http://www.philosophy.ru/iphras/library/physics.html
Подготовлено Центром детеизации для размещения на сайте Центра. Осуществлялось только переформатирование.
РАЗДЕЛ IV. НАУЧНОЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ
(Опыт полемики)
Проблемы, связанные с взаимоотношением религии и науки, с местом, занимаемым ими в системе культуры, сложны и многогранны. Мы, не претендуя на полноту освещения всей этой проблематики, хотели бы с самого начала сформулировать ряд признаков, резко отличающих науку и научное мировоззрение, с одной стороны, и религию и религиозное мировоззрение, с другой.
Отмеченные черты противостояния научного и религиозного мировоззрения сохраняют, по нашему убеждению, свое значение, сколь бы положительно ни решался вопрос о роли религии в жизни общества и ее месте в системе культуры. Очень жаль, что в нашей стране вновь и вновь обнаруживает себя тонко подмеченная Н.А. Бердяевым "полярность русского человека". От бездумного отрицания религиозного мировоззрения сейчас намечается тенденция к столь же бездумной его экспансии.
В этом плане несомненный интерес представляет опубликованная в журнале "Новый мир" (1989, № 12) статья В.Н. Тростникова "Научна ли научная картина мира" и подборка откликов на нее (Ю. Чайковский, Р.Е. Майборода, Ю.А. Шрейдер - "Новый мир", 1990, № 7). Нам представляется, что обстоятельный разбор содержащейся в статье аргументации, во-первых, полезен сам по себе, а, во-вторых, дает нам возможность изложить собственные представления в ходе прямой полемики с ярким представителем "научной апологетики". Под научной апологетикой понимается искусство доказывать верность религиозного миропонимания, опираясь на материал науки.
Как заметил популярный советский артист Зиновий Гердт, истинный спор возможен лишь между единомышленниками. Мы понимаем, что никакие аргументы не поколеблют В.Н. Тростникова в его основополагающих убеждениях. Говоря языком логики, опровержение тезиса невозможно. Но логика знает еще два вида опровержения: опровержение аргументов и опровержение связей между аргументами и тезисом (логическая ошибка, называемая "non sequitur" - не следует"). Вот этим мы и займемся, поскольку анализ аргументов и следования тезиса из аргументов образуют то предметное поле, на котором, возможна дискуссия.
Начнем, как и В.Н. Тростников, с разделения науки на два предприятия: науку-исследование и науку-мировоззрение. В общей форме подобное разделение вряд ли может вызвать серьезные возражения. Разумеется, это не одно и то же. Возражения вызывает другое. Во-первых, сведение нашим оппонентом науки-мировоззрения к трем презумпциям (рассмотрением этих трех презумпций мы займемся позже). Во-вторых, утверждение, что к науке-мировоззрению крупные ученые не причастны, а все зло здесь от популяризаторов-идеологов. Это просто фактически неверно. Не хочется оглушать читателя роем имен, но все великие естествоиспытатели всегда вносили огромный вклад в рассмотрение мировоззренческих проблем (часто с разных позиций и с разными знаками). Галилей и Ньютон, Декарт и Лейбниц, Лайель и Дарвин, Максвелл и Больцман; Пастер и Павлов, Эйнштейн и Бор, Гайзенберг и Борн - вот истинные творцы не только науки-исследования, но и науки- мировоззрения (если, конечно, не ограничивать науку-мировоззрение тремя пресловутыми презумпциями). В-третьих, наука-исследование, отличаясь от науки-мировоззрения, вместе с тем всегда с ней связана.
Наш оппонент, провозгласив в начале своей статьи независимость этих двух предприятий, в дальнейшем по существу демонстрирует их тесную связь, только с переменой знака. На место арелигиозной картины мира, рисуемой наукой, он стремится поставить религиозную картину мира, якобы обосновываемую наукой-исследованием.
Каково же действительное отношение между наукой-исследованием и наукой-мировоззрением? Следует предостеречь от явно упрощенного понимания этой связи в духе прямолинейного воинствующего атеизма. Никакое развитие науки действительно не может ни доказать, ни опровергнуть бытия Бога. Сомневаться в этом после Канта, мягко говоря, несколько архаично. Именно поэтому наивно архаичными выглядят выводы в пользу откровения на основе данных науки, содержащиеся в конце статьи В.Н. Тростникова. Изложив свое видение вклада квантовой физики, математики и биологии в тайны мироздания, он замечает: "Прочитав это, всякий (!?) почувствует, как тут вдруг повеяло чем-то очень знакомым. Чем же? Вспомним хотя бы "в начале было Слово, и слово было у Бога и Слово было Бог". По мнению В.Н. Тростникова, наука в наши дни "стала медленно, но верно возвращаться к тому миропониманию, которое когда-то было дано человечеству через Откровение (с. 263). Научна ли научная картина мира // Новый мир. 1989. № 12. Дальнейшие ссылки на эту работу даны в тексте постранично.
