Юрий Нестеренко

Интеллектократия

Из всех прав самое неопровержимое - это
право  умного    (силой  ли,   уговорами  ли)
вести за собою дурака.                                 
Томас Карлейл

Вопрос об идеальном общественном устройстве ныне модно считать несерьезным и даже неприличным. Хватит, мол, смущать народ и выдумывать умозрительные утопии - общество (особенно российское) и так уже слишком дорого заплатило за попытки их реализации. Пусть все идет, как идет, самоорганизуясь естественным путем. Однако люди, рассуждающие подобным образом, почему-то обычно предпочитают пользоваться неестественными благами цивилизации, а не возвращаться в естественное обезьянье состояние. Нет никаких логических обоснований, запрещающих построение модели идеального (или, воспользуемся более точным термином, оптимального) общества; более того, нет оснований считать такую модель принципиально нереализуемой на практике (хотя, разумеется, реализация может быть чрезвычайно сложной и требовать достижения обществом определенного состояния). Неуспех прошлых попыток практического воплощения теоретических социальных моделей свидетельствует лишь об ущербности этих конкретных моделей (либо методов реализации), но никак не о неразрешимости задачи вообще. Впрочем, данная статья посвящена лишь теоретическому описанию оптимального общественного устройства; разработка практической программы его построения еще ждет своих мыслителей.

Начнем с констатации нескольких очевидных положений. Во-первых, на современном (и сопоставимом с ним) уровне цивилизации общество - неизбежная реальность; распад его на невзаимодействующих друг с другом одиночек привел бы и к культурному, и к материальному краху (с развитием нанотехнологий и межзвездных путешествий эта ситуация может измениться - по крайней мере, в материальном аспекте - но не будем заглядывать так далеко в будущее). Во-вторых, общество нуждается в некой системе управления, или власти; в противном случае получим полный хаос, войну всех против всех. Причем осуществлять власть должны сами члены общества, ибо больше просто некому. В-третьих, люди не равны между собой. Они не равны по множеству параметров - по врожденным качествам и способностям, по чертам, приобретенным вследствие воспитания, наконец, в силу действия общественных механизмов, сегрегирующих их по тем или иным признакам; мы сейчас не обсуждаем, в каких случаях это неравенство плохо, а в каких хорошо - мы лишь констатируем факт его неизбежности. Из всего этого следует вывод: разные люди могут решать задачи управления с разной эффективностью, и оптимальным является такое общественное устройство, при котором у власти находятся как раз наиболее эффективные управляющие. Могут возразить, что термин "эффективность" нуждается в уточнении: к примеру, число научных открытий, число произведений искусства и уровень материального потребления на душу населения - это три разных критерия эффективности, которым могут соответствовать три разных типа общества. Существует, однако, необходимое условие эффективности: общество, с одной стороны, должно быть достаточно гибким, чтобы развиваться (какие бы критерии мы ни взяли за основу - материальные или "духовные" - необходимость развития очевидна), а с другой - достаточно стабильным, чтобы не быть разрушенным социальными катаклизмами. Наиболее эффективное общество развивается темпами, максимально возможными при условии сохранения стабильности.

Рассмотрим теперь существовавшие доселе типы общества, классифицируя их по типу власти, т.е. системе отбора правящего слоя. Таких типов можно выделить четыре: генократия (власть рода, власть "крови"), ценократия (власть богатства), идеократия (власть "самой правильной" идеологии) и демократия (власть народа, непосредственная (вечевая) или через выборных представителей). Мы не рассматриваем здесь такие варианты, как власть хунты (узурпатора) или власть фаворитов - ибо все это временные формы, которые либо исчезают за несколько лет, либо неизбежно трансформируются в одну из вышеперечисленных базовых систем; не имеет смысла рассматривать также власть, основанную на физической силе - мы все же говорим о более-менее цивилизованном обществе.

Отметим, что базовые формы власти могут сочетаться друг с другом; так, средневековая католически-феодальная Европа была соединением генократии и идеократии (интересно, что это роднит ее с коммунистической монархией нынешней Северной Кореи, при всем внешнем несходстве этих социумов), а современная западная модель сочетает ценократию и демократию.

Казалось бы, наименее эффективной из этих форм выглядит генократия (наследственная аристократия): в самом деле, ведь при этой системе уровень власти и привилегий определяется исключительно по праву рождения, без учета личных достоинств и заслуг индивида. Однако, на самом деле, в генократической идее есть свой здравый смысл. Ведь, в конечном счете, все качества личности - результат либо наследственности, либо воспитания. Наследственность обеспечивается самой природой генократии; при этом, поскольку ребенок с рождения попадает в привилегированную среду, ему может быть обеспечен и наилучший в рамках данного общества уровень воспитания. О небеспочвенности таких рассуждений говорит хотя бы тот факт, что почти вся классическая литература создана дворянами.

Однако, даже если бы эта теоретическая схема без изъянов воплощалась на практике, она имеет уже тот серьезный недостаток, что элита практически закрыта от пополнения извне; безосновательно (с точки зрения ранее заявленного критерия эффективности управления) отсекаются талантливые люди, родившиеся вне правящего класса. Хотя, как правило, в генократических обществах простолюдин теоретически может стать дворянином, однако этот процесс чрезвычайно усложнен, высшая ступень власти для такого индивида все равно закрыта (он может стать министром, но не королем), и до конца жизни родовитые генократы все равно будут смотреть на него пренебрежительно, как на человека второго сорта, а нередко и враждебно. А ведь те же законы генетики с их неизбежными мутациями, которые порождают одаренных людей среди низших классов, порождают и бездарей среди генократов; это было бы верно даже в том случае, если бы основателями всех генократических родов действительно были талантливые в плане управления люди, а ведь на практике и это отнюдь не так. При этом механизм отсева бездарей из рядов правящей элиты отсутствует. Таким образом, всякая генократия, ограничивая приток талантов извне и не избавляясь от бездарей внутри, неминуемо вырождается. (Можно указать и на иные пороки генократии; так, стремление сохранять чистоту линий ведет к близкородственным бракам, что лишь ускоряет вырождение; сознание же родового, неотъемлемого характера привилегий действует развращающе на молодых генократов - да и их родителей - в результате чего воспитание часто сводится к пустой формальности.)

