http://www.supernovum.ru/public/index.php?chapter=55

Покровский С.Г.

Новеллы о марксизме. Собственность

Вот уже полтора столетия ведущей мировой философией выступает марксизм. В своей историко-материалистической части он опирается на созданное Марксом и Энгельсом политико-экономическое учение. Главным двигателем исторического процесса это политико-экономическое учение объявило производительную деятельность человеческих сообществ и возникающие в процессе этой деятельности производственные отношения, которые трактуются как отношения присвоения созданных в процессе производительной деятельности материальных благ. Цивилизацию марксизм трактует как общество, в котором возникло разделение на враждебные друг другу классы, одни из которых присваивают плоды труда других классов.

Лукавство и политическую ангажированность марксизма увидели в свое время многие. Освальд Шпенглер указывает на неправомерность поляризации собственников и пролетариата, выводящей за рамки анализа промежуточные инженерно-управленческие слои. Выдающийся философ 20 века Хайдегер просто ставил своей целью создание учения, способного победить марксизм.

К сожалению, в нашей стране, в которой советская власть победила под знаменем марксизма, на критику марксистского учения было наложено жесткое табу. Но парадоксальность ситуации заключается в том, что марксизм удивительным образом удобен и капиталистическому обществу. Он по сути дела исторически оправдывает капиталистические отношения, как основные, вытекающие из природы человека. А смену капиталистических общественных отношений откладывает принципиально на неопределенное время, когда капиталистические собственники создадут такой уровень развития производительных сил, такое обобществление производительной деятельности, что экспроприировать созданное и зажить счастливо в коммунистических условиях не составит ни малейшей проблемы.

Собственно революционное движение против капиталистического образа жизни трактуется марксизмом именно как стремление к отъему собственности. Не конструктивное творчество, а именно передел, смена собственника. Частного - на общественного. Пролетарий, глядящий волком на буржуя, по марксизму, - такая же сволочь, которой просто по жизни не повезло.

Разумеется, марксизм надо критиковать. И надо критиковать глубоко. Выдвигая альтернативы построениям Маркса и Энгельса.

В ходе дискуссий на форуме Кара-Мурзы в июне 2009 года я набросал четыре критических по отношению к марксизму эссе, которые назвал «Новеллы о марксизме». Оказалось, что высказанные в них соображения и сведения для многих стали чуть ли не откровением. Но это именно новеллы, не претендующие на наукообразие форм. Однако, их помнят - через полгода после написания. Я решил, что имеет смысл их выложить в разделе «Публикации». Для долговременной доступности читателю. А заодно и в качестве личного обязательства - продолжить работу.

* 1 *

Наиболее часто встречающийся вопрос, связанный с отношением к марксизму и к социализму, это вопрос о СОБСТВЕННОСТИ.

«Манифест коммунистической партии» говорит
1) о необходимости уничтожения частной собственности и превращения ее в общественную
2) о том, что частная собственность была естественным элементом в развитии человечества от первобытнообщинного строя к капиталистическому, причем на этом пути частная собственность предполагала и владение людьми как собственностью, и владение землей как собственностью, - в качестве основных средств производства.

Очень интересно, что уже в 19 веке идет речь о все большем и большем обобществлении собственности, при котором влияние именно частного собственника на ту собственность, которая считается принадлежащей ему, оказывается весьма опосредованным. В распоряжении его собственностью участвуют и государство(через налоги), и банки(через проценты по кредитам), и профсоюзы, указующие собственнику, сколько надо средств потратить на социальные нужды, сколько выделить в фонд профсоюза, и общественность, которая через средства массовой информации принуждают собственников к тем или иным стереотипам обращения с собственностью(противопожарные средства, санитария, техника безопасности, регулярность обновления парка оборудования, даже внешний облик предприятия).

Уже в 19 веке собственник не мог считаться свободным хозяином над своей собственностью. Сегодня можно привести еще более яркие примеры. В той же Англии собственник земли не имеет права ее обрабатывать, если не имеет сельскохозяйственного образования. Он обязан нанять соответствующего специалиста для управления с/х деятельностью на собственной земле.

Короче, вывод о неизбежности и необходимости перехода от частной собственности к общественной вроде как абсолютно верный. А вот дальше – темный лес. А кто и как будет управлять этой собственностью. Государство отвергается как зло. Но кто заменит капиталистическое государство хотя бы в части получения и перераспределения той части прибавочного продукта, который при капитализме представляет собой налоги? Общественность? Но общественность очень плохо организуется, особенно в крупных масштабах. Самоорганизацию небольших общностей – нельзя проектировать на общность даже большого города. Тем более на общность большой страны. Должна быть организующая структура. Она – очевидна. Коммунистическая партия. Народ выдвигает из себя тех, кто заботится о благе народном, они организуются в партию, партия организует все. Но вот незадача. Только через 55 лет после публикации «Манифеста» появляется первая партия, которая отвечает этим требованиям. Русская партия большевиков. Ни одна социалистическая партия до возникновения этой уникальной партии не была на нее похожа. Это были партии главным образом «среднего класса» - всевозможных адвокатов, журналистов, профессоров, деятелей культуры, учителей, врачей и пр., которые фактически претендовали на роль распорядителей будущей общенародной собственности.