Эти заключения, на наш взгляд, связаны с наукой-исследованием уж во всяком случае не больше, чем опровергаемая В.Н. Тростниковым наука-мировоззрение с ее тремя презумпциями. Итак, из науки-исследования не вытекает действительно с жесткой непреложностью никакая наука-мировоззрение. И все же, все же... Давайте заменим неуклюжий термин "наука-мировоззрение" на более отвечающий нормам русского языка "научное мировоззрение" и спросим себя: соответствует ли научное мировоззрение в наибольшей степени (т.е. больше, чем какое бы то ни было другое) "тому миропониманию, которое когда-то было дано человечеству через Откровение"? На наш взгляд, для утвердительного ответа на этот вопрос требуется запредельная смелость и богатое воображение. Ведь в этом случае выражения "научное мировоззрение" и "религиозное мировоззрение" становятся просто тождественными. Их многовековое противостояние (конфронтация, взаимодействие, взаимовлияние - нам сейчас не важен конкретный тип их взаимоотношения) становится бессмысленным.
Известные оруэлловские "свобода - это рабство" и "мир - это война" можно дополнить лозунгом: "научное мировоззрение - это религиозное мировоззрение".
В предшествующем изложении мы говорили о признаках, различающих науку и религию. Выделение этих признаков, их анализ не входит в содержание ни науки, ни религии. Это результат философской рефлексии над тем и другим. Эти признаки характеризуют, следовательно, научное мировоззрение в противоположность религиозному мировоззрению. Поэтому мы считаем неполной характеристику научного мировоззрения В.Н. Тростниковым только с помощью выделенных им трех презумпций. Однако, поскольку эти презумпции безусловно входят в характеристику научного мировоззрения, мы обратимся, наконец, к их рассмотрению. Три презумпции суть редукционизм, эволюционизм и рационализм. В.Н. Тростников считает их незаконным выводом из данных науки и стремится показать, что развитие науки в ХХ в. их опровергло. Мы постараемся раскрыть смысл этих трех принципов (считаем название "принцип" более уместным, чем "презумпция") научного мировоззрения и показать, во-первых, что развитие естествознания в ХХ в. ни на йоту не поколебало их значимости, а лишь обобщило и углубило их, и, во-вторых, с резкой критикой этих трех презумпций (как это ни обидно может показаться В.Н. Тростникову) давно уже выступала ортодоксальная марксистская философия.
Давно было замечено, что спорить о словах не умно, что слову можно приписать любое значение, важно только именно в этом значении его употреблять. И, тем не менее, споры о словах ведутся, а все попытки придать словам повседневного языка строго фиксированное значение кончаются крахом. Такая фиксация возможна лишь и только в специальных, искусственных языках и заведомо невозможна в живом естественном языке. И дело здесь вовсе не в злой воле и желании запутать все и вся, дело в реальной многозначности слов, которую можно ослабить, попытаться ввести в какие-то рамки, но нельзя ликвидировать. Это в полной мере относится и к таким словам, как редукционизм, эволюционизм и рационализм.
В.Н. Тростников, естественно, понимает это и просит читателя все время помнить, что он "будет вкладывать в эти слова тот узкий смысл, который сейчас разъяснит" (с. 257).
...Итак, по В.Н. Тростникову: "Редукционизм есть предположение, что низшие формы бытия более реальны, чем высшие его формы, которые могут быть сведены к комбинации низших. Здесь мир ... уподобляется детскому "конструктору", в котором винтики и стерженьки более значимы, чем собираемые из них сооружения, ибо последние можно снова разобрать, а некоторые из них остаются лишь принципиально возможными, но не реа- лизуются, в то время как стерженьки и винтики суть нечто постоянное и неизменное" (с. 257). В связи с этим определением считаем нужным отметить ряд моментов.
1. В определении смешаны разные аспекты. В нем утверждается большая реальность низших форм по сравнению с высшими. Из дальнейшего текста выясняется, что низшие формы - это материальные объекты типа ньютоновских материальных точек. Высшие формы - это объекты типа y-функции, которые В.Н. Тростников понимает как духовные, умозрительные сущности, родственные, скажем, идеям Платона или Слову в библейском тексте: "Вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог".
Но здесь позволительно спросить, кто, когда и где пытался так понятые высшие формы "свести" к комбинации низших? Кто, где и когда пытался идеи Платона или божественное Слово представить в виде сооружения, собираемого из винтиков и стерженьков? В.Н. Тростников просто смешивает здесь два возможных смысла слов "редукционизм", "редукция". Представив высшие формы как платоновские идеи или божественное Слово, он по существу отождествляет редукционизм с материализмом и приписывает материализму явную нелепость - стремление объяснить божественную идею материальными началами. Но этого последовательный материализм никогда не делал: он просто отвергал наличие таких сущностей в мироздании...
