https://economicsandwe.com/B28B594F0FD0232E/

В. Авагян

Про «есть» и про «честь»

В той мифологии, которую упорно насаждают либералы в головах людей, цены формируются соотношением спроса и предложения на всем рынке. Им такая мифология необходима, чтобы оправдать регулярные геноциды, постоянно сопровождающие их практику. Как изящно выразил это Анатолий Чубайс: "Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут". Чубайс-то мастер слова, а его косноязычные единомышленники говорят не так поэтично: «цены формируются соотношением спроса и предложения». А по сути — одно и то же, просто разными словами. Человек лишается самоценности и становится расходным материалом для рынка. Нужен, востребован — живёт. Не нужен — ликвидируется.

На самом деле цены формируются, конечно, не спросом и не предложением, а СИЛОЙ. Нельзя, например, сказать, что у меня нет спроса на квартиру. У меня очень даже есть спрос на жильё! У меня денег нет. И потому мой спрос, каким бы острым он ни был — ничего не «формирует» на рынке. А что, вы скажете — предложения нет? Сколько вон домов стоят нераспроданными, предложения выше крыши! А готовых строить жильё (естественно, за деньги) — ещё больше. Они предлагают, предлагают, предлагают… А мы всё спрашиваем, спрашиваем, спрашиваем… А рынок ничего не «формирует» ни из того, ни из другого.

Конечно, сложившиеся на рынке цены — есть итог и отпечаток силового преобладания. Кто сильнее — выдавил себе условия получше, повыгоднее. Кто слабее — того отогнали к «параше». Вместе с его спросом и предложением, вместе взятыми.

Вместо того, чтобы заниматься ерундой, и болтать о свободном ценообразовании на рынке — следует говорить о снабжении, его базах и технологиях, а также и об отсутствии таковых. Цена на говядину у львов определяется соотношением их и бычьих сил. Если лев молодой и сильный, а бычок слабый и безрогий, то говядина для льва бьёт рекорды дешевизны. Если наоборот, лев слабый и плохо бегает, а бык рогат — то говядина для льва резко дорожает.

Когда мы говорим о «свободном рынке» — мы отвечаем на вопрос «почём говядина для хищника?». Нельзя же болтать без ума, что отношения на свободных рынках нерегулируемы. Они там не регулируемы ЗАКОНОМ — это да. Но ведь кто-то же их там, ВМЕСТО ЗАКОНА, регулирует! Если не закон — то криминал. Нерегулируемые отношения выглядели бы так: два слепца, один не видит, чего купил, другой не видит, сколько ему заплатили. А так-то, в практике, они очень даже регулируются — тем или теми, кто сильнее! Ни о какой добровольности отношений на рынке не может быть и речи. Добровольно — человек взял бы бесплатно, да и ушёл.

А речь идёт о навязанных человеку отношениях, при навязывании которых человека шантажируют его неотъемлемыми нуждами. Суть рынка-то в этом, а вовсе не в какой-то мифической добровольности! Покупатель ведь платит не столько, сколько ему хочется (ему хотелось бы вообще не платить) — а столько, сколько ему навязывают. Навязывают, шантажируя неудовлетворением его базовых нужд, в буквальном смысле, шантажируя смертью.

Этот шантаж происходит как при покупке товара, так и при покупке рабочей силы. Ведь на рынке нет тарифных сеток оплаты труда, спущенных сверху, нет государственных расценок. Человек и покупает, и трудится за сумму, навязанную ему шантажом, а порой и террором. Как шутят латиноамериканкие профсоюзники: «у нас в Южной Америке цены на всё определяются рынком, а цена на труд — пулемётами».

Теоретически, конечно, человек, умирающий в пустыне от жажды — имеет очень высокий спрос на стакан воды. И тот, у кого есть стакан воды — может сделать предложение очень высокой стоимости. Но фактически-то не спрос и предложение решат вопрос, а сила. Владелец стакана воды легко перестаёт быть владельцам стакана воды, если умирающий от жажды сильнее его. Тот, кто спекулирует водой в пустыне, должен быть готов получить по шее от жертв спекуляции. На языке науки это называется «изменение законодательства» или «смена власти». А проще говоря: «было ваше — стало наше».

То есть, что я хочу доказать: цены на всё, что есть — когда они устанавливаются «свободно» — свободно устанавливаются не всеми, а только самыми сильными и хищными. Ни в одном городе мира не додумались убрать полицию — чтобы горожане сами, свободно, устанавливали взаимоотношения. А почему? Да потому что понятно, чем, в отсутствии полиции и закона закончатся такие «свободные отношения»!

Почему вы считаете, что в экономике по-другому? И что справедливые цены — не те, которые установлены на основании теоретических представлений о справедливости законодательным путём, а те, которые неизвестно откуда взялись? Якобы из баланса спроса и предложения… Хулиган предложил в подворотне модель отношений, очкарик на неё «согласился»: ничего не скажешь, эталон справедливости и рациональности!

