Void

Поп-звезда в собственном соку

...или принудительная творческая стерилизация.

– Здрасте!

Броско одетый молодой человек закрыл за собой дверь, легонько пнув ее кроссовком. Неторопливо оглядел просторное помещение офиса, думая, что рано или поздно купит дом с такими же широкими окнами. Но вначале – небольшая формальность.

– Вы – Макс Пэшн? – начинающего поп-певца встречал секретарь в деловом черном костюме. Дима на миг оторвался от монитора, чтобы сравнить фото с оригиналом. Такую “стильную” прическу – мелированная челка загнута вперед, напоминая клюв фламинго – действительно носят немногие. Пэшн считал, что это признак элитарности.

– Пэссион тоже сойдет, – гордо сказал гость. – Предложение вашей фирмы – не шутка?

Макс подошел к компьютерному столу и оперся на него кулаками; Диме показалось, что он изображает гориллу. Впрочем, телосложению “модному современному певцу и композитору” до гориллы не хватало еще двух-трех таких же субчиков.

Секретарь покопался в ящиках стола и достал пачку листов. Протянул гостю; Макс полистал контракт; сосредоточенно шевеля губами, прочитал что-то особенно интересное.

– Короче, суть-то в чем? В рекламе обещали презентацию.

Дима вздохнул, отъехал на стуле от монитора и пояснил:

– Да, мы действительно предлагаем место в “горячей ротации” и десять тысяч долларов для раскрутки. Можем предложить кредит на такую же сумму.

– И что, мне надо будет просидеть в “замкнутом пространстве” несколько недель?

– Не больше месяца. К вашим услугам будут неограниченный Интернет для доступа к сайтам популярной музыки, практически все музыкальные каналы мира, книги, радио. Если вам станет плохо, мы гарантируем квалифицированную медпомощь. Подробности в контракте. Помните, что уйти будет нельзя раньше назначенного фирмой срока. Не больше месяца, конечно же. Популярность придет быстро, это мы гарантируем.

– Популярность... – Макс поднял глаза к потолку, словно прикидывая будущие прибыли. – А я смогу заниматься, ну, творчеством? Это очень важно для меня.

– Конечно. Предоставим бумагу и ручку, если не захотите пользоваться компьютером. Как вы уже знаете, требуется только писать рецензии на стихи, которые раз в день будут приходить по e-mail, иначе вас не будут кормить.

– Блин, – думал Пэшн. – Я писюк только в гейм-клубе видел. А то – брат и сестра на одну нашу мамашу и отца-пьянь, откуда у них деньги... Ну фиг с ним, разберусь.”

Еще несколько вопросов насчет “пожрать” и “а сортир где будет”. Дима таки успокоил клиента:

– Мы предоставим вам все необходимые для нормальной жизнедеятельности вещи и условия.

– А диван итальянский будет?

– Только укажите в контракте.

Конечно, Макс подписал контракт. Вписав туда “еще итальянский диван по моему выбору и чипсов коробку три коробки и пива по желанию”.

 

С завязанными глазами Макса привезли на окраину города. Помогли выбраться из машины, прикрывая зонтом от холодного осеннего дождика, помогли спуститься вниз по ступенькам. В помещении оказалось неожиданно тепло; под ногами мягко пружинит ковровое покрытие, вентиляторы гоняют ласковые потоки воздуха. Его провели запутанными коридорами, потом зачем-то обыскали и, запихнув в “буферную комнату”, сняли повязку. Пэшн хотел было из любопытства посмотреть на провожающих, но стальная дверь сзади уже закрылась.

Пожав плечами, Макс подошел ко второй двери. Замок тихо щелкнул; певец толкнул дверь от себя и осторожно просунул голову в проем.

– Здорово, квартирка!

“Ничего, жить можно,” – думал Пэшн, осваивая новое место жительства. Квартира напомнила ему множество популярных TV-шоу: ни одного окна, вместо люстр – яркие полосы ламп под потолком, стены пастельных тонов (синяя спальня, зеленый “рабочий кабинет”, желтая с подсолнухами столовая), красиво подсвеченные регуляторы яркости. Долгожданный компьютер в рабочем кабинете. Вначале Макс подумал, что организаторов просто “жаба задушила” на большее число комнат, потом понял – в остальных комнатах было бы нечего делать.

Он пошатался по квартире несколько минут, потом нажал на кнопку коммутатора в стене и получил пиццу с кока-колой на обед. Поел, выкинул мусор в “буферную комнату”, заказал еще пива и сел за компьютер.

Макса приятно удивила чистота в квартире – год назад младшая сестренка притащила домой дворнягу, и с тех пор костюмы для выступлений часто оказывались в собачьей шерсти. Убиралась мать, ему было некогда – достаточно того, что иногда приносил зарплату за выступления в клубах. “Вообще, ночная жизнь изматывает” – частенько сетовал Пэшн.

