Овчарка
…
Посмотри - вот дорога, вот мрак, вот порог.
Вот разбитый стакан, вот письмо между строк.
Вот тяжёлый металл, вот избитые сны.
Взгляд, застывший в больном ожиданьи весны.
Вот бессонная ночь. Вот поруганный день.
Вот упавшая сверху безликая тень.
Вот в кругу перевёрнута злая звезда.
А вот это - зима, и она - навсегда.
Вот жестокая сказка, вот горькая быль.
Вот скольженье, вот крики, вот липкие лбы...
Вот паденье, вот боль, вот асфальт, вот конец...
Вот сынок, вот и дух, вот и грозный отец...
Вот и суд, и расправа, и вечная мгла...
И, как молния, мысль - "Я не зря пожила".
Escape
Я ненавижу стены, в которых
Десятилетья греется страх.
Мне лучше в тундру, мне лучше в горы
Чем видеть рядом разума крах.
Затхлые темы, чай и джин-тоник,
Видимость жизни, пыль по углам...
Прочь уносите, чёртовы кони!
ИМ доверяю меньше, чем ВАМ.
Прочь, ненавижу! Выбейте двери!
Здесь умирают, это не бред.
Мне лучше с вами, чёртовы звери.
Я ненавижу губящий свет.
Depress 2
Мир полон телешоу и блядей,
Зажравшейся тоски, голодной скуки.
Мы выше всего этого, сильней,
Но иногда мы опускаем руки...
В такие дни я выхожу за грани,
В такие дни я разбиваюсь в кровь,
В такие дни я боль свою арканю...
Короче, я пишу стихи в метро.
Кругом на лицах - вакуум и страх,
А иногда - смертельное бесстрастье.
Здесь, если не держаться на ногах,
Порвут, не разглядев, тебя на части.
По переходу движутся войска.
Не в ногу, разномастные, однако
Они лишь маскируются, пока
На их глазах ни разу ты не плакал.
И в животе зашкаливает страх,
Ползёт в глаза предательски упрямо.
Нельзя! Держись, держись же на ногах.
Не то затопчут и отбросят в яму.
Надежды нет, и знай - ты упадёшь,
Тебя раскроют рано или поздно,
И тело твоё взяв, Святая Ложь
Вещать про душу что-то будет грозно.
Но что тебе до этого? Живи,
Живи сейчас, не отходя от кассы.
Иди, и напугай, и удиви,
И зарази своей улыбкой массу.
И я встаю, и лёгок стал мой шаг.
И желчью наводнились взгляды женщин...
А это значит - вновь повержен враг,
А это значит - бреда стало меньше.
Планета людей
Сумасбродная планета,
Ненавистная порой.
За зимой приходит лето,
И сменяется зимой.
Люди ходят, люди дышат.
Люди курят "Апполон".
Люди, слушая, не слышат -
Им что песня, то и стон.
Их любить - одна морока.
Ненавидеть их - тоска.
На стенания пророков
Крутят пальцем у виска.
Что тебе до них за дело?
Что им, милый, до тебя?
Надоели. Надоело.
Ненавидя и любя,
Добиваешься в итоге
Только пальцев у висков.
Но в конце своей дороги
Ты найдёшь и дом, и кров.
Ты найдёшь и сон, и пищу,
Клин, напрягшись, вырвет клин.
Ты поймёшь, что тот, кто ищет -
Он всегда идёт один.
Последний мост
Расписные ставни
закрывали свет.
Удалось открыть их
только кулаком.
В жизни столь кровавых
не было побед.
Ты же понимаешь,
ЧТО пошло на слом...
Тёплый запах дома,
материнский дух,
То, что называли
добрым и святым,
И уютный угол,
пылен, тих и сух,
Где ты жил, покамест
вдруг не стал ДРУГИМ.
Это не игрушки.
с этим рвут - так рвут.
Очень больно, если
с этим надо рвать.
Тут и сознаётся -
путь, что выбран, крут.
Что непросто было
сразу осознать.
…
Я постоянно втягиваюсь в войны,
Мне часто вниз приходится лететь.
Я не имею права жить спокойно,
Я не имею права умереть.
Я пробивала лбом, от крови липким,
Сто тысяч стен, сто тысяч крепких стен.
Терзали сердце мне игрой на скрипке -
Такой, что кровь стремилась прочь из вен.
Я оставляла позади могилы,
Я оставляла позади... живых.
Порой совсем не оставалось силы
После удара мощного под дых...
Лежала. Отсыпалась. Поднималась.