И совершенно другой смысл термин "редукционизм" имеет как познавательная установка, стремящаяся объяснить законы более сложно устроенных материальных систем на основе законов более фундаментального, нижележащего уровня.
2. Вызывает возражение объяснение возникновения редукционизма, предложенное В.Н. Тростниковым: "Редукционизм был подсказан ньютоновской физикой, которая изображает Вселенную, состоящей из "материальных точек", взаимодействующих между собой по имеющим четкое математическое выражение законам" (с. 258). Разумеется, так охарактеризованный редукционизм опровергнуть совсем не трудно. Но В.Н. Тростников идет дальше и утверждает, что современная физика полностью опровергла редукционизм, "более сильно опровергнуть что-либо просто невозможно". Последующая аргументация настолько забавна и поучительна, что имеет смысл ее воспроизвести. Утверждается, что неверна ньютоновская концепция материи, что дифракция электронов показала, что у частиц нет определенной траектории, что принцип неопределенности Гейзенберга отменяет классический образ частиц. Все это общеизвестно и сегодня тривиально. А вот что все это доказывает антиредукционизм - это уже совершенно оригинальный вывод автора. Квантовой механике приписывается доказательство тезиса, что "идеальное оказалось реальнее материального". Аргументация: основное понятие квантовой механики y-функция не может быть зафиксирована никаким прибором, а уравнение Шредингера - определяет лишь эволюцию пси-функции, материя в них не фигурирует" (С. 259). Но помилуйте, уважаемый В.Н. Тростников, ну кому же вы адресуете все эти утверждения? Ну а что, материальная точка Ньютона воспринималась каким-либо прибором? А в уравнениях Лагранжа или Гамильтона фигурирует материя? Как-то неловко даже писать, что развитая наука всегда имеет дело с теоретизированным миром, объекты которого приборами не воспринимаются. В.Н. Тростников провозглашает двуслойность бытия: "...атомом управляет его невидимая пси-функция", пребывающая в некоем сверхчувственном, трансцендентном мире. "Некоторые отделы знания, - продолжает В.Н. Тростников - уже впустили в окно выгнанную до этого в дверь сверхчувственную реальность, и первой это сделали в тридцатых годах нашего столетия физики. Сегодня об этой реальности говорят экстрасенсы ... она прорывается в наш мир благовонной жидкостью, истекающей из икон...". Тростников В.Н. Что такое жизнь? // Москва. 1992. № 1. С. 197. На наш взгляд эта аргументация уничтожает сама себя. Пси-функция как аргумент в пользу сверхчувственной реальности приравнивается к "благовонной жидкости, истекающей из икон"! Мы думаем, что степень научности ссылок на квантовую физику становится после этого совершенно ясной.
На самом деле квантовая механика как раз обнаружила плодотворность и эвристичность именно принципа редукционизма. Она ликвидировала пропасть, которая раньше разделяла физику и химию. Можно было бы много говорить об отношениях между физикой и химией, с одной стороны, и биологией, - с другой. Справедливости ради отметим, что если в отношениях между физикой и химией физикалистский принцип можно считать реализованным, то в отношении биологии он до сих пор остается предметом дискуссий. Но во всяком случае, не подлежит сомнению законность и плодотворность попыток реализовать его и в этой области и уж, во всяком случае, нет никаких оснований утверждать, что физике "открылась ложность редукционизма".
В.Н. Тростников по существу пытается обосновать не ложность редукционизма, а ложность материализма (смешивая одно с другим). Как отмечено выше, это ему тоже не удается. И от смешения опровержения редукционизма с опровержением материализма аргументация В.Н. Тростникова не делается более убедительной. Мы считаем, что исходная характеристика редукционизма В.Н. Тростниковым не адекватна реальному использованию этого принципа в научном познании. С нашей точки зрения, редукционизм есть прежде всего гносеологическая установка, стремящаяся теоретически объяснить качественное своеобразие более сложных материальных образований, исходя из законов более фундаментальных нижележащих уровней. Поскольку наиболее фундаментальные уровни материальной организации изучаются физикой (это, если угодно, постулат материализма: нет метафизики более глубокой, чем физика), то редукционизм выступает в форме физикализма. Физика по природе обречена на фундаментальность: наиболее глубокие слои бытия будут всегда изучаться физикой как бы при этом она сама не менялась. Если угодно, физика фундаментальна по определению. Апелляция к откровению и библейским текстам выводит за пределы науки, причем не науки-мировоззрения, а науки-исследования. Именно науке-исследованию нечего делать со священными текстами; к ним обращаются только в рамках определенного мировоззренческого истолкования науки.
