Deseta Skal'

О любви — попытка вербализации ощущений; взаимоотношения игры

Любовь представима как гармоничное взаимодействие, направленное на совершенствование в довольстве (как источнике удовольствия), обмен достояниями духа (см. ниже - развитие). Коньюнкция наполнений в их преображении, которое претерпевают они во взаимных прикосновениях - поиск, усложнение взаимодействий и постижение их тонкостей (этика отношений) или движение к бессознательной единичности с другой стороны, "возвращение к изначальному состоянию бессознательного единства", лишение личной свободы (Юнг. "Брак как психологическое взаимодйествие"). Раскрытие себя в зеркале другого, обладающего уникальным видением и соответствием словно части одного целого или родственности одной сути, неизменно сохраняющие свою уникальность, избегая смешения друг в друге и нивелирования в сфере пересечения собственных общностей. Мы не ищем идентичности, но не ищем и противоположности - мы ищем отклик иного в родственности, непохожее, но близкое. Новые ноты в гармонии музыки, не нарушающие ее структуры - вот то дополнение, коим может нас обеспечить контакт сердец и душ. Развитие мелодики на пути ее усложнения и полноты, прикрывающей доселе девственные пустоты, обеспечивая вмещение в себя отделенных и скрытых частей себя же, ибо созданное избранником становится достоянием другого через родственность и отличие. Движение, к которому мы принуждаемся в поисках новизны, есть вызов, брошенный собcтвенному естеству в муках и радостях рождения, призывающий раскрывать дотоле неизвестные аспекты и становясь мудрее с опытом постижения себя, что является лишь оборотной стороной постижения другого. Взаимопроникновение, наполненное радостью познания и окруженное ощущением родственности, составляет одну из функций любви - то самое движение вглубь себя, своего отражения (в значении воспроизведения отображения другим, несущего свойства отражающего) и отражающего соответствия.Созерцание, результирующееся в качественное изменение и понимание путем познания (узнавания) и эмпатии. Гармония - это продолжение и наполнение, составляющее основу для движения развития, вне разрушения уникальности, но на пути углубления изначальной данности (как путь движения, определенный психической конституцией). Противоположность тому - компромисс, который уничтожает оба объекта ради неполноценности третьего. В любви нет места компромиссам, но лишь согласию во взаимоприспособлении (вопрос, разумеется, стоит к специфике взаимодйествия характеров, а не обсуждения бытовых проблем, где участвует не любовь, но мудрость, интеллект). Идти на уступки, значит пытатьтся совместить две несовместимости, что порождает дисгармоничность в единении. Дисгармоничность не сопутствует росту, но является препятствием, вызывающим дополнительные усилия для стабилизации системы и приведения ее к более-менее удовлетворительному уровню равновесия (в довольствии) [которое у сапиенсов отражается в том числе и в стремлении к развитию (довольствие достигается в процессе развития, неудовольствие - в состоянии стагнации; см. мой пост о совершенстве, рациональный и иррациональный стимулы)].

В любви есть познание, развитие и чувство, взаимосвязанные компоненты отношения и действования в отношении к.

