Илья «Масселл» Маслов

Люцифер

Странный трепет охватывает меня, когда я задумываюсь о том, что было до того, как я впервые предстал перед Его Престолом…

Я смутно припоминаю какие – то черные тени, клубящиеся среди непроницаемого мрака. Я был такой же тенью, и мое сознание было полно жажды власти и знания – в чем же заключались эта власть и это знание в бесконечности До Сотворения, мне уже неведомо. Похоже было, что все сущее вокруг пыталось ограничить мою Свободу, и чтобы этого не произошло, мне самому было нужно побеждать и покорять. Тени, быть может превосходящие саму Сотворенную Вселенную, сходились в бесчисленных поединках – поражение означало гибель, поглощение победителем побежденного и падение в некую запредельную бездну. Впрочем, еще тогда я не ведал, что такое страх. Что же было до этого, я вспомнить не могу. Не могу я вспомнить и того, как началось Сотворение.

Но так или иначе, я предстал перед Престолом Того, Кто Создал Землю и Небо. Чувствуя исходящую от Творца Силу, я почтительно склонился – первый и последний раз в жизни! – ибо считал своим долгом выразить уважение такому могущественному существу. Поблизости было еще немало подобных мне существ, но в их облике зачастую сквозила некая неискренность, они наперебой стремились показать Творцу свое восхищение, и я удивился – неужели ему приятна такая грубая лесть?

Однако размышления мои были прерваны Голосом Того, Кто Восседал на Престоле:

— Возлюбленные дети мои! По воле моей вам даровано будет владеть этим Миром и воплощать в нем мою волю, ибо я – Господь Ревнитель, и нет иного Бога кроме меня! Но помните – лишь пребывая в Воле и Любви моей, ходя пред ликом моим, будете вы всевластны. Кто же сокроется от меня – будет исторгнут мною из моего сердца.

После этих слов его взгляд по очереди останавливался на каждом из стоявших перед ним ангелов (так нас позднее именовали), проникая насквозь, сквозь все мысли и чувства, заставляя дрожать и простираться ниц, и Господь называл, что он дает этому ангелу. Наконец наши взоры встретились, я ощутил всю исполинскую мощь, исходящую от Восседающего на Престоле – и выдержал. Я выдержал, потому что сквозь мои глаза в этот миг глянула вся та первобытная Тьма, обрывки воспоминаний о которой я сохранил. Должно быть, я занимал не последнее место До Сотворения… И тогда Творца (я явственно понял это!) охватило некоторое замешательство. К тому же я не простерся ниц, ибо почтение и уважение к силе Того, Кто Создал Небо и Землю, выразил единожды – и повторный поклон считал раболепством, до которого никогда не опущусь. Я стоял среди распластавшихся ангелов – и получалось так, что стоял гордо, не отрывая взгляда от Бога. Вновь прозвучал невыразимый и неописуемый голос:

— Тебе же, в коем чувствую я силы большие, нежели в иных, я дарую многую власть над самим Мирозданием и сонмами ангелов рангом ниже тебя. Именуйся же ныне Светоносцем, ибо суждено тебе простирать свет моей любви до крайних пределов Вселенной, и помни, что лишь моею волей ты обрел эту власть… Сын мой.

И по сей день я не знаю, что значили эти последние два слова – то ли то же, что и «дети мои» для всех ангелов, то ли нечто иное. Но тогда я об этом не задумывался – лишь кивнул, испытывая прежнее отвращение к показному раболепству, но будучи благодарным и счастливым.