Наихудшей же (т.е. наименее эффективной) системой следует признать идеократию. В самом деле, ведь идеократия - власть догмы, а всякая догма антагонистична гибкости и развитию, т.е. важнейшим показателям эффективности. Что самое интересное, из-за своей негибкости идеократические общества проигрывают и по критерию стабильности, ибо, даже если власти удастся заблокировать любые перемены внутри страны (что, заметим, требует немалых усилий, т.е. расхода ресурсов общества), то внешние условия все равно будут меняться, требуя адекватной и оперативной реакции. Господство же единой идеологии не только мешает принимать эффективные, но "идейно невыдержанные" решения - оно даже не позволяет адекватно оценивать ситуацию, ибо истинное положение дел искажается в угоду идеологии (что, в свою очередь, невозможно без насилия, тем более масштабного, чем сильнее догма расходится с реальностью). Идеократия принципиально нереформируема: ведь критерием отбора элиты является преданность господствующей идеологии (а вовсе не эффективность управления) - трудно ожидать, что менять систему станут наиболее верные ее адепты. Конечно, некоторые колебания "генеральной линии" все же происходят, но любые по-настоящему серьезные перемены ведут к гибели системы в целом (в результате чего идеология может и не исчезнуть, но утрачивает свое главенствующее и "безусловно правильное" значение, перестает быть властеобразующим фактором). Важно отметить, что конкретные положения господствующей идеологии не имеют значения - суть идеократии от этого не зависит; так, лозунги любви и милосердия не помешали христианству устроить инквизиторский террор и религиозные (т.е. идеологические) войны, а материализм, положенный в основу, не помешал коммунизму стать типичной религией, во многом калькировавшей христианство. Очевидно, что идеократия, основанная на идеологии "гуманизма", "защиты меньшинств", "политкорректности" и т.п. будет иметь те же самые черты, что и средневековое христианство, исламский фундаментализм, фашизм или коммунизм. Как было показано выше, порочна не конкретная идеология (хотя нередко и она тоже) - порочна сама идеократия, власть догмы как таковая.

Ценократия - куда более прогрессивная (эффективная) форма, чем две предыдущие. Умение заработать много денег, как правило, напрямую связано со способностями к эффективному управлению. Задачи, решаемые бизнесменом, весьма схожи с задачами, которые решает правитель государства. При этом всякий талантливый индивид имеет возможность разбогатеть, а с другой стороны, имеется механизм отсева неспособных: если богач разоряется, он становится никем, выбывает из рядов элиты. К тому же ценократ-бизнесмен заинтересован в росте материального благосостояния общества в целом: чем богаче клиенты и чем их больше, тем больший доход можно с них получить. Однако и ценократия имеет существенные недостатки. Прежде всего, это механизм наследования, из-за которого нарушается вышеупомянутый принцип равных возможностей: бездарный сын богача находится в изначально лучших условиях, чем одаренный сын бедняка. И пусть даже первый в конце концов разорится, а второй разбогатеет - это потребует времени, тем более длительного, чем выше их изначальный имущественный разрыв, и все это время первый будет принадлежать к правящей элите, а второй - нет.

Однако механизм наследования не является неотъемлемым атрибутом ценократии; предположим, после смерти собственника его имущество отходит в казну и идет на обеспечение равных стартовых условий для детей любых родителей - получим ли мы в результате оптимальное общество? Нет, не получим. Во-первых, даже отменив наследование, мы ничего не можем поделать с правом собственника создавать лучшие условия своим детям (а также друзьям и т.п.) при жизни; попытки ограничить это право вступают в противоречие с самим понятием собственности (которое при ценократии является априорной ценностью), богатство, которое нельзя тратить по своему усмотрению - не богатство. Во-вторых, деньги все же отнюдь не всегда - результат эффективного управления: здесь можно вспомнить и "звезд" шоу-бизнеса (куда следует отнести и профессиональный спорт), и всевозможных преступников (для которых ценократия, пожалуй, наиболее удобный - а значит, и наиболее способствующий их появлению - строй), и все тех же облагодетельствованных родственников и друзей, и выигрыши в лотереи... В-третьих, не будем забывать, что тот критерий, по которому осуществляется отбор во властную элиту, и становится в обществе высшей ценностью. Общество, в котором главной ценностью являются деньги, имеет уже хотя бы тот недостаток, что деятельность, приносящая большую и быструю прибыль, будет иметь в нем наивысший приоритет - по сравнению не только с проектами, рассчитанными на длительную перспективу, включая фундаментальную науку (без чего невозможно эффективное развитие), но даже и с аналогичными по сути, но более качественными и безопасными (а значит, и более дорогими) проектами. Проще говоря, в таком обществе (особенно при отмене механизма наследования) восторжествует идеология "после нас хоть потоп" (а то и просто "хапнуть и бежать").

Наконец, демократия, которую многие ныне как раз и считают идеальным общественным устройством (или, по крайней мере, лучшим из известных, если вспомнить знаменитую фразу Черчилля). Отметим, что непосредственная ее форма - причем не эпизодическая, в виде редко проводимых референдумов, а постоянная - не является архаизмом времен городов-государств; интернет-голосование способно обеспечить эту форму даже лучше, чем вечевая площадь в старину; так что рассматривать надо обе формы - и непосредственную, и представительную. Однако в условиях, когда избранные представители действительно выражают волю народа (точнее говоря, большинства), т.е. когда демократия используется по прямому предназначению, а не как ширма - принципиальных отличий от непосредственной формы нет. Мы еще вернемся к этому чуть позднее.