Однако мы хотели бы предостеречь читателя от слишком примитивного понимания существа обсуждаемой проблемы. Редукционизм - не единственная гносеологическая установка науки. В реальном научном познании широко представлена и холистская установка. Так что при желании (при определенной презумпции) можно как в истории науки, так и в ее современном состоянии найти, казалось бы, антиредукционистские элементы. По нашему убеждению, редукционистская и холистская установки присутствуют с различными, если можно так выразиться, статистическими весами. В рамках холистской установки, как правило, фиксируется проблема, дается описание исследуемой предметной области, а развернутое решение проблемы и теоретическое описание исследуемой области всегда достигаются на редукционистских путях. Подробнее см.: Баженов Л.Б. Редукционизм в научном познании // Природа. 1987. № 9. С. 85-91.
В заключение несколько слов об отношении "официального диамата" к проблеме редукционизма. Оно было всегда резко отрицательным к редукционизму, чаще всего трактуемому как механицизм, Кстати, в этом В.Н. Тростников вполне солидарен с диаматом, связывая редукционизм, по сути дела, исключительно с ньютоновской механикой. противопоставлялась выдвинутая Ф. Энгельсом концепция форм движения материи. Мы не можем здесь входить в подробное изложение этой концепции, а отметим лишь, что в ней был ряд существенно важных и верных моментов, но был и ряд негативных сторон. Официальный диамат, по существу, законсервировал именно эти последние. Под девизом несводимости высших форм движения к низшим, на протяжении многих десятилетий советской истории велась атака на науку. Остракизму была подвергнута теория резонанса в квантовой химии. С упорством, достойным лучшего применения, подчеркивалась независимость химии от физики. Обвинения в механицизме было одним из основных орудий в борьбе с генетикой. И, наконец, преимущественно под флагом критики механицизма шла борьба с кибернетикой "как реакционной лженаукой... формой современного механицизма".
Нам представляется, что неприязнь к редукционизму, в равной степени обнаруживаемая идеологами как официального диамата, так и православия, весьма симптоматична.
Начнем и здесь с определения В.Н. Тростникова. "Эволюционизм есть предположение, что сложные формы бытия естественным образом, т.е. под действием незыблемых законов природы, не ставящих перед собой никаких целей и работающих как автоматы, образовались из исходных простых форм" (С. 257-258). С этим определением (в отличие от редукционизма) мы в основном согласны. Замечание, если угодно, носит скорее редакционный характер. Так, слово "незыблемые" мы бы заменили на "естественные". Выражение "работающих как автоматы" мы, пожалуй, просто вычеркнули бы как выражение, не несущее нового смысла в приведенном контексте, а скорее призванного пробудить некие негативные эмоции. Правда, в примечании В.Н. Тростников отмечает, что он не имеет здесь в виду эволюционистов типа Л.С. Берга и Теяра де Шардена, согласно которым в эволюции якобы участвует творческое начало. Здесь мы согласны с Ю. Шрейдером, что в этих концепциях "не вводятся (вопреки утверждению В.Н. Тростникова) никакого творческого начала". Шрейдер Ю. Неправомерная альтернатива // Новый мир. 1990. № 7. С. 263.
Итак, характеристику эволюционизма В.Н. Тростниковым мы принимаем. Но все остальное, сказанное об эволюционизме, начиная с заявления "биологии открылась ложность эволюционизма" и кончая конкретными соображениями в пользу этого тезиса, написано просто ниже уровня научной полемики. С соображениями В.Н. Тростникова по поводу редукционизма (и рационализма, о чем речь пойдет дальше) можно полемизировать, их полезно обсудить, даже если ты не согласен с ними, то само обдумывание выдвинутых соображений и интересно, и плодотворно. Все написанное по поводу биологии как будто написано другим человеком. Конечно, текст В.Н. Тростникова свидетельствует о его глубоком возмущении дарвинизмом, о резко отрицательном эмоциональном настрое автора, Вполне в духе известной характеристики Е.Дюрингом дарвинизма "как изрядной дозы скотства, направленной против человечества". но все-таки надо проводить различие между текстом для научной статьи (пусть даже это будет статья по научной апологетике - но ведь все-таки научной) и текстом пропагандистского шоу.
Мы укажем лишь на некоторые "красоты": ну можно ли всерьез утверждать, что "чем меньше человек разбирается в биологии, тем тверже он верит в дарвинизм" или "на фоне сегодняшних данных биологической науки он (дарвинизм. - Авт.) выглядит просто-таки неприлично". А чего стоит утверждение, что "дарвиновская теория была подвергнута суровой критике самыми выдающимися специалистами того времени... Но ученые меньшего калибра ею соблазнились, ибо она претендовала на простое объяснение сложнейшего феномена появления жизни на Земле" (С. 260). Здесь мы имеем целый букет открытий. Во-первых, нам сообщают простой критерий для определения калибра ученого: принял дарвинизм - калибр невелик. Во-вторых, мы узнаем нечто новенькое о дарвинизме: оказывается, он дает простое объяснение сложнейшего феномена появления жизни на Земле. Бедный Дарвин, он так до конца жизни и не подозревал, что его учение, оказывается, объясняет появление жизни на Земле.