Если объектно-направленное (на-другого) движение одного продолжает субъектно-направленное (на-себя) движение другого [во взаимопересечении] - это родственность (также забота о благе), если объектно-направленное или познавательно-направленное движение одного побуждает или создает [через подражание - через обучение соотв.] познавательно-направленное движение другого - это развитие, если взаимные движения субъективной реализации полноты свойств наполненны удовольствием и радостью - это чувство (заинтересованность в реализации; здесь ставится вопрос о первичности - либо пристрастное отношение переоценки через идеализацию объекта, либо причинно-следственное отношение по типу "потому что обладает высокими свойствами..."). Также имеет значение "степень духовного развития" индивидуумов, под которой понимается сложность ума или характера. Проблематичные натуры, отягощенные иногда довольно трудно согласующимися наследственными чертами, обладая определенной склонностью к диссоциации, обычно наделены способностью отделять, на длительное время несочетаемые черты характера, тем самым выдавая себя за гораздо более простых людей, чем есть на самом деле; или, может случиться так, что как раз их многосторонность и чрезвычайная гибкость придадут им особое обаяние в глазах других. Их партнеры могут легко затеряться в такой, подобной лабиринту, натуре, находя там столько возможностей обогащения личного опыта, что они целиком поглощают их собственные интересы, иногда не вполне приемлемым образом, поскольку теперь их единственным занятием становится прослеживание в другом человеке всех извивов и изгибов его характера. На этом пути так много доступного опыта (experience), что он окружает, если не сказать — затопляет, более простую личность. Она поглощается своим более сложным партнером и не способна найти выход из такого положения. (Цитата по Юнг "Брак как психологическое взаимодйествие"). Но есть, разумеется, еще один немаловажный критерий, а именно физическая красота и ее связь с желанием, порождением чувственной и инстинктивной сферы; каждый, как правило, носит в себе определенные стандарты красоты, которые происходят от поиска наиболее подходящего партнера для продолжения рода и диктуются природой (впрочем, здесь есть еще и вторичное - искусственное - чувство красоты, диктуемое обществом, его стандартами, которые не столько служат продолжению рода, сколько прихотливой идее моды). Чаще всего именно она служит побуждением внимания и обретает смысл через раскрытие в физиогномике, основываясь на внешности как прямой реализации идеи индивимдуума и физическом отражении его внутренней сущности. Физическая красота может служить чувству эстетики прекрасного (т.е. чистой созерцательности), равно как и инстинкту размножения через вожделение.

Таким образом в моем понимании любовь сложный комплекс отношений взаимовлияния и самовлияния при участии другого, состоящий из нескольких неоднородных компонент, затрагивающих как чувственную, так и интеллектуальную сферу, как сознание, так и бессознательное.

Примечание: Определение "любовь - это заинтересованность в развитии объекта любви" тавтологично по сути (ибо в определении содержит определяемое, не раскрывая его) и, в его универсальности, размыто по содержанию, ибо заинтересованность в развитии может возникать и в дружбе, и в отношениях учителя с учеником. Можно возразить, что здесь само чувство любви сопровождается интересом прогресса объекта, но в таком случае специфика чувства опять-таки остается нераскрытой и оставляет за собой ту же неопределенность, которую ставили себе задачу избежать, тем самым пребывая недостаточной в определении.

К сказанному следует добавить, что указанные особенности имеют свое приложение там, где находит свое воплощение искомый образ женщины\мужчины, который делает возможным само чувство любви и сопутствующую специфику отношений, ибо образ содержит в себе условие взаимного приспособления полов друг к другу, основываясь на изначальной (природной) данности этого расположения, определяя предпочтения и стратегию взаимодействий. Т.е. в основу положены глубинные предпосылки субъекта, неизменно сопутствующие роду. Природа любви, однако, носит не только психологический, но и физиологический характер, который раскрывается в биохимии телесного субстрата сознания (та же гормональная сфера и феромоны).

Ценность любви - в образовании союза, слабость же ее в появлении очередной уязвимости через приобретение сторонней ценности, защита которой порой превышает ценность собственной жизни и побуждает к жертве, не говоря уже о возможной гегемонии побочных элементов. Что отличает любовь от дружбы? Главное отличие заключается в активизации сексуального чувства, направленного на продолжение рода и носящего коллективную природу (но также являющегося источником индивидуального удовольствия или орудием ритуала, фокусирующим и направляющим волю - ритуальное взаимодействие раскрывается через амплификацию чувственности, достижение эмоционального резонанса, работу аспектов созидающего Эроса). В любви может возникать множество побочных элементов, таких как ревность, идеализация объекта, тоска (стремление к постоянному контакту - в т.ч. физическому), зависимость, собственничество, одностороннее ожидание - их природа заключена в сущности индивидуума и их проявление зависит от нее же. Ориентация на рационализацию отношений устраняет большинство побочных эффектов, в то же время лишая старсть ее обычных составляющих ("Что есть любовь? Безумье от угара, игра огнем, ведущая к пожару, воспламеняющееся море слез; раздумье необдуманности ради, смешенье яда и противоядья" - Шекспир), но переводя любовь из одержимости объектом в ориентацию на взаимодействие характеров. Любовь также есть комплекс чувственности, сопровождающий отношения и влияющий на них, но не всецело их определяющее. Доля разумности в любви более всего определяет тактику отношений. На первый взгляд любовь носит коллективную природу через образ, но в то же время она является проявлением индивидуального характера со всей присущей ему спецификой. То, как строятся взаимоотношения, во многом зависит от индивидуальных свойств субъекта и его способности к интеграции бессознательных содержаний, составляющих образ, т.е. от проработки врожденной виртуальной структуры, которая при осознанивании становится функцией отношения эго и бессознательного (трансцедентальной функцией). Иными словами расширение сознания способствует переведению любви из коллективной формы в индивидуальную, а рационализация отношений способствует уменьшению доли слепой страсти и проработке побочных элементов.

