http://www.orden.ws/2008-07-23-08-55-41/34-2008-07-22-09-10-38/439-2010-03-19-15-03-23

Валентин Акулов

Государство и государственная власть

Кто профессионально занимался историей общественно-политической мысли, не мог не обратить внимание на одну странную закономерность: вначале извращают суть явления, а затем эту его извращенную форму выдают за эталон. Именно это и произошло с понятием государства – за государство выдают то, что государством не является. Если бы дело ограничивалось сферой чистой мысли, с этим еще можно было бы как-то смириться – мало ли идеологем и просто нелепостей бродит нынче по «интеллектуальному пространству». Все значительно хуже: указанная метаморфоза имела и продолжает иметь самые пагубные последствия для общества. Это как раз тот случай, когда, вопреки известной формуле, извращенное сознание определяет наше общественное бытие.

Обратимся, однако, к существу дела. Итак, какое содержание связывает общественная наука с понятием государства? Берем первую подвернувшуюся под руку книгу. Читаем: «Государство – это организация публичной власти, которая обладает суверенитетом, действует на определенной территории и подчиняет себе все население, проживающее на данной территории» (Политология. Под общей ред. В.А.Бобкова, И.Н.Бутрыма. Минск, 2003, с.159). В той или иной словесной оркестровке вы обнаружите это определение в любом источнике: энциклопедиях, словарях, монографиях, учебниках. Однако такое представление о государстве и есть извращенное представление. Суть этого извращения состоит в том, что государство как одна из форм самоорганизации общества отождествляется с органами управления государства, т.е. с государственной властью и ее институтами. Если для Людовика Х1У государство персонифицировалось в его собственной особе («Государство – это я»), то для нашей обществоведческой науки оно олицетворяется в президентах, парламентах, правительствах и их «приводных ремнях». Такое государство по всей справедливости следовало бы назвать бюрократическим государством, т.е. таким государством, хозяином в котором является не гражданин, а чиновник.

Возникает вопрос: как могло случиться, что сущность государства была до такой степени извращена? Ведь не на пустом же месте возведена эта казарма? Конечно, нет. Все это имеет свои основания - и теоретико-познавательные (гносеологические), и социальные, и исторические. Буквально два слова о каждом из них.

На каком теоретико-познавательном основании покоится это извращение? Дело в том, что сущность объекта не дана нам в непосредственном восприятии. Она дана только через явления, которые и составляют ее внешнюю сторону. Причем сами явления, в свою очередь, даны только в процессе взаимодействия данного объекта с другими объектами. А это значит, что мы имеем дело всякий раз не со всей сферой явлений, а лишь с какой-то ее частью. Поэтому вынуждены реконструировать сущность по отдельным ее проявлениям. Обстоятельство это и создает гносеологическую возможность искажения сущности.

Например, путем сведения лишь к какому-то ее проявлению. Так, если у человека волосы начинают расти сразу же от переносицы, можно априори заключить, что не он послужил прототипом для роденовского «Мыслителя». Но если вы сочтете человека мыслителем только лишь потому, что его лоб величиной со сковородку, вы можете самым курьезным образом ошибиться. Нечто подобное и произошло с государством. Одной из сущностных характеристик политической организации общества является то, что она может функционировать только при наличии особых органов управления (институтов власти). Сведя государство к этому его проявлению, обществоведение и порешило: государство и есть эти органы управления.