Если бы у нас не было опыта СССР, на это можно было бы не обратить внимания. Но у нас опыт СССР есть. Все левые партии поздней Российской империи были созданы и возглавлялись преимущественно евреями. После победы большевиков в борьбе за власть, еврейство массово встало на позиции большевиков. И уже в 1919 году Ленин был вынужден констатировать, что ¾ партии – это городская интеллигенция, бюрократия против всего 25% рабочих. А власть брала преимущественно рабочая партия. Надо ли доказывать, что интеллигенция (вчерашние адвокаты, управляющие, журналисты), влившиеся в партию, причем не в ту, которая на фронтах, а в ту, которая ближе к кормилу власти, - была перенасыщена еврейством?

Так вот, в момент написания «Манифеста» в середине 19 века именно этот средний класс был и в Европе преимущественно еврейским. Новый подход Маркса – шельмовал национальную элиту, которая создавала и государственность, и культуру, и науку, которая была переплетена с государством тысячью нитей связей, - и в проекте коммунистического переустройства мира фактически отдавал собственность в управление тем, кто естественным образом станет ядром социалистических партий.

Именно опыт СССР подтверждает это. Наиболее интересное подтверждение – опыт Украины. За несколько лет между 1925 и 1933 на Украине 97% ГПУ – еврейские. «Украинизированные» кадры науки, культуры, государственного управления – поголовно еврейские, либо связанные с евреями родственными связями(напомню, что вышедшие с Украины будущие Генеральные секретари КПСС Хрущев и Брежнев имели еврейских жен). И автоматически включается механизм формирования еврейского самоопределения. Школы с преподаванием на идиш( в украинизированной-то республике!), например.

Я ничего не имел бы против 97% евреев в ГПУ, если бы 20-е не были вакханалией упоения властью со стороны советских и партийных руководителей. А это была именно вакханалия. Пьянки, кутежи, барство и… карьерный рост через женитьбу на еврейках.

На небезызвестные рабфаки до 90% поступивших оказывались евреями. Евреи прочно рассаживались во все ниши государственного и партийного управления, науки, культуры, образования, армии, ГПУ.

Евреи выступили в СССР не как граждане страны пролетарского интернационализма, а как организованная преступная группировка, использующая коммунистические лозунги с целью ГРУППОВОЙ эксплуатации населения СССР. Интересно, что по 17-разрядной тарифной сетке 1925 года директора заводов, академики – имели высшим разрядом 10-ый, а общественные руководители, начиная с секретаря сельской партячейки и кончая высшим государственным руководством – разряды от 11 до 17. Но тогда страна была бедной. Максимум удовольствия от захвата власти – более высокие зарплаты и лучшие пайки. Но по случаю голода 1922 года очень хорошо известно, что евреи нормально питались за счет продовольственной помощи из-за рубежа, причем жена Каменева(она же сестра Троцкого) самолично организовывала дополнительное питание для евреев.

А теперь перенесемся на три-четыре века назад – в 15-16 века. Украина. В 1470 году Менгли-Гирей прошелся огнем и мечом по лесостепной части Украины. Кто не был вырезан или уведен в полон, были вынуждены бежать в Полесье и в Белоруссию. Правобережье было превращено в пустыню. Как ее заселяли? На Украине, начиная с Западной(невырезанной), сотни «счастливых» городов. Что такое счастливый город? Это город из «Утопии» Томаса Мора. Наиболее яркие, хорошо сохранившиеся примеры Жолква(Нестеров), Золочев Львовской области. Укрепленный город, защищаемый замком какого-либо польского магната(в Жолкве был замок Собесских, давших миру победителя турок под Веной Яна Собесского). Политическим, образовательным и культурным центром такого города была синагога. Вокруг этого центра – рационально спланированные улицы. Чем жив такой город? А в окрестностях селят купленных полоняников – рабов. И эти рабы по 6 дней отрабатывают барщину на земле магната или какого иного шляхтича. Большинство этих шляхтичей видеть не видывали земли, с которой получали доход. Управляли имениями евреи. Нищета кормившего эти края крестьянства была невыносимой. Это отмечено уже в 19 веке правительством Николая I. Мелкая шляхта в массовых масштабах отнимала у крестьян землю и переводила их на «месячину» – голодные месячные пайки. «Нищета помещичьих крестьян превосходит всякое вероятие... – говорилось в докладе Министерства внутренних дел от 7 февраля 1853 года. – Крестьяне, особенно у мелкопоместных владельцев, находятся в бедственном и угнетенном положении... Крестьяне нисходят до последней степени нищеты и нравственного унижения...» [84]. Характеризуя положение крепостных на Украине, Ю. Ф. Самарин писал: «Требования помещиков непомерны; средства истязания развратили народ и сделали его бесчувственным. В имении, которым управляет Т., ежегодно секли от 40 до 60 баб, в том числе и беременных» [85]. Сам Николай I в резолюции на рапорте виленского генерал-губернатора признавал, что западные губернии находятся в «страшном состоянии», которое невозможно исправить, действуя лишь законными мерами

После этого более-менее понятно, почему гайдамаки 18 века резали евреев:

Ото гайдамаки. На гвалт України
Орли налетiли; вони рознесуть
Ляхам, жидам кару;
(Т.Шевченко. «Гайдамаки»)

Беспробудно нищее крестьянство Украины по 14 душ на душу шляхтича Речи Посполитой в момент присоединения земель к России, эксплуатировалось еще и «средним классом» - жидами. Несомненно, большинство из них не были прямыми эксплуататорами. Они были парикмахерами, ювелирами, горничными, портными и сапожниками. Но только нищее крестьянство не получало от них ничего. Они обслуживали шляхту, потребляя в итоге львиную долю прибавочного продукта крестьян. ГРУППОВАЯ ЭКСПЛУАТАЦИЯ, называется.