Теоретически демократия выглядит оптимальной по критерию стабильности (в ранее определенном смысле); в самом деле, поскольку власть принадлежит народу, то не будет же он бунтовать сам против себя. Однако это не совсем верно. Во-первых, народ неоднороден, и одна его часть может восстать против другой. Опасность гражданской войны существует при любой системе, но при генократии, ценократии и идеократии властная элита является верховным авторитетом или третейским судом, сдерживающим и усмиряющим деструктивные порывы темных масс; при демократии же власть опасно зависима от массы, причем как от деструктивных, так и от излишне либеральных ее компонент.

Во-вторых, нестабильность не сводится к одним лишь погромам и революциям. Стабильное общество должно успешно противостоять экономическим кризисам, военной агрессии и т.п. В силу крайней инерционности и боязни непопулярных мер, демократия справляется с этими задачами крайне плохо - особенно это касается ситуации военного противостояния с недемократическим режимом, что уже многократно отмечалось (вспомнить хотя бы начальный этап Второй мировой). Наконец, демократия не способна защитить себя... от самой себя: если выбор народа окажется не в пользу демократии, демократия автоматически совершает самоубийство (приход к власти Гитлера - хрестоматийный пример). Обобщая, можно констатировать, что демократические методы неэффективны в борьбе с врагами демократии - то бишь система не может защитить себя собственными средствами, что никак не позволяет считать ее стабильной.

Но это все полбеды. Гораздо хуже то, что демократия в принципе не способна решить главную задачу оптимальной системы власти - сформировать властную элиту из наиболее талантливых управляющих и создать им условия для наиболее эффективной деятельности. В самом деле, среднее значение всегда меньше максимума (кроме случая, когда все элементы тождественны - но, как мы уже отмечали, люди не равны, в том числе и по способности управлять). Таким образом, демократия - это выбор не лучшего, а среднего (неважно, идет ли речь о выборе решения при непосредственной демократии или о выборе решающего (правителя) при представительной). При этом мало того, что люди некомпетентные и неспособные получают такие же права решать, как и люди компетентные и способные, так еще и первых значительно больше, чем вторых, ибо таланты всегда находятся в меньшинстве. Т.е. среднее значение лежит даже не посередине между лучшим и худшим - оно смещено в худшую сторону.

Это плохо само по себе, в каждый конкретный момент; но это плохо и в плане перспективного влияния на общество. Вспомним, что критерий отбора во власть воспринимается в обществе, как высшая ценность. В социуме, где высшая ценность - быть как все, нравиться толпе, короче, быть средним - у людей выдающихся, возвышающихся над средним уровнем, нет стимула к дальнейшему развитию, а, напротив, наличествует стимул к деградации, к снижению собственного уровня до среднего. С другой стороны, слои, находящиеся ниже среднего уровня, так там и останутся, ибо просто неспособны к развитию, да и не желают его. Зачем? Ведь при демократии им и так обеспечен учет их мнения, даже если они и не занимают выборные должности; их голоса - желанная добыча выборных политиков, ибо перед законом стОят они столько же, сколько голоса взыскательных интеллектуалов, а привлечь их на свою сторону куда проще. Неудивительно, что "защита прав меньшинств" превращается на практике в предоставление привилегий маргиналам. Вопрос на засыпку: что будет с обществом, в котором худшая его часть не улучшается, зато лучшая имеет тенденцию к ухудшению, стремясь достигнуть среднего уровня? Правильно - средний уровень будет снижаться, и процесс этот будет постоянным. Таким образом, демократия не просто не обеспечивает эффективного управления, но и ведет к деградации общества.

Могут возразить, что при представительной демократии эти негативные тенденции преодолимы: политику-де не обязательно опускаться до среднего уровня, он может лишь притвориться таким, чтобы понравиться электорату, а дальше уже, после избрания, сможет проводить эффективную политику. Отметим сразу, что подобное притворство противоречит самой сути демократии - власть народа подменяется властью от имени народа. Ну да не это главное - можно, в конце концов, назвать такую систему демократией прим; главное, что и она тоже неэффективна. Во-первых, критерий отбора во власть остается неверным: вместо умения эффективно управлять - умение нравиться толпе.

Во-вторых, демократический политик зависим от мнения электората и после избрания; зависим как потому, что ему и его партии предстоят еще следующие выборы, так и из-за необходимости взаимодействовать с другими демократически избранными политиками: так, президент не может эффективно управлять, если большинство парламента - представители маргиналов. Отметим, что большинство наиболее талантливых демократических лидеров ХХ века - де Голль, Тэтчер, Черчилль - были вынуждены уйти потому, что в конечном итоге электорат отказал им в поддержке. Если при ценократии эффективное управление вытесняется погоней за сиюминутной прибылью, то при демократии - погоней за дешевой популярностью (либо же вытесняются из элиты те, кто от этой погони отказывается).

Но значит ли все это, что в демократии нет ничего хорошего? На самом деле, идея выборности лидеров и их подотчетности перед избирателем - идея вполне здравая. Ценократия предоставляет как будто бы более совершенный механизм - за индивида автоматически голосуют его реальные дела, накопленный им капитал, что исключает всякого рода спекуляции с предвыборными обещаниями и темными лошадками - но недостатки ценократии мы уже обсуждали. Все пороки демократии исходят не от выборности как таковой, а от того, что право выбирать (решения или лидеров) предоставляется всем подряд. И это еще считается великим завоеванием! Почему бы заодно не предоставлять всем желающим, независимо от способностей, знаний и умений, право пилотировать пассажирские лайнеры или делать сложные хирургические операции? Представьте себе картину: в операционной толпится куча народу (пусть даже это родственники больного), ничего не смыслящего в медицине, однако горячо спорящего между собой и наперебой дающего противоречивые советы врачу - а врач при этом обязан их слушать, а иначе будет отстранен прямо посередине операции и заменен кем-то из их числа! Демократия в действии... Меж тем, консилиум медиков - вещь правильная и конструктивная. Даже лучший специалист может ошибаться или чего-то не знать, и потому необходимо, чтобы коллеги могли его поправить.

