Ещё о "мовах": "грае грае воропае"

samir74 пишет:

Общеизвестно, что современный украинский - это южнорусская грамматика плюс польские корни.
Не думаю, что будет сложно сконструировать сибирский язык, залив в чалдонскую диалектную грамматику нужное количество татарских корней, вплоть до непонимания сибирского языка европейскими русскими.
Собственно, для создания языка мне нужна лишь нормальная электронная книга с грамматикой и словарем обского говора, как это все в реале произносится, я в детстве много раз слышал, долить туда тюркизмов в общем-то тоже без проблем.

Собственно, тезис очевиден (я его высказывал неоднократно), но тут интересно, что автор не только пообещал, но и сделал.

Фонетика сибирского языка против московска
Первой склонене
Второй склонене
Притяжательное местоимение
Глаголы с прилагательными

Прим.: все ссылки давно не работают.

Словарь:
Алфавит - абевега
Болото - рям
вбежать - ивбежать
вчера - лонись
главный - матёрой
гора - камень
громадный - огромадной
дождь - дожжык
дом - юрта
есть (иметься) - есь
ёжик - керпан
железо - база
житель - насельник
заяц - ушкан
камыш - камыш
канал - прокоп
красный - ялой
красивый - красной
кривой - мучой
кривизна - муч
круг - елбан
круглый - елбовой
лес - урман
луг - сор
море - пола
мост - мос
нет - нету
не - не
Обь - Умар
овраг - падун
озеро - чвор
песок - песок
песчаный - песьяной
радио - радиво
река - умка
серый - бусый
Томск - Томск
торф - трунда
улица - вулиса
фартук - хартук
холм - шелом
хранить - ихранить
хребет (горный) - грива
часть - чась
что - чо
цвет - свет
шесть - шесь
щи - шшы
это - ето
Я - я
яма - выр

Что тут видно. Искусственные языки, конструируемые в политтехнологических целях (думаю, их следует называть "мовами", в честь самого известного из них), всё-таки имеют некоторые следы своего происхождения. Разглядев которые, можно отличить "мову" от настоящего языка.

1. Как известно, "дьявол это обязьяна Бога". Мова изготавливается из материала настоящего языка путём его уродования. Поскольку компрачикосы-моводелы обычно стремятся к тому, чтобы настоящий язык ни при каких обстоятельствах не приблизился к мове (в том числе в ходе своего исторического развития), уродование производится сознательно грубыми, калечащими способами, нарочито неестественными. Этот процесс можно ещё назвать бастардизацией ("обублюдливанием") настоящего языка.

2. Бастардизация производится обычно экономичным способом: путём минимальных изменений добиться того, чтобы говорящий на исходном языке перестал понимать говорящего на мове. (Обратное, строго говоря, необязательно, хотя и желательно).

3. Важно, что непохожесть мовы на настоящий язык чётко осознаётся как главная цель. Настоящие языки развиваются сами, не глядя друг на друга. Максимум, что позволяют себе языковые пуристы разных стран - это сознательное сохранение своего языка от "иностранного засорения". Однако, когда речь идёт о том, что язык народа А ни в коем случае не должен быть понятен народу Б, то можно утверждать с большой уверенностью, что А есть мова Б.

4. Здесь нужно сделать важную оговорку. Естественное диалектное разнообразие языка не является результатом бастардизации. Например, некогда существовавшее южнорусское наречие русского языка, из которого делали "украинскую мову", является вполне естественной языковой вариацией. На ней говорят и сейчас. Что касается украинской мовы, то это результат бастардизации.

5. Техника дела. Уродование грамматики производится чисто механическим способом: вводится два-три новых правила. Об этом, впрочем, писал и я, и тот же Галковский. Интереснее посмотреть, что делается со словарём.

6. Источники для словаря мовы.