Быть частным собственником, ответственным перед государем, что хотя бы кормишь подвластных селян, - свят, свят, свят… Кому таки надо иметь такую головную боль? Гораздо проще обустроить общественные отношения так, чтобы собственник имел ответственность, а евреи имели исключительно гешефт. Не прямо в руки, а через труд, который заключается во взаимном обслуживании паразитической по отношению к производящей прибавочный продукт общественной группировке. Крестьяне, в данном случае Правобережной Украины, натуральные рабы, живущие пайком, - по сути дела объект не частной, а коллективной эксплуатации.

Причем в 1863 году, когда шляхтичи бывшей Речи Посполитой восстанут, евреи будут их гневно клеймить за варварскую эксплуатацию крепостных в прошлые времена. И теперь прямо сядут на шею крестьянина – через выкупные платежи, которые надо выплачивать еврейским банкам, и через контролируемую евреями хлебную торговлю. А восставать в 1902-1907 годах крестьяне, настроенные на это еврейской партией эсеров, будут против помещиков, однако. Разоренное поместье – оказывается в управлении еврейского банка. И сдается в аренду множеству безземельных крестьян. С клочка земли не разбогатеешь. А вот с хлебного экспорта в Европу разбогатели многие хлеботорговцы. И вполне уверенно чувствовала себя обслуживающая эту торговлю еврейская диаспора. Это уже новая форма коллективной эксплуатации. Советские варианты – тоже неплохо!

Это все было по первой части. По смыслу уничтожения частной собственности. Руками тех, кто эксплуатируется этой частной собственностью, устранить собственно частных собственников как организованный класс, формирующий нацию, и захватить в результате власть над тем же самым народом в форме групповой собственности, выдаваемой за всенародную. Язык-то без костей. А про другую альтернативу собственности частной, групповую, можно и не вспоминать. Если нет интереса частного, то интерес общенародный? Как бы не так! Один еврей – торговая точка, два еврея – чемпионат мира по шахматам, три еврея – ансамбль русских народных инструментов. Удобно. Ничего как бы страшного, но еврейское засилье в органах партийной и государственной власти СССР образца 20-х не дало ни роста промышленности, ни роста продуктивности сельского хозяйства. Пустота. Малая общественная группа прекрасно чувствует себя на шее многочисленной нации. А что при этом происходит с большой нацией, - не ее дело. А дело общенародное. Проблема социализма.

Так вот. Существенный грех марксизма в том, что он не увидел исторических оснований для выдвижения третьего пути, кроме общественной и частной собственности, - варианта групповой собственности. Хотя ко времени написания «Манифеста» этот вариант был уже хорошо известен. И народные движения(гайдамаков на Украине) – четко обозначили, что малочисленные частные собственники ничуть не более ненавидимы, чем собственники коллективные.

* 2 *

Второй интересующий нас вопрос по марксизму, как было сказано, это вопрос о том, что марксизм подчеркнул естественное право частной собственности.

Это в первую очередь работа Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
В свое время все советские граждане с высшим образованием прошли через изучение этой работы, однако сейчас ее не знают даже выпускники вполне гуманитарных факультетов и молодые кандидаты наук технических специальностей. Не изучается. Поэтому схематично в самых общих чертах напоминаю логику.

Минимальной ячейкой общества, которая может воспроизводиться, является семья. Энгельс указывает на наблюдаемое в период гона у животных обособление пары самца с самкой. И выводит из этого природное стремление семьи к обособлению от стаи, стада и т.п. Которое переносит на человеческое общество. Как только возникает семья, у нее возникает стремление отделиться от общества, обособиться. У нее возникает собственное хозяйство, которое ведется разными семьями по-разному. Одними более успешно, другими менее успешно. Если это семья воина, тем более военного вождя, она еще и захватывает военную добычу. В конечном итоге собственность каких-то семей становится настолько значительной, что ее с одной стороны, трудно самостоятельно содержать. С другой стороны, по мере развития производительных сил, возникают условия, при которых человек, работающий с этой собственностью может создавать не только необходимый продукт, но еще и излишек, который у него можно отбирать и использовать в потреблении хозяев. Так и возникает частная собственность и эксплуатация. В последующем частные владельцы, собственности которых угрожают грабежи и воровство, за счет части прибавочного продукта формируют институты государства, защищающего их собственность от соплеменников.

 

Сформулированная в такой форме история естественного, идущего как бы от природных, биологических свойств человека возникновения частной собственности, автоматически легализует саму собственность. Как бы она в последующем ни развивалась, ни преобразовывалась, ни переходила из рук в руки, через кровь, обман, предательства, - в любом случае в ее основании лежит естественное право частной собственности. Более того, ее первоначальное возникновение очень даже уважаемое. От ничего, от собственного непосильного труда, который через преодоление вечного существования на грани голода, привел сначала к появлению возможности производить излишек, в последующем этот излишек породил все богатство мировой культуры, право, государственность, цивилизацию и т.п.

Собственно теории естественного права, естественного происхождения тех или иных общественных отношений – породила эпоха Просвещения. Марксизм выступает подводящим итог этой эпохе, наследуя все ее основные наработки.

Одна беда. Ничего подобного в развитии частной собственности и государственности не демонстрируют многочисленные племена, изучение которых происходило в 19-20 веках.