Взаимодействие характеров было описано выше, здесь же еще раз даю обрисовку оного. Взаимодействие содержит в себе психологическое познание и определенное чувственное отношение (оно также может включать в себя элементы игры - см. ниже). Оно может носить индивидуальный, социальный (в т.ч. числе традиционный) или коллективный характер (через проекцию бессознательных содержаний); оно предполагает воздействие и отклик, являясь по сути формируемой стратегией поведения. В любви оно выражается как забота о благе другого, чувственное отношение, познание, сопровождаясь побочными элементами, специфика которых основана на индивидуальных особенностях.

Дополнение: Каждый мужчина носит в себе вечный образ женщины, причем не какой-то конкретной женщины, но женщины вообще, хотя сам по себе такой женский образ является определенным. Этот образ является принципиально бессознательным, наследственным фактором изначальной природы, запечатленным и живой органической системе мужчины, отпечатком или “архетипом” всего опыта предков в отношении женщины, хранилищем, так сказать, всех впечатлений, когда-либо производимых женщиной, — короче, является врожденной системой психической адаптации. Даже если бы женщин не существовало на данный момент, то исходя из этого бессознательного образа всегда можно было бы указать, какой должна была бы быть женщина в психическом отношении. То же самое верно и для женщины: она также имеет свой врожденный образ мужчины. Впрочем, как показывает опыт, точнее было бы говорить — образ мужчин, тогда как у мужчины это, скорее, определенный образ женщины. Поскольку этот образ бессознателен, он всегда бессознательно проецируется на фигуру любимого человека и выступает одной из главных причин страстного притяжения или отталкивания. Чем однообразнее и проще партнер, тем менее полной будет проекция. В таком случае этот весьма пленительный образ как бы повисает в воздухе, так сказать, в ожидании, что его наполнит живой человек. Ни в коем случае не следует принимать эту проекцию за индивидуальное и сознательное взаимоотношение. На своих начальных этапах она весьма далека от него, ибо такая проекция создаст компульсивную зависимость на бессознательных, хотя и не биологических мотивах. В сущности, это — духовные содержания, зачастую сокрытые под эротической маской, очевидные фрагменты первобытной мифологической ментальности, состоящей из архетипов, которые в совокупности и составляют коллективное бессознательное. Соответственно этому, такое взаимоотношение по сути своей коллективно, а не индивидуально.

В фигурах анимы и анимуса получает свое выражение автономный характер коллективного бессознательного. Эти фигуры персонифицируют те элементы его содержимого, которые, будучи извлеченными из проекций, способны интегрироваться в сознание. В этом смысле обе фигуры представляют функции, отфильтровывающие содержимое коллективного бессознательного и передающие его сознанию. Их поведение, однако, таково лишь до тех пор, пока тенденции сознания и бессознательного расходятся не слишком сильно. Если же возникает какое-либо напряжение, эти функции, прежде безобидные, в персонифицированной форме входят в конфронтацию с сознанием и ведут себя как целые системы, отколовшиеся от личности, или как некие частичные души.