Чисто механическое искажение слов - типа тотальной замены "и" на "ы" после гласной. Особенно хорошо, если в языке есть какие-нибудь особенности, оставшиеся только в письменной речи. Например, огромную пользу для украинствующих моводелов принёс "ять". Для других мов на основе русского такую же роль может сыграть, например, введение гласной между двойным "н": "стекляноный", "деревянаный".
Изменение грамматических характеристик слова. Например, слова женского рода перелагаются в мужской (или просто объявляются "мужскими") и наоборот. Приём простой, но эффективный, а при правильном применении вводит в настоящий умственный ступор. Обычно используется в комбинации с другими приёмами. Например, если мы заменяем слово "лягушка", и у нас есть варианты "жяботка", "пипа" и "пучелуп", следует предпочесть "пучелуп". Пример: "алфавит" - "абевега". Или вот, для гипотетической мовы на основании русского приблатнённого: мама (ж.р.) - маман (м.р.), отец - папша (ж.р.)
Диалекты. Ну, тут всё понятно. При этом обычно диалектные особенности произношения выпячиваются и карикатуризируются. Иногда речь просто идёт о копировании речевых дефектов. Обычная гунявость может оказаться очень полезной для моводела.
Язык низов. Интересно, что из него выбираются как раз слова, относящиеся к "высокой", "господской" культуре - именно потому что они сильнее всего уродуются в произношении простецов. Так, крестьянин безупречно правильно произносит слово "грабли", а вот название неведомого зверя "обезьяна", отсутствующее в его активном словаре, он может как-нибудь интересно переврать - например, в "облизьяну". Понятно, что такое словцо очень годится для моводеланья. Кстати, в вышеприведённом "сибирском" словаре есть несколько таких слов: "радиво", "вулиса".
Сюда же годятся и жаргонизмы. Неиссякаемый источник всякого моводела. В цене жаргон профессиональный и отчасти уголовный, но, скажем, молодёжный тоже годится в дело.
К жаргонизмам примыкают устойчивые метафоры. Это очень интересная тема. У каждого значимого слова есть несколько устойчивых метафор, его обозначающих. Иногда они используются в качестве слов-заменителей. Например, заяц - ушастый и серый. Поэтому его можно назвать "ушкан" или "серяк". Кстати, аналогичные процессы иногда происходят и в настоящих языках. Такова, например, история "бера", который стал "медведем": метафора вытеснила настоящее слово. Но метафоры можно и выдумать. Например, назвать собаку "гавкой" или "лайкой", кота - "мурлыком", а жабу - "пучеглазкой". Впрочем, тут возможны замены по типу кёнинга: если "глаза" поименовать "лупетками", то "жаба" получится "пучелуп", что гораздо непонятнее.
Иностранные слова вместо своих и наоборот. Понятно, что заимствование иностранных слов - удобнейший способ мовостроя, тут длинные рассуждения не нужны. Однако, если в настоящем языке какое-нибудь слово имеет иностранное происхождение, то его-то как раз имеет смысл заменить чем-нибудь якобы посконным. Поэтому, к примеру, "хеликоптер", но - "версень" и "листень".
Кальки иностранных слов
Способ словообразования, принятый и в настоящих языках, но в мовах становящийся крайне важным. Особенно подходит для уничтожения интернациональной терминологии.

7. Ввод мовы в дело. Верный признак мовы - её насаждение политико-хулиганскими методами. Типа официального запрета на использование настоящего языка в официальных ситуациях (как сейчас "в" Украине), или, скажем, молодёжных банд, избивающих говорящих на настоящем языке. Сюда же относится и истерическое давление местной интеллигенции, получающей должность коллективного цензурного комитета: следить за устами граждан.

8. В этом пункте мы, наконец, подходим к вопросу, зачем же на самом деле нужна мова.

Я когда-то назвал одну из мов "языком ненависти", но, кажется, не разъяснил этот вопрос полностью. Так вот, мова нужна не просто для разделения некогда единого народа на две "не понимающие друг друга" части, но и для поддержания бессознательного раздражения мовоговорящих по поводу носителей настоящего языка - каковым раздражением удобно манипулировать в политических целях.

Дело в том, что два похожих, но имеющих резкие отличия в каких-то пунктах существа воспринимают друг друга как "уродов" - см. теорию uncanny valley. Это относится и к языкам. Особенно если к общему чувству "похожей непохожести" присоединяется ощущение уродства (а мова - именно поуродованный язык, сделанный компрачикосами), то неприятие становится очень сильным.

Заметим, что это не касается диалектов. Все диалекты одного языка комплиментарны друг другу. Например, настоящие сибирские диалекты или то же самое южнорусское наречие всегда воспринимались "московскими русскими" как нечто интересное и не лишённое своей прелести. Так, северорусскому уху украинские народые песни кажутся мелодичными и красивыми. Однако, когда речь идёт о бастардизированном языке, начинается неприятие. Оно имеет двойную направленность. С одной стороны, бастардизированный язык кажется носителем настоящего языка "уродливым, смешным и некрасивым". Но это бы ладно. Носителей же бастардизированной "мовы" настоящий язык раздражает, как калеку раздражает вид здорового человека, как дурнушке неприятен вид красивой женщины.

При этом ненависть патологии к норме всегда сильнее, чем презрение нормы к патологии. Когда же патология массова, это сплачивает стигматизированную группу, делает её тем самым сильной, монолитной, но при этом управляемой. Уродство вообще является силой, а массовая невротизация и стигматизация в определённых случаях оказываются залогом успеха. Правда, плоды этого успеха обычно достаются компрачикосам-манипуляторам, но это уже "само собой разумеется".

9. Однако, может ли опыт создания мов научить чему-то носителей настоящего языка?

Да, конечно. Если есть компрачикосы, должны быть и пластические хирурги. Но об этом несколько позже.