 

Начнем с тезиса о вечном существовании на грани голода. Повсеместно, на разных уровнях развития, от собирателей саго и австралийских аборигенов, бушменов Намибии, до вполне себе земледельческих и скотоводческих народов наблюдается одна и та же приблизительная картинка. Трудозатраты на продовольственное обеспечение составляют у племен и народов от 800 и редко до 2000 часов в год. Т.е. от 2 до 5-6 часов в день. Люди не перенапрягаются. И могли бы создавать продукта больше. Но зачем? Они не голодают. Им достаточно. Другое дело, что бывают форс-мажорные обстоятельства. Сильнейшие засухи, наводнения, нашествия саранчи, вспышка развития грызунов или климатические изменения, резко исключающие возможность получения пищи на основе прежнего способа хозяйствования.

Но это ситуации того же рода, что и эпидемии, способные истребить народы. А на островах Индийского океана какое-либо цунами может просто смыть народ с острова, на котором он несколько веков развивался. И все. Ни приметы, ни следа.

 

Так что вопроса о преодолении планки существования на грани голода в теоретических построениях не должно быть. Это ложная сущность. Точнее – поздняя сущность. Ведь было. Мерли миллионами и индийские ткачи, и посаженные на один картофель ирландцы, и крестьяне в России и Советском Союзе. И Великая Французская революция началась в условиях нараставшего голода. Все было. Но было уже в условиях развитых или вполне вызревших капиталистических отношений. А вот первобытных и граждан ранних цивилизаций обижать не надо. Грешно. Уж они-то себя вполне нормально обеспечивали продовольствием. Причем особо не напрягаясь.

Короче, если бы вопрос стоял о способности человека произвести избыточный продукт, который мог бы присвоить себе хозяин собственности(в частности, хозяин данного человека-раба), то частную собственность мы имели бы возможность наблюдать на весьма и весьма ранних ступенях развития человеческих сообществ. Практически повсеместно. А что, добавка 2-3 часов труда к затрачиваемым в племени 2-5 часам необходимого труда очень далека от невыносимой эксплуатации. Тот же современный 8-часовой рабочий день.

Правда, Ю.Семенов, основательно занявшийся этноэкономикой, обнаруживает у народов на ранних стадиях развития различные формы реальной частной эксплуатации себе подобных, но от этих форм не просматривается переходов к возникновению государственности, классов, развитых цивилизаций. И только одна форма, наблюдаемая в реальном времени или оставившая надежные следы своего существования, - т.н. политархия, через которую проходят или прошли множество народов по всей планете, - являет собой форму, рождающую государственность, большие народы, высокие культуры, сословия, касты или классы.

 

Начнем от печки. На границе африканских джунглей и саванны наблюдаются земледельческие народы, находящиеся на самой ранней стадии перехода к производству прибавочного продовольственного продукта. Семьи, обрабатывающие свои участки земли (столько, сколько могут обработать на данном уровне развития агротехники), производят проса несколько больше необходимого. Избыток проса ссыпается в стоящую у дома старосты деревни большую обмазанную глиной корзину. Это страховой фонд деревни, который по причине не слишком частого наступления страховых случаев используется преимущественно на организацию совместных праздничных пиршеств. По мере роста деревень, часть народа отселяется на новое место. И там возникает такая же система. Но связь между собой деревни не прерывают. Либо староста родительской деревни становится главным над двумя деревнями, либо, по мере размножения деревень, возникает отдельный староста над кустом деревень.

Прибавочный продукт долговременного хранения поступает от старост отдельных деревень частично наверх – старосте куста деревень. Последующее развитие этой структуры приводит к возникновению дистриктов, объединяющих несколько кустов деревень, далее – целых больших областей, и наконец, королевств. Существующие в наши дни королевства у народов банту достигают численности полумиллиона человек.

Стремительное расширение таких политархий может происходить и военным образом. При единообразном хозяйственном устройстве деревни и целые соседние королевства могут включаться в систему данного королевства путем военного подчинения без особого сопротивления со стороны подчиняемых. Мужчины-ополченцы присоединенных деревень включаются в воинство завоевателя и присоединяют очередные деревни. Такие империи возникали на глазах европейцев в 19 веке. А в более ранние века на глазах европейских миссионеров-наблюдателей развилось, достигло высокой степени зрелости(с монументальной архитектурой, христианством и письменностью) огромное государство Конго, распавшееся в 18 веке до уровня архаичных деревень. Монументальное строительство прекратилось, христианство и письменность забылись. Но следы всего этого сохранились.

Эта же форма – политархия,- была некогда в Бирме. Она оставила после себя следы великой культуры в форме мертвых городов в джунглях и в преданиях потерявших почти все из этой культуры архаичных деревенских общин.

Эта же форма политархии – в империи инков, майа, ацтеков, Египта. И в дошедшем до Нового времени, отмеченном Марксом т.н. азиатском способе производства. Частной собственности нет. Единственным собственником земли и верховным господином над всем населением государства является царь, хан, император, шах и т.д. Все прочие – должностные лица государства сверху донизу.

В африканских современных политархиях у правителей каждого уровня есть поля и стада, которые обрабатываются соплеменниками либо на основе повинности, либо в качестве исправительных работ за проступки. Но эти поля и стада не являются собственностью иерархов. Это общественная собственность. Тот самый страховой фонд на случай стихийных бедствий. Общественный фонд, за счет которого содержатся профессиональные воины, они же полицейские. За счет этого фонда существуют профессиональные ремесленники, какая-то интеллигенция, осуществляется строительство для нужд всего государства или его регионов и пр. Азиатские политархии прошлого осуществляли мощное ирригационное строительство: плотины, дамбы, каналы.