+++

Пора прекращать либеральную демагогию, и сказать честно: ценность человека заключается в самом человеке, в том, что он человек, а не в его экономической роли, которую, постаравшись, всегда можно свести к нолю. И ведь не из чистого садизма стараются сводить её к нолю, а в силу прямой и очевидной прибыли! В обществе нищих работодатели крупно экономят на оплате труда, кроме того, нищие очень покладисты, как работники!

Обеспечение человека, его доля — без которой он обделённый — это не либеральные «бла-бла-бла», а технологический комплекс, который:

• можно создать и запустить;
• можно не создавать;
• а можно отобрать или сломать.

Комплекс обеспечения (оклад-надел) в чём-то схож с автомобилем. Это тоже машина, а точнее, совокупность машин. Человек может иметь машину, может не иметь, у него могут угнать машину.

Ну, и конечно, тем, кто наверху выгоднее и комфортнее эти комплексы жизнеобеспечения не строить, а уже построенные — украсть или разрушить. Эта прямая выгода верхов от обнищания низов — очень серьёзная социальная проблема, приводящая к деструкции общественных отношений.

Допустим, человек получает пенсию. Ему сорок лет, он вполне ещё крепок, но, допустим, был военным и заслужил пенсию. Ему хватает: машина его обеспечения работает исправно. Вы заманите такого человека на грязную и низкооплачиваемую работу? Нет. Ему зачем? Кроме того, он как гражданин обладает очень высокой степенью свободы. Поскольку его снабжение отлажено автоматически, вам будет очень трудно навязать ему поступок, с которым он внутренне не согласен. Который он считает несправедливым, или унизительным, или глупым.

Всё меняется, если машину обеспечения сломать. Человек, лишившись средств к существованию, сразу становится согласен на любую работу за любую оплату. Ему выбирать-то не из чего! Работодателю не нужно заманивать его дорогостоящим пряником — есть бесплатный кнут. Как гражданин, такой человек лишён собственного мнения: его мнение есть мнение его работодателя, держащего его за нежные места.

То есть сделать обеспеченного нищим — это и экономическая, и политическая выгода верхов. Противостоять этой выгоде (заключающейся в дешёвом и покорном работнике) можно только осознанной политической волей. У рынка, свободного и даже несвободного (монополизированного) — такой воли нет и неоткуда взяться.

Как крупному (монополист) так и мелкому (рыночная стихия) работодателю невыгоден обеспеченный, имеющий выбор, человек. Выгоднее всего им нищий: из его нищеты они выковывают и свои сверхдоходы, и его полное бесправие. Есть принципиальная разница между работником, которому есть куда уйти с предприятия — и работником, которому идти оттуда некуда. С первым не забалуешь, а то без работников останешься. А из второго — хоть верёвки вей!

+++

Очень важно понимать экономистам (в первую очередь я пишу для профессиональных экономистов), что проблемы отношений между людьми в полной мере калькируются и в отношениях между нациями. Просто переходят на уровень выше, а по сути — остаются те же.

Свобода есть неопределённость. Например, свободные цены — это заранее неизвестные цены, о которых шарлатаны гадают на кофейной гуще: «а сколько к концу года будет стоить нефть?». Неопределённость отношений приводит к порабощению слабого сильным.

Если в законе прописано, что я должен заплатить маляру 5 рублей — то, собственно, неважно, кто я и кто маляр. Но если закон дозволяет нам с маляром самим договориться о цене труда — и мои, и его силовые возможности выходят на первый план, превращаются в противостояние взаимоуничтожения. Если заранее неизвестно, сколько я должен маляру, то он постарается взять с меня как можно больше, не смущаясь тем, что может разорить меня. Да и я — то же самое. Только наоборот. Никакой свободы и добровольности в наших отношениях не будет, а будет баланс сил, нужды и взаимного шантажа.

Общество превращается в банку с пауками, в которой пауки пожирают друг друга. И умному человеку сложно в такой обстановке морально осуждать работодателя-кровопийцу, потому что жертва кровопийцы, перевернись ситуация, поступила бы так же. Вот, к примеру, голодные хотят хлеба, а торговец задирает цены. Но переверните ситуацию: голодные, дай им волю, заберут весь хлеб бесплатно, и с голоду помрёт уже торговец, ранее над ними куражившийся…

Всё вместе это гноище взаимного разбоя названо не очень удачным словом «капитализм» (на мой взгляд, это невыразительный и не отражающий сути проблем термин). А сущность проблемы в том, что неопределённость цен не позволяет с достоверностью установить, кто кого обманывает.