1.05.2005

oboguev: -- Между прочим, весьма наглядный по красноречивости пример представляют переводы с малорусской письменности на новоукраинский стандартный язык.

Помимо собственно ц.-с. языка на Украине в XVI-XVIII вв. существовал местный литературный язык, т.н. "проста мова", совмещавший церковно-славянские, общерусские и малорусские элементы, с преобладанием общерусских. На этом языке написаны малороссийские летописи, как то Величко или Самовидца, послания Вишенского и многие другие памятники малорусской письменности. Созукраинская чистка языка от ц.-с. и о.-р. элементов означала разрыв преемственности также и с этим литературным языком, отчуждение малороссов от литературы уже не только общерусской и древне-киевской, но и памятников местной, специфически малорусской словесности.

Эти переводы иллюстрируют, в какой степени подвергся чистке и гонению не только ц.-с. или о.-р. литературный язык, или старый язык древних летописей, и их лексика, но уже и недавних малороссийских сочиненй и летописей, которые, как летописи Величко, теперь на новоукраинский оказывается надо переводить.

К примеру, летопись Величко. Написана в 1720 г., т.е. автор - современник Петра Первого. Текст летописи без труда понятен всякому человеку, знающий современный русский литературный язык, но если понадобился новоукраинский перевод, то очевидно изучавшие только новоукраинский литературный язык по замыслу должны испытывать затруднения при чтении текста.

Вот для иллюстрации начало летописи Самоила Величко, сперва на малорусской “простой мове” оригинала (“простимъ стилемъ и нар?чiємъ козацкимъ” - как писано в предисловии малороссийского издания 1720 года; “нар?чiємъ малороссїскiмъ” - на рукописной обложке), цит. по изданию у Київi 1926, з друкарнi Української Академiї Наук, с fac simile изображениями оригинала, затем в переводе на новоукраинский язык (Київ, “Днiпро”, 1991, переклав з книжньої української мови Валерiй Шевчук).

на малорусском языке (“простой мове”)	на новоукраинском
Єжели можетъ що быти любопитствующему нраву челов?ческому, кром? т?лесних требований, ласкавий чителнику, такъ угодноє, и приятноє, яко чтенiє книжноє, и в?денiє прежде бывших д?яний и поведений людских.	Цiкавому норову людському не може нiчого бути сподобнiшого, ласкавий читальнику, як читати книги й дiзнаватися про давнi людськi дiяння та вчинки.
Єжели и в печалех сущимъ можетъ що такъ скороє подати л?карство, яко тот-же книжний с прил?жанiємъ i вниманiємъ уживаємий медикаментъ.	Бо чи може у печалi щось швидше стати лiком, як той же книжковий, пильно й до речi вжитий, медикамент?
- Дозналемъ я и самъ того, кгди в приключаючихся ми скорбехъ книжному прилежах чтенiю и слишанiю, и от онихъ ув?домляючися о прошлих людских розних трафунках и б?дствах, училемся оттол и мои злоключенiя терпеливо зносити, слушая глаголанного - въ терпенiи вашемъ стяжити д[у]ша ваша. [...]	Спизнав я те сам, коли мав скорботу; читаючи та слухаючи книжки i дiзнаючися з них про всiлякi людськi пригоди й бiди, я вчився зносити терпляче i власнi злигоди; покладався-бо на приказку - в терпiннi вашiм знайдеться душа ваша. [...]
А такъ, ласкавий чителнику, єсли покажется теб? в семъ д?л? моемъ що подзорноє и неправедноє, то може и так єст. Ти убо, аще достанеши совершенн?йших козацких, или iнихъ яких л?тописцовъ, воленъ єстес л?ност отложити, и моє в сем д?л? нев?жество бл[а]гонравн? покривши, подлугъ л?тописцовъ оних, не уничтожая и моєго подлого труда, от б[о]га ти даннимъ разумомъ iсправити.	Отож, ласкавий читальнику, коле що здасться тобi в цiй моїй працi непевне й неправильне, то, може воно так i є. Ти ж бо, коли добудешся досконалiших козацьких чи якихось iнших лiтописiв, забудь лiнощi, полай мене за невiгластво в цiй справi i, покладаючись на тiправдивiшi лiтописи, але не знищучи й моєї нiкчемної працi, виправ мене даним тобi вiд Бога розумом.

(и далее два тома в таком же стиле)

На фоне подобных сопоставлений особенно трогают рыдания украинских крокодилов над умученной мовой.

Перевод этот, на мой взгляд, полезен тем, что наглядно показывает, какие слова не нравятся переводчику в языке наших и его (его ли?) не столь уж древних малорусских летописей и другой малорусской письменности.

Кроме того, он поставляет благодатный материал для проведения метрики обоих версий текста для установления степени их корреляции с церковно-славянским, а в случае украинского перевода - и с польским языком. Интересно было бы сделать также коррелятивную метрику по отношению к общерусскому словарю.