной пункт и "прислуживать власти"). Однако, если мы примем ваше более широкое определение, то не обессмыслится ли само понятие? Если интеллигенция занимается вообще всем и занимает все возможные позиции, то непонятно, кого к ней причислять.

Выскажусь сразу. Интеллигенция (в хорошем смысле слова) - это, грубо говоря, люди, которые предлагают обществу в качестве своего продукта (не обязательно "товара"!) свои мысли, (а не мускульные усилия, не головы врагов, не товары и услуги и пр.)

Тут важны две стороны дела: интеллигент предъявляет свои мысли ("что он надумал") именно в виде продукта, а не в виде, скажем, приказа или инструкции к исполнению (тогда он был бы начальником, правителем, и так далее), но и не в виде "его частного дела, которое никого не касается" (интеллигент хочет, чтобы его слушали и понимали, а иногда, хотя и не всегда - чтобы ему за это платили). Далее, общество большое, и интеллигенты могут предъявлять свои мысли (распространять, рекламировать, навязывать) разным его прослойкам и стратам. Можно служить Короне, можно проповедовать бомжам. Можно также служить чужой Короне.

Моё утверждение состоит в следующем. Подавляющее большинство интеллектуалов на Западе либо работает на власть (или, выше того, на абстрактные Национальные Интересы - это тоже своего рода инстанция), либо, как минимум, совершенно лояльно существующим властям.

Это не исключает очень резкие оппозиционные настроения, однако, согласно хорошей английской формуле, это всегда "оппозиция Её Величества". То есть, критикуя (иногда крайне резко) те или иные решения власти, или даже конкретных людей, интеллигенция почти никогда не посягает на самые её принципы. Разумеется, существуют отдельные диссиденты, чей голос не всегда тих. Но на одного Наума Хомского (или того же Свифта) там приходится 1000 лояльных интеллектуалов. (Впрочем, в шестидесятые годы прошлого столетия эта пропорция пошатнулась, на Западе появились настоящие диссиденты - ну так это немедленно привело к студенческим волнениям, расцвету опасных форм контркультуры и прочим неприятностям, с которыми они потом долго боролись; впрочем, характерно и то, что почти все "бунтари 68-го года" стали сверхлояльными гражданами, а иные заседают и в Европарламенте).

В России же ситуация всегда была прямо обратная: на одного Розанова приходилась 1000 революционеров, нигилистов и бунтовщиков. В советское время ситуация воспроизвела себя. В обоих случаях это привело к очень нехорошим последствиям. Можно ли из этого сделать вывод о том, не кого работала русская интеллигенция? Во всяком случае, понятно, против кого она работала: против российской власти и против российских национальных интересов.

Цель у меня одна - понять, сделать явными ваши критерии. К примеру, из этой реплики можно предположить, что критерием для вас является (более-менее резкая) критика (с более-менее далеко идущими предложениями по радикальному решению проблем) наличного положения вещей.

Так ли это? В России, pardon my french, много говна. Всякое положение вещей имеет зияющие минусы, и даже всякая нация имеет свои неприглядные привычки. Русские здесь не исключение. Вы действительно записываете в нерусских тех, кто называет говно говном, пусть чересчур резко на ваш взгляд, и неосмотрительно не выбирая выражений? Такой вывод можно сделать, к примеру, из ваших последних записей. Но бог с ним с выводом - вы сами что об этом (критерии) думаете?

Да, я считаю некоторые определённые типы систематической "критики" (слово "критика" здесь нуждается в кавычках) России и русских людей именно таким критерием. (Конечно, не единственным.)

Разумеется, я полагаю, что здесь возможна независимая экспертиза -иначе критерий был бы чисто субъективным, "мало ли кому что показалось".

Попробую это обосновать.

Давайте сначала вообще определимся с тем, поддаётся ли вообще критическая речь оценке. Например, мы можем разделить понятия "критики", "клеветы" и "оскорбления".

Допустим, Х говорит вам - "Извините, у вас на рукаве пиджака голубь отметился", Y -"эй, чувак, на тебя голубь насрал, сотри, а то тут люди ходят", Z - "ты, бля, сраный урод, в говне, нахуй, весь вымазался, бля, кароче вали отсюда, вонючка жидовская". Скорее всего, вы не затруднитесь с аттестацией: X деликатно указал вам на вашу проблему (что заслуживает благодарности), Y сделал то же, но в довольно грубой форме, Z воспользовался ситуацией, чтобы вас оскорбить. "Способность суждения" здесь прекрасно работает, не так ли?