Каков социологический эквивалент этого извращения? Тут тоже особых секретов нет. Конституировавшись в особый общественный институт, органы управления государства обрели относительную самостоятельность. Естественно, что чиновный люд кровно заинтересован в том, чтобы эту относительную самостоятельность превратить в абсолютную и тем самым из слуги общества, каковым ему надлежит быть, стать его полновластным хозяином. Можно ли сомневаться, что бюрократия это сделает при малейшем попустительстве со стороны общества, т.е. если граждане не пресекут любую ее попытку выйти за рамки делегированных полномочий? Она и пытается это сделать с помощью своей интеллектуальной обслуги, т.е. той интеллигентствующей жакерии, которая променяла дарованный Богом дар быть совестью нации на пожалованную Сатаной хлебную должность ловца человеческих душ. И вот уже авторитетом науки санкционируется: «государство - это организация публичной власти», «государство – особый институт власти» и т.д. и т.п. А какой-нибудь коллежский регистратор или иной чиновный прыщ в пароксизме своего державного величия любую критику в свой адрес квалифицирует не иначе, как посягательство на основы государства.

Если говорить об исторической подоплеке этого извращения, то тут следует иметь в виду следующее. Государственность в Западной Европе, опыт которой и лег в основу рассматриваемой концепции государства, формировалась не путем естественной самоорганизации общества, а путем завоевания. Я не стану развивать эту тему. Желающие убедиться в правоте сказанного, могут обратиться к истории Англии, Франции, Германии. Государство, в котором завоеватели образуют правящий класс, действительно являет собой силу, стоящую над обществом и диктующую ему свою волю (орудие угнетения, в терминологии марксизма) Этот извращенный опыт «государственного строительства» и был экстраполирован на государство вообще.

Та концепция государства и та форма государственности, которая утвердилась на основе этой концепции, не только не вытекают из природы государства, но находятся с ней в глубочайшем антагонизме. Какова истинная природа государства? Какова его сущность? Каковы те исторические причины, которые породили государство как особую форму общественной самоорганизации? Коротко на все эти вопросы можно было бы ответить так. Изменившиеся условия социальной жизни человека, вызванные разделением труда и связанной с ним структуризацией общества, появление различных социальных групп со своими особыми групповыми интересами, привели к тому, что усложнившиеся отношения между людьми стало уже невозможно регулировать с помощью традиционных методов родоплеменной организации.

Возникает новый тип самоорганизации общества, общественные отношения в котором обретают форму политических отношений. Суть политических отношений состоит в том, что это отношения принуждения. Не в том смысле, что они навязываются кем-то обществу извне, а в том, что основываются на самоограничении, т.е. на добровольно взятых на себя гражданами обязательствах. На такое самоограничение люди вынуждены были пойти, чтобы избежать «войны всех против всех» (Гоббс). Если кому-то больше нравится термин «насилие» - извольте, ибо самоограничение и есть одна из форм насилия.

Обязательства, которые граждане добровольно берут на себя, и права, которые они обретают, беря на себя эти обязательства, и составляют содержание того «общественного договора», о котором говорил Гоббс и на котором зиждется государство. Государство – это форма самоорганизации общества, которая конституирована на добровольно взятых на себя гражданами обязательствах и вытекающих из этих обязательств правах, закрепленных в Законе. Следовательно, уже по самой своей сути, по внутренней своей природе государство может быть только демократическим и никаким другим быть не может. Вне зависимости от формы правления – монархической, республиканской или еще какой-либо другой.

Что такое государственная власть? Это - формируемые гражданами органы управления (институты государства), наделенные полномочиями стоять на страже этих взятых на себя гражданами обязательств и вытекающих из этих обязательств прав. И все. И точка. И не более того. Таково истинное соотношение государства и государственной власти, если смотреть на проблему глазами науки, а не косоглазить гоббсами, локками, марксами. лениными и т. д. и т. п.

Отождествление государства с государственной властью и ее институтами не только порочно теоретически, но и глубоко реакционно политически, поскольку переворачивает с ног на голову ту систему взаимоотношений, которая должна существовать между обществом и властью, властью и гражданином. Это я и попытаюсь далее показать в сжатой, тезисной форме.

