Ночью, дождавшись ухода от гробницы Иосифа с Никодимом и помогавших им спутниц Иешуа, мы извлекли из нее покойника, и положили на его место тряпичную куклу, запакованную в погребальные пелены. Когда утром у гробницы появился взвод легионеров, сопровождаемый по пятам обливающимися потом членами Синедриона, наступил решительный момент. Я наблюдал из некоторого отдаления за опечатыванием гробницы, готовый немедленно вмешаться - если, к примеру, какой-нибудь не в меру ретивый декурион начнет проявлять инициативу; хвала Юпитеру, с этим обошлось. Иудейские иерархи меня волновали в последнюю очередь. Ну, заглянул один из них, с явственным омерзением, внутрь гробницы; с полуденного-то света да в темноту - много ли разглядишь? А тут ведь, голубок, щупать надо, и без дураков. Впрочем, для этих раззолоченных пней все это явно чистая проформа; вон, уже и печать прикладывают. Ну-ну; поглядим, как вы запоете послезавтра утречком...

Итак, вся подготовка была завершена. Теперь все зависело от того, успеем ли мы за оставшиеся день с ночью добраться до Иуды, а здесь пока продвижений не было никаких. Более того: выяснилось, что смахивающего на него человека видели вчерашним утром в непосредственной близости от Сузских ворот; не исключено, что мы ищем в Иерусалиме прошлогодний снег. Ничего другого, однако, нам просто не оставалось. Сыщики продолжали методично прочесывать городские трущобы и наблюдать за фешенебельными особняками; обратившись в камни, замерли в своей гефсиманской засаде спецназовцы; мы же с центурионом, уже сделав все, что в наших силах, обречены были просто ждать - в полном безделье, вися и тихонько раскачиваясь на собственных нервах.

Звезды на сереющем предутреннем небе уже почти померкли - вместе с нашей надеждой, когда в дверях, наконец, бесшумно возникла гигантская фигура. А когда командир гефсиманской засады декурион Петроний выпростал из-под плаща-невидимки руку, небрежно замотанную окровавленной тряпкой, я испытал животную радость смертника, получившего отсрочку.

...Так точно, ваше благородие, удалось, но с огрехами. Только распорядитесь немедленно врача к Руфию из второго взвода; да, тяжелый: боялись - не довезем. Так точно, есть и еще один, но это уже царапина, так же как у меня. Раненых многовато?! А вы бы сколько хотели, если брать живым бойца такого класса?! Он-то, между прочим, точно знал, что никакой пощады ему не предвидится, так что дрался - будь здоров! А главное - все это оказалось попусту; ну, в том смысле, что в итоге все равно пришлось попортить ему шкурку, а то иначе мог бы и вовсе уйти. Так что повесить-то повесили, да только вот в брюхе у него такая дыра, что кишки наружу вытарчивают, и вся поляна в кровище; в общем, "самоубийство" вышло то еще... Фельдшер уже дожидается? Благодарствую, ваше благородие. Рад стараться!

Да, с имитацией самоубийства Иуды, похоже, номер не прошел, однако не будем сердить Фортуну излишней привередливостью. В конце концов, главная цель достигнута, и теперь можно двигаться дальше - в соответствии с планом. Двигаться, кстати, надлежало молниеносно, ибо краешек неба на востоке уже отчетливо светлел, а когда мы с нарядом спецназовцев добрались до гробницы Иосифа, уже начинались предрассветные сумерки.

Сунув под нос начальнику караула - молоденькому, только что из училища, армейскому центуриону - свой золотой жетон с летучей мышью и дикторским топориком, я приказал сдвинуть камень, закрывающий вход в гробницу. И когда появившийся из склепа спецназовец выволок наружу пустые погребальные одеяния, я, глядя сквозь помертвевшего от ужаса и изумления парня, процедил: "Ну и как вы все это объясните, центурион?" И тут же, оборвав его жалобный лепет, рявкнул: "Ты соображаешь, чего натворил, недоумок?! Ведь это же международный скандал! Под трибунал пойдешь - это уж как пить дать, и моли Юпитера, чтобы тебе отделаться штрафной ротой!"

А когда почувствовал, что тот уже дозрел, и явно прикидывает - не следует ли ему заколоться прямо сейчас, не отходя от кассы, то несколько ослабил хватку и начал инструктаж: "Отправляйся в Синедрион, да поживее. Распишешь им там все, да в подробностях, как только что мне собирался: и как вы опечатывали (вместе с ними, между прочим!), и как вы тут бдели, глаз не смыкая, и что ты ума не приложишь, куда это тело подевалось - ну прямо как испарилось! Пускай они с тобой вместе голову поломают. Если сумеешь их убедить, что без чудес тут не обошлось (чем черт не шутит, евреи - народ суеверный), - твое счастье. Давай, давай, центурион, вперед - и с песней! Нам теперь всем надолго дел хватит - эту твою кашу расхлебывать..."

Да уж, предмет для размышлений у первосвященников теперь - серьезнее не придумаешь. Главное, парень в таком состоянии, что сразу будет видно - не врет; чтобы так играть панику, надо быть профессиональным актером, а не младшим офицером дальнего гарнизона, и первосвященники не смогут этого не почувствовать. Трудно предугадать, какую версию Синедрион выскажет официально и какие признания он сейчас выудит из бедняги-центуриона; для себя, однако, большинство из его членов наверняка решит, что тут и вправду имело место Чудо, а это хотя бы на время приведет их в состояние паралича.