По ходу развития этих политархий просматривается и возникновение собственности. Либо крайне медленно и постепенно обособившиеся в сословия семьи иерархов утрачивают обязательства перед обществом по землям и стадам, которые находятся в их власти. Либо приходит воинственный иноземец-завоеватель и присваивает себе места в пирамиде, не будучи при этом связан традиционными обязанностями с народом, который он начинает эксплуатировать. Иногда это происходит в форме симбиоза. Скотоводы тутси захватили в свое время иерархическую пирамиду земледельцев хуту. Но при этом хуту получили доступ к животноводческим продуктам. А тутси получили подчиненный работающий на них народ.

Европейская феодальная система вассального подчинения – явный и откровенный след этой пирамидальной структуры. Ни о каких трудящихся в поте лица и наживающих богатство( с целью превращения его в орудие эксплуатации) отделившихся от общества семьях – речи нет. Частная собственность возникает здесь в результате приватизации народной собственности, порученной в ответственное распоряжение во имя общества. Ярчайшим примером такой приватизации является превращение того, чем распоряжались иерархи Ливонского ордена рыцари-монахи, - в их собственность в ходе Реформации. Из членов иерархической структуры ливонские воины-монахи одномоментно превратились в протестантов-баронов. Частных собственников фольварков, солеварен, пивоварен, мельниц и пр., а заодно и крепостных крестьян при всем этом хозяйстве.

Маркс с Энгельсом, когда писали о происхождении частной собственности и государства - не могли не видеть господствовавшую на огромных территориях азиатскую модель хозяйственного и государственного устройства, при которой частной собственности не возникало. Не могли не видеть, что в соседней с Европой России дворянская собственность – далеко не частная, а дворянское управление крестьянами суть государственная обязанность дворян. Наоборот, барщина, ямская, мостостроительная, дорожно-строительная, лесовосстановительная и пр. обязанности(включая истребление по весне сусликов) – суть государственная вотчинная обязанность крестьян – должностных лиц русского государства. Не могли Маркс с Энгельсом не видеть, что германские государства и Австро-Венгерская империя насквозь пронизаны духом феодальных отношений, о происхождении которых из сопоставления с Азией и Россией уж можно было бы и задуматься поглубже. И, наконец, хорошо известная в Европе история Реформации никак не могла пройти мимо их внимания. Благо уважаемый Марксом и Энгельсом Гегель считал Реформацию более важной революцией, чем Великую Французскую. Ошибиться было нельзя. Можно было злонамеренно исказить историю происхождения частной собственности.

* 3*

В самой постановке вопроса о собственности человека над чем-то есть глубокая мировоззренческая неувязка. Дело в том, что к моменту работ Маркса и Энгельса весьма существенными по отношению к денежной или промышленной собственности были собственность земельная, собственность на скот и даже рабовладение (в США, Бразилии, на Кубе). Свежа еще была история революции рабов на Гаити, где «черный консул» Туссен Лувертюр, возглавивший революцию, был высокообразованным человеком, который и погиб-то потому, что его обманом завлекли во Францию, признав победу гаитянцев, а Туссена пригласив как бы для того, чтобы он стал генералом континентальной армии Наполеона.

Т.е. безмятежно говорить о частной собственности в это время было весьма неэтично. Право частной собственности как право безраздельного владения и распоряжения этой собственностью как не имеющей собственного Я, - автоматически означало отказ от признания человеческого в неграх-рабах. Во Франции именно так это и выглядело. Вплоть до понятия «негрское мясо», которым можно было кормить собак.

Я не говорю уже о таких тонких вещах, как повсеместно находившиеся и находящиеся в собственности собаки, кошки, лошади, коровы, свиньи. Хозяева и их «собственность» в случае крестьянского хозяйства как бы живут семьей. Между собакой, лошадью и их владельцами утверждается взаимное доверие, взаимное понимание, взаимная привязанность, далеко выходящие за рамки условных рефлексов. Живущие в одной семье кошка с собакой – друзья. А в «собственность» вроде негритянских девушек хозяева влюблялись, от хозяев у этой «собственности» рождались дети. Эта «собственность» в виде прислуги воспитывала детей, вела домашнее хозяйство.

Редукция частной собственности к тому, что приносит прибавочную стоимость, во времена Маркса и Энгельса было некоторым образом кощунством. Именно потому, что для европейской цивилизации раб в это время был одной из форм частной капиталистической собственности, а на торговле африканскими рабами сколачивались баснословные капиталы. Отмена рабства в колониях Англии произошла в 1834 году, когда Марксу было 16 лет. Отмена рабства в колониях Дании (Виргинские о-ва, Гана, части территории Индии) одновременна «Манифесту коммунистической партии». Вопрос о частной собственности в форме рабовладения во вполне капиталистических странах был перед глазами.

Тем не менее, Маркс с Энгельсом вполне спокойно приравнивают говорящую и думающую собственность к ткацким станкам, паровым котлам, торговому и финансовому капиталу в рамках теоретического вычленения этого общественного отношения. И сводят ее к единственному, как они посчитали, главному в рамках их мышления содержанию – способности приносить доход на вложенный капитал. Ничего человеческого. Никаких сомнений относительно более глубоких материй.

 

А материи в отношении собственности могли быть весьма глубокими.

Крестьяне и к земле, и к воде относились как к живым организмам, тем более – к лесу, к животным. Землевладение в рамках мировоззрения большинства человечества той поры не было присвоением плодов земельной собственности, но было в первую очередь заботой об этой земле, о поддержании ее плодородия для будущих поколений уходом за этой землей. То, что земля давала, было Богом данное, а не отобранное у нее.