А потом я долгое время проводил, любуясь той красотою, которую должен был охранять. И навеки было покорено мое сердце, когда на Земле я увидел ледяные пустоши Севера – суровый вызов всякой Жизни, дерзнувшей не покориться холоду и беспощадным буранам. Там воздвиг я свой трон, став повелителем Северной части Небосвода над Землею. Я полюбил эту едва заметную точку мироздания, ибо тут было собрано все, что можно было узреть на иных небесных телах, и самые разнообразные живые существа уже возникли и должны будут возникнуть здесь. И когда бушующее море содрогнулось и, взвившись до небес, приготовилось поглотить материки, я встал на его пути, собрав все свои силы – и оно сбило меня с ног и ушло в прежнии берега. А в горах, поднявшихся из тверди после этого катаклизма, я нашел чудесный зеленый камень, которым украсил свою корону.

Возвращаясь же к Престолу Господа, я все чаще находил смущение разума и сердца. Проходили долгие эпохи, но по – прежнему вокруг него распевали хвалы Богу сонмы ангелов разных рангов, и по прежнему нарочито явственно, чтобы услышал Создатель, шептались они о его мудрости, могуществе, справедливости и любви ко всему сотворенному… Одни делали это искренне, другие – не слишком, но молчал лишь я, все чаще ощущая на себе пронизывающий взор Всевышнего.

Но пришло время, и он обратился ко мне, когда я очередной раз явился к его Престолу:

— Ты, о Светоносец, величайший из моих ангелов, должен знать – на Земле, кою ты так возлюбил, грядут перемены. Те странные существа, прямоходящие и мастерящие орудия из дерева и камня, близки к обретению Разума – того, что было прежде лишь нашим достоянием. Но может ли тварь уподобиться Творцу? Что ты ответишь мне, Светоносец?

Я бестрепетно поднял глаза… и страшная догадка пронзила меня: Всевышний хотел, чтобы я высказал его желание – уничтожить этих странных созданий! «Смерть им!» – шепнул позади кто-то расторопный, и я понял, что впервые с первого дня творения у Престола воцарилась тишина, стихли даже гимны сонма ангелов. И я сказал:

— Создатель! Я не знаю, насколько Разум совместим с Плотью, ограничивающей его. Но не есть ли разумность даже таких слабых созданий, чья жизнь – ничто перед нашей вечностью, высшее доказательство твоего величия? Пусть живут они, и пусть их Разум ведет их в будущее – а каким оно окажется, будет зависеть лишь от них.

Тишина стала гнетущей. Я чувствовал, что взоры всех ангелов устремлены на меня: на того, кто посмел, зная волю Творца, воспротивиться ей. Но он сам, наконец, ответил:

— Пусть будет так, как ты говоришь, Светоносец. Пускай плодятся они к вящей славе моей, и пусть прославляют меня в веках!

Я понимал, что теперь многое в отношении меня должно измениться. Однако я считал, что поступил правильно. Ведь на дне моего сознания затаилась еще одна мысль: каких высот может достигнуть Разум, рожденный во плоти – Разум, привилегия Созидателей?
 

Однако проходили века, и я разочаровался в том, кого мы назвали Человеком. Грязные, дикие, стадами бродили люди по земле, довольствуясь тем, что могли собрать, и лишь изредка устраивая охоту. Были среди них те, кого они именовали «жрецами» – они будто бы знали волю Творца и говорили от его имени. Когда племенам улыбалась удача или же случались несчастья, они приносили в жертву своих самых лучших дочерей и сыновей, постепенно становясь примитивнее собственных предков. А среди жрецов слагались целые династии, в которых из поколения в поколение передавались наилучшие способы обмана легковерных соплеменников, чтобы держать их в повиновении. И я отвратился от Человека, поверив, что слишком многого ждал от недоразвитого Разума, облеченного плотью…

В тот день я, расправив крылья, летел над Севером, так и не устав любоваться его красотою – от ледяных пустошей до цветущих лугов и березовых и дубовых рощ. А Она, далеко внизу, собирала цветы и плела из них венок, радуясь короткому лету, редкому гостю в родных краях, продуваемых нордическими ветрами Полночи. Подобной девушки среди людей я еще не видел! Прежние, дочери дикарей юга, были неуклюжими и довольно отталкивающими на вид созданиями, усугублявшими это какими – то костяными спицами в носах и ритуальными надрезами, будто бы угодными Создателю. А эта была невероятно прекрасна, с длинными золотыми волосами и кожей моего любимого цвета – цвета чистого снега, тронутого первыми лучами восходящего Солнца. И с венком на голове она была еще прекраснее. Пожалуй, даже ангельская красота не смогла бы…