Игрой во взаимоотношении назван тот тип поведения, который сопровождается фантазией, конституирующей некоторый образ. Актерство, как необходимая составляющая игры, выходит на первый план в качестве углубления в искусство. Тонкости взаимоотношения игры, основываясь на взаимном согласии, это попытка новизны и реализация личной фантазии в качестве естественной присущности. Здесь нет тождества с обманом, ибо игра реализуется не ради результата, но ради самого процесса, обретающего тем самым самоценность. Искренность в реализации образа - залог его правдоподобия при этом мы говорим далее о имманентно присущем индивиду. Маска, конституированная личной данностью и гармонирующая с глубиной существа, уже не есть маска, но реализация потенциала (только там, разумеется, где нет места прямой лжи). Игра есть смена обличия, смещение акцентов действования; она предполагает элементы "лжи" как противоречие с привычной прямотой характера и его установившегося выражения, но в сущности является лишь выражением доселе скрытого. Нехарактерная роль есть противоречие со внутренней сущностью, карикатура истинного лица, и может быть расценена как намеренная ложь, ибо в ней элементы соответствия внутренней структуре проявлены в минимальной степени, если проявлены вообще. Отсюда следует, что нехарактерная роль есть реализация свободы индивидуума быть тем, чем он не является, с целью получения тех или иных выгод и представляет из себя жертву, единственно оправданную своей целью, но не своей реализацией. Когда смена ликов есть реализация доселе скрытых граней характера, говорят о большем постижении через абстракцию поведения и заключение через оную к подлинным основам характера, т.е. раскрытие подлинности внутреннего существа. Того же нельзя сказать о лживом притворстве, которое преследует совершенно обратную цель, а именно сокрытие истинности характера, говоря лишь о склонностях, в целях которых предпринимается ложь. Изменчивость есть суть преображения, способность ко вмещению в себя образа и реализация себя через образ есть та тонкая вуаль, которая скрывает однообразие за множественностью преображений, реализуя стремление к новизне. Вопрос таким образом ставится к глубине, обретаемой за декорацией, т.е. к чистой сущности игрока, составляя основание постижения сложного характера. Таким образом в этом роде актерской игры обретается не только удовольствие действа, но и более полное узнавание другого. Реализующий фантазию устанавливает законы через вовлеченность свободной воли другого в действие, делая его ведомым. Игра не столько есть приспособление к, сколько подчинение другого ходу принятого плана действования. Она же есть манипулирование в противоположность подчинению, ибо в подчинении отсутствует необходимая фантазие свобода, оставляя лишь пассивное изменение под влиянием обстоятельств. Актер есть творец, и творимое им есть реальность творца, в которую вовлекается зритель-участник. Игрок должен полностью контролировать процесс, оставляя неразгаданной загадку об истинности тех или иных движений своего духа (хотя здесь истинность предполагается искренностью через присущность), удержание покрова перед мнимым разоблачением. Сложный характер как бы состоит из множества ролей через посредство активизации различных черт характера в то или иное время (не следует смешивать с фрагментарностью сознания, вызванной автономными комплексами), оставаясь вечным обманщиком и при этом будучи честным перед собой. Неоднозначность как ведущий мотив игры, естественность в изменении, принимаемом за сознательное притворство большинством зрителей. Момент смешения роли и подлинности в соответствии роли внутренней структуре естественного актера. Порой там, где прочие видят лишь поверхность смены образов, скрыта подлинная глубина, простирающаяся за неоднозначностью. Вера как и абсолютное неверие есть ошибка как воспринимающего, так и реализующего.

Однако речь шла о взаимоотношениях игры, так что же ожидается от зрителя, становящегося участником действа? Очевидно вовлеченность и в некотором роде ведомость; индефферетнтность служила бы индикатором отношения без взаимности, т.е. в одностороннем порядке, т.е. воздействия. Если он хочет стать полноценным участником, то он должен не столько разделять роль, сколько спонтанно продуцировать собственное поведение на основании тождества во взаимодействии, т.е. также становится актером, управляя игрой со своей стороны. Это взаимное действо может быть весьма интересным при том условии, что оба участника выражают некоторое приспособление друг к другу, но в то же время полностью сохраняют свою автономию как творцы. Подобное взаимодействие можно назвать свободным в своей естественности, связанным или не вязанным рамками тех или иных условностей, которые суть формальности взаимоотношений. Взаимоотношения ведомости есть в большей степени манипуляция, взаимоприспособления в смене образа - в большей степени игра. Ведомый вовлечен в игру на пассивном основании, что не отрицает его интереса как такового, но определяет стратегию поведения. Обыкновенно ведомым является участик более низших душевных качеств, нежели ведущий, и его поведение чаще всего укладывается в одно лишь приспособление без воздействия (кроме пассивного).