Центурион тем временем понуро построил свой взвод, дал было команду "Вперед - шагом марш!", но вдруг замешкался; как я полагаю, не должен ли он все-таки оставить здесь караул до окончания назначенного срока? Тут уж я не выдержал, и заорал на него, пнув ногою валявшееся перед склепом погребальное одеяние: "Ты чего тут охранять собрался, Аргус недоделанный? Это тряпье, что ли?" Мало-помалу нервное напряжение последних суток начинало сказываться и на мне; а сорвался я потому, что этим ребятам давно уже пора было отсюда выметаться: на сцене с минуту на минуту должно было начаться второе действие, а его персонажам встречаться с легионерами было совершенно ни к чему.

В общем, едва мы успели разместить вокруг гробницы "ангелов в белоснежных одеяниях", как появились женщины-спутницы Иешуа. Ну, здесь все получилось как нельзя лучше: женщины немедля попадали ниц, а ангелы, патетически возвестив им о воскресении Учителя, перешли к практическим инструкциям: "Идите, скажите ученикам и Петру, что Он предваряет вас в Галилее". Во-первых, мы с Фабрицием единодушно решили, что лидером секты отныне надлежит быть Петру - остальные на эту роль явно не тянут. Во-вторых, надо было эвакуировать учеников из Иерусалима, и притом немедленно. В создавшейся ситуации наиболее логичный для первосвященников ход - схватить нескольких учеников, подвергнуть их допросу третьей степени, получить признание в том, что тело Учителя было ими украдено и затем уничтожено, после чего немедля их ликвидировать, спрятав концы в воду. Я бы, во всяком случае, действовал именно так.

Потом у склепа появилась Мария, что из Магдалы, в сопровождении неразлучной пары - Иоанна с Петром, и нашим оперативникам пришлось срочно попрятаться: показываться на глаза мужчинам "ангелам" было, естественно, запрещено. Но затем - о удача! - Мария осталась перед гробницей в полном одиночестве; вот теперь нам настала пора ходить с козыря и опробовать на ней нашу ключевую разработку. В любом случае, испытание это лучше проводить именно сейчас. И если выяснится, что наш имитатор не в состоянии ввести в заблуждение даже одинокую, потрясенную горем любящую женщину - значит он вообще ни на что не годен, и надо немедля выдумывать что-то иное. Сам же "первый блин" мы в случае неудачи наверняка сможем списать на галлюцинации Марии.

Надо сказать, что когда Фабриций вчера вечером впервые увидал нашего "Назареянина", он только крякнул, почесав затылок, и как-то обреченно спросил: "А ничего получше не нашли?"; я лишь руками развел. Конечно, наш эксперт по изменению внешности поработал в ту ночь на совесть, однако конечное его заключение не радовало: демонстрировать имитатора можно лишь в условиях плохой видимости (туман, сумерки, искусственное освещение) - иначе он ни за что не ручается. Именно в предрассветных сумерках и совершил свой первый выход на сцену наш солист. Дебют был, честно говоря, так себе, на "троечку": Мария сперва решила, что видит перед собой местного садовника, и лишь разъяснения "белоснежных ангелов" убедили ее в том, что перед ней воскресший Учитель. Как бы то ни было, положительный результат был достигнут, и теперь предстояло думать, как его закрепить.

Была здесь, впрочем, и еще одна трудность. Наш агент не имел никакого представления ни о сути религиозной доктрины Назареянина, ни о деталях его предшествующей деятельности, и поэтому при явлениях ему было ведено вести себя по известному принципу "промолчишь - за умного сойдешь". Тем не менее, дать вконец растерявшимся ученикам хоть какие-то разъяснения по поводу происходящего становилось жизненно необходимым; единственным же человеком, свободно ориентирующимся во всех этих религиозных хитросплетениях, был Фабриций. В тот же день советник совершил вылазку и, присоединившись к паре учеников, направлявшихся в Эммаус, на протяжении почти двух часов приводил в порядок их перепутавшиеся мысли. Результат этой встречи оказался для нас обоих абсолютно неожиданным: ученики почему-то решили, что их собеседником был не кто иной, как сам воскресший Учитель - просто "в ином облике". Их не смутил даже язык, на котором говорил с ними советник; то есть сам по себе его арамейский был, конечно, безупречен, однако имитировать мягкий галилейский выговор он даже и не пытался. Вот уж воистину неведомо - где найдешь, а где потеряешь!

А пока центурион сеял слово Божье в душах человеческих, я вынужден был заниматься куда более прозаической деятельностью - спасать бренные тела учеников, чья жизнь опять повисла на волоске. Синедрион уже объявил тот самый вердикт, которого я и ожидал - "тело украдено учениками", так что теперь становились неизбежными и все остальные предугаданные мною последствия. Ученики же, будь они неладны, проигнорировали все наши утренние предупреждения - и через "мироносиц", и через Марию - уносить ноги в Галилею. К тому моменту, как они, наконец, расчухали, что пахнет паленым, все выходы из города были уже перекрыты храмовой стражей, а тайная полиция начала прочесывать жилые кварталы.

В другое время эвакуация не составила бы особого труда: достаточно было, например, переодеть учеников в униформу себастийского ОМОНа или сирийских вспомогательных частей. Сейчас, однако, я был связан по рукам и ногам категорическим запретом прокуратора даже косвенно впутывать в эту историю римские официальные органы, а иудейские сыщики, между тем, уже дышали нам в загривок. Плюс ко всему, у нас начали путаться под ногами люди Никодима, тоже вознамерившегося спасать учеников. Этот преисполненный наилучших намерений дилетант, сам уже давным-давно находящийся под колпаком у Каиафы, был по-настоящему опасен - как не в меру общительный прокаженный, не желающий знать о своей болезни. Одним словом, к тому моменту, когда ученики оказались, наконец, собраны на одной из наших конспиративных квартир в Верхнем городе, с меня сошло семь потов. Самое интересное - эти ребята явно воспринимали все, что делалось ради их спасения мифическими "почитателями Иешуа" как нечто само собой разумеющееся. Похоже, изо всех заповедей Учителя им более всего приглянулась одна - "Будьте как дети".