Дарвинизм, по мнению В.Н. Тростникова, окончательно опровергнут развитием генетики и особенно открытием роли нуклеиновых кислот. Мы не знаем, откуда уважаемый автор почерпнул эту информацию. Ведь даже школьнику известно, что ведущее направление современной эволюционной биологии - синтетическая теория эволюции (СТЭ) и есть продукт синтеза классического дарвинизма с современной (а, начиная с 1953 г. - молекулярной) Кстати, В.Н. Тростников чрезвычайно высоко оценивает открытие двойной спирали Уотсоном и Криком в 1953 г., положившее начало молекулярной биологии. При этом он совершенно не замечает, что все развитие молекулярной биологии справедливо оценивается (воспользовавшись выражением Энгельгардта) как "победное шествие принципа редукционизма". генетикой. Конечно, разные биологи по-разному относятся к СТЭ, но и тем из них, кто ее не принимает, даже в кошмарном сне не может присниться, что наш кинолог Т. Войлочников, скрестив волка с собакой, сразу получил и опровержение дарвинизма, и результат, "который по важности можно сопоставить с опытом Майкельсона". С дарвинизмом можно спорить, и многие с ним спорят, но, конечно, не на том уровне, который представлен в обсуждаемой статье.
На наш взгляд, биологический раздел статьи явно не удался автору. Более того, он компрометирует два других раздела. Он сеет в душе читателя сакраментальную догадку, - а что, если критика редукционализма и рационализма столь же обоснована, как и критика эволюционизма.
Однако самый главный недостаток анализа эволюционизма В.Н. Тростниковым состоит в другом. Нельзя в конце ХХ в. ограничивать анализ принципа эволюционизма рассмотрением только биологического материала, как это делает наш уважаемый автор. Идея эволюции вышла за пределы биологии и широко вошла в ранее, казалось, чуждую для нее сферу физического знания. Крупнейшим концептуальным сдвигом естествознания нашего времени является идея глобального эволюционизма. Вне анализа этой идеи говорить об эволюционизме (используя выражение В.Н. Тростникова) "просто-таки неприлично".
Так же как и в случае с принципом редукционизма, обнаруживается весьма любопытное сходство, казалось бы, совершенно различных идеологических подходов: религиозно-православного и официально-марксистского. Официальный диамат, по сути дела, тоже враждебно относится к принципу эволюционизма, хотя, конечно, не в той формулировке, которую этому принципу дает В.Н. Тростников. Диамат противопоставляет эволюционизму диалектический принцип развития, объявляя принятую в науке формулировку идеи эволюции "опошлением и удушением истины". В диалектически понятое развитие обязательно должны входить скачки, спиралевидный характер развития и многое другое, что, будучи почерпнуто главным образом из гегелевских текстов, непременно должно обнаруживаться естествознанием. При этом всякий раз, когда формулировки, даваемые естествознанием, обнаруживают сходство с гегелевскими, то естествознание приветствуется, в противном случае - оно обвиняется в недоразвитости. Все это очень хорошо обнаруживается в отношении к дарвинизму и к концепции эволюции Вселенной. Например, действительное философское содержание концепции расширяющейся Вселенной состояло как раз в том, что она, по сути дела, отказывалась от представлений о Вселенной, в которой мы живем как уникальном и стационарном образовании. Если иметь в виду действительно разумное содержание диалектического материализма, а не официальный диамат, то концепция расширяющейся Вселенной должна была бы как раз приветствоваться им, как концепция, вводящая принцип развития (эволюции) в самый фундамент мироздания. Однако на деле имело место прямо противоположное.
"Рационализм, - пишет В.Н. Тростников, - есть убежденность во всемогуществе человеческого разума, наиболее полным воплощением которого являются математика и логика. Разум способен проникнуть во все тайны природы и поставить обретенные знания на службу человеку, сделав его, таким образом, властелином Вселенной" (С. 258).
Против этой характеристики можно выдвинуть целый ряд возражений. Во-первых, как минимум спорно утверждение, что наиболее полным воплощением рационализма являются математика и логика. Это, конечно, слишком узкая трактовка рационализма и мы чуть ниже увидим, для чего это понадобилось автору. Во-вторых, вторая фраза тростниковского определения не согласуется с первой. Если разум способен "проникнуть во все тайны природы", то навряд ли верно утверждение о его наиболее полном воплощении в математике и логике. Уж тогда наиболее полно он должен воплощаться в науках, описывающих эти тайны природы. Математику и логику вряд ли можно отнести к числу таких наук. Наконец, в-третьих, совсем из другой оперы вопрос о властелине Вселенной.