Вы можете возразить, что всё это "к делу не пришьёшь", и будете неправы. Всё тот же самый УК содержит статьи 129 ("Клевета") и особенно 130 ("Оскорбление"). Процитирую её всю:

Статья 130. Оскорбление
1. Оскорбление, то есть унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме, - наказывается штрафом в размере до ста минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного месяца, либо обязательными работами на срок до ста двадцати часов, либо исправительными работами на срок до шести месяцев.
2. Оскорбление, содержащееся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации, - наказывается штрафом в размере до двухсот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух месяцев, либо обязательными работами на срок до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года.

Тут важны комментарии. Если клевета - это умышленное распространение ложных сведений, наносящих ущерб репутации личности, то в случае оскорбления распространенная информация может вполне соответствовать действительности, но все же "унижать честь и достоинство". (Другой вопрос, что привлекать кого-либо по ст. 130 довольно сложно - но тут уже играют роль иные факторы, связанные с волей власти и специфическим положением судебной системы, а не "принципиальная невозможность" этого.)

Имеется в УК и пресловутая статья 282: "Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды", а также экзотическая и нелепая 354-я, "Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны". Опять же, она предполагает квалификацию намерений говорящего и подразумевает возможность экспертизы. И опять же, в России эта статьи мало востребованы (по большому счёту, их применяют - или угрожают применением - только против русских националистов), но в других странах аналогичные по смыслу статьи УК имеются и работают.

Но самое интересное для нас в этом (несколько затянувшемся, каюсь) обозрении УК находится в статье 107 - "Убийство, совершенное в состоянии аффекта". Процитирую первый параграф:

1. Убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта^[1]), вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего, - наказывается ограничением свободы на срок до трех лет или лишением свободы на тот же срок.

Опять же: даже в таких "тяжёлых" делах, как убийство, учитываются (как смягчающие обстоятельства) такие "эфемерные и субъективные" вещи, как, например, "тяжкие оскорбления". Которые никто не путает с той же "критикой".

Поскольку это важно, остановлюсь на практике правоприменения. Приведу два казуса. Чтобы быть совсем объективным, один из них будет будет относиться к иностранному государству, в данном случае к Израилю. Вот хорошая аналитическая статья на тему "Имеет ли место в судебной системе Израиля убийство, совершенное в состоянии аффекта?" (Статья вообще интересная, особенно в вопросах, касающихся "прямого умысла"). Но вот сам казус:

Дело № 3071/92 Морис Азуалус против государства Израиль. В один из июньских дней 1991 года господин Азуалус, давно подозревавший свою супругу и соседа в любовных связях, решил все-таки выследить их. Он направился к дому соседа и недалеко от него увидел соседскую машину, в которой находилась госпожа Азуалус, а к самой машине направлялся сосед-любовник, господин Эльнэкаве. Между мужчинами завязалась словесная перебранка, после которой Эльнэкаве сел в машину и вместе с женой Азуалуса отъехал от места, но через мгновение машина дала обратный ход и притормозила возле Мориса Азуалуса. В этот момент влюбленная парочка начала демонстративно целоваться на глазах изумленного мужа. Господин Азуалус не выдержал, выхватил пистолет, имевшийся у него, и расстрелял любовника с женой. Окружной суд Нацерета классифицировал действия Мориса Азуалуса как умышленные убийства с прямым умыслом, и приговорил к двум пожизненным заключениям (за два совершенных убийства). Апелляция в Верховный суд изменила исход дела. Председатель Верховного суда Израиля А.Барак признал действия любовника и жены провоцирующими, и, по его мнению, у любого среднестатистического израильтянина при виде такой сцены могло возникнуть сильное душевное волнение (аффект), находясь в котором Азуалус и совершил эти убийства. Верховный суд изменил статью обвинения с умышленного убийства с прямым умыслом на умышленное убийство с косвенным умыслом и приговорил его к 15 годам лишения свободы.

Второй случай - отечественного разлива, из "семейных историй".