И снова - в путь, и снова - напролом.
Я до конца ни разу не ломалась,
И не сломаюсь. Чувствую нутром.
При себе
На улице осень, плюс два плюс четыре.
Сижу на полу в осаждённой квартире.
Сжимая кольцо, наступают друзья.
Мой рот весь обуглен отдачей вранья.
Вот слева заходит опять телефон.
Звонит, и манит откровенничать он.
Известный манёвр! Отражаю спроста:
"Да-да, всё нормально. Прости, занята".
А это сложнее: стучатся мне в двери.
Одену защитный костюм злого зверя.
Бежали! Мне жаль их, но выхода нет.
Меня им не вытащить нынче на свет.
А их не желаю тащить я во тьму.
Они, безусловно, скажи им - поймут.
И водки нальют, и советовать станут,
И будут лизать мои бедные раны.
Но я уже знаю, что жизнь не малина,
И в ней за чужую не спрятаться спину.
Пока на ногах ты - держись на ногах.
Держи при себе свои беды и страх.
Молитва
За то, чтобы дышать
Ему на руки, я
Готова всё отдать.
Пусть говорят - он яд.
За то, чтобы смотреть
Ему в глаза хоть миг
Готова я гореть
Среди опасных книг.
За то, чтоб замереть
В его руке душой,
Готова умереть
Я, проклята толпой.
...Опять чуднЫе сны,
Опять лишь он во снах...
Любовь - от Сатаны?
Так славься ж, Сатана!
Мертвецы
За стеною TV грызёт мозг человека,
За стеной верещит поп-звезда,
За стеной майонез XXI века,
Войны, кровь, сексуальный скандал...
Это всё за стеной, и мой страх непонятен.
Точно так я боюсь мертвецов.
Вроде я ни при чём, между тем - неприятен
Вид, как жизнь потеряло лицо.
Вроде что мне забот - ну подумаешь, стадо.
Но пронзает до судорог дрожь
Когда руку холодную тронуть мне надо,
Поздороваться. Руку возьмёшь -
А она вдруг отвалится, схватит когтями...
Не привыкнуть мне к этим рукам.
Вы, наверно, подобное чуете сами.
А коль нет.....Царства Божьего вам.
Русь
Подхватили, тащили
волоком,
Надрывался на привязи
колокол.
Притащили. На землю
кинули,
И сомкнулись над нею
спинами...
Толи крика там вовсе
не было,
Толи кто-то заткнуть
потребовал...
Разошлись. Не узнать -
степенные.
Застывала кровь
алой пеною.
На траве, истерзанной
обувью,
Приподняться девушка
пробует.
Не добили, эх,
православные!
Или это для вас
не главное?
Вы же светлые, вы же
добрые.
Вы же Богом все в рай
отобраны!
А она - позорная,
грязная.
Потому здесь и сдохнет
связанной!
Что наделала?
Целовалась ли?
Ворожила ли,
Колдовала ли?
Оклевётана ли
соперницей?
Ничего! Пред Отцом
отвертится!
Лучше уж прибить
чтоб не мучаться.
А детишки стоят рядом,
учатся...
Light
Я помню время - свет царит кругом,
Слепит глаза и сердце выжечь тщится.
Иду сквозь лес дремучий напролом,
С надеждою гляжу в слепые лица.
А ночью в мозг вперяется фонарь,
Пробив легко беспомощный щит шторы.
О, что б ты сдохла, блоковская тварь!
Нелепые ночные разговоры
С такими же прибитыми, как я,
Щенками, ошалевшими от боли,
Которая нас вырвала, смеясь,
Из мрака детства - и учила воли.
Учила прятать под ухмылкой крик,
Учила страх запихивать под ярость.
И этот вечный свет, жесток и дик,
Слепил, слепил, не зная слова "жалость"...
И я металась, замирая вдруг;
И я молилась: "Господи, убей".
Хочу за друга спрятаться! Где друг?
Хочу к врачу! Но нет таких врачей...
А всё ж была в конце тоннеля тьма.
Я доползла - и наконец уснула
Без снов, без стонов. Рухнула тюрьма,
Нет больше электрического стула,
В глаза вонзающего сотни тысяч ватт,
И осеняет лёгкие прохлада...
Здесь хорошо, темно... Сам чёрт мне брат.
А рай себе возьмите. Мне не надо.
Black star
Гори, моя опасная звезда.
Давай мне право выбирать дороги,
Слагать их в путь, который - НАВСЕГДА.