Поговорим подробнее по выделенным моментам. Ограничение рационализма преимущественно математикой и логикой понадобилось В.Н. Тростникову для конструирования опровержения рационализма. И даже не опровержения, а утверждения об абсурдности рационализма, которая открылась математике. Однако даже приняв тростниковское ограничение рационализма, решительно нельзя согласиться с утверждением, что математика открыла его абсурдность. В качестве аргумента используется ссылка на знаменитую теорему Геделя о полноте. Согласно этой теореме, возможны истинные арифметические высказывания, которые нельзя вывести дедуктивным путем из аксиом арифметики. Вокруг теоремы Геделя существует масса весьма поверхностных спекуляций. Никакого отношения к крушению рационализма, тем более к обнаружению его абсурдности, эта теорема не имеет. Она означала невозможность гильбертовской программы обоснования математики, что В.Н. Тростников как профессионал-математик не может не знать. Мы согласны с критикой утверждений В.Н. Тростникова, данной Р.Е. Майбородой. Теорема Геделя показывает, что "ограничены только возможности формальных доказательств". Майборода Р.Е. Стоит ли откровение подкреплять научными доводами? // Новый мир. 1990. № 7. С. 257-258.
Не более убедительны и попытки обосновать абсурдность рационализма ссылками на понятие актуальной бесконечности. Рассуждения В.Н. Тростникова на эту тему (за исключением анекдота о гусаре, способном всегда выпить еще две бутылки) малоубедительны. Различные математики принимают различные абстракции бесконечности, но все они при этом стремятся весьма рационально вести свои построения. Каким образом из использования абстракции актуальной бесконечности извлекается абсурдность рационализма, в свою очередь, находится за гранью рационального постижения.
Таким образом, даже если принять, что рационализм находит наиболее полное воплощение в математике и логике, то с доказательством его абсурдности средствами математики и логики у В.Н. Тростникова ничего не получилось. Но главное даже не это. Наиболее существенна вторая часть тростниковского определения ("разум способен проникнуть во все тайны природы и поставить обретенные знания на службу человеку"), а здесь отсутствует какая бы то ни была попытка опровержения. Нет даже намека на попытку оказать, что есть тайны природы, в которые разум не способен проникнуть или, проникнув, не способен поставить на службу человеку. Очевидно, В.Н. Тростников считал, что если ему удалось показать абсурдность рационализма в первой части (а мы видели, что это не так), то со второй частью вообще нет смысла возиться. На самом деле, в математике и логике в наибольшей степени воплощены дедуктивный метод и формальные возможности человеческого разума. Однако человеческий разум во всем богатстве его проявлений никак нельзя сводить только к способности дедуктивных построений.
Проблема научной рациональности сегодня широко обсуждается во всей мировой философской литературе. На сегодня можно считать признанным, что научная рациональность исторически менялась, что она имеет различные аспекты и формы выражения, что в нее, в качестве необходимого компонента, входит интуиция (при всей многозначности этого последнего понятия). Ограничение анализа рационализма лишь проблемами формально-дедуктивных возможностей выглядит сегодня просто демонстрацией провинциализма.
Особый интерес представляет выяснение отношения к рационализму со стороны марксизма. Как это ни обидно для В.Н. Тростникова, но в своем неприятии рационализма он оказывается в одном лагере с марксизмом. По своим истокам марксизм вообще-то лежит в русле рационалистического течения западноевропейской философской мысли. К. Маркс и Ф. Энгельс вышли из школы Гегеля, безусловно, одного из крупнейших представителей рационализма. Однако гегелевский рационализм был рационализмом cum grano salis. Это связано с его диалектикой.
Мы не можем здесь подробно разбирать проблемы, связанные с диалектикой и ограничимся лишь замечанием, что диалектика лежит на грани между рационализмом и иррационализмом. У Гегеля, а затем у Маркса, Энгельса и их последователей, оппозиция диалектики рационализму выражалась в форме противостояния логики формальной и логики диалектической. Стопроцентного отбрасывания формальной логики не было. И у Гегеля, и у Энгельса можно найти много текстов, где они признают значение и роль формальной логики с ее законом противоречия, т.е. с принципом недопущения логических противоречий в правильном рассуждении. И, тем не менее, само введение в обращение категории "диалектическое противоречие" и трактовка этого последнего как чего-то противостоящего формальной логике, снимающего, преодолевающего "узкий горизонт формальной логики" (выражение Ф. Энгельса), всегда была присуща гегелевско-марксистской традиции.
В советское время на темы соотношения формальной и диалектической логик были написаны тысячи страниц. То затихая, то возгораясь, дискуссия шла десятилетиями. Сначала формальная логика просто объявлялась орудием нашего классового врага (статья о формальной логике в первом издании "Большой Советской энциклопедии"). В ходе Великой Отечественной войны вождь народов был вынужден пересмотреть целый ряд прежних установок: возродился великорусский шовинизм и антисемитизм, был ослаблен террор против русской православной церкви, подвергнута частичной реабилитации формальная логика. Во всяком случае, с нее было снято клеймо "классового орудия буржуазии". Как нам представляется, полувековые попытки построить в послевоенные годы систему диалектической логики не привели ни к каким результатам, за вычетом разве что налета скептицизма по отношению к рациональной мысли. На наш взгляд, никакой особой диалектической логики, противостоящей обычной, формальной логике, просто не существует. Попытки построить такую логику ни к чему, кроме заявлений об абсурдности рационализма, привести не могут. И здесь критика рационализма В.Н. Тростниковым объективно смыкается с марксистским подходом к рационализму как воплощению ограниченной формальной логики.