Нет худа без добра - теперь эти "детки", по крайней мере, находились под нашим присмотром, и мы могли быть спокойны, что они не выколют друг дружке глаз и не будут играть со спичками. Кроме того, им поведали должное количество "страшилок", чтобы у них раз и навсегда отпала охота без спросу убегать за калитку. Реальная ситуация, между прочим, была даже серьезнее, чем та, которой их стращали. Днем в Гефсимании был обнаружен труп Иуды, и к тайной полиции в ее поисках присоединился еще и Уголовный розыск, где профессионализм сыщиков всегда был выше, чем в охранке; совместными усилиями эти службы буквально вывернули город наизнанку.

Для нас, между тем, наступал решительный момент: пора было предъявлять ученикам их "воскресшего" Равви. Между тем, первый опыт с Марией особого оптимизма не внушал, а возможности для увеличения портретного сходства фигурантов наш эксперт уже выжал досуха. Положение казалось совершенно безвыходным. На полном серьезе обсудив использование иллюзионистов и гипнотизеров (прямо как в дешевом детективе), мы совсем уж было остановились на том, чтобы подбросить ученикам в светильник толику коноплевого цвета, и тут Фабриций вдруг нашел простое и изящное решение. Он предложил изготовить нашему имитатору своего рода "удостоверение о распятии" - набор страшных ран на запястьях и щиколотках. Раны получились просто замечательные: от таких, пожалуй, не отказался бы даже самый требовательный профессионал из числа нищих-"калек". Наше творение можно было бы смело демонстрировать и средь бела дня на паперти, не то что в полутьме закрытого помещения. Кроме того, мы временно удалили из дома вечного скептика Фому - отправили его (под надежным прикрытием) на экстренную связь с "другой" группой "почитателей Иешуа". И когда внутри комнаты, где уже сгустился вечерний сумрак, внезапно появилась знакомая фигура, и были предъявлены ужасающие раны - да кто осмелился бы усомниться в увиденном?

Усомнившийся, однако, нашелся - Фома; мы, выходит, как в воду глядели, удаляя этого маловера из зала на время первого действия. Хозяин конспиративной квартиры осуществлял постоянное наблюдение за учениками (именно таким образом мы реконструировали за эти дни и Тайную вечерю, и целый ряд других эпизодов). Он и доложил, что Фома на нашу удочку не клюнул и посулил при следующей встрече пощупать пальцами - что это за такие интересные раны на щиколотках и запястьях, что не мешают человеку ни ходить, ни чистить рыбу. Черт побери, в логике ему никак не откажешь!

Я сгоряча предложил было ликвидировать Фому, представив это Божьей карой за неверие, однако Фабриций решительно воспротивился - "Это же будет шито белыми нитками, экселенц! И потом, нам нужно вселить в них веру, а не страх, иначе вся эта затея бессмысленна". На протяжении всей следующей недели, которую община провела под домашним арестом, друзья обрабатывали упрямца, и тот потихонечку начал сдавать позиции. Самое большое впечатление, однако, на него почему-то произвел рассказ об Эммаусском явлении, который мы не преминули довести до учеников. Короче говоря, когда "Иешуа" вновь возник внутри запертого дома и обратился непосредственно к Фоме: "Подай перст твой, и вложи его в раны мои, и не будь неверующим, но верующим!" - этот блеф отлично удался. Фома в раскаянии пал на колени, и инцидент был исчерпан.

Тем временем полицейская активность в Иерусалиме пошла на убыль, и мы, с соблюдением всяческих предосторожностей, перебросили учеников домой, в Галилею. Здесь опять начались неприятности, ибо все они немедленно перессорились; еще во время своего Иерусалимского сидения эти ребята начали всерьез обсуждать животрепещущий вопрос - кто из них больше всех любил Господа? Мы поначалу не придали этому значения: дети - они и есть дети. К сожалению, в Галилее процесс пошел ураганными темпами; мы и глазом не успели моргнуть, как Иоанн всерьез начал тянуть одеяло на себя, а четверо вообще откололись и начали проповедовать - по собственному разумению - такое, что Фабриций только за голову хватался. Бедняга Петр, между тем, совершенно растерялся и утратил контроль над ситуацией в общине.

Следовало немедленно вмешаться, пока община не распалась вовсе. Фабрицию пришлось повторить свой эммаусский опыт на Генисаретском озере. Даже не пытаясь впрямую выдать себя за Учителя (эта неопределенность позволяла ему, в случае чего, отыграть назад и заявить о себе как о "посланце"), советник, тем не менее, произвел на учеников куда более яркое впечатление, чем наш декорированный ранами имитатор. Результат и на этот раз превзошел все ожидания: Фабрицию удалось и подтвердить лидерство Петра, и аккуратненько осадить Иоанна, и восстановить треснувшую было монолитность общины.

Между тем, наступала пора для завершения операции. Галилейская почва была уже достаточно подготовлена для посева (их земляк оказался-таки Мессией, что бы там не говорили эти спесивые иудеяне!), и теперь самое время было устроить публичную демонстрацию. Ее мы и осуществили на Горе Галилейской, где как-то вечером наш имитатор явился толпе в несколько сот человек, предводительствуемой вновь объединившимися учениками. Конечно, лучше было бы продемонстрировать народу Фабриция, дабы тот произнес соответствующую проповедь, однако здесь нас подстерегала опасность иного характера. Слух о "явлениях" давно уже достиг властей; хотя все подходы к месту надежно контролировали наши люди, в толпе почти наверняка были и иудейские агенты, а среди них случайно могли оказаться и знающие в лицо советника по культуре.