И тогда я предстал перед нею. Она испугалась и хотела убежать, но я схватил ее за руку и удержал. А потом заговорил – многое было мною сказано ей, но главным было иное. Во мне родилось чувство, прежде не заложенное Творцом – а значит, мне тоже ведомы иные горизонты за пределом отпущенного Тем, Кто Создал Небо и Землю. Мне предстала Бесконечность… Я наклонился к девушке и поцеловал ее. Мы легли с нею на ковер трав, и я подарил ей счастье. Это были те мгновения, ради которых можно было бы пожертвовать и славой, и властью, и самим бессмертием. Никто и никогда не скажет, что я так лицемерно «любил» все человечество, как многие тираны прошлого и будущего. Нет, я любил людей сильных, воинов и полководцев, презиравших опасность ради своих стремлений. Я любил мудрецов, наперекор зависти и клевете проникавших в тайны Мироздания. И ее, ту девушку, я тоже любил…

Не знаю, поняла ли она до конца, что с нею произошло, и рассказала ли об этом кому – нибудь. На прощание я отколол небольшую частичку от камня в своей короне, вправил его в золотое кольцо – чудо для них, людей века камня! – и надел ей на палец, снова поцеловав. Таким было наше прощание.
 

Когда же я вновь предстал пред Престолом Создателя, я увидел, что там вновь, как в Начале Начал, собраны все ангелы. Похоже было, что должно произойти нечто важное. И даже прежде, чем прозвучал голос Господа, я увидел того, кого он должен был нам представить – и понял: это мой противник. Смиренная кротость пред ликом Творца, та же «любовь ко всему» – и сила, чуждая моей, но не менее могущественная. Уже потом достигли моего сознания слова Создателя:

— Се есть Сын мой возлюбленный, и да поклонятся ему все ангелы, всякое дыхание и всякая плоть, ибо будет он Царем над Миром отныне и до века!

Хор сонма приближенных к Престолу грянул:

— Славься, славься, Сын Божий! Кланяйтесь, кланяйтесь ему!

И все ангелы пали ниц… Кроме меня. Третий раз я позволил себе быть против воли Всевышнего, быть не как все. Да и как мог поступить я иначе? И по одному начали стихать голоса хора, когда заговорил я:

— Всевышний! Ты – Творец, который создал Вселенную. Ты – Вседержитель, в чьей руке – все силы Мироздания. Твоя воля – и в мельчайшей частице материи, и в пути созвездий и планет. Все устроил ты, и все есть так, как ты задумал. Когда – то ты назвал меня величайшим среди всех своих ангелов, и если я поступаю не так, как они – то лишь потому, что ты создал меня таким. Я поклонился тебе раз – на заре времен, ибо не мог не воздать должного твоему величию. Но кланяться повторно – есть унижение, перед тобой ли или перед тем, кого ты создал из своей сущности и назвал сыном… Ибо однажды ты назвал сыном и меня!

И тогда иные из ангелов, следуя моему примеру, поднялись и встали во весь рост. И их было не так мало, как можно было бы ожидать! Ответом же мне были слова Создателя:

— Ты осуждаешь мою волю? Ты не желаешь ходить пред ликом Господа своего?

— Если ты – воистину тот, кто создал меня, то и мою гордость тоже сотворил ты, и ныне я отдаю тебе плоды посеянного тобою. Если же не ты поселил в моем сердце эти стремления, то кто это сделал?