1) Если видеть в государстве одну из форм самоорганизации общества, вызванную к жизни объективными условиями исторического развития и сменившую такие его формы, как род и племя, то и демократию следует искать в этом новом способе организации общества. Если же отождествить государство с органами его управления (государственными институтами), то соответственно и демократию придется искать уже не в способе организации самого общества, а в способе организации власти: в форме правления, разделении властей и т.д. и т.п., т.е. во всем том идеологическом хламе, который зовется «демократическими стандартами» и которыми наша «политическая элита» щеголяет, как дикарь медной пуговицей. Иными словами, не власть нужно организовывать на демократических началах – это, мягко говоря, абракадабра, а общество. И если в государстве общественная жизнь организована таким образом, что несколько процентов населения бесится с жиру, а остальная часть еле сводит концы с концами, то это никакая не демократия, в какие бы камуфляжные демократические одежды она ни рядилась, каким бы «демократическим стандартам» ни удовлетворяла.. Если у нескольких процентов граждан от ожирения атрофированы умственные способности и нравственные качества, а у остальной части они задавлены нищетой, то такое государство обречено на деградацию и геополитическое небытие.

В этом же контексте следует оценить и всю нелепость (а еще точнее – реакционность) идеи формирования так называемого «гражданского общества» в условиях существования государства. Ибо гражданское общество, в отличие от его «естественного состояния», это и есть общество, самоорганизовпавшиееся в государство, т.е. общество, в котором дикарь становится гражданином, а «естественные отношения» между людьми обретают форму политических отношений. В самом точном и строгом значении термина «гражданское общество». Именно в этом смысле Аристотель называл человека «животным политическим». В этом же содержании трактовали это понятие Гоббс, Локк, Руссо и другие сторонники договорной теории государства, которые и ввели его в научный оборот. Будучи взята в идеологическом аспекте, идея формирования «гражданского общества» в том значении, в каком она пропагандируется ее адептами, может означать только одно: попытку, осознаваемую или неосознаваемую, узаконить диктаторский характер современного государства, предложив обществу вместо реального народовластия его суррогат. Ничего иного она не означает и означать не может.

2) В нормальном государстве, т.е. в государстве, отвечающем природе государства, граждане сами определяют характер своих общественных отношений. Разумеется, в зависимости от объективно сложившихся и исторически изменяющихся условий. Тот факт, что эти отношения законодательно закрепляются парламентом, ничего не меняет по существу, ибо парламент в данном случае лишь облекает суверенную волю народа в юридическую форму, в форму закона. И это понимал уже Солон. На вопрос, лучшие ли законы он дал афинянам, Солон ответствовал: «Да, лучшие из тех, которые они могли принять».

В извращенной же форме государства с ее сведением государства к государственной власти именно парламент навязывает обществу правила общественного поведения. От всего своего жирного чрева. Quod parlament voluil, legit habet virgam (Что угодно парламенту, имеет силу закона). «Политической элите» не худо бы зарубить себе на носу, что любые принятые ею законы и иные нормативные акты, противоречащие интересам народа и ставящие задачу навязать ему свою волю, не обладают с точки зрения правовой науки легитимностью и квалифицируются законодателем как злоупотребление властью и превышение властных полномочий. Со всеми вытекающими отсюда для государственных чиновников юридическими последствиями.

А какова практика? Все социологические замеры, проведенные службами самой разной политической ориентации, свидетельствуют, что порядка 90% россиян считают проведенную приватизацию грабежом и мародерством. Однако власти предержащие обстоятельство это нимало не беспокоит «Пересмотра приватизации не будет», - сказано, как отрезано. Те же социологические замеры показывают, что подавляющее число граждан Украины крайне негативно относятся к вступлению страны в НАТО. Президент Ющенко и ухом не ведет. Белорусы в массе своей не приемлют навязанную бюрократией контрактную систему найма на государственных предприятиях и в государственных учреждениях, превращающую гражданина в наемного работника государственного чиновника. И хотя по всем нормам юридической и всякой иной логики дело должно обстоять как раз наоборот, ни белорусский «профессиональный парламент», ни Конституционный суд Белоруссии не удосужились даже почесать в затылке.