Собственность в рамках такого мировоззрения означала ВЗАИМНУЮ принадлежность хозяина и того, чем он распоряжается. Симбиоз человека с частью природы, домом, домашними животными, вещами, подчиненными человеку другими людьми, не имеющими хозяйственного и личного суверенитета: детьми, крепостными крестьянами для русского дворянина, с рабами для условий африканских и азиатских стран. Но в африканских и азиатских странах рабство тоже далеко выходило за рамки чисто экономической категории. В Японии рабство было формой наказания, вообще не имевшей экономического содержания. В рабство отправляли за проступки, причем содержанием рабства было ношение неприличной одежды, прически. В рабстве человек должен был чувствовать стыд перед окружающими за то, что он сделал. В большинстве стран Востока рабыни-наложницы были формой многоженства. И не страдали от своего невыносимо рабского положения. Другие рабы были добровольными мюридами. Людьми, которые целиком подчиняли себя мудрому хозяину – ради обучения и воспитания. Еще рабами были люди, не способные к самостоятельному ведению хозяйства. Это был их способ существования – в полной личной зависимости от хозяина. Рабство имело религиозные формы, формы наследственной традиции полной подчиненности одних семей другими.

Все те же виды симбиоза.

 

А вот как форма капитала, назначенного приносить прибыль, - это европейская капиталистическая форма.

Опыт колхозного строительства в СССР показал, что русский крестьянин не может и не хочет подчиняться экономическим законам – получать прибыль от вложенного. Ему нужно хозяйство, в котором он живет, с которым он в духовном родстве. Организм, в котором все друг другу нужны, все друг другу не чужие. Но есть иерархия. Есть хозяин, и есть те, кто подчиняются его воле.

Такой собственностью может быть не только крестьянский двор. Такой собственностью может быть завод Форда, выращенный из велосипедной мастерской в сарае и от живущих как бы одной семьей первых нескольких рабочих. Этой собственностью может быть корабль, хозяин и капитан которого чувствует каждый скрип и каждый стук тела корабля. А корабль, как верный пес, умирает вскоре после смерти этого своего любимого хозяина. Потому что наследники его уже не чувствуют. Они ему чужие.

Собственностью может быть страна, «которую взял, и полуживую вынянчил». Собственность-то на эту страну общенародная, да только хозяин у нее единственный – Сталин. Потому что чувствовал все ее болячки. А вот последующие – уже только распорядители наследия. Или и того хуже – сознательно проматывающие это наследие чужаки.

 

Отношения собственности много богаче того примитива, до которого свели вопрос Маркс с Энгельсом. Отношения собственности много человечнее и естественнее марксистской схемы. Собственность по Марксу – это паразитическая от начала и до конца собственность, даже если она превращается из частной в общественную. Она не предполагает человеческого отношения к предмету собственности. Разговоры о том, что у воров-собственников надо отобрать яхты, как раз об этом и свидетельствуют. А что потом с этими яхтами? Продать иностранным буржуям, а деньги всем миром пропить?

Советская собственность пришла в негодность после приватизации именно потому, что она потеряла хозяев – директоров. Новые владельцы, которых, естественно не устраивала прежняя управленческая команда, хозяйствующая на заводе, связанная с ним тысячами невидимых человеческих, информационно-технологических и пр. нитей, - в считанные года остались при металлоломе станков и стенах. Они не сумели удержать жизнь того организма, который из себя представляет любой завод. Организм умер, потеряв именно хозяев.

А вот по Марксу это всего лишь набор железяк, к которым надо приложить рабочие руки и капитал, и он начнет давать прибыль, или как там у них, гешефт? Обезличенное владение, обезличенный капитал, обезличенные работники… А не выходит. На русской земле и станки – живые и душу имеют. Любые руки им не годятся, а только хозяйские, любящие, добрые.

Марксизм – не добрый. И в вопросе о собственности он полностью раскрывает себя. Это теория того, как и на каких основаниях один вор может украсть что-то у другого. И пусть один из этих воров – называется народом или пролетариатом. К этому самому пролетариату подходят с точки зрения воровского мировоззрения. Вот, дескать, один вор чего-то украл, чего-то создал, подожди маленько, как все само по себе будет крутиться и создавать добавочный продукт, так мы с тобой… Ы! Что Ы? – ну пролетарскую революцию совершим. И будем жить уже не на одну зарплату. Ты, че, блин, дело верняк!

* 4*

Мозаика, между прочим, срослась. Наиболее быстрое нарастание общественного богатства происходит там и тогда, когда возникает общество-организм, структурированное, хорошо управляемое, находящееся в гармоничных отношениях с землей и находящееся во внутренней гармонии. Политархии, которые обнаруживаются повсеместно в качестве предтечей государственности, - это и есть организмы, в которых регулярно возникала та самая гармония, «золотой век», при котором все этажи общественной организации взаимно друг другу нужны, полезны, части большого организма сами являются живыми организмами. Семья со своим хозяйственным устройством входит в структуру деревни. В деревне семьи не сами по себе, а есть надзор за общественными отношениями, управление общественными работами, есть подчиненность более высокому этажу управления, благодаря которому и деревня не сама по себе, который не допускает взаимной вражды деревень, но наоборот обеспечивает взаимную поддержку (скажем, в войну или в неурожаи), организует работы на больших территориях по единому плану (ирригационная система Великих Моголов в Индии, ирригационные системы Китая, Кореи, Вьетнама, дорожная сеть в Империи инков, работы большого количества людей по подъему воды и орошению возвышенных участков долины Нила в Египте). Организует специализированные ремесленные производства (на территории Шанского протогосударства в Китае обнаружен склад с тысячами каменных серпов).

В таких государствах-организмах налаживается разделение труда, денежное обращение.