Таким образом, оптимальное общественное устройство должно взять от демократии ее достоинства (выборность и подотчетность лидеров), избавившись от ее недостатков - то есть право избирать и быть избранным должно быть предоставлено лишь тем, кто действительно этого достоин (т.е., опять-таки, способен эффективно справляться с этими задачами); они и образуют элиту. Отметим кстати, что круг первых (эффективных избирателей) шире, чем круг вторых (эффективных избираемых), но не так уж намного: для того, чтобы верно оценить чужой талант, не обязательно быть столь же талантливым самому, но определенный уровень способностей и знаний все же необходим. При этом нижняя планка должна быть достаточно высокой - иначе получим классическую демократию со всеми ее пороками; поднимая же нижнюю границу для избирателей, автоматически получим небольшую, компактную элиту, избавленную от демократической тяжеловесной инерционности и способную действовать оперативно, что дополнительно повышает ее эффективность. Если вышеупомянутый принцип формирования элиты выполняется, то автоматически будут выполнены и другие необходимые условия, в частности, будет обеспечена ротация - приток в элиту новых членов и отсев продемонстрировавших свою несостоятельность старых.

Но если избираемых выбирают избиратели, то по какому же критерию должен проводиться отбор самих избирателей? Ответ заключен уже в названии статьи (и описываемой в ней социальной системы) - по уровню интеллекта.

Вывод этот представляется вполне очевидным, но является таковым отнюдь не для всех (и даже не для всех, причисляющих себя к интеллектуалам). Поэтому обоснуем его более подробно.

Можно, конечно, начать с того, что разум - высшая ценность для всякого разумного существа, ибо без него личность просто не существует; что он - высшая форма организации материи и т.п. Все это верно, но для нас сейчас важнее другой аспект: разум - наиболее совершенное и универсальное во вселенной средство для решения любых задач. Т.е. именно разум - наиболее эффективное средство управления. Само собой, речь идет о разуме вообще, как категории; разум конкретного индивида может быть весьма далек от совершенства. Ну так речь как раз и идет о том, что в элиту должны отбираться обладатели наиболее совершенного (в рамках данного общества) разума!

Еще раз подчеркнем слово "наиболее", ибо нередко приходится слышать возражение, что-де даже самые умные-разумные все равно не застрахованы от ошибок. Разумеется, не застрахованы: полную гарантию от ошибок не может дать вообще никто и ничто. Но решение, принимаемое наиболее разумными, является верным с наибольшей вероятностью; кроме того, разумные, в силу своей разумности, учитывают и возможность ошибки, а потому, если она все-таки будет допущена, то и исправлять ее будут с наибольшей эффективностью.

Могут возразить, что одного лишь интеллекта для зачисления в элиту недостаточно. Необходим, во-первых, определенный уровень знаний, а во-вторых, некие моральные качества. По первому пункту напомним, что речь идет об отборе избирателей. От избираемых, несомненно, потребуются основательные знания в области экономики, социологии и иных дисциплин, необходимых для эффективного управления; но это требование будет обеспечено автоматически, ведь разумные избиратели, в отличие от неразумных, голосуют не "сердцем", а головой, и не станут избирать людей некомпетентных. Разумный индивид способен здраво оценить степень своей собственной компетенции (и c учетом оной - степень компетенции чужой); полным же неучем и невеждой интеллектуал быть не может - он просто не разовьется, как интеллектуал, даже имея хорошие природные задатки. Ограничить избирателей одними лишь профессионалами в области дисциплин, связанных с управлением, значило бы неоправдано ослабить контроль и обратную связь, повысить риск корпоративных ошибок, лишить элиту свежих взглядов, мнений и оценок.

По второму пункту следует прежде всего уточнить, что такое мораль. Ее происхождение и функции разобраны в статье "Конец каменного века". Вкратце - мораль есть система табу для дикарей, для тех, кто недостаточно разумен, чтобы руководствоваться в своих действиях разумом; поэтому для них вводится система простых императивов вида "нельзя" и "надо", которые они должны принять некритически и исполнять, не рассуждая. Мораль сугубо относительна, ибо вырабатывается самим обществом (нередко - при лидирующей роли его правящего класса, защищающего таким образом собственные интересы, а вовсе не интересы общества в целом), и крайне консервативна. По сути, мораль есть форма идеократии, и к ней применимо все то, что сказано о пороках идеократии выше. Разумеется, отнюдь не всякое моральное правило несуразно и неприемлемо; напротив, многие из них в основе своей вполне разумны - до тех пор, пока их не превращают в догму, оторванную от изначального смысла, и не доводят таким образом до абсурда (как это происходит, например, с моральным запретом на убийство, который изначально призван оградить нормальных граждан от преступников, а ныне противниками смертной казни, восторжествовавшими во многих странах, превращен в средство ограждения преступников от справедливого наказания.) Но разумному существу мораль не нужна в любом случае. Либо она дублирует здравый смысл, и тогда она излишня; либо противоречит ему, и тогда она вредна и подлежит ликвидации. (Эта фраза, разумеется, вызывает в памяти восточного варвара, уничтожившего библиотеку под предлогом того, что книги либо дублируют Коран, либо противоречат ему; заметим, однако, что там ситуация была прямо противоположной - знание уничтожалось во имя торжества идеократии. То же самое пытаются проделать и нынешние моралисты, в частности, так называемые "биоэтики", пытающиеся запретить науку и прогресс в важнейших для цивилизации областях.) Таким образом, разумный индивид аморален; именно "а-", а не "анти-". Он поступает не согласно морали и не вопреки ей; он ею просто вообще не руководствуется, используя куда более совершенное мерило поступков - разум и здравый смысл.