3) Нет никаких серьезных теоретических оснований ставить под сомнение, что в основе политической организации общества (государства) лежит общественный договор. Разумеется, если не примитивизировать проблему (собрались-де дикари, заключили договор и превратились в граждан); отдавать себе ясный отчет в том, что становление государственности – не единовременный акт, а исторический процесс. Но если в основе государства лежит общественный договор, то возникает вопрос: кто участники (субъекты) этого договора? У Гоббса, Локка, Руссо ими являются общество и государство. Тем самым государство из формы организации общества превращается в некую внешнюю обществу, а потому невесть откуда взявшуюся «силу», с которой общество заключает договор. В соответствии с логикой договора каждый из его участников несет перед другим его участником определенные обязательства. Отсюда пресловутый «принцип взаимной ответственности граждан перед государством и государства перед гражданами», которым так любит похваляться бюрократия, рядясь в тогу благодетеля общества.

Но граждане не заключают договора с органами государственной власти. Они их формируют. Граждане заключают договор между собой и ответственность, соответственно, несут не перед государственной властью, а друг перед другом. Власть обязана лишь обеспечить выполнение условий заключенного гражданами договора, т.е. выполнение тех обязательств, которые граждане добровольно взяли на себя. Поскольку уровень тех, кто пожаловал себя в «политическую элиту», таков, что единственным доступным средством общения для них являются пальцы, будем изъясняться на пальцах.

Итак, я, гражданин государства, взял добровольно на себя обязательство не посягать на жизнь своих сограждан. Тем самым я автоматически обретаю право на собственную безопасность, поскольку мои сограждане взяли на себя аналогичное обязательство. Мои обязательства, таким образом, оказываются оборотной стороной моих прав, а мои права – оборотной стороной моих обязательств. Они, как сказал бы Гегель, суть лишь иное друг друга. Наложив мораторий на смертную казнь, российские власти не гуманность проявили. Они отказались выполнять возложенные на них функции – быть гарантом лежащего в основе государства общественного договора. И я не удивлюсь, если граждане в целях собственной безопасности станут прибегать к самосуду. Как это, между прочим, уже и практикуется в некоторых квазигуманных странах.

Государственным чиновникам – президентским, парламентским, правительственным – необходимо, наконец, понять: нарушая сами и позволяя нарушать другим права гражданина, они нарушают не пресловутые «права человека». Они освобождают тем самым гражданина от взятых им на себя обязательств, т.е. разрушают основы самой государственности, рубят сук, на котором сами же и сидят. Не случайно в советском законодательстве, которое разрабатывалось профессионалами, а не перестроечными российскими солонами и ликургами, вроде господина с весьма приличествующей для данного случая фамилией Шахрай (в переводе с украинского – мошенник), смертная казнь квалифицировалась не как смертная казнь, а как высшая мера социальной защиты.

Если согласиться с вышеуказанным принципом «взаимной ответственности», необходимо вытекающем из отождествления государства с государственной властью, то позволительно спросить: а кто будет определять меру этой ответственности? Разве не очевидно, что именно власть и будет определять эту меру. И, таким образом, красивая формула «взаимной ответственности» на поверку оборачивается полным бесправием граждан перед органами государственного управления, т.е. перед сворой чиновников. Если кому-то это еще не ясно, пусть обратится к последним принятым Государственной Думой России законам и поправкам к законам, инициированных «Единой Россией» - этим чиновничьим прайдом.

Коль скоро общество – система, то и интересы большинства не могут выступать в качестве общественного интереса. Общественный интерес – это интерес целого, а не части, какой бы большой эта часть ни была. Это – гармонизированный интерес общества как системы. Такая гармонизация и осуществляется в обществе-государстве. Государство – не формируемые обществом органы управления, как считал Гоббс, Руссо и как продолжают считать поныне идеологи «представительной демократии»; не некий внешний обществу институт, служащий орудием, с помощью которой одна часть общества диктует свою волю другой его части, как считали Маркс, Ленин и как продолжают считать марксисты. 