Голова у учеников опять пошла кругом, ибо воспоминания о Генисаретском явлении были еще слишком свежи в их памяти, и кое-кто из них возроптал. К счастью для нас, строптивцы в итоге не устояли перед напором ими же и порожденной молвы о Мессии. Нам, однако, пришлось в итоге отказаться от тщательно проработанной финальной инсценировки с "вознесением Господа на небеса". Фабриций заявил, что теперь общественное мнение уже сформировано настолько, что вполне можно ограничиться и просто массированным выбросом слухов о событии - результат будет точно таким же. Так оно и оказалось.

И вот, когда операция "Рыба" была уже практически завершена, меня внезапно вызвал к себе на ковер Игемон. В последнее время в Палестине наблюдается необъяснимый рост популярности подрывного учения некого Иешуа Назареянина, благополучно казненного около месяца назад, но потом якобы "воскресшего". Известно ли мне, что у иудейских властей возникли подозрения, будто бы это "чудесное" событие инспирировано некими "внешними силами", и Синедрион начал соответствующее расследование? А если известно, то какого черта я ничего не предпринимаю? А если предпринимаю, то почему не докладываю об этом? Понимаю ли я, какую гигантскую опасность для власти Кесаря представляет усиливающееся учение Назареянина? Это хорошо, что понимаю; а то вот давеча прокуратора посетили первосвященники, так они думают, будто они одни такие умные...

- Короче говоря, необходимо немедленно начать расследование, параллельное синедрионовскому. И если действительно в наших структурах будут выявлены отдельные личности, которые, используя служебное положение, сознательно или по недомыслию ворожат мятежникам... Когда доложить результаты? Вчера!!! Пошевеливайся, трибун, и спаси тебя Меркурий - покровитель воров, если к этой истории и вправду приложили руку твои люди!

- Тут Игемон привстал, упершись кулаками в столешницу, и рявкнул: "Именем Кесаря!!" Я молча козырнул и вышел - строевым шагом.

Что бы это все могло значить? И чем дальше я над этим размышлял, тем больше мне не нравилась необъяснимая истерика прокуратора. Конечно, в заключительной фазе операции мы немножко наследили, однако ситуация нами полностью контролировалась, и оснований для паники не было решительно никаких. За пределы нашей службы никакие утечки в принципе невозможны, поскольку даже внутри нее никто кроме нас с Фабрицием не в силах сложить осмысленную мозаику из разнообразных оперативных мероприятий последнего времени. Единственный, кто владеет самоценным фрагментом информации - наш имитатор; им действительно придется пожертвовать, но тут никаких проблем вроде бы не предвидится.

А остальные... Петроний с его ребятами? - занимались ликвидацией перебежчика, и ничего более. Оперативники, задействованные в операциях прикрытия? - должны были оградить учеников от самосуда, могущего спровоцировать беспорядки. Руфий, умерший-таки от перитонита на третий день после захвата Иуды? - был убит на месте при ночном нападении террористов на римский патруль близ Эммауса (поди проверь!). "Ангелы в белых одеяниях" и эксперт по изменению внешности? - гм... Да, пожалуй... Наш резидент в княжестве Самосата недели три назад сообщал о резко возросшей активности парфянской разведки и, как водится, жаловался на некомплект личного состава; пожалуй, следует удовлетворить его запрос. Что там еще? Финансовые отчеты? Ну, с этим у меня всегда был порядок - комар носа не подточит. Чего же все-таки хочет от меня прокуратор?

Боюсь, что дело тут вовсе не в расследовании Синедриона (эти еще ничего не накопали, да и накопать не могут), а в чем-то куда более серьезном. То ли в сферах произошли какие-то крупные, но неразличимые пока с моего пигмейского уровня сдвиги. То ли прокуратор сам пришел к выводу, что посеянные нами семена всходят слишком уж дружно и буйно, и единожды выпущенного джина уже не загонишь в кувшинчик "противодействия еврейскому экстремизму". А коли так, то проводимая мною сейчас зачистка концов имеет вполне прогнозируемый и печальный для меня лично финал: я и живу лишь до того момента, пока не закончу эту работу. Придя к сему неутешительному выводу, я немедленно сел за составление документа о ходе операции "Рыба" - того самого, что Вы, проконсул, держите сейчас в руках.

Однако работа есть работа. И я отправился навестить приболевшего простудой советника по культуре, а заодно и обсудить с ним мероприятия по заметанию "римского следа" в последней фазе операции "Рыба". Игемон, например, сам изрядно натоптал на нашем начищенном паркете со своими неуклюжими попытками добиться судебного оправдания Иешуа. Мне теперь приходилось распускать слухи о том, что Пилат якобы действовал по наущению своей жены, имевшей во сне "откровение свыше". Эта нелепая сплетня (прокуратор отродясь не был женат) удивительным образом пошла в народе буквально "на ура". Следовало также позаботиться о слухах, будто бы Иуда и вправду покончил с собой, и еще о многом другом.

Советник встретил меня без особой радости. В последнее время он, пользуясь тем, что аврал закончился и напряжение спало, практически устранился от работы над "Рыбой" под предлогом болезни. В действительности же Фабриций, как я и предполагал, просто, погрузился с головой в черную меланхолию; такое случалось и ранее, однако никогда еще эти приступы не бывали столь тяжелы и продолжительны. Равнодушно выслушав все мои соображения, он, явно через силу, погрузился на пару минут в размышления, а затем заметил, что если я в будущем решу пожертвовать частью учеников Иешуа (дабы преследования со стороны официальных властей подняли авторитет секты в глазах народа), то Петра мне следует спасать при любых обстоятельствах и "не считаясь с потерями". Кроме того, он рекомендует вовлечь в деятельность общины "назореев" (так теперь именовали себя последователи Иешуа) какого-нибудь высокообразованного идеолога из числа фарисейских ортодоксов. Эта последняя идея показалась мне совершенно нелепой; памятуя, однако, о том, что советник обыкновенно слов на ветер не бросает, я решил обдумать ее на досуге.