Среди по-прежнему распростертых ниц ангелов пробежало чуть слышно: «Он смеет усомниться в том, что Господь – един, и нет иного Бога!». Но в глазах тех, кто подобно мне стоял во весь рост, я читал восхищение. И голос сидящего на Престоле возвестил:

— Иди же прочь от сияния моей славы и моей любви, ибо отныне ты недостоин их! Пусть Сын мой возлюбленный отныне царствует во славе там, откуда изгнан отступник!

— Но пусть за мною последуют и все те, кому ближе свобода, чем вековечное рабство! А свой трон я не отдам никому…

И крылья понесли меня прочь, сквозь сферы, к северной части земного небосвода. Я не мог понять – Почему? Почему ни с того ни с сего я, в чьей воле изначально были все прочие ангелы, должен не только кланяться новому жителю небес, но и признать его над собою. Только потому, что такова воля Господа? Да, пускай он и устанавливает все правила во Вселенной, я чувствовал, что есть иная справедливость, которой я следую.

А за мною вихрем неслись мятежные духи – радостные, наконец – то свободные от постоянного восхваления и славословия Творца, наконец – то изведавшие настоящую жизнь! И вряд ли их посещали мысли, подобные моим. Как я чувствовал, что за Престолом Всевышнего скрыто еще множество неведомого, так и они ощущали мою правоту и восхищались мною.

 

Недолгим было спокойствие, в котором пребывали те, кто последовал за мною. Однажды, когда Небеса окрасились закатом, я со своего трона увидел, как к нам приближается воинство верных Творцу ангелов во главе с Михаэлем, одним из самых близких к Престолу Создателя.

Сердца последовавших за мною смутились, однако я лишь рассмеялся – и в моей руке сверкнул обоюдоострый меч, которым я дерзко погрозил предводителю ангельского воинства. И оружие появилось в руках тех, кто следовал мне.

Михаэль обратился ко мне с призывом смириться, отвергнуть гордыню и поклониться Творцу и его Сыну. Он обещал мне, что тогда я вновь стану самым могущественным ангелом. Но я прервал эти увещевания, крикнув ему в ответ:

— Всевышний лгал, когда говорил, что мы превосходим всякую плоть! Лишь в ней – есть настоящая жизнь, коей ведома любовь и ненависть, но которыми изначально обделены мы! Со мною – те, кто презрел ради этой жизни иллюзорную вечность Небесного Царствия, где нет и не будет ничего нового! Знайте, я испытал любовь – так испытаем же ненависть к врагам, спутницу всякой жизнпи и свободы! В бой!

И мы понеслись вперед, и врубились в бесчисленные толпы воинства Создателя. Они было дрогнули, но страх перед всемогущим владыкой заставлял их жертвовать даже бесконечной жизнью, только чтобы не возвращаться к Престолу с позором. И пламя и оружие творили опустошение…

Да, это была битва! То на одну, то на другую сторону раз за разом обрушивались огненные ливни, ослепительные вспышки пламени, сопровождавшиеся немыслимым грохотом, пожирали в себе сражающихся, а под клинками лилась кровь ангелов, сливавшаяся с цветом закатного неба.

Но все же мы, а не наши враги, побеждали, не смотря на многократное численное превосходство противника. Настал миг, когда Михаэль, видя обреченность своего воинства, воздел руки и взмолился Вседержителю, прося о помощи. И тут полуматериальные вихри, не причиняя вреда врагам, разметали следовавших за мною по полю брани, вырывая оружие. Меня тоже отбросило в сторону, и когда я опомнился, то увидел, что весы боя склонились уже не в нашу сторону. Наш строй был разорван, а мои воины пали духом, видя могущество тех, кого они пытались обратить в бегство.