Моралистов, разумеется, подобные рассуждения приводят в ужас. Они убеждены, что всякие аморальные существа, а уж тем более оказавшиеся у власти, непременно устроят кровавый террор, украдут, съедят и выпьют все, что только можно, изнасилуют всех женщин на подвластной территории и т.д. и т.п. На такие утверждения хочется ответить очень коротко: не судите о других по себе. Точно так же в свое время верующие полагали, что, стоит исчезнуть вере в бога - и человек тут же пустится совершать все мыслимые преступления. "Если бога нет, то все позволено." И что же, массовое распространение атеизма показало, что всякий атеист - кровавый маньяк? Разве нет среди атеистов тех, кого даже самые завзятые моралисты именуют совестью нации? И не надо кивать на большевиков, начертавших атеизм на своем знамени; разве меньшие преступления творили участники религиозных войн и инквизиций, на чьих знаменах было начертано прямо обратное? Не обязательно даже нырять в глубь средних веков - достаточно взглянуть на архиморальнейшее государство талибов. Точно так же, как можно оставаться моральным и без религии, можно оставаться порядочным (Термин "порядочный" воспринимается многими как синоним того же "морального", "нравственного". Здесь он, однако, употреблен в буквальном смысле: порядочный - не нарушающий общественного порядка) и без морали. Это просто следующий этап взросления. "Все позволено" не значит "все будет делаться".

Взрослому дееспособному человеку позволено сунуть пальцы в розетку; никто ему этого не запрещает. Но он этого не делает. Во-первых, потому, что ему это просто не нужно, а во-вторых, потому, что он понимает, какие будут последствия. Управление методом террора - неэффективное управление. Да, тоталитарные идеократические режимы выглядят весьма эффективными в условиях войны, но и то - лишь на фоне демократий; если же сравнивать их друг с другом, картина получается удручающая для их защитников. Достаточно вспомнить, сколь жалкий вид имел Советский Союз во Второй мировой, причем не только в начальный ее период, но и до самого конца боев на Западном фронте, включая Берлинскую операцию - колоссальные, не имеющие аналогов в мировой истории и при том совершенно бессмысленные потери сопровождали всю войну; более миллиона человек перешло на сторону противника; следует вспомнить и предвоенное истребление командного состава армии, и террор, творимый СМЕРШем и заградотрядами уже в действующей армии. Однако и противник выглядел не многим лучше - если бы не террор, развязанный Германией на оккупированных территориях и настроивший против нее потенциальных союзников, если бы она вместо этого грамотно и эффективно использовала ненависть огромных масс людей к большевизму - она бы выиграла войну. В мирной же жизни государства, делающие ставку на насилие, тем паче проигрывают, ибо рабство - наименее эффективная экономическая модель.

В общем, как писал А.Азимов, "насилие - последнее прибежище некомпетентности"; те методы управления, которые обычно характеризуются как преступные, злодейские и т.п., попросту низкоэффективны, и разумные правители это понимают. Это не значит, конечно, что эффективное управление - это такое, при котором всем всегда хорошо: "такого чуда даже Саваоф Баалович не знал". Но разумные управляющие будут избирать оптимальный путь, идя на жертвы в той мере, в какой это необходимо; им не будут мешать ни моральные комплексы, типа "нельзя казнить террористов и ограничивать рождаемость", ни популистские соображения ("не допустим падения рубля и доведем экономику до дефолта").

Тут, однако, может быть предъявлено важное возражение, от которого нельзя отмахиваться: да, в идеале общество, которым управляют разумные правители - это замечательно, но как насчет реальности? В какой мере ныне существующие интеллектуалы соответствуют этим высоким идеалам? Не используют ли они, дорвавшись до власти, свой интеллект не для эффективного управления, а для реализации собственных страстей - от властолюбия до сексуальной озабоченности? Особенно если они такие умные, что позволяют себе отринуть мораль...

Иными словами, действительно ли интеллектуалы - разумны? Вопрос не праздный. Действительно, слова "интеллектуал" и "разумный", употреблявшиеся выше - не синонимы. Разумный всегда интеллектуал, но интеллектуал не всегда разумный. Чтобы быть разумным, недостаточно просто обладать интеллектом/разумом - надо еще им (а не страстями, эмоциями и комплексами) руководствоваться. Таким образом, идеальной (не в смысле "недостижимой", а в смысле "наилучшей") является именно власть разумных. Представляется практически бесспорным, что с ростом интеллекта наступление разумности неизбежно, что высокоразвитый интеллект неминуемо займет доминирующее положение, взяв под контроль эмоции и преодолев предрассудки; однако что делать здесь и сейчас (или в обозримом будущем), когда далеко не все интеллектуалы могут называться истинно разумными?

Увы, очевидный ответ "ограничить число избирателей только разумными" представляется слишком трудноосуществимым на практике. Ибо - как измерять разумность? Как осуществлять упреждающий отсев? С субъектами, открыто провозгашающими что-нибудь типа "На дворе стоит эпоха, а в углу стоит кровать, и когда мне с бабой плохо, на эпоху мне плевать" (И.Губерман) все, разумеется, ясно. Но если такой субъект достаточно хитер, чтобы прикинуться разумным, дабы проникнуть в элиту - разоблачить его будет непросто. Тайная полиция, тотальный контроль, слежка за всеми кандидатами и членами элиты? Тогда возникает извечный вопрос "кто будет сторожить сторожей" с сопутствующими проблемами коррупции и т.д. Такая система была бы громоздкой и неэффективной, неустойчивой к сбоям (достаточно нескольким хитрым неразумным - не будем забывать, что они при этом интеллектуалы - просочиться в контролирующие органы, и процесс загнивания может принять лавинообразный характер).