 

Стоп, а что с этим денежным обращением? Почему оно возникает здесь, а не при взаимодействии независимых производителей излишков?

У Маркса деньги – всеобщий эквивалент товаров. Есть и другие представления о возникновении денег.

Ну а теперь посмотрим наш вариант. Может, он интереснее. Какие могут быть товары в деревне, где каждый сеет и собирает одинаковое? – Есть такой товар! Этот товар – невесты.

 

В латышском языке слово “невеста” (līgava), вероятно, произошло от глагола līgums — заключать договор.) Согласие невесты не требовалось — ее просто продавали, как любой другой товар (отсюда слова precēе — сватать, жениться и prece — товар).

 

Поскольку природа не дает одинакового количества мальчиков и девочек, в период достижения детородного возраста возникает конкуренция за право продолжения рода. И никуда от этого не денешься. Эта конкуренция – один из важнейших источников конфликтов, вплоть до убийств и последующей кровной мести. И поэтому вопрос регулирования брачных отношений оказывается важнейшим для человеческих сообществ еще на самых примитивных ступенях развития. «Охотники за черепами» с Новой Гвинеи получают право на брак только после инициализации – убийства представителя чужого племени и появления в своем племени с черепом. Существуют запреты на брачные отношения с единоплеменниками. Племена объединяются в брачные союзы.

Появление протогосударственных объединений автоматически ставит вопрос об ответственности государства за брачную политику. Из числа претендентов на продолжение рода должны быть исключены худшие. И наоборот поощрены к этому лучшие. И появляются брачные деньги. Для того, чтобы получить невесту, надо вручить родителям невесты сколько-то тупых, нефункциональных наконечников копий. Не испорченных наконечников, а изначально негодных. Монет в форме наконечников копий. Эти монеты юноша может заработать себе особыми заслугами, отмеченными королем, вождем или другими местными руководителями. Эти наконечники можно заслужить победами в состязаниях. Ну и какими-то иными делами. И только тот, кто накопил нужное количество наконечников, тот может свататься. Родители, у которых красивые, привлекательные девушки, - накапливают наконечники и могут ими поощрить приглянувшегося юношу за победу на состязаниях, удачливого охотника или того, кто им самим оказал помощь. Брачные деньги начинают циркулировать не как мера ценности товаров, а как мера ценности человека.

Но со временем превращаются и в своеобразный резервный фонд. Скажем, монеты, в которых проделывались дырки для нанизывания в мониста, широко распространенные в Древней Руси, в Прибалтике, на Балканах и на Кавказе, - как раз и были резервным фондом семьи на случай каких-то материальных невзгод.

Циркулирование денег, выдаваемых государством за заслуги, если говорить о роли денег как меры ценности человека, становится средством делегирования оценок через лучших. Они сами потом поощряют других лучших: мастеров, воинов, умных и ловких юношей и красавиц. Но они же должны и возвращаться государству, иначе, если они оказываются в обществе в слишком большом количестве, то теряется их управляющий качеством людей смысл. Возникает налоговая система. Каждое хозяйство, входящее в государство, должно отчитаться о том, что оно сделало что-то для государства. Сделало прямо или опосредовано, продав что-то нужное государственным людям, оказав услугу или выполнив задание. И платить не какими-то чужими деньгами, а деньгами именно данного государства, да еще и данного правителя, а не вытащенными из кошелька, оставшегося от бабушки. Роль купцов при этом не барышная, а вполне государственная: приобщить к государственному делу всех и каждого. Иначе чем людям отчитываться перед государством?

Это – наша догадка. Подкрепляемая в первую очередь постоянной перечеканкой старых денег новыми государями. С точки зрения просто всеобщего эквивалента стоимости товара 10 грамм серебра прошлого столетия не дешевле и не дороже 10 грамм серебра только-только отчеканенного. Да еще и перечеканка – не самый дешевый труд. Но деньги данного суверена создают из людей государственный организм во всей полноте его взаимосвязей. Царь заказывает кузнецам из Устюжны Железной (под нынешним Череповцом – крупнейший русский металлургический центр 16 века) столько-то ядер по столько-то рублей и копеек за штуку. Кузнецы покупают у крестьян окрестных деревень болотную руду, еду, полотно на рубахи, у углежогов – уголь для домниц, у монастырей – соль. И тем самым включают всех этих людей в экономическую систему русского государства. А государство спрашивает с крестьян, монастырей подать.

Смысл по сравнению с тем, который вкладывал в денежное обращение Маркс, - меняется на строго противоположный.

Не купцы и мелкие производители просят у государства средство для облегчения товарных отношений обмена, которые первичны по отношению к государственности, а наоборот, государство принуждает население к участию в этом обмене и обеспечении необходимых государству дел помощью трудами и плодами своих хозяйств. Государственность первичнее и частной собственности, и отношений товарообмена. А натуральное хозяйство оказывается не следствием самодостаточности и ненужности товарных отношений, а наоборот – вынужденным, причиной тому – слабость и никчемность государства, загоняющего людей в тупик натурального хозяйства. Либо не способного поставить перед собой достойные цели и подключить к их исполнению силы народа, либо неспособностью проконтролировать выполнение, т.е. собрать налог, вернуть эмитированные деньги обратно в казну.

 

Но вернемся к возникновению собственности. В примитивном виде это приватизация реальных ценностей захватом того, что недавно было общественным, с соответствующим отказом от исполнения государственных обязательств по отношению к народу. Просто паразитировать на имеющихся накоплениях, на созданных отношениях. Положено провинившемуся несколько ударов палкой и отработка года на поле старосты куста деревень, так теперь и палкой ударов не надо. У нового хозяина ничего личного по отношению к обворовавшему соседа нет, но закон есть закон. Год на поле или при стадах теперь уже феодала отработай. Пленный – ну этому всю жизнь в рабстве на тех же полях и при тех же стадах. Экономика отлажена. Доходы с полей и со стад плюс дань с деревень – позволяют безбедно содержать полицейско-военную дружину.