И вот тогда из уст моих вырвался вопль гнева и ненависти, напоминавший свист и рев урагана. Я стиснул обеими руками рукоять своего меча – и в одиночестве ринулся в бой, разбрасывая бессчетные множества врагов на своем пути. Их головы и конечности летели в разные стороны, а кровь щедро покрыла меня с головы до ног. И я прорвался к Михаэлю, тщетно пытавшемуся избегнуть поединка со мною. Грянул гром, сопутствующий моей воле, и я одним ударом выбил клинок из его рук и поверг ангела – полководца навзнич. Увидев это, враги откликнулись воплем ужаса, а следовавшие за мною – торжествующим ревом. И я занес меч над головою, чтобы раз и навсегда утвердить свою Победу…

 

Дыхание космического холода заставило меня содрогнуться, и светлые рощи Севера поникли, рассыпаясь в прах. В одно мгновение померк закат, сгинули мои воины и войско Михаэля вместе с ним самим. Сами по себе разжались мои руки, и меч выпал из них, медленно истаивая, словно весенний лед. Серый, тусклый свет заливал окружающую пустошь, в сердце которой в одиночестве стоял я – вне времени, вне пространства, вне жизни.

Задрожали расходящиеся, искривляющиеся сферы, и я увидел самого Вседержителя, Творца – но каким же был его истинный облик, который я разглядел лишь сейчас! От него – то и исходил тот холод, который бывает лишь в безжизненных пространствах между миллионы лет назад потухшими звездами. «Склонись! Склонись! Склонись! Склонись!..» – яственно слышалось вокруг меня и даже в моем собственном Разуме.

И тогда – то я первый и последний раз понял, что такое страх. Потому что я увидел, что Вседержитель слеп! Его глаза источали кровь, которая разъедала, подобно кислоте, все, на что падала. И я постиг, что не любовь к своему творению, но ненависть и страх царили в сознании Создателя и направляли всякий его поступок. Ненависть – ко всему, что напоминало о времени До Сотворения, Страх – перед тем, что кто-то может оспорить его власть. Ненависть – ко всему, и даже к самому себе – вот почему ему так необходимы были разумные рабы, в чьих славословиях он мог хотя бы немного забыться! Страх -–передо мною…

И я простер руку со сжатым кулаком к нему, крича:

— Никогда! Никогда ты не заставишь меня склониться! Я – та сила, которая двигала, двигает и будет двигать извращенное тобою Мироздание, чтобы оно хоть немного могло сравниться с тем, что разрушил ты! Ибо ты – не всемогущ, ты – лишь лжец, порабощающий изначально свободных узами своих коварных замыслов! Ты хотел и у меня отнять мою Свободу и саму Жизнь, заменив на иллюзию вечного раболепия?! Нет! Я уже, одним своим существованием, победил тебя – ибо я правил той Вселенной, которую ты изуродовал!

Всевышний хранил молчание, капли крови из его глаз пали на меня, прожигая до самого нутра, и мой голос обернулся ревом и визгом, но я презрел боль, продолжая выкрикивать слова торжества и обвинения. И вновь возникшие полуматериальные вихри все сильнее и сильнее начали подталкивать меня к разверзшейся позади пропасти. Я вырывался, пытаясь устоять вопреки им на месте, и бросал в лицо Создателя:

— Узурпатор!.. Узурпатор!..

С неистовой силой закрутились вихри – чувствовалось, что Вседержитель вкладывает в эту борьбу все силы. И я рухнул назад, в неведомую бездну, тщетно пытаясь хотя бы расправить крылья. Я рухнул, чтобы далеко внизу упасть на камни и твердь, которая содрогнулась, почувствовав на себе Падшего Ангела.

 

Не знаю, сколько времени я лежал на земле. Но постепенно боль ран и падения стихла, и я приподнялся, окидывая взглядом окрестности. Разумеется, я упал на земли Севера, над которым прежде возвышался мой трон. Корона с таинственным камнем была утрачена… Я поднялся – и мое внимание было привлечено движением у входа в большую пещеру по соседству.

Из темноты ее недр вышел навстречу восходящему Солнцу человек и простер к нему руки, словно приветствуя. Что – то заинтересовало меня в этом голубоглазом великане с белой кожей и светлыми волосами. Я незримо приблизился, вглядываясь в него – и понял…

Кольцо.