Порядком разозлившись на “кривой почтовик мастдая”, Макс пошел пить пиво с чипсами. “Хорошо тут – пей себе, никто не видит.” Пока отдыхал, кто-то в операторской включил радио “Любовь”; со спрятанных в стены и потолок динамиков завывала популярная песенка “поцелуй меня везде, восемнадцать мне уже”. Пэшн поначалу нахмурился, потом наконец-то внимательно прочитал копию контракта целиком. Оказывается, гарантированы были только 9 часов спокойного сна; в остальное время операторы по своему усмотрению “включали его любимые радиостанции”.

“Ну и ладно, – подумал Макс. – Пусть поют, пока я их славу себе не забрал.”

 

На следующий день организаторы должны были прислать ему 13 текстов на рецензию. В ожидании письма Макс отметился на всех музыкальных форумах, на которые сумел попасть. К голым девкам доступа получить не удалось, чему он очень удивился – но потом вспомнил противное слово “контракт” и шлялся по квартире, недовольно бурча что-то насчет необходимости мыть посуду. “Прислуга” мытье оной саботировала, оставляя тарелки в том же уголке буферной комнаты, куда Пэшн ее аккуратно сложил.

Получил таки тексты, сел читать. Читать он не любил, но в этот раз заставлял себя: не только потому, что “можно получить много опыта, вроде того”, а еще и потому, что банально кормить не будут. Согласно “треклятому соглашению”, на каждый стишок (а песенки были по большей части короткие) нужно было написать рецензию объемом не менее сорока слов. Непривычному человеку было бы трудно выдать такой объем на песенку в духе “на тебя гляжу, глаз не отвожу” (с повторами и вариациями), но Макс конструктивом не заморачивался и писал что-то вроде “круто, а особенно круто вот это” или “я готов поспорить, что это будет супер хит”.

Остальное время певец провел лежа на диване с бутылкой пива, увлеченно погружаясь в интриги мыльных сериалов. Громкость пришлось включить почти на максимум, потому что из-под потока завывала песня “изучай меня по звездам, изучай меня по картам”. Певица была твердо уверена, что в ней есть что изучать, а главное – что кто-то захочет этим заниматься.

 

Еще один день. Тусоваться не с кем, так что большую часть времени Макс решил спать. Однако заразы в операторской включили днем “Наше радио”, и из-за визгливых воплей вперемешку со стонами приснился кошмар: полуголая певица затягивала на его горле удавку, мурлыкая от удовольствия “у, yes”. Разозленный Пэшн взял с кухни швабру и начал колотить ею в потолок, надеясь “задолбать” наблюдателей. Музыка не утихала; в конце концов он включил компьютер и заглушил радио ревом колонок. Порадовался, что не понимает слов Энрике Иглесиаса, хоть и получал в школе пятерки по английскому.

От нечего делать Макс разок посмотрел на полку с книгами. Первыми на глаза попались “История любовной поэзии” и какой-то восточный сборник. Пэшн брезгливо поморщился и опять начал перечитывать контракт: оказывается, хотя его и снимали на пленку, фирма “Разумное будущее” гарантировала, что эти кассеты никогда не попадут на телевидение.

Еще тринадцать рецензий. Написал-таки, но очень утомился и сразу лег спать.

 

День третий. Скучно. Радио “из ниоткуда” начинало потихоньку раздражать. Макс ради развлечения полдня матерился, плевал в потолок, потом потребовал бумаги и попробовал что-нибудь сочинить. Получились стихи в духе “скука – это х...ня, лишь любовь спасет тебя!” Скомкал листок, начал мемуары: “Сидеть неделю в квартире – это крутой оккультный опыт. Благодаря нему я стал круче и добился такой популярности...”

Потом посмотрел сериал “Чудаки”, побрил ковер, набил ворс в бумажную трубочку и запалил. “Прикольно,” – решил Макс. Ему повезло: в квартире была хорошая система вентиляции и дым вскоре рассосался. Пэшн немного почитал форумы, проверил почту под одобрительные попискивания девчонок с радио, намекавших, что именно он – “супер детка”.

– Отказаться от этого бреда невозможно, блин. Куда я попал? Ладно, еще всего 28 дней. Всего-то потерпеть. Разве я не Макс Пэшн?

Модная прическа растрепалась и требовала ухода. Отписав рецензии, пошел ради развлечения терзать итальянский диван.

 

Четвертый день. Стало по-настоящему скучно. Утром разбудила заунывная мелодия, раздававшаяся откуда-то с потолка. Похоже, динамики были замаскированы и защищены решетками, потому что сколько он не долбил в потолок, результата не было.

Три бутылки пива с чипсами на завтрак. Заболел живот. Макс пару часов валялся на диване, потом отбывал срок в туалете. Позже потребовал куриного бульона.

Фантазия рецензента иссякала: он уже похвалил все, что можно было. Оставалась последняя придумка: хвалить стихи за оригинальность рифм в роде “она играла в кино – под домом было метро”. Так и делал.

 

Шестой день. Макс проснулся ровно в 9:50, с ужасом ожидая, что его разбудит еще одна заунывная мелодия. Он не ошибся: садисты-наблюдатели включили “попробуй муа, муа, попробуй джага-джага”. Пэшн начал понимать, что ранее любимая им “горячая ротация” может быть очень и очень надоедливой. Какое-то разнообразие вносила реклама, но уже через два часа он знал все рекламные блоки наизусть. Колотить шваброй по потолку было бесполезно; Макс измазался в побелке и отправился в душ, надеясь, что шум воды заглушит тихое жужжание радио.