Детство я провёл в большой коммунальной квартире на Ленинградском проспекте. Незадолго до моего рождения в квартире этажом выше произошло ЧП: муж выкинул жену из окна (буквально). Самое интересное, что суд его то ли оправдал, то ли сильно смягчил наказание - поскольку все жильцы единодушно засвидетельствовали, что мерзкая баба "его пилила и доводила" в течении многих лет. Она не применяла к нему насилия - просто говорила, говорила, говорила ему гадости. В конце концов "нервы не выдержали".

К чему я всё это рассказываю? К тому, чтобы проиллюстрировать простую мысль: "говорение гадостей" является вполне объективным явлением, поддающимся независимой экспертизе и значимым даже с точки зрения судебной практики.

За пределами же зала суда всё ещё интереснее. Существуют такие широкоизвестные психологические практики, как "подомогать", "подёргать за нервы", "довести до истерики", "обосрать, чтобы обтекал", "довести". На более научном языке это называется "психологическая пытка", "снижение самооценки", "деформация психики" и проч. Опять же, человека, подвергшегося чему- то подобному, более-менее грамотный психолог распознаёт довольно быстро. Здесь, конечно, куда сложнее что- либо подшить к делу. Но экспертиза тоже не составляет особого труда: даже школьный учитель почему- то разгоняет стайку подростков, которые стоят и критикуют какого-нибудь бедолагу. Потому что он прекрасно знает, что это за критика такая, и какую цель преследует это "выявление недостатков личности".

Я утверждаю, что русские люди подвергаются беспрецедентному психологическому давлению, имеющему цель понизить их самооценку (практически до нуля), уничтожить их волю к жизни, привить им виктимность, загнать в роль вечно виноватой жертвы, привить им ненависть к себе и особенно к другим русским и так далее.
Я принимаю, что сознательное участие в подобной деятельности есть критерий принадлежности к Неруси. (Он, разумеется. не единственный, разумеется: некоторые не "работают языком", а стреляют в русских из автоматов, или, скажем, подписывают международные договора.)
Я полагаю, что установить - в каждом конкретном случае - факт сознательного участия в травле русских
- возможно,
- это могут делать независимые эксперты,
- это можно делать примерно теми же методами, которые применяются в суде при рассмотрении дел, подобных описанным мною выше.

Эти утверждения можно принимать или не принимать. Однако, они верифицируемы. Доказать наличие потока клеветы, оскорблений, психологических манипуляций, направленных именно на русских людей, несложно. Достаточно включить телевизор или почитать газеты. Доказать, что весь этот поток идёт не впустую, что он эффективен, что это работает, тоже несложно. В частности, я регулярно воспроизвожу "образцы жанра" (те, которые попались под руку) у себя в журнале.

Но, конечно, мне не хотелось бы, чтобы этот важный вопрос не оставался в ведении дилетантов. Не потому, что я считаю себя некомпетентным в этом вопросе (в большинстве случаев не так уж сложно определить, где мы имеем дело с "критикой" или "выражением случайного настроения", а где - с систематической злобной русофобской пропагандой^[2]), а потому, что здесь требуется организованность и систематичность.

Есть и примеры. Так, в настоящее время существует международно признанная практика определения "антисемитизма". По большому счёту она сводится к тому, что "антисемитизмом" называют то, что квалифицируют как антисемитизм ряд уважаемых еврейских организаций (например, Антидиффамационная лига). Их решения часто надуманы и избыточны, но сам принцип, мне кажется, плодотворен.

Я хотел бы, чтобы подобные институты (нечто вроде Антидиффамационной лиги) существовали и у русских людей, и чтобы их решения оказывали бы хотя бы 1/100 того влияния, которое имеют решения еврейских организаций.

Разумеется, это всего лишь отдалённые мечты: пока что русские (в значительной мере благодаря успехам Неруси) неспособны к защите своего самосознания и психического здоровья. Но желательно, чтобы они хотя бы осознали необходимость такой защиты. "Мы должны понимать, что с нами делают и как".

Михаил Якубов:

Все намерения в юриспруденции -- лишь отягчающее обстоятельство преступления. Чтобы намерения шились к делу, необходимо само преступление. Есть всякие приготовления и заговоры, рассматриваемые юридически, но даже для их квалификации во всякой нормальной, не-варварской юрисдикции необходимы реальные действия, а не только сказанное в сердцах "я убью тебя, лодочник".