4) Правовые отношения могут существовать только между сторонами, заключающими договор. И если органы государственной власти не являются стороной общественного договора, то отсюда следует, что они не являются и субъектами права. Единственным не только «источником власти», как записано во всех «демократических конституциях», но и единственным субъектом права на своей территории (о чем «демократические конституции» предпочитают умалчивать) является народ. 

В этом смысле и в этих пределах нисколько не ошибался Руссо, рассматривая государство (лучше было бы сказать - органы управления государства) как технического исполнителя воли народа. Но он ошибался, лишая власть какого бы то ни было голоса в делах государства. Ибо если власть не обладает правами, то она обладает делегированными ей полномочиями. И это позволяет ей играть чрезвычайно важную, ничем и никем не заменимую роль в жизни общества.

В чем состоит различие между правами и полномочиями? У нас, как правило, не делают между ними различия. А вместе с тем это различие существенно и принципиально. Права первичны и самодостаточны, т.е. не нуждаются для своей реализации в дополнительном санкционировании. Полномочия вторичны, производны от прав, а потому не самодостаточны. В качестве таковых они требуют санкционирования со стороны субъектов права. В ходе формирования органов государственной власти граждане не передают им свои права. Они лишь наделяют их полномочиями использовать их для исполнения возложенных на них функций. 

Переходя на язык аналогии, можно было бы сказать: нанятый мной управляющий может распоряжаться вверенной ему собственностью лишь постольку и в той мере, поскольку и в какой мере я как собственник уполномочил его на это. То есть он действует не самостоятельно, а от моего имени и по моей санкции.

Если полномочия власти осуществляются на основе прав граждан, то отсюда следует, что выход власти за рамки делегированных ей полномочий есть акт узурпации прав граждан, а потому должен рассматриваться как тяжкое государственное преступление. А что мы видим в реальности? Власть сплошь и рядом ведет себя так, как будто ее поведение ничем, кроме законов, ею же самой самочинно принимаемых, не ограничено и не регламентировано. Например, никого не спросясь, с ухарской беззаботностью подгулявшего старого русского купчика или размахом окончательно обнаглевшего «нового русского» олигарха российская власть списывает должникам России десятки миллиардов долларов. Этакая благотворительность за чужой счет.

5) Государство должно выполнять волю народа – Руссо прав. Но что считать этой волей народа? Согласно Руссо и канонам «представительной демократии», воля народа – это воля большинства. Можно ли, однако, волю большинства считать волей народа? И логика, и факты свидетельствуют: нельзя. И не только потому, что эта воля большинства сплошь и рядом выливается в охлократию, о чем предупреждали еще Платон и Аристотель. Не только потому, что, как показывает политическая практика, нет ничего проще, чем манипулирование мнением большинства. В чем и упражняется не без успеха вот уже свыше двух столетий «представительная демократия». 

Существенно другое: общество – не арифметическая сумма человеческих особей. Это – система, обладающая собственным качеством и функционирующая по своим собственным законам.

Каждый элемент (социальная группа, сословие) этой системы органически связан со всеми другими, выполняет только ему свойственные функции, поэтому только в совокупности всех своих элементов общество как система жизнеспособно. Здесь, как сказал поэт, мамы всякие важны, мамы всякие нужны. 

Например, будучи уверено в том, что профессора и академики не выйдут на Горбатый мост стучать лысинами, можно посадить ученых (и науку) на голодную диету. Вот только как долго это будет продолжаться? И не придется ли уже в самом ближайшем будущем седлать козу, чтобы отправиться на «саммит большой восьмерки»? И оные «саммиты» проводить уже не «без галстука», а без штанов, в набедренных повязках. 