Вышел. Достал из шкафа пылесос, пропылесосил ковры, оставил мешок с мусором в комнате-“буфере”. Дверь закрылась сама; он так и не сумел посмотреть на кого-нибудь из прислуги. Потом Макс понял, что вспотел за время уборки, и опять отправился в душ. Обедал под стоны “я же для тебя, котенок”.

Ради развлечения лежал на итальянском диване и матерился полдня. Радио уже выключили, но он продолжал орать, пытаясь вспомнить все матерные слова, которые слышал за свою жизнь. Хватило ненадолго. Потом отправился писать рецензии, выдал полный набор матерных эпитетов. Его уже тошнило от текстов вроде “муси-муси, пуси-пуси, миленький мой” и “на тебя гляжу, взгляд не отвожу”. Пришлось включить телевизор и заглушить поток соплей в сахаре криками Limp Bizkit.

 

Десятый день. Во сне Макс ловил и с удовольствием душил авторов популярных песен. Он с удивлением понял, что песни, которые ранее считал “запоминающимися”, стали таковыми благодаря неоднократным повторам одной и той же фразы. Операторы просто перекормили его “шаблонами”. Более того, словосочетания с “люблю”, “хочу”, “милая моя” и пр. вызывали у Макса приступ бешенства.

Пэшн уже не думал о том, чтобы сочинять самому: его бесила и “горячая ротация”, и смазливые певцы / певицы, которые могли петь только про любовь десять часов в сутки, и “проклятые буржуи”, слов которых он хоть и не понимал, но судя по видеоряду и томному выражению лиц, посвятили свое “творчество” тому же “прекрасному чувству”. Рецензии Макса на песни превратились в шаблоны вроде “Опять про любовь? Ты, ..., ты можешь писать о чем-нибудь еще? Урод, целуй меня в задницу до полного просветления! Тебе не стихи надо писать, а гондоны делать, чтобы такие как ты не размножались!” и так далее.

Еще вчера спасали рекламные блоки. Но уже сегодня он знал их наизусть. Еще вчера он затыкал уши и прятался под гору подушек – но операторы увеличивали громкость, и “популярная музыка” проникала везде. В остальное время сводила с ума тишина. Он с детства не любил тишину и одиночество. Пэшн с отвращением вспоминал детство, когда он восторженно слушал кучерявого Кириппа Филькорова и Пугу Лугачеву.

 

Одиннадцатый день запомнился кошмаром. Вчера вечером какой-то парнишка с волны радио “Любовь” бодро пел “моя мулатка – шоколадка”. Максу приснилось, что он в тюрьме, а немытый здоровяк-негр зажимает его в угол с гнусными намерениями, напевая то же самое. Охранники у внешней двери вздрогнули, услышав вопль ужаса.

 

Двенадцатый день. Макс разбил телевизор в очередном приступе бешенства, вызванном песней “замечательный мужик меня вывез в Геленджик”. После попытки устроить пожар из потолка высунулись разбрызгиватели воды, и вскоре как Макс, так и итальянский диван промокли до нитки. Все было предусмотрено: вода стекла в незаметные ранее отверстия в полу, а стены Макс не сумел пробить даже с помощью “подручных средств” – музыкального центра и гитары.

Пэшн забился в угол, и, дрожа от холода, доедать оставшиеся в ящиках чипсы, решив, что обойдется и без рецензий.

 

Рядом с Димой на свободном стуле сидел паренек из сервис-центра и слушал секретаря с открытым ртом.

– И что? Когда Макс оттуда вышел?

– Он не вышел, его вывели. На пятнадцатый день, кажется. Когда ребята из охраны зашли внутрь, он все так же сидел в углу, пускал слюни и теребил в руках пакет из-под чипсов, надеясь заглушить радио. Жуткое зрелище: руки трясутся, взгляд пустой, из-под потолка доносится “твоя невеста, честно, честно я, ё”... Он таки раздолбал один динамик.

– А милиция чего?

– Ничего. В контракте всё оговорено. Его в психушку хорошую отвезли. До сих пор, как услышит “люблю”, “милая” или “детка” – сразу кидается.

 

В это время изящная женская ручка с модным маникюром открыла дверь в офис. Стройная голубоглазая брюнетка в короткой юбке уже только появлением обратила на себя внимание. Она сняла один наушник и промурлыкала:

– Здравствуйте. Я прочитала контракт. Мой парень, юрист, советовал подписать, если это, конечно, не розыгрыш. Но мне нужна специальная диета – для голосовых связок...

– Да, конечно, всё по-настоящему, – обрадовался Дима. Объяснив гостье условия контракта, он задал вопрос “от себя”. – Скажите, а что вы думаете о Любви?

Девушка улыбнулась.

– О, Любовь – это замечательное чувство. Она правит миром.

Её глаза сияли.