- Впрочем, может быть, ты по выздоровлении сам и составишь на эту тему оперразработку?

- Возможно, - равнодушно кивнул советник. - Скажите-ка мне лучше вот что, экселенц: как и когда Иуда получил свою агентурную кличку - "Демиург"?

- Понятия не имею: она ведь у него еще со времен спецназа. А что это тебе вдруг?..

- Да так... Просто я все эти дни размышлял, отчего это Он тогда, в претории, обратился ко мне со словами: "Что делаешь, делай скорей!" - и вот давеча нашел ответ. Все дело в том, что мы с Иудою тезки: Фабриций - Демиург, два сапога - пара... Вот я и интересуюсь - а не было ли все это предопределено уже в тот момент, когда Иуде подбирали псевдоним?

Признаться, я не сразу понял, что он имеет в виду.

- А-а-а! Вот ты о чем... Действительно, два "Мастера"!.. Ну и что ж с того? Уж не хочешь ли ты сказать, что Иешуа была известна агентурная кличка Иуды? Тогда ведь остается допустить, что он вообще знал о "Рыбе" все!

- Полагаю, что именно так оно и было.

Я уставился на советника. Шутит, что ли? Нашел время...

- Попытайтесь тогда придумать этой Его фразе другое объяснение, экселенц.

- Не впадайте в панику, центурион! Утечка по "Рыбе" совершенно невозможна - ну, разве что вы сами и есть ее источник; а раз нет - остается только случайность. Уж вам-то должно быть известно, что случаются и более странные совпадения; вспомните, к примеру, на чем тогда завалилась парфянская сеть в Десятиградье!

Фабриций некоторое время внимательно разглядывал меня (мне почему-то показалось, что с сожалением), а затем произнес - сухо и как-то окончательно: "Как вам будет угодно, экселенц. Совпадение - так совпадение. И давайте забудем об этом разговоре". А ведь он совсем плох, вдруг понял я.

- Послушай-ка, центурион. Сдается мне, что кое-кому сейчас самое время отдохнуть. Поезжай в Антиохию, а если хочешь - в метрополию, встряхнись там как следует. С завтрашнего дня ты в отпуске; считай, что это приказ.

- В отпуске... Это интересная мысль, экселенц, - задумчиво произнес советник и вдруг тихонечко рассмеялся. Странный это был смех - у меня от него как будто проползла по хребту ледяная сороконожка; а может... да нет, зрачки вроде бы в норме...

Тут-то мне и попалась на глаза пухлая рукопись, лежащая на письменном столе советника; чтобы сменить тему, я вежливо спросил - не вернулся ли тот к своим переводам с хананейского, в порядке лечения от хандры.

Фабриций, отчего-то смутившись, принялся объяснять, что рукопись эта (он называл ее "Документ Q" - видимо, от "quaesitio") - выполненный им литературный перевод на греческий всех известных ему из агентурных источников проповедей Иешуа, а также описание происшедших в Иерусалиме событий; последнее, разумеется, полностью очищено от каких бы то ни было оперативных деталей. Он полагает, что все эти свидетельства никоим образом не должны пропасть для истории. Одним словом, ушел я в твердой уверенности, что мы с центурионом мыслим и действуем одинаково, с той лишь разницей, что я страхуюсь от Предосторожности Игемона, а центурион - от моей; это нормально, тут обижаться - грех. Не то чтобы меня встревожили измышления центуриона о сверхъестественном всеведении Иешуа - вовсе нет. Мне, конечно, здорово не понравился сам резидент, однако за годы совместной работы я как-то попривык к его странностям. И все-таки была, была в той сцене какая-то упущенная мною несообразность, и на протяжении всего дня она преследовала меня подобно соринке в глазу, причем чем дальше, тем сильнее. Раз за разом прокручивал я в памяти весь эпизод - деталь ускользала. Лингвистические экзерсисы советника относительно Фабриция-Демиурга? - чепуха. Его странный смешок? - явно теплее, но все равно не то... Странно, голову даю на отсечение, что деталь эта лежит где-то на самой поверхности!

На самой поверхности... Пень с глазами! Ведь рукопись советника лежала прямо на столе; на столе, а не в тайнике - как у меня... 

А вот теперь все и вправду стало ясно. Значит, Фабриций действительно развалился на куски, послав все на свете к чертовой матери; и он, похоже, в таком состоянии, что способен на самые безумные выходки - вплоть до того, чтобы и вправду пустить по рукам свой "Документ Q". Советнику, между тем, не хуже моего известны правила игры, и первый их пункт гласит: разведчик, утративший над собою контроль, становится источником смертельной опасности для своей организации, а потому подлежит немедленной изоляции.

Страшно подумать, что может натворить слетевший с катушек резидент, в чьих руках находятся и сохранность всей долгими годами создаваемой агентурной сети и, между прочим, жизнь составляющих ее людей. Вот потому-то в нашей с Фабрицием профессии и не существует такого понятия, как "простительная человеческая слабость", а есть расстрельная статья 17-б - "Измена Родине в боевой обстановке".

Вот так. Думал, что все следы "Рыбы" уже прибраны, методично подчищал последние мелочи, а главную-то опасность, как выяснилось, чуть не проморгал. Итак, для начала надлежит, не теряя ни минуты, взять центуриона под колпак и перекрыть все его каналы связи - тут все ясно и безвариантно. А вот теперь думай: есть ли хоть малейшая зацепка, чтобы все-таки отмазать этого дурака от вышки?