Поэтому - не будем усложнять положение и поставим критерием отбора избирателей только уровень интеллекта. Ибо он вполне измерим - пусть не с точностью до третьего знака, и требуются более комплексные методики, чем обычные тесты IQ, но задача принципиально разрешима. Можно притвориться бесстрастным, невластолюбивым, некорыстолюбивым, асексуальным и т.д. и т.п., но притвориться умным нельзя. При этом высокий интеллект все же коррелирован с разумностью, и процент людей, коими правят страсти и предрассудки, среди интеллектуалов будет ниже, чем среди общества в целом. И, хотя исключить их попадание в число избирателей все же - на данном уровне развития - не удастся, им придется иметь дело не с простофилями из народа, которым "с три короба наврешь, и делай с ним, что хошь" (на чем, собственно, и строится современная демократия), а с другими интеллектуалами, так что попадание их в число избираемых весьма маловероятно, а если таковое и случится, их порочные наклонности будут распознаны своевременно, и они будут отозваны с управляющих постов (во всяком случае, такой исход более вероятен, чем при любом существующем социальном устройстве). Это все тот же принцип разумного управления: наименьшая вероятность ошибок, наибольшая эффективность их исправления. Добавим также, что даже не вполне разумный интеллектуал с гораздо меньшей вероятностью наделает глупостей, чем неинтеллектуал - ибо знает о своих слабостях и способен адекватно оценивать их: например, будучи азартным и понимая, что не сможет удержаться, если втянется в игру - станет обходить игорные заведения стороной (впрочем, само существование таких заведений при интеллектократии под большим вопросом).

От общей концепции интеллектократии перейдем к конкретным принципам устройства интеллектократического общества.

Элита. Выше были выделены два уровня элиты - избиратели и избираемые (где вторые - подмножество первых). На самом деле целесообразно ввести несколько уровней иерархии - точнее говоря, несколько классов управленческих должностей, каждый из которых соответствует определенному уровню сложности и ответственности и имеет сообразный интеллектуальный ценз. Упрощенно говоря, при IQ>=120 индивид получает права избирателя, при IQ>=130 может выставлять свою кандидатуру на муниципальных выборах, при IQ>=140 - претендовать на место в парламенте и правительстве, при IQ>=150 - выдвигаться в президенты (разумеется, все эти цифры условны, а методика измерения IQ, как уже говорилось, должна отличаться от современной). Естественно, IQ измеряется не один раз на всю жизнь, а регулярно (для элиты регулярные тесты обязательны - в молодости интервалы между ними больше, в старости меньше; для всех прочих - по желанию (это - их шанс попасть в элиту, но пользоваться им они, конечно, не обязаны)). Разделение властей наличествует. Судебная власть также представлена исключительно интеллектуалами.

Выборы всех уровней прямые (поскольку все избиратели - интеллектуалы, все они имеют право голосовать на выборах управляющих любого уровня), но не равные (поскольку различие их интеллектов все же имеет смысл учесть, т.е. голос обладателя IQ 120 будет стоить в 0.8 раза меньше, чем голос обладателя IQ 150; разумеется, эти коэффициенты вводятся лишь для уровня в целом, а не для каждого индивида - т.е. нет смысла учитывать незначительную разницу между IQ 133 и IQ 137, тем паче что измерение с такой точностью, по всей видимости, принципиально невозможно - ведь интеллект является сложной комплексной динамической системой). Референдумы могут проводиться, но - лишь для выяснения общественного мнения интеллектуалов; их результаты не должны иметь законодательной силы (ибо даже среди интеллектуалов мнение самых умных важнее мнения большинства). Кроме права избирать и быть избранными (а также назначенными на неизбираемые управленческие должности), никаких иных привилегий (имущественных и т.д.) элита не имеет.

В норме, уровень интеллекта - единственный критерий, по которому индивид попадает в элиту и исключается из нее; однако по приговору суда за совершение тяжких преступлений индивид может быть исключен из элиты на время или навсегда.

Низшие слои (неинтеллектуалы). Соображения социальной стабильности требуют, чтобы низшим слоям также были предоставлены определенные права, включая право на жизнь и право на собственность.

Впрочем, разумеется, для низших слоев также существует нижняя граница интеллекта, ниже которой субъект признается недееспособным и может быть лишен некоторых, а при тяжелых формах неизлечимого слабоумия - всех прав (к таким применяется эвтаназия; нет никакого смысла поддерживать жизнь этих полурастений, фактически не являющихся личностями. Те, кто считает, что это слишком жестоко, пусть подумают - желают ли они сами превратиться в идиотов до конца жизни, или все же предпочтут мгновенную и безболезненную смерть.)

Рационально ли предоставление низшим слоям и интеллектуалам равных имущественных прав? Да, рационально - и не только с точки зрения предотвращения социальных конфликтов. Интеллект сам по себе - не индульгенция и не панацея, он должен работать. Если неинтеллектуалу удается работать лучше и зарабатывать больше, чем интеллектуалу - что ж, это проблема интеллектуала. Да, из права собственности вытекает и право на принятие решений, в том числе (если собственник возглавляет крупную корпорацию) - существенных для общества в целом. Но собственник - это не треплющий языком политик; он занят реальным и сложным делом, и если ему удается обеспечивать эффективную (прибыльную) работу мощной корпорации - такой человек просто не может не быть интеллектуалом. Так что здесь ненужно создавать административные препоны для неинтеллектуалов - все организуется само, естественным путем. При этом, однако, остаются проблемы, которые мы рассматривали, обсуждая ценократию. Что ж - в условиях, когда государственная власть отделена от власти денег (бизнесмены-интеллектуалы, разумеется, входят в элиту, но образуют лишь ее часть и не могут навязать всем свою волю), эти проблемы разрешимы. Доходы, которые нельзя считать заработанными, должны быть законодательно ограничены (при этом нет нужды их запрещать (кроме криминальных) - достаточно лишь ввести соответствующие налоги с суровыми санкциями за уклонение); вопрос с наследованием и дарением может быть решен аналогично - фиксируется некая умеренная сумма, выше которой налог растет экспоненциально. Таким образом, нет опасности, что крупное дело интеллектуала-отца перейдет к неинтеллектуалу-сыну, который не сможет управлять им эффективно и вызовет серьезные потрясения в экономике; наследник в любом случае получит лишь небольшую долю в деле, а контрольный пакет, в виде налога, достанется государству - а уж оно, на основании тестов интеллекта и профпригодности, решит, назначать ли наследника управляющим или найти более подходящую кандидатуру. Естественно, эффективный управляющий может со временем выкупить контрольный пакет у государства.