Путь бесконечный, беспощадно строгий.
Гори, моя прекрасная звезда.
Давай мне право жить с заглавной буквы,
Жить, твёрдо зная то, что никогда
Мне не принять протянутую руку
Ведущего в спасение луча
Звезды другой - слащавой Вифлиемской.
Гори, моя упрямая свеча.
Свети сквозь шоры всех соборов Земских,
Сквозь пепел всех сожжённых чернью книг,
Сквозь боль и оскотиниванье Рима...
Я не волшебник и не ученик,
Но я постигну всё, что постижимо.
Я путник, я раскрещена тобой.
Тебя не славлю. Просто посвящаю
Всю жизнь тому, что чёрною звездой
Все, что не свято, олицетворяет.
Sins
Трещит огонь в камине расписном,
Жир с мяса каплет на него, и вроде я
Расслабилась, смеюсь. Друзья кругом.
Но стой, раба! Се грех чревоугодия.
Твой поцелуй ложится грузом нежности.
Всё, что имею - отдаю на суд.
Сбрось одеяло! Холода мне, свежести!
Но погоди. Постой. Ведь это - блуд...
Она умна, красива. Стану лучше я!
Найду я слог сильней и слаще звук.
Однако налетает чёрной тучею:
Уйди с лыжни. Се зависть, милый друг.
Со всех сторон болото, мерзость, злоба...
Податливость мужчин, стервозность дев...
Уйти, прибив, чтоб помнили до гроба!
Но нет, смирись. Поскольку это гнев.
Кому-то легче жить моею кровью.
Есть много наглых жалобных людей.
Я не пущу их под родную кровлю.
Ты что! Впусти и жадность одолей!
Я - это я. Довольно многих выше.
Я уваженья требую от всех.
Но нет, замри! Сиди потише мыши.
Сие гордыня - страшный смертный грех!
Порою видишь - всё не так, как надо.
Всё просит перемен: не те друзья,
Не та "любовь", сочится пища ядом...
Молчи! Сие уныние. Нельзя!!!
Подлецам
Платок. Невзрачное пальтишко.
Невыразимо странный взгляд.
Дразнилки уличных мальчишек
Ей вслед безжалостно летят.
Недетски сжатая осанка.
По-детски глупое лицо...
Нет, не больна. Не наркоманка.
Не даун с алкашом-отцом.
В ручонке - "Детский катехизис",
На завтра заданый урок.
В душе - обычный детский кризис,
Который к всем приходит в срок.
Он - в компетенции разумных
Учёных-педагогов. Но
Она во власти лиц безумных.
Им дети, взрослые - одно:
Рабы всемилостного бога...
Определён девчонки путь:
В платочке и пальтишке строгом
Жить, в мозге не тревожа муть,
Такой же женщиной забитой,
Такой же старою каргой...
Вся завязь жизни в ней убита,
И место занято "душой"!
Убиты детские забавы.
И первой юности задор,
И молодой, всесильный, правый
Сок жизни, что питает спор
Меж инь и янь, eros и ego;
И мудрость зрелая, своя,
И старость - гордо, без побега
На грудь принятая, смеясь...
Убито, выжжено. Прикрыто
Под серым праведным платком.
Идёт оторвана, забита.
В глазах - кровящийся излом.
Вы, кто, по сути, недостоин
Ни слов, ни злобы, ни хулы,
Ни межрелигиозных войн,
Ни даже в Кащенке иглы,
Ни палача позорной плети,
Ни гордых красочных смертей -
Вы всё ж ответите за эти
Глаза замученных детей!
Как мать, производитель жизни,
Волчица с тяжестью сосков -
Я требую от вас, о слизни,
Ответ за поруганье снов,
Порабощение улыбок
И за уничтоженье лиц.
Дрожите, ибо крайне зыбок
Мир осуждённых мной убийц!
…
Стерев с руки остатки позолоты,
У оголтелой черни на виду
Я посреди бескрайнего болота
По тоненькому лезвию пройду.
"Какая боль и самоотреченье!
Она, наверно, сильною была..." -
Воскликнет кто-то после с восхищеньем.
Я ж просто жить в болоте не могла...
ШАШЛЫЧОК
Из ящика заветного - в пакет
Открытки, дневники и фотографии,
Что там копились восемнадцать лет,
И - в лес, без объявленья эпитафии.
В лесу прохлада, тучи мошкары...
Руками споро расчищаю место.
Нет, это не обычный нервный срыв,
И не тупая акция протеста.
Взметнулось пламя жадным языком.