В этой связи считаем нужным заметить, что повышенная восприимчивость к идеям гегелевской философии была свойственна не только революционно-демократическому крылу общественной мысли, но и многим представителям православного славянофильства (Хомяков и др.), справедливо увидевшими в гегелевской диалектике ту силу, которую можно противопоставить аналитически-рационалистской традиции западной научной, философской и религиозной мысли. И мы берем на себя смелость высказать предположение, что неприязнь В.Н. Тростникова к рационализму вытекает не только из анализа развития науки, но и (как минимум не в меньшей степени) из православно-славянофильских традиций соборности, тотальности, диалектики.
Пришло время подвести итоги. Во-первых, по проблемам, затронутым В.Н. Тростниковым, А, во-вторых, по общим проблемам взаимоотношения науки и религии. Мы стремились (и, надеемся, что нам это удалось) показать необоснованность попыток В.Н. Тростникова обосновать анализом развития науки крах редукционизма, эволюционизма и рационализма. Однако наш оппонент пытается обосновать этот крах не только анализом развития науки, но и некоторыми, если можно так выразиться, "социологическими соображениями". Широкое распространение названных постулатов он, в том числе, объясняет следующим образом: "...нам с детства внушают, что картина мира, включающая в себя три названных постулата, как раз и основывается на данных научных исследований. Это написано во всех научно-популярных книгах, это утверждают школьные учебники " (С. 258). Мы хотим решительно возразить. Нам (т.е. людям от 8 до 80 лет) с детства отнюдь не внушали трех названных постулатов. Разбирая каждый из трех постулатов, мы уже отмечали совпадение "вектора критики" у В.Н. Тростникова и официального диамата. В действительности нам с детства внушали картину мира, или мировоззрение, основанное на прямо противоположных постулатах: 1) редукционизм связывался с механицизмом и отвергался, 2) эволюционизм подвергался резкой критике и отвергался как концепция автоматизма развития, которой противопоставлялась диалектика как несравненно "более полное и глубокое учение о развитии", 3) рационализм, "наиболее полным воплощением которого являются математика и логика", объявлялся ущербным и ему противопоставлялась материалистическая диалектика как логика и методология современной науки (диалектическая логика). Таким образом, с внушаемостью с детства "трех названных постулатов" дело скорее обстоит наоборот. 70 лет их сокрушали с позиций государственной марксистско-ленинской идеологии, сейчас их пытаются сокрушить с позиций православной идеологии.
Столь же неубедительными представляются нам и попытки В.Н. Тростникова связать с постулатами редукционизма, эволюционизма и рационализма негативные феномены общественной жизни. Без малейшей попытки хоть какого-нибудь обоснования утверждается, что редукционизм "ведет к охлократии, власти, управляемой сиюминутными страстями толпы" (С. 262). Откуда сие? На наш взгляд с большим основанием можно объявить, что антиредукционистская установка, исходящая из идеи тотальности, из примата целого перед своими частями, ведет к тоталитаризму.
Естественно, достается на орехи эволюционизму вообще, ("уродливы плоды эволюционизма"), дарвинизму в особенности. Последний напрямую обвиняется в расизме и, конечно же, предается анафеме за утверждение, будто человек произошел от обезьяны. Бедная Россия! Вечно-то она донашивает шляпки, давно вышедшие из моды на Западе. Почти 70 лет минуло со времени печально знаменитого "обезьяньего процесса" в США, а у нас, судя по всему, "Все впереди". Мы не настаиваем на тезисе, что возможный в будущем "обезьяний процесс" в нашем "Русском доме" будет навеян американскими сюжетами. Слава Богу, у нас есть солидная отечественная традиция в борьбе с безбожным дарвинизмом, восходящая к А.Я. Данилевскому и Н.Н. Страхову.
Читатель может не сомневаться, что рационализму досталось крепче всего: "...токсичность этого духовного яда мы, русские, испытали на себе в большей мере, чем кто бы то ни был" (С. 263). Воплощением рационализма здесь почему-то объявляется не логика и математика, а учение К. Маркса, и наш автор опускается до уровня примитивного анекдота о Марксе и собаках (Помните: Маркс был ученым? - Нет, был бы ученый, сначала на собаках проверил). Не в сборнике анекдотов, а в тексте, претендующем на серьезность, мы читаем: "Хотя учение не было опробовано даже на лягушках, его уже вознамерились приспособить ко всему человечеству" (С. 263). Но ведь это же несерьезно. Нельзя же марксизм опровергать ссылкой на лягушек и этим доказывать "токсичность духовного яда рационализма". Кстати, будучи принято всерьез, требование проверять общественную теорию (марксизм) на лягушках есть редукционизм (с которым, как мы помним, В.Н. Тростников воюет), причем, в той крайней и опошленной форме, в которой его, разумеется, никто и никогда не отстаивал.