Еще пару месяцев назад я мог бы его тихонечко "положить на сохранение" в одну из наших охраняемых загородных резиденций, а там, глядишь, как-нибудь бы рассосалось. Однако теперь - согласно новейшей инструкции - дело немедленно перейдет в ведение внутренней контрразведки, а я утрачу над ним всякий контроль. Дальнейший ход событий очевиден: несколько суток конвейера - и советник развинтится на всю резьбу; в числе прочего выплывет и правда об операции "Рыба"... Не каждый день идеологически выдержанным бездельникам из внутренней контрразведки перепадает такой лакомый кусочек - реальный заговор главы провинции и региональных руководителей двух секретных служб Империи (а как еще прикажете называть "Рыбу"?); уж эти-то, будьте уверены, его из зубов не выпустят. Так вот чего в действительности добивается от меня прокуратор!..

Собственно, тут и возразить-то нечего: Фабриций действительно ни при каких обстоятельствах не должен попасть в руки следствия; я имею в виду - живым. Размышляя на эти печальные темы, я чисто механически запросил для ознакомления досье Фабриция. Посланный вернулся, однако, с пустыми руками: два часа назад досье было истребовано Квинтом Симплицием, новым шефом внутренней контрразведки. Мой запрос уже доведен до его сведения, и тот просил передать, что в ближайшее время лично вернет мне все эти материалы; в шесть пополудни меня устроит? Я ощутил внезапную тошноту и удушье - как от точного тычка в солнечное сплетение.

Вот и все. Фабриций доигрался: акула безошибочно учуяла в воде привкус крови, и теперь ее ничто не остановит. Мне же - ради спасения "Рыбы" и наших с прокуратором голов - надлежит немедленно обрубить все концы, выходящие на попавшего под колпак советника. Проблема в том, что не только прикрыть, но и даже ликвидировать его уже невозможно: для меня и моих людей он теперь стал "неприкасаемым". Тогда... Тогда мне, кажется, настала пора в очередной раз замириться с коллегой Нафанаилом. Смерть от кинжала диверсантов из Отдела специальных операций - легкая смерть, и ей-Богу, это самое лучшее из того, что может ожидать центуриона. Не сомневаюсь, что он и сам одобрил бы это решение. Такие дела.

- ...Возвращаю вам это досье, любезный Афраний. Мне кажется, его содержимого вполне достаточно для немедленного отстранения центуриона Фабриция от работы - это для начала. У меня ведь нюх на оборотней, клянусь Плутоном, я и этого выведу на чистую воду в ближайшие дни!

- Вот как? И на какую же из вражеских служб, по вашим данным, работает центурион?

- Да при чем тут это! Неразборчивость в связях, личная нескромность, высказывания, попахивающие "оскорблением величества"... И главное - ведь он же не сегодня-завтра сделает себе обрезание! А может, и уже сделал, а?

- Гм... Боюсь, квестор, что Главное разведуправление Империи - а оно одно только вправе отстранять от работы своих резидентов - может не счесть ваши доводы достаточно вескими.

Этот бесцветный человечек с дряблыми, какими-то перепончатыми лапками убил больше подданных Кесаря, чем любой из вражеских полководцев, и явно не собирался останавливаться на достигнутом. Квинт Симплиций выдвинулся в Риме во время последних чисток - да так резво, что сам Сеян, похоже, начал опасаться своего бывшего вольноотпущенника, а потому быстренько произвел его в надлежащий чин и сплавил на край света - в Иудею. Самое место для антисемита с наклонностями хорька в курятнике...

- В том-то и дело, Афраний, что ГРУ наверняка начнет его покрывать - честь мундира, кастовая солидарность, и все такое. Но вы ведь, как я вижу, тоже копаете помаленьку под этого аристократишку - не просто же так вы полезли в его досье, а? Так, может, объединимся: передайте ваши материалы по центуриону нам, просто чтобы появился формальный повод для ареста, всего на несколько часов. А за это время - гарантирую! - мои специалисты получат от него такие признания, что его ГРУшное начальство не посмеет ерепениться. Весь навар за разоблачение этого перерожденца и двурушника, естественно, пополам; ну что, по рукам?

На чем же он собрался меня ломать? Козыри свои пока прячет в рукаве. Если только... если только это все не чистый блеф. Ну-ка обострим игру.

- Признаться, я не вполне вас понимаю, квестор. Что - конкретно - вы собираетесь инкриминировать Фабрицию? Несанкционированные контакты с парфянскими дипломатами? поддержку какой-нибудь еврейской подрывной организации? что? (Ну же!..)

- Ну, если бы мы уже располагали такими данными, так зачем бы я стал к вам обращаться?

А он, часом, не сумасшедший? Уму непостижимо - неужто он вправду ожидает, что я так вот, за здорово живешь, сдам своего сотрудника? Хотя черт знает, может у них там, в метрополии, это теперь в порядке вещей.

- Так значит, ничего конкретного у вас на руках нет - ну, если не считать вашего "нюха". Мне это, признаться, как-то непривычно: Фабриций все ж таки офицер разведки, не хрен с бугра...

- Подумаешь, "офицер разведки" - тоже мне, персона королевской крови! Да знаете ли вы, сколько сенаторов сидели передо мной на привинченном к полу табурете? Не считая патрициев и всякой шушеры из всадников, вроде здешнего прокуратора; эх, было времечко!.. Так значит, как я понимаю, от сотрудничества вы отказываетесь; что ж, не хотите - не надо, обойдемся без вашей помощи. Только вот иронизировать насчет моего нюха я вам не советую, Афраний, ох как не советую!