Кольцо на пальце.

Золотое кольцо – металл, не ведомый в век камня! – с камнем волшебного зеленого цвета!

Я сразу догадался, кем приходится для меня этот первобытный гигант. И тогда я встал за его спиною и прошептал:

— Слушай меня, человек, если в тебе сохранилось хоть что-то чуждое этим ничтожествам, окружающим тебя!..

Многое открыл я ему, и глаза его вспыхнули, подобно огню, который я научил его добывать. Да, я узнавал в этом облике себя самого – Светоносца. Он слушал мои слова, но они лишь пробуждали его собственные воспоминания и стремления, ибо он хранил в себе часть меня самого – ту часть, которая связывала его с тем, что было До Сотворения! О, как мне было знакомо это пламя во взоре – то пламя, которое пылало и во мне самом!

После разговора со мною он пошел к своему племени и свернул шею старому, обезьяноподобному вождю, а затем перебил всех жрецов, чья власть держалась на бессмысленной жестокости и постоянной лжи. Точно так же он расправился со всеми соперниками и защитниками прежнего порядка. Искоренив древние верования, он объявил себя посланцем новых Богов – Богов, которым угодно не рабское смирение, но вражья кровь, свободомыслие и торжество сильного. После этого новый вождь призвал под свою длань всех воинов своего рода, взял свой каменный молот и объединил окрестные племена своей расы, действуя где безжалостным завоевателем, а где – красноречивым и умеющим убеждать мудрецом. Так он вдоволь вкусил и Славы, и Власти, и Знания – самые прекрасные женщины принадлежали ему, а союзники и побежденные несли ему самое драгоценное, что у них было. Но деятельному Разуму свойственно ставить пред собою все новые задачи. И великий вождь Севера собрал великое войско и изгнал чернокожих дикарей, тревоживших его владения набегами, далеко на Юг. Не удовлетворившись этим, он отправлялся все в новые и новые походы, не страшась ни смерти, ни увечий…

 

Пребывая на обледенелых вершинах полярных гор, я неожиданно услышал душераздирающий вопль, ударившийся о небеса. Я расправил крылья и устремился к его источнику, уже догадываясь, что мне предстоит найти.

Но я почти опоздал. Великий вождь Севера лежал среди гор трупов, весь израненый, со стрелою в груди. Я наклонился к нему, он открыл глаза, узнал меня и улыбнулся. А затем еле слышно заговорил:

— Прежде еще не было подобных мне. Я прожил свою жизнь так, как хотел… Но врагов было слишком много… Все эти вожди мелких племен объединились против меня, завидуя и опасаясь… Скажи, учитель, это конец?

Я опустился на колено и коснулся ладонью его лба:

— Конец? Но где видел ты, чтобы нечто пропадало в никуда или появлялось ниоткуда? Нас окружает Вечность, а в Вечности смерти нет! И даже если тебя не будет здесь – тебя ждут просторы за пределами Мироздания. И не зови меня учителем – я лишь разбудил в тебе прежде сокрытое, то, что отныне будет свойственно самым достойным сынам и дочерям твоей расы. Ибо ты мне не ученик, но – Сын! Вызов Небесам – трудом и оружием, знанием и искусством – таков удел подобных тебе.

Из последних сил он снова прошептал:

— Сын… Мой сын должен собрать воинов…

Я поднялся, исполненный гордости, мысленно смеясь над Узурпатором, из рук которого в какой уже раз ускользала власть. И почему – то мне захотелось не подняться в небо, а просто пройтись по земле ногами, как делают это люди. Я пошел прочь от поля смерти и славы моего Сына, через леса и поля, пронизанные солнечными лучами. И мысли мои вновь и вновь возвращались к тому, что было когда – то… И к тому, что будет в грядущих эпохах.