Размышления над статьей В.Н. Тростникова вызывают необходимость поставить ряд общих вопросов об отношениях науки и религии. В разные исторические периоды эти отношения носили различный характер. Начиная от непримиримой конфронтации с двух сторон и кончая цивилизованным разделом сфер влияния. В этой связи любопытно сопоставить позиции католически ориентированного философа и математика Ю.А. Шрейдера и православно ориентированного философа и математика В.Н. Тростникова. Это тем легче сделать, что свой отклик на статью В.Н. Тростникова Ю.А. Шрейдер опубликовал в том же журнале. Прежде всего, он приветствует В.Н. Тростникова за то, что тот "...осмелился открыто посягнуть на распространившееся убеждение о том, что атеизм оказывается неминуемым выводом из современных достижений науки". См.: Новый мир. 1990. № 7. С. 259. Но, пожалуй, на этом общность позиций заканчивается. Религию, по мнению Ю.А. Шрейдера, надо, конечно, защитить "от облыжных упреков в якобы несоответствии неким достоверным истинам науки". Но гораздо более актуальной задачей признается "защита науки от идеологических требований", "защита серьезных научных концепций от попыток поверять их укорененными в религиозной традиции мировоззренческими схемами" (С. 259). Мы бы хотели в качестве примера привести рассуждения П. Флоренского на темы теории относительности.
Анализируя опыт Майкельсона, П. Флоренский выражает удивление, что вокруг него было поломано много перьев. На самом деле, "ответ ужасно прост и ответ единственный": этот опыт не обнаружил движения Земли сквозь эфир. Ну и чудненько. Значит Земля покоится. Птолемей прав, Коперник нет. Правда, по Копернику, Земля, кроме поступательного, имеет еще и вращательное движение. Но и с этим можно справиться, сославшись на принцип Маха (Флоренский называет его обобщенным принципом относительности в формулировке Ленарда). Далее П. Флоренский анализирует принцип предельности скорости света. Исходя из установленного им факта неподвижности Земли и вращения все небесной тверди вокруг Земли, путем несложных арифметических вычислений он приходит к выводу, что на расстоянии 27,5 астрономических единиц длины (средних расстояний от Земли до Солнца) частицы небесной тверди приобретают линейную скорость, превышающую скорость света. Эта граница проходит где-то между Ураном и Нептуном. Мир внутри этой сферы - земной, а за ее пределами - трансцендентный, сверхсветовой. Выписав формулу релятивистского корня b = sqrt(1- v2/c2) и заметив, что при V = C подкоренное выражение обращается в нуль, а при V > C - становится мнимым, П. Флоренский пишет: "Следовательно, на границе Земли и Неба длина всякого тела делается равной нулю, масса бесконечна, а время его, со стороны наблюдаемое - бесконечным. Иначе говоря, тело утрачивает свою протяженность, переходит в вечность и приобретает абсолютную устойчивость. Разве это не есть пересказ в физических терминах - признаков идей, по Платону - бестелесных, непротяженных, неизменяемых, вечных сущностей? Разве это не аристотелевские чистые формы? или, наконец, разве это не воинство небесное, - созерцаемое с Земли как звезды, но земным свойствам чуждое?". Флоренский П. Мнимость в геометрии. М., 1922. С. 52.
Отец Павел Флоренский характеризуется богословами как глубокий религиозный мыслитель. Мы не компетентны в оценке глубины религиозного мышления, но со всей решительностью должны заявить, что только что приведенные рассуждения не делают чести ни мышлению религиозному, ни научному. На наш взгляд - это явное смешение французского с нижегородским. Нельзя, исходя из презумпции неподвижности Земли объяснять отрицательный результат опыта Майкельсона, оставляя за бортом всю массу научных фактов, свидетельствующих о движении Земли. В равной степени нельзя в произвольно истолкованных данных теории относительности видеть доводы в пользу Птолеме-Дантовской космологии, "аристотелевских чистых форм" и даже воинства небесного. На наш взгляд, эти рассуждения за пределами как науки, так и рациональной религии. В них мы имеем дело, по существу, с тем же процессом идеологизации науки, который широкой волной затопил нашу страну под эгидой марксистской философии. Религиозная идеологизация не обладает никакими преимуществами пред классовой, отличаясь только полярностью. Марксистская идеологизация науки подвергается сегодня резкому и справедливому осуждению. Не дай Бог, если на смену ей, на волне критики марксизма и возрождения религии, придет идеологизация религиозная.
Warrax Black Fire Pandemonium http://warrax.net
e-mail [email protected]