- Ну, раз уж речь зашла о вашем нюхе, то позвольте вам напомнить об одном деле трехнедельной давности. В нашей Галилейской резидентуре произошел тогда крупный провал, и мы, как всегда в таких случаях, начали внутреннее расследование. Однако кое-кто - не будем тыкать в него пальцем - решил быстренько заработать на этом деле Орденок в петлицу; он полагал, что поймать настоящего шпиона ничуть не сложнее, чем выбить из перепуганного обывателя признание в "оскорблении величества". И пока я в Тивериаде определял на ощупь - какие из наших явок засвечены, а какие нет, вы, квестор, размахивая новейшими инструкциями, добились изъятия дела о галилейском провале из моего ведения и передачи его в вашу службу. И вы еще, помнится, публично посулили тогда найти виновных в течении трех дней. Так вот, я сейчас обращаюсь к вам вполне официально - как Координатор спецслужб Империи по Юго-Восточному Средиземноморью: извольте доложить, насколько продвинулось с той поры ваше расследование?

- Ну, нами проводится агентурная работа... И эти... Оперразработки... В конце концов, я по своему рангу не обязан вникать во все детали!

- Детали меня тоже не интересуют, квестор. Установлен ли источник утечки? Да или нет? Не слышу ответа!.. (Обостряй, все время обостряй - пусть-ка он сходит со своего козыря!) Произошел крупнейший за последние годы провал - а вы отстраняете от расследования настоящих профессионалов и поручаете его людям, которые только и умеют, что отбивать печенки подследственным. Мои оперативники в Галилее ежечасно рискуют шкурой - а вы тем временем обнюхиваете их анкеты на предмет еврейских родственников...

- Па-азвольте!..

- Не позволю!! Может, вы и запамятовали, любезный, - так я вам напомню: ваша служба называется "внутренней контрразведкой", и первейшая ваша обязанность - обеспечивать безопасность добывающих сетей. А вы тут занимаетесь всякой хренью!!!

- Значит, так: Иерусалимский резидент ГРУ - откровенный юдофил, но это все, по-вашему, "хрень"; я вас правильно понял, трибун?

- Именно так. Я, к вашему сведению, тоже юдофил.

- ?!?

- Разведчик, любезный мой Симплиций, обязан любить своего врага, любить трепетно и нежно - иначе он никогда не сумеет нащупать его сонную артерию.

- Для меня это все слишком сложно, достопочтенный Афраний; я ведь из простых, гимнасиев не кончал... Мой долг - и как подданного Кесаря, и как истинного арийца - проинформировать его высокопревосходительство Сеяна о том, что руководство местных Органов утратило политическое чутье и национальное самосознание, и пошло на поводу... - Он произносил все это внушительно, веско, ну прямо "Цицерон против Катилины" - и вдруг ни с того ни с сего завопил, срываясь на визг: "Я вам тут всем покажу, как превращать Органы в синагогу, слышите, вы!!"

Я откинулся в кресле и на секунду прикрыл глаза, боясь поверить своему везению; Господи, неужто пронесло? Выходит, я просто испугался собственной тени: этот охламон так и не сумел накопать ничего конкретного - ни по "Рыбе", ни по последним Фабрициевым фокусам. Вечная история с этими борцами за чистоту расы: гоняются - глаза поперек - за фантомами, а реальную угрозу в итоге не замечают, пока их не шандарахнут кастетом по затылку.

- Прежде чем вы уйдете, квестор, я хотел бы поведать вам одну назидательную историю. Вы, помнится, давеча поминали "оборотней" - это как раз об них. Так вот, я уже некоторое время как наблюдаю за неким номерным счетом в Антиохийском банке... Что вы на меня уставились, как на Медузу Горгону? Присаживайтесь поудобнее и слушайте. Не угодно ли вина? Настоящее фалернское - рекомендую... Так вот, счет этот принадлежит... ну, скажем, господину N. Оный господин достаточно влиятелен и бесперечь торгует этим своим влиянием в пользу нескольких палестинских фирм. Знаю, знаю, что вы хотите сказать, любезный Симплиций: на такие шалости по нынешнему времени никто уже не обращает внимания. И даже то, что наш N - сотрудник Органов, тоже не Бог весть какое диво. Господина N сгубила не коррумпированность, а, как это ни смешно, некомпетентность; он, к несчастью для себя, ни уха ни рыла не смыслит в том деле, за которое получает жалованье... Что я имею в виду? Дело в том, что среди фирм, оплачивавших его "консультативные услуги", есть такая строительно-подрядная компания "Мафусаил и сыновья". Надеюсь, вам-то - в отличие от N - известно, что это одна из подставных фирм разведотдела Корпуса храмовой стражи?.. Неужто не знали? - ну, квестор, тогда у меня просто нет слов, во всяком случае цензурных. Впрочем, это бы еще тоже полбеды, если бы не одна деталь. Последний - и самый крупный - перевод от "Мафусаила" был перечислен на счет господина N двадцать второго марта - на следующий день после того, как посыпалась галилейская сеть. А сам N тем временем, нарушая ведомственную принадлежность и субординацию, добивается, чтобы расследование дела об этом провале оказалось именно в его руках - с чего бы это? Как вы думаете, любезный Симплиций, если я официально передам во внутреннюю контрразведку соответствующие документы, за сколько часов ваши специалисты добьются исчерпывающих признаний от этого оборотня? А мы бы тогда спокойно закрыли дело о галилейском провале... Что-что?.. Попить? - вон кувшин, слева от вас... Да не лейте вы на себя, смотреть противно! Любишь кататься - люби и саночки возить.