Я ворошу листы тяжёлой палкой.
Горите! Не заплачу ни о ком,
И ничего ни капельки не жалко.
Дым разогнал жужжащее зверьё.
Наверно, оттого мне так спокойно.
И вижу, вижу - из огня встаёт
Вдруг силуэт отточеный и стройный.
Мой новый образ, чистый, как дитя.
Я начерчу на пепле пентаграмму.
Ну, вот и всё. Отныне - не шутя,
Не спотыкаясь, с силою и прямо
Пойду путём, что ждёт меня давно,
Что был путём моих кошмарных снов,
Похожим на опасную игру...
Путём, в конце которого – умру.
ПРО ПУТЬ
Мой путь был сначала путём напролом
Сквозь ложь, отреченье и страх.
Легко ль прыгнуть в дебри, забывши свой дом,
И скрыться в колючих кустах?
По лесу, сквозь боль, по колено в крови,
Оставив всю жизнь за спиной,
Я шла без покоя, души и любви,
И даже без корки сухой.
Я видела тропы. Но были они
Страшнее пути напролом.
На тропах мелькали дурные огни,
Манили в оставленный дом...
Потом - я не помню, впервые когда,
Но я вдруг почуяла след.
Потом - путеводная в небе звезда
Явила немеркнущий свет...
Потом мои мышцы налились живой
И влажною силой земли,
И я без сомнений узнала вдруг свой
Единственно правильный лик...
Я зверь! Я по лесу хожу без тропы,
Но это не блуд - это путь!
Дорожная, книжная, звёздная пыль -
Вся мной потревожена - будь!
ХОТЬ СТОЙ ХОТЬ ПАДАЙ
Сегодня меня, сатанистку,
В метро попытался облапать
Мужик потнорукий, тощий,
И с крестиком на груди.
Ты помнишь, как знал - поворачивать поздно,
Ни боли ни смерти твоей не заметят,
И как раздувал твои жадные ноздри
Сиренью и ночью пропитанный ветер?
Как, выпростав крылья из порванной кожи,
Со всей своей страстью отдавшись полёту,
Ты плыл на изломе, где слышать не можно,
Как падшим назвал тебя ангелом кто-то?..
Выжги!
Приласкалась благая весть.
Лижет,
Завивается возле ног
дымом.
"Царство божие внутри вас есть"...
Выжги!
А не то повторишь урок
Рима.
Не жалей своего нутрА.
Поздно.
Крест вколоченный грубо в нём
прочен.
Плачут с вечера до утра
звёзды
Над поруганною Христом
ночью...
Самопредатели
"Я видел, как их перетирали, как они
скулили, пресмыкались, плакали - и
под конец не от боли, не от страха, а
только от раскаяния"
(Оруэлл, "1984")
Встань на колени, а то убъют.
"Господи Боже, прости мне блуд!"
До помраченья целуй кресты,
Осознавай, как ничтожен ты.
Руки костлявые - к небесам:
"Всё осознал, отрекаюсь сам!"
Лбом колотись о церковный пол.
Ты перед богом нелеп и гол.
Вейся ужом возле ног попа:
"Я безнадёжно и мерзко пал!"...
А ведь и было - короткий миг
Без предписаний священных книг...
А ведь и было - спокойный сон
Рядом с той нежной, в кого влюблён...
Только свободы недолгий вдох,
Несколько страсти несмелой крох...
Разве не жалко тебе отдать
Всё, что от жизни сумел урвать?
Нет! Эти мысли - великий грех!
"Я недостойней и гаже всех!
О, инквизиции правый суд!
Господи Боже! Прости мне блуд!"
…
Ты ранен и слаб? Не показывай людям,
И нелюдям тоже - они не поймут.
Причём, если люди всего лишь осудят,
То нелюди (что чистоплотней) - убьют.
Ты ранен и слаб? Напрягай свои силы.
До крохи расходуй свой иммунитет.
И помни, что Тьма никого не простила
Из тех, кто по слабости выполз на свет.
…
Рассечённой ладонью
Схватиться за ветку сирени.
Под рукав потечёт,
Перемешана с кровью, роса.
Сзади птица обронит
Хрустальный глоток песнопений...
Я исчадье земли,
Мне совсем не нужны небеса.
Далеко-далеко,
Там, где страх, перемешанный с ложью,
Старый Яхве сидит,
Обещая всем сказочный рай.
Мне ж во веки веков
Предостаточно чувствовать кожей,
Как тревожно звенит
Подготовленный к творчеству май.