Экономика. К сказанному выше следует добавить, что экономическая модель в целом - регулируемый рынок; рыночные механизмы обеспечивают должную экономическую гибкость, а регулирование (осуществляемое интеллектократическими правительственными структурами) не позволяет погоне за быстрой прибылью восторжествовать над стратегическими интересами общества (в частности, обеспечивает приоритетное финансирование науки, защиту от захвата рынка недоброкачественным товаром типа продукции Microsoft и т.д.)

Наука, культура, образование. Наука и культура являются абсолютным приоритетом интеллектократического общества. Никакие научные работы не могут запрещаться и ограничиваться "по этическим соображением"; вместе с тем, разумеется, в любых научных экспериментах должна обеспечиваться должная безопасность, а также соблюдение прав личностей, участвующих в экперименте (заметим, что, к примеру, эмбрион, животное или тело с умершим мозгом личностью не является, а вот разумный компьютер, если таковой будет создан - является). Среднее образование - всеобщее (и, соответственно, бесплатное), но дифференцированное: успевающие должны переводиться в классы с более сложной программой, отстающие - с менее. В совсем безнадежных случаях выдается освобождение от учебы, что автоматически ведет к ограничению дееспособности. Высшее образование также бесплатное, но с беспощадным отчислением за неуспеваемость; для вузов никаких облегченных программ не предусматривается. Хорошая учеба поощряется высокими стипендиями; с позорной практикой, когда студент зависит от родителей или вынужден подрабатывать и не может сосредоточиться на учебе, должно быть покончено В принципе логично не пускать в элиту тех, кто не имеет высшего образования, но нет необходимости законодательно вводить такую норму: просто комплексные тесты уровня интеллекта должны быть такими, чтобы получить высокую оценку без высшего образования (той или иной специализации) было крайне проблематично. Вместе с тем, если это кому-то удастся - что ж, свое место в элите он честно заслужил.

Учебные заведения вправе разрабатывать собственные программы, но таковые должны получать одобрение в Министерстве образования. Экстернат разрешен, но лишь для тех, чья успеваемость при обучении экстерном нормальная.

Армия. В принципе, интеллектуалы всегда могут договориться, это выгодней, чем воевать. Но, в силу огромной разницы в уровнях развития различных государств, интеллектократия не может быть установлена по всему миру одновременно, а значит, армия понадобится. Разумеется, она будет высокотехнологичной, компактной и профессиональной, с интеллектуальным цензом для офицеров.

Идеология. Идеология существует во всяком обществе, а не только в идеократическом; точно так же, как мировоззрение существует у всякой личности, а не только догматика и фанатика - аналогия здесь полная. Как отмечалось выше, во всяком обществе критерий отбора в элиту воспринимается как высшая ценность. Таким образом, в интеллектократическом обществе высшей ценностью становится интеллект, причем автоматически. Эта "автоматика" поддерживается и сознательными мерами; разумность, интеллект, образование и культура пропагандируются среди всех слоев общества, включая и низшие. Интеллектократия заинтересована в том, чтобы как можно больше членов общества развивали свой интеллект, и чтобы даже те, кто не сможет достигнуть уровня вхождения в элиту, были максимально грамотными и относились с уважением к разуму и науке; это минимизирует опасность возникновения и распространения разного рода мракобесных и деструктивных течений среди низших слоев. В основе идеологии интеллектократического общества лежит здравый смысл, и важным ее компонентом является последовательное развенчание предрассудков, в том числе "моралистических" (от недопустимости смертной казни и эвтаназии до свершения первобытных ритуалов над трупами вместо того, чтобы утилизовать их для нужд промышленности и медицины).

Религия официально не запрещена, но государством ведется и поощряется атеистическая пропаганда. Критика религии должна вестись грамотно и корректно, без передергиваний и огульного охаивания. Церковь обложена серьезным налогом. Церковные праздники не могут отмечаться, как государственные (да и вообще, идея государственных праздников - "всем пацакам надеть намордники и радоваться" - плохо совместима с индивидуалистичными идеалами интеллектократии. Скорее имеет смысл закрепить в трудовом законодательстве право каждого работника использовать, помимо отпуска, столько-то дней в качестве праздничных (нерабочих) - а уж какие именно дни он для этого выберет, его личное дело.) Религиозное обучение несовершеннолетних запрещено. Вместе с тем, если кто-то уже в совершеннолетнем возрасте решит "обратиться к вере" - это его право; даже если это интеллектуал, он не должен за это лишаться места в элите и подвергаться преследованиям. Вера человека - его личное дело, пока он эффективен на своем месте; если же он неэффективен, то будь он хоть сто раз атеист - что в этом проку? Впрочем, деструктивные культы, призывающие к свержению существующего строя, уничтожению прогресса, актам насилия и т.д. должны быть запрещены. То же, в общем, относится и к мировоззрениям в целом. Интеллектократия выступает за свободу личности, но - свободу разума и развития, а не свободу скотства и деградации. Запрещена пропаганда деструктивных, антиразумных вещей: наркотиков, секса, национальной розни и т.п. Это не означает, что в интеллектократическом обществе есть запретные темы; следует различать обсуждение и пропаганду. Пропаганда против этих явлений поддерживается государством, но не должна носить навязчивый характер (дабы не вызывать обратный эффект). Здесь имеется тонкий момент: как известно, многие произведения искусства прошлого воспевают страсти, торжество "сердца" над разумом. Следует ли их запрещать, ограничивать к ним доступ? Нет, не следует; их просто надо рассматривать с рациональной точки зрения. "Вырази ложную идею ясно, и она сама себя опровергнет" (Л.Воневарг) Нет нужды запрещать "Ромео и Джульету"; достаточно лишь подать ее в ключе "Вот до чего людей доводят страсти!"