Например, работал батрак в конюшне и получил рубль. А вдруг на самом деле он заработал больше? Или наоборот — и на рубль не заработал? Где вообще это «на самом деле»?!

Официальных-то расценок нет, одна демагогия: работодателю кажется, что ты недорабатываешь и халтуришь, тебе кажется, что перерабатываешь…

Остаётся только креститься — когда кажется-то…

В итоге получается, что все «свободны» только от закона. А от шантажа — никто не свободен. И человек в таком обществе за подлость получает премии. Чем подлее — тем больше фонд его премирования…

+++

Сама логика развития(генезиса) морали и законодательства, науки и разума подводит нас к проблеме индивидуальных продуктопроводов. Это та система, по которой какая-то часть благ из общего котла производства поступает мне или вам. Например, газ. То, что газ есть в общей трубе, и его там много — полдела. Важнее, чтобы была индивидуальная отводка к вам в дом… Это же касается и всех прочих материальных благ.

Продуктопровод должен стать правом человека, а не заслугой со злонамеренной неопределённостью критериев заслуженности. Если неизвестно, кто, что и как заслуживает — всегда можно сказать: «а ты не заслужил!». Чем капиталисты во все времена охотно и с выгодой для себя пользуются.

Экономика — это наука о том, как желаемые блага сделать доступными. При этом её чёрная тень, хрематистика — наука о том, как желаемые ДЛЯ ТЕБЯ блага сделать доступными ДЛЯ ТЕБЯ. Не для всех, не абстрактно, а лично и конкретно, и только — ДЛЯ ТЕБЯ. А что будет с другими людьми — хрематистике не важно.

Если в обществе мало масла, а ты увеличиваешь доступность масла лично для себя — то ты тем самым автоматически снижаешь доступность масла для других. Это относится и к любому другому продукту. Зачем производить в целом больше масла (или иного продукта) — если можно просто перераспределить имеющееся в свою пользу?

Отсюда мы, экономисты, диагностируем и проблемы продуктопроводов:

1. территориальные;
2. личные.

Совершенно не гипотетическая ситуация: некая страна выменивала все блага жизни на каучук. Или какао-бобы. Или ещё что-нибудь (страшно сказать, нефть!). Пусть лучше будет каучук… А потом появился искусственный каучук (допустим) и натуральный стал не нужен. И нашу страну-пример, натурально, перестали кормить. У неё же не было никаких юридических прав на продуктопроводы, всё строилось на добровольном обмене в выгодной обеим сторонам ситуации. И если каучук вдруг стал не нужен — зачем что-то выменивать на него?!

Личные продуктопроводы — строятся по аналогии с национальными, большими. Вообразите большую трубу, от которой ответвляются малые трубы. Отводки — ведущие в дома. Если изготовляемый вами лично продукт перестал быть нужен — то зачем поставлять вам на дом все иные блага, в которых вы нуждаетесь?

Ведь нуждаетесь в питании вы — а не тот, кто вам его поставляет. Раньше вы его за горло держали, не отдав своего продукта, он не мог получить вашего. А теперь он свободен: ваш продукт ему больше не нужен, и свой он вам тоже поставлять не желает. И что делать?!

Вопросы, как вы уже поняли, совсем не праздные, а очень даже актуальные [1]. И человеку в отдельности, и целой стране светит риск оказаться в мертвецах или в бесправных заложниках. Во втором случае к ним «снизойдут», бросят кость с барского стола — но на каких условиях?! Трудно заранее предсказать, чего потребуют взамен своей незаменимой «кости»!

Продуктопроводы рушатся не только в случае замены продукта, но и в случае уже описанного нами некроза элемента цивилизации. Чем жить священнику, если опустеют храмы? Чем жить писателю и журналисту, если перестали читать? Чем жить учёному — если никому не интересно познание? Чем жить космонавту, если страна отказалась от космоса, лётчику — если страна осталась без авиации, и т.п.?

Если две стороны в отношениях контракта, то возможны два варианта:

1. или условия контракта признаются священными, неприкосновенными;
2. или сильная сторона постоянно улучшает свои условия, автоматически ухудшая условия для слабой стороны контракта.

На практике это выглядит так:

• Или вы отстаиваете свои условия твёрдостью и силой.
• Или вам постоянно урезают, ухудшают условия сотрудничества.

Причём озвученное мною — настаиваю! — имеет статус закона в экономической науке.

Незащищённая позиция сминается. На войне — когда этого хочет агрессор. А в экономике — всегда. Потому что агрессия — дело добровольное, а максимизация прибыли — в рыночной экономике дело принудительное[2]. То есть в экономике незащищённая позиция сминается даже более гарантированно, чем на фронте. Если только предприниматели получают возможность платить меньше — они её или используют, или разоряются в пользу более жестоких коллег.

---

06.06.2019