- Не-е-ет!!! Клянусь вам, трибун, я невиновен! Это ошибка, чудовищное совпадение!! Чем хотите клянусь - могилой матери, здоровьем дочки... Девочка ведь у меня хворает... четырех годков... тростиночка моя... Она уж и не вставала почти, а здешние-то лекаря, оказывается, могут... Но они же за свои снадобья по четыре сотни зараз дерут, гниды пархатые, у меня таких денег сроду не бывало! Тут мне и подсватали этих - ну, из "Мафусаила", а я устроил для них подряд на строительство казарм в Кесарии, и еще там по мелочам... Но чтобы наших ребят продавать жидам - не было этого, поймите, не было!!

Я с брезгливым любопытством наблюдал за агонией этого слизняка. Вот ведь интересно: больше года в Центре ходили перед ним на цырлах и безропотно давали себя резать - оптом и в розницу - за "оскорбление величества"; какова же им всем после этого цена, не как людям - как профессионалам? А этот, видать, и вправду вообразил, будто я затеял трудоемкую и дорогостоящую операцию по размотке его банковских счетов затем лишь, чтобы передать нежную шкурку шефа внутренней контрразведки в лапы его собственных живодеров. Недоумок.

- По-моему, квестор, вы еще не до конца осознали ужас своего положения. Ведь шпионаж - это вам не "наведение порчи на Кесаря посредством черной магии". Тем, кто будет вас допрашивать, понадобятся не признания, а информация - связные, пароли, явки, детали и сроки конкретных операций. Вам будут задавать эти вопросы час за часом, день за днем - пока вы не потеряете рассудок от пыток, и лишь тогда прикончат. Впрочем, вам ли не знать, как выглядит мясо под выдранными ногтями...

Кажется, пора заканчивать спектакль, а то ведь, неровен час, обделается... А, ч-черт! Похоже, уже, точно...

- К вашему счастью, квестор, я-то как раз не сомневаюсь, что вы просто мелкий взяточник, попавший как кур в ощип: для агента-двойника у вас, извините, сфинктер слабоват. И я готов прикрыть - под свою ответственность - ваши шашни с "Мафусаилом", но это, как вы догадываетесь, несколько изменит характер наших отношений. Берите вон на столе бумагу и ручку, и пишите... Да хоть по диагонали... "Добровольное обязательство о секретном сотрудничестве. Точка. Я, Квинт Симплиций, настоящим обязуюсь..." Написали?..

Одним словом, проконсул, с этого направления "Рыба" теперь кажется прикрытой достаточно надежно, и безопасность операции не внушает более опасений. (Кстати: когда люди из "Мафусаила" придут вербовать Симплиция - зря, что ли, они его прикармливали? - мы обзаведемся отличным каналом стратегической дезинформации.) Синедрион же, как и следовало ожидать, не сумел обнаружить никаких доказательств причастности Рима к загадочным событиям в Иерусалиме и Галилее. Более того. Задним умом первосвященники вполне оценили, какие возможности для разоблачения "явлений" открывали бы сейчас свидетельства Иуды - останься он в живых. Поэтому тайная полиция, покрывая свой прокол (не уберегли ключевого свидетеля!), обеими руками ухватилась за подброшенный нами слух о "самоубийстве" Иуды. Это именно их усилиями смехотворная байка о том, что человек с проникающим ранением в области живота собрал последние силы и повесился от угрызений совести стала непреложным фактом.

Впрочем, один самоубийца в этой истории действительно есть. Спустя несколько часов после нашей с ним встречи иерусалимский резидент Главного разведуправления Империи, генерального штаба центурион Гай Фабриций, завершив, наконец, все никак не дававшийся ему перевод хеттского гимна, осушил чашу своего любимого цекубского и закололся табельным мечом. Мои люди к тому времени уже наглухо прикрыли советника - будучи уверены в том, что страхуют живца в некой рискованной агентурной комбинации. Каким-то образом почуяв неладное, они проникли в квартиру; советник, как выяснилось, опередил их буквально на минуты - кровь на полу была еще теплой. Так что теперь правду об операции "Рыба" знают лишь два человека на свете: я и прокуратор Иудеи... То есть, виноват: как раз теперь состав пары несколько изменился: Вы, проконсул, добавились, а я, соответственно, выбыл.

Самоубийство, между прочим, было самое что ни на есть настоящее, хотя поверить в это, наверное, трудно. Я и сам, грешным делом, подумал тогда, что это Игемон, раздраженный моей непонятливостью, решил форсировать события. На следующее утро, однако, я получил предсмертное письмо центуриона - оно хранится пока в моем личном архиве. Тот пишет, что сделал для обеих своих Империй - и нынешней, и той, будущей - все, что было в его силах (в частности, только что передал в надежные руки "Документ Q"), и теперь выходит из игры. Что ему смертельно надоело переводить с мертвых языков и охотиться на живых людей. Что проведенная операция - своего рода шедевр, выше которого ему все равно уже не подняться, а его всегдашней мечтой было уйти непобежденным. Но самое главное: советнику попросту не терпится узнать - КАК В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ ОЦЕНИЛ ЕГО РАБОТУ ОН? - а это, понятное дело, возможно лишь при личной встрече.

А действительно, как? Я так и не нашел ответа на этот вопрос, хотя размышлял над ним в эти дни предостаточно. Что поделаешь, я способен мыслить лишь логически, а эта задача в рамках логики, похоже, нерешаема. Так что теперь, проконсул, у меня есть перед Вами одно - пусть и сомнительное - преимущество: когда Вы дочитаете до этих строк, мне наверняка уже будет известен искомый ответ. Абсолютно точный ответ.

Иерусалим, 28 мая 788 года от основания Рима
Начальник тайной службы при прокураторе Иудеи
военный трибун Афраний


Warrax Black Fire Pandemonium™   http://warrax.net  e-mail: [email protected]