Можно бросить работников искусства в пучину рынка в надежде, что на плову их удержит его «невидимая рука». Вот только не следует рвать остатки волос на голове и посыпать ее пеплом, когда это «рыночное искусство» вместо «российской нации» - этой «американской мечты» российской люмпенэлиты – сформирует популяцию троглодитов.

Отождествлять общество с совокупностью проживающих на территории государства людей, а общественные интересы с интересами большинства – недомыслие. Такое же недомыслие видеть в социальной политике государства одну лишь нравственную сторону и не замечать главного: что социальная политика государства подчинена не только нормам морали, но прежде всего объективным законам функционирования общества, нарушение которых ведет общество к разрушению.

В какой-то мере это если не осознают, то интуитивно чувствуют адепты «представительной демократии». Именно в этом контексте следует рассматривать институт политических партий. Идея, заложенная в основу формирования политических партий, проста и понятна: обеспечить представительство в органах государственной власти по возможности всех групп населения. Идея прекрасная, что и говорить. Увы, опыт показывает, что это такая же иллюзия (или идеологема?), как «диктатура закона» и прочие «стандарты», входящие в джентльменский набор патентованного российского демократа. 

Во-первых, при пропорциональной системе выборов для партий существует барьер в виде требования набрать определенный процент голосов избирателей, чтобы быть представленными в парламенте, Во-вторых, социальные группы, интересы которых они призваны выражать, весьма различны по численному составу, а возможности партий вести предвыборную агитацию даже при строжайшем соблюдении закона, мягко говоря, далеко не одинаковы. Все это делает перспективу попасть в парламент для многих из них весьма и весьма проблематичной. Не случайно поэтому на Западе с его устоявшейся многопартийностью предвыборную борьбу ведут фактически две-три партии. Остальные украшают фасад «представительной демократии».

В-четвертых, властная верхушка, пользуясь привилегированным своим положением, блокируют любую возможность образования политических партий и объединений, чьи программы представляют для нее угрозу. Достаточно посмотреть, с каким цинизмом (о нарушении элементарных норм права говорить просто неприлично) российская власть, и прежде всего «Единая Россия», отсекают от политического процесса русские национально-патриотические организации и движения. Эта беспардонность вызвала возмущение даже у президента Д.А.Медведева. 

Наконец, как свидетельствует тот же опыт, внутренняя логика любой политической партии приводит в конечном счете к тому, что ее вожди и аппарат перерождаются в замкнутую касту, живущую собственной жизнью и свято блюдущую свой собственный шкурный интерес. Во имя этого кастового интереса партийная номенклатура пойдет на любые сделки с кем угодно, хоть с самым дьяволом. Печальный опыт КПСС - не исключение, а правило.

Но даже не это главное. Главное то, что партийная система клонирует депутатов по профессии, отсекая тем самым сам народ от управления общественными (государственными) делами. Не случайно наши партийцы такой мертвой хваткой вцепились в «профессиональный парламент». Почему они третируют ленинскую «кухарку»? Только лишь потому, что кухарка – это всего лишь кухарка? Но, во-первых, как говаривал Ходжа Насреддин, чело наших «элитариев» тоже не отмечено печатью мудрости и профессиональный багаж плеч не режет. (Как не вспомнить тут русскую пословицу: в доме висельника не говорят о веревке).

Во-вторых, не следует извращать и оглуплять даже Ленина. Он вовсе не утверждал, что государственная деятельность не требует ни ума, ни профессионализма. Мысль его в другом.

Именно. Автор сам попался на штамп. Из статьи «Удержат ли большевики государственную власть?» (1917) В. И.Ленина (1870-1924): «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством.. Но мы […] требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».