Если вам угодно настаивать на правомочности аналогии, все тот же вопрос переформулируется так -- где же перечень тех преступлений?

Константин Крылов:

Неверно. В приведённом мной тексте слово "умышленное" входит в диспозицию. Так, человек, доказавший, что он не имел намерения убить, невиновен в убийстве (хотя он может быть обвинён в другом преступлении - например, "превышении меры необходимой самообороны"). То есть намерение является не "отягчающим обстоятельством", а сутью дела.

Интересно, что та же самая ситуация имеет место даже в тексте Танаха, в тексте заповедей. "Не убий" понимается в очень узком смысле - как умышленное убийство, обладающее к тому же рядом дополнительных свойств, связанных с намерениями: например, "убийство по велению Божьему" таковым не считается. (Вот, например, комментарии к понятию "неумышленного убийства". Здесь учитываются очень тонкие оттенки намерений: например, наличие или отсутствие ненависти убийцы к убитому: возможна ситуация, когда ненавидящий убивает неумышленно).

Разумеется, нельзя никого привлечь к ответственности только за намерение. Но это потому, что "чистое намерение" само по себе ненаблюдаемо, оно должно выразиться в каких-то действиях (странно было бы это отрицать). Тем не менее, неудачная попытка убийства уголовно наказуема.

Впрочем, тут есть любопытный юридический казус. Некоторые заведомо неудачные попытки убийства сейчас не рассматриваются как наказуемые. Например, суеверная женщина, верящая в заговоры и сглазы, может попытаться "навести смертоносную порчу", и это не считается преступлением. Не является преступлением даже реклама подобных услуг. Это может послужить примером ненаказуемого, хотя и объявленного намерения. Однако, это связано скорее с тем, что обвинённый в "наведении порчи" всегда может заявить, что он в неё не верит, а всего лишь, скажем, "выражал свои негативные эмоции в символической форме". Поскольку атеистическое общество относится к таким заявлением с полным доверием, дело действительно пришить нельзя. (Там, где к таким вещам относятся серьёзно, колдовство считается уголовным преступлением - например, в Нигерии.)

Михаил Якубов:

Оставим юридические аналогии, возникшие с моей неосторожной подачи.

Вкратце, юридический аспект намерения, как мне видится, очень прост. Схватил что под руку подвернулось, или имел основания думать что ружье не заряжено -- то ли было намерение, то ли нет, но доказать его вряд ли удастся. Специально купил пистолет и месяц учился стрелять на пустыре, неделю караулил в подъезде с заточкой -- было намерение, было. Вот и все. В любом случае, практически всегда намерение релевантно только в свете самого убийства (или его отчетливой попытки).

После вашего замечания об Антидиффамационной Лиге, которое гораздо четче и ближе к теме, думается, нет больше нужды обсуждать УК.

Ну вот мы/вы сузили (по географии за счет Бжезинского и по способам за счет калашниковых, экономики и др.) разговор о критериях принадлежности Неруси до разумного объема и достаточно четких формулировок - что характеризует высказывания типичной Неруси-в-вашем-понимании.

Обсудим эти формулировки, потому что на самом деле они еще не достаточно четкие.

Верно ли я вас понял что любой человек, целиком или частично отказывающийся самоидентифицироваться с окружающим говном-в-его-понимании (засраные подъезды, унылая серая архитектура, постоянное ощущение личной незащищенности, "самодовольные тупые уроды", хамские приемчики вождения и т.д. и т.п. на разных уровнях - бытовом, общественном, экономическом, политическом) - является, по вашему критерию, Нерусью? и его высказывания на эти темы - высказываниями Неруси? представляется, наглядной иллюстрацией к такому пониманию будет ваша недавняя запись.

И отличием самокритики Руси-в-вашем-понимании от такой же не-русской является (вот теперь к месту тот бесплотный импульс) первоначальная самоидентификация - ах, моё говно, моё, родное -и уж затем "братцы, хватит срать"? и по этому праву, скажем, ваше недавнее выступление О дружбе народов не может считаться русофобским, хотя описывает Россию как слабую и трусливую державу?