…
Исус Христос, Мария-богомать...
Святых немало наплодить смогли вы.
Но только вот не надо усложнять -
Иуда личность вашего разлива.
И что-то мало видно магдален
В по вашей мерке сотворённом мире.
А вот иуд в тени церковных стен
За каждый миг рождается четыре!
...
Как птица, метнулась свеча в изголовье.
Набатом взревела оконная рама.
И вижу - уже наливаются кровью
На венах моих загрубелые шрамы.
Давно отболело то страшное время,
Когда ужасали ночные тревоги.
Входи, если есть, что ответить по теме,
О ангел с мечом, что застыл на пороге!
Что скажешь ты мне, о святейший каратель?
...Врасплох не застав, развернулся - и ходу.
Проставьте же в чёрном моём аттестате
Ещё подтвержденье на право свободы.
меня тоже многое волновало.
потом
перестало. потому что
мы не в силах
изменить реальность,
а от
постоянного желания изменить
и
невозможности это сделать только
больно. и
что, болеть всю жизнь?
(из диалога)
Бантом на язык нацепить словоёрс,
Проткнуть воздух взглядом тупым,
И вдавливать свой неподатливый торс
В обрюзгшее тело толпы.
Да, больно. Но боль эта быстро пройдёт.
И крылья отсохнут, и ум.
Приветливо-сладко навстречу кивнёт
Властитель желудков и дум -
Гламурный обсосанный телеэкран.
В груди воцарится покой,
И радостно хлюпнет трясины капкан
Над буйной твоей головой.
Разговор с Яхве
Я тебя раскусила, Боже,
Прошерстив языковый пласт:
До чего же они похожи –
«Gott mit uns» и «In God we trust»!
И сдаётся мне почему-то:
Их похожесть – не глюк поэта.
Поразмыслив едва минуту,
Я решила – всё просто. Это
«Deus vult» проросло на почве,
Унавоженной сладкой ложью.
…Для того, чтобы власть упрочить,
С кем ты только не шлялся, Боже!
Ты пытался дружить с Рейхстагом,
С коммунистами, с Вашингтоном…
Под любым не безвестным флагом
Ты пристроил свои знамёна.
Ты недаром – божок евреев,
И недаром – дружок блудницы:
Что ни сталось – ручонки греешь,
Дали деньги – готов ложиться...
Что ответишь мне? Кинешь стрелки,
Как обычно, на церковь, что ли?
Мол – я (солнце, святой и целка),
Клир в узде удержать не волен?
Ты ещё и предатель, Боже:
Как прижали – рабов на мыло…
Нет уж, милый, пеняй на рожу.
Ты в ответе за всё, что было!
Ты – тупой отравитель Феба!
Ты бесстыдно людьми играешь!
…Впрочем, зря я кричала в небо.
Ты и так всё прекрасно знаешь.
Пророк
Больная эпоха на кончике пики -
Не время творить и страдать за идеи.
Не время быть мудрым, могучим, великим.
Ряды гордых лиц с каждым часом редеют.
А тусклые морды плодятся, как плесень.
Тут каждый священник – по сути расстрига.
Здесь верят рекламе, смеются над песней.
Здесь ценник наклеен на каждую книгу.
Здесь пропуск во Тьму продаётся за баксы.
Здесь звёзды на небе – как жёлтые струпья,
А рядом луна расползается кляксой.
Здесь мёртвых тиранов, как мальчиков, лупят
Холёные, сытые псы-шоумены.
Здесь хлынули полчища диких народов
Сквозь с помпой разбитую древнюю стену,
И льют кровь ослабших и жирных, как воду.
Здесь сопли мешаются с болью и ядом.
Когда запоздало завоет тревога,
Здесь некому будет создать баррикады.
А ждать, между прочим, осталось немного.
Последний наш бой будет попросту бойней.
Но вы мне не верите. Вы говорите –
Потише, придурок! Ты слышишь? Спокойней!
Смотри, сколько пищи осталось в корыте!
...Никто не поймёт, почему мне здесь плохо.
К моменту, когда с неба свалятся звёзды,
Давно меня съест эта злая эпоха,
И слушать меня будет попросту поздно.
Бессмертные
«Мои мысли, мои скакуны…» (попса)
Не тяни ладонь к ладони –
Вырвут руку из сустава.
Наши мысли – тоже кони,
Но у них на жизнь нет права.
Изуродованный Велес
Скачет мысию по древу.
Мы к уродству притерпелись,
Ваше право – наше лево.