Следует еще раз подчеркнуть: интеллектократическое общество заинтересовано в развитии, повышении интеллекта и разумности каждого своего члена, однако, если он предпочитает деградировать - что ж, он имеет на это право (с вытекающими отсюда последствиями для его социального статуса), но лишь в той мере, в какой это касается его лично; втягивать в деградацию других и создавать для них опасность он права не имеет.

Однако, принять рационалистическую парадигму (безусловный примат разума над эмоциями, инстинктами и т.п.) готовы не все - даже среди интеллектуалов, не говоря уже о низших слоях. Стало быть, остальным необходим некий клапан для выплеска эмоций, некий источник удовольствия, происходящего не от интеллектуальной деятельности. Наилучшим образом на роль такого клапана подходят компьютерные игры. Они безопасны как для личности, так и для общества; даже самые тупые из них развивают реакцию и волю, а более сложные дают различные полезные навыки (симуляторы) и приучают думать (стратегии, квесты), а также могут нести образовательную функцию (скажем, те же стратегии на исторические темы). Ненавязчивое придание их сюжетам определенной идеологической окраски - неплохой способ пропаганды истинных ценностей (уж если герой спасает мир, то пусть спасает его не от "безумных ученых", а как раз наоборот - от варваров и мракобесов). Кроме того, игры дают работу программистам (т.е. поощряют интеллектуальную деятельность) и обеспечивают "добровольное и с песнями" финансирование передовых компьютерных технологий.

Кроме развлечений технического характера, в интеллектократическом обществе следует также пропагандировать физкультуру и вообще здоровый образ жизни; это полезно всем, включая интеллектуалов. Однако профессиональный спорт, вредный для здоровья ввиду чрезмерных нагрузок, разжигающий нездоровые страсти и поглощающий немалые материальные и людские ресурсы без всякой пользы для цивилизации, должен быть упразднен.

Демографическая политика. Интеллектократия заинтересована в постоянном совершенствовании носителей разума, как психическом, так и физическом. В будущем это будет достигаться с помощью генной инженерии и киборгизации; пока же необходимо, по крайней мере, прекратить бесконтрольное размножение и обеспечить искусственный отбор. Необходимость и целесообразность таких мер очевидна: поскольку с развитием медицины естественный отбор почти прекратился, генетический мусор накапливается в каждом поколении, ведя человечество к вырождению (причем с высокой скоростью, ибо человек, расплачиваясь за блага цивилизации ухудшением экологической обстановки, более подвержен действию мутагенных факторов, чем виды, живущие в дикой природе). Как минимум, должен быть обеспечен отсев явных генетических патологий, путем стерилизации их носителей; в идеале же должен прозойти переход от негативной селекции (отсев худших) к позитивной (отбор лучших). Это означает, разумеется, не создание неких "человеческих ферм" с элитными производителями, покрывающими самок, а широкое внедрение искусственного оплодотворения. Животно-первобытный стереотип, возлагающий оплодотворение, рождение и воспитание на одних и тех же родителей, должен быть разрушен. Цивилизация - это специализация; и если донорами генетического материала (половых клеток) должны выступать носители наиболее совершенных генотипов (а не все подряд, как сейчас), то воспитателями (т.е. фактическими родителями, следуя принципу "не та мать, что родила, а та, что воспитала") должны выступать те, кто имеет к этому способности и желание (а, опять-таки, не все подряд; почему-то в современном мире все понимают, что для управления автомобилем нужно получить права, а сложнейшая и ответственнейшая задача воспитания новой личности доверяется кому попало явочным порядком). Поскольку воспитанием будут заниматься не все, очевидно, что для поддержания оптимальной численности (которая лежит ниже нынешнего уровня, ибо планета перенаселена, но когда-то все же будет достигнута и впоследствии должна поддерживаться) необходимо, чтобы семьи были многодетными (где дети далеко не обязательно будут генетически родственными родителям и друг другу); государство будет обеспечивать материальную (за счет налогов с бездетных) и интеллектуальную (интерактивные образовательные программы и т.п., уменьшающие нагрузку на родителей) поддержку таких семей.

В целом демографическая политика интеллектократии направлена на стабилизацию общей численности населения на оптимальном уровне с одновременным увеличением доли интеллектуалов и сокращением доли низших слоев (разумеется, под стабилизацией и сокращением понимаются не расстрелы, а ограничение рождаемости). Получится ли в итоге общество, состоящее из сплошных интеллектуалов? Именно к этому и должна стремиться цивилизация. На ехидный вопрос, кто будет в таком обществе чистить канализацию, заметим, что, по мере прогресса, низкоквалифицированный труд все более автоматизируется и в итоге полностью перейдет в ведение техники. Очевидно, что при расширении элиты до размеров общества в целом (разумеется, не за счет снижения планки, а за счет интеллектуального роста общества) интеллектократия превращается в демократию (ну или, точнее, почти демократию, поскольку иерархия и неравенство при голосовании сохраняются), но не приобретает ее пороков, ибо к управлению по-прежнему оказываются допущены лишь те, кто этого достоин.

(С) YuN, 2001

http://yun.complife.net - фантастика, стихи,
юмор, публицистика, игра FIDO             

Warrax Black Fire Pandemonium  http.//warrax.net   e-mail [email protected]