И спокойный, холодный взгляд со стороны (вспомним теперь о промежутке между) на то же говно вами тоже, скорее всего, досадливо будет отметен как не то чтоб взгляд Неруси, но - недостаточно русский? Типа, не можете знать.

То есть, вы пропагандируете (утопический, на мой взгляд, но мы не мои взгляды тут обсуждаем) некий общинный подход, принятие на себя ответственности за чужое (в смысле - произведенное не лично субъектом и без его участия) говно? "только тот кто идентифицирует себя с объектом критики имеет право на критику"? все остальное, по-вашему, есть "психологическая пытка", независимо от степени меткости, разумности, обоснованности и взвешенности наблюдений?

Здесь опять много вопросительных знаков, но все вопросы лишь уточняют один определенный концепт, так что, представляется, не слишком распыляют внимание и не требуют многих разнородных ответов по широкому фронту.

Константин Крылов:

Верно ли я вас понял что любой человек, целиком или частично отказывающийся самоидентифицироваться с окружающим говном- в- его- понимании (засранные подъезды, унылая серая архитектура, постоянное ощущение личной незащищенности, "самодовольные тупые уроды", хамские приемчики вождения и т. д. и т. п. на разных уровнях -бытовом, общественном, экономическом, политическом) -является, по вашему критерию, Нерусью?

Вопрос задан некорректно. Правильный вопрос:

Верно ли,

что любой человек,
на основании того, что его, по его мнению, целиком или частично окружает говно-в-его-понимании (засранные подъезды, унылая серая архитектура, постоянное ощущение личной незащищенности, "самодовольные тупые уроды", хамские приемчики вождения и т. д. и т. п. на разных уровнях -бытовом, общественном, экономическом, политическом)
считает себя вправе ненавидеть Россию и русский народ,

- является, по вашему критерию, Нерусью?

Ответ: да. Точно так же, как всякий, кто на основании нелюбви к американским гамбургерам, американскому футболу, Гарлему и феминизму считает себя вправе ненавидеть Соединённые Штаты Америки, является членом антиамериканского сообщества.

Это не значит, что всё вышеуказанное нужно любить. Говна никто не любит, и высказывается по его поводу достаточно резко. Однако, тут есть принципиальная разница в дальнейшей интерпретации факта наличия говна. Для одних это "случайное явление", для других - "печальная закономерность, которую надо терпеть", для третьих -"национальный позор, который надо исправить во имя наших ценностей", для четвёртых - повод для того, чтобы унизить или пожелать зла ненавистным объектам. Заметим, что интенция в большинстве случаев может быть установлена совершенно отчётливо, и не нужно говорить, что "душа - потёмки". (О том, что намерение может быть объективно проанализировано и вменено в вину, я много писал раньше.)

И отличием самокритики Руси-в-вашем-понимании от такой же не-русской является (вот теперь к месту тот бесплотный импульс) первоначальная самоидентификация - ах, моё говно, моё, родное - и уж затем "братцы, хватит срать"?

Для патриота и националиста говно - либо чужое по определению ("это недостойно нас, значит, это не наше, даже если это делаем мы"), либо, в самом крайнем случае является неустранимым недостатком ("это говно - плата за наши достоинства, и мы вынуждены это терпеть"). Но в любом случае говно не является предметом умиления и смакования.

Впрочем, есть примеры смакования говна, но они другого рода. Например, белый американец, попавший ненадолго в Индию, может умилиться и грязью, и нищетой, и даже написать восторженный опус о том, как живут простые индийские люди. Также возможно столь же сильное умиление образом жизни низших классов, бандитов, и так далее.

Есть также пропаганда - это когда некоторое говно сознательно и демонстративно называют конфеткой. Вещь нужная и полезная, но к теме не имеющая отношения.

Приведённая же вами фраза "ах, моё говно, моё родное" -это вообще симулякр, несуществующая позиция, придуманная для высмеивания позиции существующей (например, патриотической).

и по этому праву, скажем, ваше недавнее выступление «О дружбе народов» не может считаться русофобским, хотя описывает Россию как слабую и трусливую державу?

Нет, по иной причине. Я не считаю слабость и трусость имманентными свойствами России и русских. Я, скорее, считаю это иллюзией, порождённой неверным представлением русских людей о том, как надо себя вести.