Ходим пешкой по этапу,
В доме предков став чужими.
Кони с топотом и храпом
Через вечность тащат Имя.
Неспособность к компромиссам
Точит лезвие-дорогу.
Трижды проклятые мысли
Обретают статус бога.
Социализация
– меня тоже многое волновало.
потом
перестало. потому что
мы не в силах
изменить реальность,
а от
постоянного желания изменить
и
невозможности это сделать только больно.
– и что,
болеть всю жизнь?
(из диалога)
Бантом на язык нацепить словоёрс,
Проткнуть воздух взглядом тупым,
И вдавливать свой неподатливый торс
В обрюзгшее тело толпы.
Да, больно. Но боль эта быстро пройдёт.
И крылья отсохнут, и ум.
Приветливо-сладко навстречу кивнёт
Властитель желудков и дум -
Гламурный обсосанный телеэкран.
В груди воцарится покой,
И радостно хлюпнет трясины капкан
Над буйной твоей головой.
Разговор о вере
"Когда ты расстанешься с верой, её не вернуть.
Прощание с верой – как будто прыжок в никуда.
Во веки веков не сумеет тебя обмануть
Целебных религий ведущая в небо звезда.
И это не шутки. Семь раз перед шагом отмерь.
Подумай о том, что обратно вернуться нельзя.
И если ты слаб – лучше всё же во что-нибудь верь.
Всё лучше, чем чувство, что ноги над бездной скользят.
Подумай сто раз. После этого шага никак
Тебе не помогут надёжные руки жрецов.
Удержишь ли жизнь свою в собственных битых руках?
Сумеешь идти без непоколебимых основ?
Подумай ещё. Сможешь жить без огня впереди
И тьмы по бокам, на которую больно смотреть?
Сумеешь ли сам удержать своё сердце в груди?
Сумеешь ли встретить совсем безвозвратную смерть?
Отрекшись от веры, не можно поверить опять.
Бессмысленны будут попытки укрыться в церквах.
Раз сдавшись себе, от себя уже не убежать.
Навеки поселится алое пламя в глазах.
Отрекшись от веры, жить трудно и больно, пойми.
А выгод не будет – совсем, никаких, никогда.
Так что ты решил? Остаёшься на месте? Аминь?"
"А может быть так, что не в силах я верить?" "Ну... Да".
Будь собой
Закружила метель, злые выкресты-волки скорбят.
Нить пути потерялась в откормленной сказочной мгле.
Тебе хочется рая? Сначала пройди через ад.
А потом осознай, что есть место тебе на земле.
Что ни шаг – всё туман, всё коряги и липкая боль.
Что ни шаг – всё нужней чью-то руку рукою схватить.
Но ты здесь одинок, только время осталось с тобой.
И оно не залечит, оно может только убить.
Сном кошмарным сливаются линии двух берегов.
Из-за каждого дерева крысится злобная ночь.
Здесь тебе не найти ни друзей, ни хотя бы врагов.
Только ветер толкнёт и мгновенно уносится прочь.
Можешь плакать и петь, можешь биться башкой в пустоту.
Можешь криком кричать и размазывать по небу кровь.
Глупым сказкам не верь – крылья вовсе у нас не растут.
В арсенале лишь мышцы и книга безжалостных слов.
И однажды, устав, на земле этой грешной очнись.
Вытри вымокший лоб перевязанной тряпкой рукой.
Оглядись, удивись и безликим лесам улыбнись.
И во веки веков будь на пиршестве жизни собой.
***
Давно твой изодранный лоб заклеймило
Короткое, хлёсткое "неадекватен".
Чужой среди всех... Так найди в себе силы
Уйти навсегда! А насколько их хватит,
Тех найденных сил - я не знаю. Не важно.
Другого пути не найти и не выжить
Тебе среди всех. Пусть дорогу укажет
Тот чёрт, что клеймо на лице твоём выжег!
Клеймо, что безликой толпе непонятно,
Клеймо, что страшит их и злит беспрестанно...
Не бойся! Иди! До конца, безвозвратно!
Зашей через край свои чёрные раны!
...Прислушайся. Что там за крики? "Изыди"?
Преследуют? Вроде бы нет... Не посмели.
Ну что же, пора и в историю - в виде
Кровавых ошмётков на стенах тоннеля.
Тоннеля, в конце у которого нету
И не было сроду источника света.
Лишь холод и тьма, беспощадная тьма...
...Теперь понимаешь, в чём смысл клейма?!
www.stihi.ru/author.html?sheepdog