Отстаивая идею прямого народовластия, Ленин по логике вещей обязан был возражать (насколько искренне – это другой вопрос) против того, чтобы между народом и государственной властью стояла каста политических перекупщиков или, если угодно, профессиональных политиков, политиков по роду деятельности. Но именно это и не устраивает нашу люмпенэлиту. Пафос ее велеречивого словоблудия о «профессиональном парламенте» отнюдь не в том, что парламент должен быть представлен людьми разносторонне образованными, профессионально подготовленными, умеющими мыслить по-государственному, масштабно.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к практике.. Какую глубину политического мышления явили миру лабух Ландсбергис, графоман Гавел, электромонтер Валенса? Какой кладезь премудрости обременял хмельную головушку специалиста по установке унитазов Бориса Ельцина? Полно, лишите этих «профессионалов» консультантов, помощников, советников - и перед вами во всем своем величии предстанет ленинская кухарка. С той лишь разницей, что кухарка умеет хотя бы щи готовить. Нет, дело тут не в профессионализме, не в глубине мышления, не в широте политической культуры и просто культуры. Пафос в другом: чтобы парламент работал «на постоянной основе». Проще говоря, в «профессиональном парламенте» они видят для себя синекуру или, по-русски, корыто. Корыто – вот Альфа и Омега всего их и демократизма, и профессионализма.

Но предположим, что партийные депутаты действительно представляют интересы тех или иных социальных слоев государства. Предположим, что все они отличаются профессионализмом Солона и кристальной честностью Брута. Что следует отсюда? Партийная система выборов, как известно, не исключает того, что какая-то партия получит в парламенте большинство и даже конституционное большинство. Чьи интересы будет выражать такой парламент? Ясно, что интересы той социальной группы, по мандату которой он был сформирован. Тем самым государственная власть, призванная стоять на страже интересов общества (государства), превращается в орудие в руках одной социальной группы для навязывания своей воли всему обществу.

Толкуйте после этого, что «диктатуру пролетариата» Маркс с Лениным придумали. Они лишь развили идею «представительной демократии» Руссо. Но у них хватило хотя бы честности и мужества не болтать о «народовластии без берегов», на что так охочи трубадуры и менестрели «демократических стандартов», пытающиеся учить нас правилам цивилизованного поведения.

6) Коль скоро общество – система, то и интересы большинства не могут выступать в качестве общественного интереса. Общественный интерес – это интерес целого, а не части, какой бы большой эта часть ни была. Это – гармонизированный интерес общества как системы. Такая гармонизация и осуществляется в обществе-государстве. Государство – не формируемые обществом органы управления, как считал Гоббс, Руссо и как продолжают считать поныне идеологи «представительной демократии»; не некий внешний обществу институт, служащий орудием, с помощью которой одна часть общества диктует свою волю другой его части, как считали Маркс, Ленин и как продолжают считать марксисты.

Государство – это высшая форма самоорганизации общества. Та его форма, в которой современное общество только и может существовать. Ликвидация государства, которую прогнозировал Маркс и идею которой в иной форме пытаются реализовать глобалисты, - это путь деградации общества, путь его самоликвидации. Это - путь, ведущий к гибели человеческой цивилизации. Как форма самоорганизации общества, основанная на «общественном договоре» и функционирующее на консолидированном общественном интересе, государство, как было сказано, уже по самой своей природе может быть только демократическим, т.е. осуществляющим свою деятельность на основе общественного согласия.

Из всего сказанного должно быть ясно, сколь трудна и ответственна деятельность политика. И какими поистине неординарными качествами – интеллектуальными и моральными – должен обладать политик, чтобы уметь консолидировать и гармонизировать всю палитру интересов различных социальных групп в единый национально-государственный интерес и юридически закрепить его в системе законодательства. Органы государственной власти – тут Платон прав – должны быть представлены действительно элитой общества, а не дельцами и краснобаями, способными увлечь толпу демагогией или скупить мошной. К сожалению, сегодняшние «профессиональные парламенты» (и не только они) больше напоминают клинику Ламброзо, нежели ответственные органы государственного управления.

Акулов Валентин Леонидович - доктор философских наук, профессор

 19/03/2010