И спокойный, холодный взгляд со стороны (вспомним теперь о промежутке между) на то же говно вами тоже, скорее всего, досадливо будет отметен как не то чтоб взгляд Неруси, но -недостаточно русский? Типа, не можете знать.

Почему же? "Антропологические исследования" вполне возможны и весьма интересны.

Однако, не надо забывать, что определённые суждения (как отрицательные, так и положительные) могут быть замаскированы под "спокойный холодный взгляд со стороны". Сейчас я читаю сочинение г-на Розенштока-Хюсси "Россия и русские глазами психоаналитика" (он же - автор сочинения "Рабская душа России"). Я не назвал бы его книги "спокойным холодным взглядом", несмотря на декларируемую позицию "независимого исследователя".

То есть, вы пропагандируете (утопический, на мой взгляд, но мы не мои взгляды тут обсуждаем) некий общинный подход, принятие на себя ответственности за чужое (в смысле -произведенное не лично субъектом и без его участия) говно? "только тот кто идентифицирует себя с объектом критики имеет право на критику"?
все остальное, по-вашему, есть "психологическая пытка", независимо от степени меткости, разумности, обоснованности и взвешенности наблюдений?

Не так.

Я не говорил о "правах". Я говорил о квалификации высказываний.

Моё утверждение состоит в том, что

разница между

критикой и
клеветой, пропагандой ненависти и пр.

представляется мне

существующей
доказуемой.

(В частности - разница между критикой России и пропагандой ненависти к России существует и доказуема).

Далее, я утверждаю, что основной поток пропаганды ненависти и проч. по отношению к России, равно как и поток враждебных действий против неё, исходит от некоего образования, которое можно определить в терминах сообщества.

Вот и всё, что я хочу сказать.

И в ответ на поставленный вопрос. Идентификация себя с объектом критики (или, наоборот, решительное от него отталкивание), в общем случае, не обязательна. Важны только высказывания и просматривающиеся за ними намерения высказывающегося.

Многие русские, считающие себя "частью своего народа" (или, во всяком случае, думающие, что они являются таковой частью), разделяют идеологию Неруси (хотя бы по формуле - "да, это ужасно, но это Правда, и лучше уж страшная Правда, чем сладенькая ложь"). Наоборот, некоторые люди, никак не идентифицирующие себя с Россией и русскими, относятся к ним нейтрально или даже хорошо.

Хотя, конечно, "вполне понятная корреляция" между принадлежностью к сообществу и воззрениями на него существует.

Михаил Якубов:

Извините что оборвал тот разговор на полуслове. Теперь уж он потерял момент вращения. Очередная серия ваших ответов тогда поставила меня перед необходимостью снова отвечать на них пространно и ставить вопросы по возможности точно, т. е. вновь потратить на это много времени и сил, а возможности такой не представилось. Сходимости же, к которой я стремился до того, обрезая ветки и держа предмет разговора в узком прицеле, впереди так и не наметилось.

Впрочем, можно сказать что цели своей - примерно представить себе ход рассуждений за вашими безапелляционными приговорами насчет Руси-Неруси - я лично достиг. Надо ли говорить что ближе мне от этого они не стали; зато, однако, перестали меня (теперь уж можно в этом признаться) бесить. "Есть вот такой-то ход суждений конкретного г-на Константина Крылова, не имеющий, с моей точки зрения, под собой прочной основы, построенный на таких-то допущениях, и несущий изрядную пропагандистскую окраску, приводящий к таким-то выводам", вместо немедленного прилива крови при виде чьей-то наглой попытки деления на чистых и нечистых, хоть бы и на словах.

Интересно было также лично убедиться в том, что диалог с вами, в отличие от большинства нелепых козлищ, пасущихся у таблички "патриотизм", вообще возможен, хотя бы и на метатему о механике ваших взглядов.

Надеюсь, что польза не была вовсе односторонней, и вы тоже разглядели или усовершенствовали те или иные шестеренки той механики.

За сим прощаюсь.

Константин Крылов:

Благодарю за удачную дискуссию: своими вопросами вы заставили меня "ещё раз перетряхнуть рюкзак" и чётко проговорить какие- то вещи, которые несколько замылились.