Приватизируется не только материальное, но и отлаженный механизм общественного устройства. Если не ломать систему через коленку, не скупиться на воинов да на судопроизводство, да на поддержание ремесел, то остается не так уж и много. Только то, что направляется на развитие или на компенсацию ущерба от стихийных бедствий, пожаров, эпидемий. Но зато жить в таком устройстве можно долго. Пока обеднение в результате стихийных бедствий без компенсации плюс из-за роста населения не обеспеченного, например, новыми ирригационными работами и увеличением производства каменных серпов, - не приведет к восстанию народа. Но это – поколения. Чужак, захвативший власть и собственность в этом смысле мало отличается от просто глупого и жадного наследника. Через пару поколений и умный чужак, проникшись проблемами страны, - может стать очередным великим правителем. При котором опять наступает золотой век народного согласия.

Иное дело после установления системы денежного обращения. Поддержание прежней системы хозяйственных связей требует денежного оборота. Ослабевшее государство, не способное обеспечить дополнительную чеканку или сбор налогов, быстро оказывается ступором в системе, от которой зависит жизнь целого организма. А он свое требует. И появляется фигура ростовщика, а вместе с ней и неотъемлемо от него торговца, работающего по системе деньги-товар-деньги. Т.е. стремящегося к изъятию у населения большего количества денег, чем заплатил. Это центр, внешний для ранее выстроенной системы. Этому центру ядра нужны не для войны с врагами, а для перепродажи, и хорошо если не тем же врагам. Он вливает деньги в систему, но их оборот уже представляет из себя суррогат. Деньги вливаются не на цели укрепления государства (скажем, укреплением его обороноспособности), а просто в карманы людей, которые на своих местах стали уже зависимы от денег. Углежог, не имеющий заказов от металлургов, ищет, кому еще нужен уголь. Оказывается, уголь нужен для самоваров. Которые в Туле клепают вместо ружей. А купцы наводнили самоварами уже и Мытищи, и Нижний Новгород. Все или почти все при деле. Тот же денежный оборот. Все на своих местах. Да только деньги должны возвращаться к ростовщикам с прибылью, а не в том же количестве. Следовательно… Следовательно, либо с помощью дешевых товаров типа водки они в конечном итоге возвращаются к купцам-шинкарям, и рано или поздно народ погружается в безденежье и распад экономических и государствообразующих связей, которые нечем обслуживать. Ну и в натуральное хозяйство. Либо происходит вброс ухудшающихся денег (в средние века плохая монета, в современности – деньги, непрерывно обесцениваемые инфляцией), которые отнимают у людей все больше и больше труда для поддержания уровня жизни. И в конечном итоге государство превращается во вторичное, мало на что влияющее образование, служащее, действительно, ночным сторожем при денежных мешках. Впрочем, плохим ночным сторожем. Поскольку оно само оказывается перед лицом проблемы ухудшающихся денег.

 

В отличие от перехвата власти и собственности в результате приватизации действующей пирамиды государственности, последний случай намного хуже. Денежная власть банкиров и ростовщиков не поддерживает стабильность собственно системы, она поддерживает стабильность только элементов системы, причем самых простых, связанных с удовлетворением текущих нужд. С производством товаров, которые легко продать с прибылью. А серьезные вооружения на внутреннем рынке никому не нужны, кроме государства, строительство некоммерческой недвижимости, поддержание и рост высокой некоммерческой культуры тоже – они не дают отдачи именно ростовщикам и торговцам. Без государства (или церкви), выступающих генеральными заказчиками на культуру, знания, всевозможные оборонные изделия, - эти сферы оказываются вне финансовых потоков. И потому деградируют. Никакого легкого выхода из этой ситуации при смене слабого и глупого властителя на умного и сильного, - не получается. Пирамида государственности и ее экономический организм вроде как в том же трехмерном пространстве, а весь их труд, вся жизнедеятельность и весь прибавочный продукт этой жизнедеятельности посредством денежного оборота выводятся в четвертое измерение.

Марксизм, обозначающий первичность взаимного шевеления экономической системы по отношению к государственности и ее задачам по развитию и укреплению жизненных сил собственного народа, - прикрывает на самом деле этот процесс вывода прибавочного продукта в четвертое измерение.

В начале 20 века это выглядело в форме стремительного (в процентном выражении) развития экономики России, но еще более стремительного в абсолютном выражении роста мощи Германии, которая по торгово-банковским каналам вытягивала из России 5 часов живого труда русских рабочих в обмен на 1 час живого труда рабочих Германии. Миллиардные обороты экспорта и импорта, которыми гордилась Россия перед первой мировой войной, - превратились с началом войны в 190 миллионов рублей. Экономика, красиво и напряженно работавшая на Германию, оказалась совершенно бессмысленной для решения государственных задач, вставших перед Россией с началом войны.

Остается добавить, что это оказалось в немалой степени следствием господствовавшего марксистского понимания взаимосвязей между экономикой, товаро-денежными отношениями и государственностью, как надстройкой, главной целью которой было поддержание благоприятного климата для считавшихся первичными по отношению ко всему иному потоков денег и товарных благ.

Сейчас «четвертое измерение» несколько иное, но пылесос еще круче.

2009