При этом не следует забывать, что та или иная реакция может быть отделена от реагирующего посредством рефлексии и абстрагирования, делая возможным конструкцию магистральной линии поведения в дали от реагирующего и в то же время через него. Иными словами поведение разделяется надвое, оставляя видимость и правдивость в зависимости друг от друга. Здесь действия себя модифицируются в соответствии с некоторой отвлеченной целью, не могущей быть проявленной в видимости, но лишь в отвлечении от магистрали поведения. В чем, собственно, и реализуется искренность в двойственности, будучи единовременно и правдой и ложью (т.е. будучи искренней реализацией, но скрывая за собой отвелеченные мотивы). Так роль получает свое временное бытие как подлинности, оставаясь лишь ролью под руководством наблюдающего за ней Я, т.е. рефлексивного сознания, абстрагированного от внешнего действования.


"Определение "любовь - это заинтересованность в развитии объекта любви" тавтологично по сути (ибо в определении содержит определяемое, не раскрывая его)" - тавтологии нет. "в развитии соотв. объекта" - вот и все, но так звучит криво.

Недостаток определяющего принципа в отделении (выделении) объекта (не в каждом объекте возникает интерес развития - причину требовалось определить и специфику интереса, т.е. момент мотивационнной сферы и особенности восприятия объекта в перцептивном поле, которые должны привести к понятию любви).

Вообще же заинтересованность в развитии может быть следствием вполне понятного желания прогрессивной эволюции среды. Общаться с развитым индивидом всегда приятней, чем с банальностью.

Мне больше нравится "заинтересованность в реализации", т.к. она включает не только развитие, но и прочее действование, например, индивидуальную, социальную успешность или интеллектуальную деятельность. Интерес найден в сохранении объекта, при этом отрицании его неизменности или статики; это можно назвать проявлением (реализацией) вовне, раскрытием потенциала, созиданием. Нечто ведь обретает не самоценность своим бытием, а любимо за качества, которые проявляет и в проявлении которых любящий кровно заинтересован. Напротив, противник реализуется способами, которые стремимся пресечь.

Другой вопрос, который меня занимает, заключается в явлении т.н. платонической любви - возможна ли любовь без сексуального чувства или нет. В наибольшей степени вопрос терминологии, но вышеприведенная формулировка без нее прекрасно обходится - другое дело, что в ней ставится широкий вопрос пользы, а именно полезных проявлений, которые таковы либо в материальном плане, либо психологическом. Здесь я склоняюсь более к психологической трактовке, тем самым переводя оную полезность на "духовное" поле, каковым по идее и должна являтся любовь как отношение. Любовь как физиология при духовно развитых и комплиментарных партнерах как будто отходит на второй план, оставаясь не более чем естественным требованием или орудием, реализация которых возможна благодаря возникшему чувству любви. Одинокая физиология по своей природе животна и не должна превалировать.

В конечном итоге оба определения недостаточны до тех пор, пока не рассматриваем мотивационную сферу - сферу причин желания прогресса или реализации объекта, тем самым основной вопрос таки вынесен за скобки. В определениях предполагаются скрытые элементы, дополняющие смысл до целостности, что я и попыталась расписать.

"требовалось определить и специфику интереса" - я, в отличие от Фромма, понимаю это определение универсально - не только "я люблю девушку", но и "я люблю пиво", к примеру.

"Вообще же заинтересованность в развитии может быть следствием вполне понятного желания прогрессивной эволюции среды" - разумеется. Опять же - "я люблю умных людей" - вполне корректное выражение.

"Мне больше нравится "заинтересованность в реализации", т.к. она включает не только развитие, но и прочее действование" - ну так развитие подразумевает реализацию. Иначе что это за развитие?

"Другой вопрос, который меня занимает, заключается в явлении т.н. платонической любви - возможна ли любовь без сексуального чувства или нет" - вот этот вопрос я как-то и не разрабатывал :-) Тут еще сложность в том, что считать сексуальным чувством - я не во всем согласен с Фрейдом :-)