надо ли говорить что ближе мне от этого они не стали; зато, однако, перестали меня (теперь уж можно в этом признаться) бесить.

Это уже очень много.

Я не надеюсь на то, что все мои оппоненты вдруг станут разделять мои взгляды, но скромно мечтаю, чтобы эти взгляды хотя бы правильно понимались.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Тут следует различать две вещи. Аффект - физиологическое состояние (во всяком случае, он считается таковым), но диагностировать его постфактум практически невозможно. Поэтому наличие или отсутствие аффекта обычно определяют в зависимости от обстоятельств преступления - а именно, по этим самым "оскорблениям, аморальным действиям" и проч. Чтобы вы убедились в этом, я привожу ниже описания двух реальных ситуаций.

[2] Хотя ошибки, разумеется, возможны.

http://www.traditio.ru/krylov/tatar.html

Здесь помещён один из фрагментов беседы, достаточно интересный сам по себе, но не получивший дальнейшего развития.

ИСХОДНОЕ СООБЩЕНИЕ

Михаил Якубов:

Почему татары, башкиры, чукчи и т. п. должны терпеть русских? (раньше это называлось "позиция по национальному вопросу").

Варианты ответа:
1А. Потому что так исторически сложилось.
1Б. Потому что мы всё, а они ничто.
1В. Потому что мы и есть выразители их настоящих чаяний о своей национальной идентичности.
1Г. Потому что мы им никак систематически не препятствуем.
1Д. Потому что мы одной рукой им препятствуем, но другой-то как помогаем.
1Е. Потому что они нам должны.
1Ж. А они не должны.
1З. Мне это не интересно, у меня нет позиции по этому вопросу, и так далее.

Я просил бы вас быть по возможности кратким в ответе на этот вопрос (а воля, естественно, ваша). Представляется что суть любого ответа на него, за вычетом воды, может поместиться в одно или несколько предложений. Для того же (а не чтоб ставить вам палки в колеса) предложены варианты - может, ваша позиция есть продолжение какого- то (или нескольких) из них. Это бы сразу многое прояснило.

Вы можете ответить - "а они не нас терпят, а незнамо кого (вас)". Последует уточнение - в сценарии ваших желаний, когда враг на горе свистнет - почему они должны будут вас терпеть?

Константин Крылов:

По поводу татар. В вашей классификации мой ответ - 1Ж. «А они не должны.»

Если под словом "должны" понимается нечто вроде "выгоды и моральные обязательства, которые понуждают их нас терпеть", я сразу скажу: таковые, даже если они и есть, не имеют отношения к делу.

Потому что

а) даже если русские что- то дали "татарам и башкирам", всегда может найтись тот, кто даст больше (или пообещает больше).

б) даже если башкиры и татары были русским чем-то обязаны, всегда можно найти какие-нибудь обиды. Или хотя бы объявить эти обиды более значимыми, чем всё остальное (по модели "они разрушили нашу святыню такую-то, не забудем - не простим").

Следовательно, ваш вопрос риторичен. Они не обязаны "терпеть русских" - если понимать "обязанность" как моральное обязательство или выгоду. И даже если бы такая обязанность была бы - у них всегда был, есть и будет шанс сбросить с себя эту обязанность, если вдруг покажутся более заманчивые перспективы.

Что все народы всего мира всегда и делали "в случае чего".

Ну а что до любви - так это чувство иррациональное (хотя и воспитуемое).

Из этого вывод: они ("татары и башкиры") будут нас терпеть только в том случае, если потери от "нетерпения русских" будут заметно больше, чем потери от терпения.

То есть - спокойное пребывание в составе России должно вознаграждаться, а попытки бунта - очень сильно наказываться.

Для сравнения. Американские негры считают, что им не за что любить "эту Америку", где их предки были рабами, а они сами тоже не роскошествуют. Время от времени они даже проверяют "эту Америку" на прочность, устраивая беспорядки и вообще бузя. Тем не менее, они убедились, что некайфы от серьёзных попыток бунтоваться сильно превышают кайфы, поэтому "в целом всё спокойно". Заметим, что никого это не волнует: никто в Америке не ищет метафизических и моральных причин для того, чтобы негры в Штатах жили спокойно и не бунтовались.