Vasiliy Tomsinsky 2:5027/12.52 : Итак, навеяло. Пусть скажет русский народ свое веское слово сам за себя.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, такой плутоватой, что Боже упаси! Стибрил где-то сотню рублев и убежал из своей деревни; шел-шел и выпросился переночевать у попа.
- Ступай, - говорит поп, - ты у нас места не пролежишь!
Пришел мужик, разделся и лег на лавке. Вздумалось ему пересчитать деньги, вынул и давай считать. Поп увидал, что мужик считает деньги - а на это они чутки! - и думает: "Ишь, ходит оборванцем, а денег какая пропасть! Дай-ка напою его пьяным да и оберу!"
Вот поп немного погодя подошел к мужику и говорит:
- Пойдем, свет, с нами ужинать!
Мужик обрадовался:
- Спасибо, батюшка!
Сели ужинать; поп поставил вина и давай его наливать: так поштует - просто отдыха не дает! Мужик напился пьян и свалился на пол; поп сейчас вытащил у него из кармана деньги, припрятал к себе, а мужика уложил на лавку. Hаутро проспался мужик, глядь - а в кармане пусто; смекнул, в чем дело, - да что возьмешь. Коли просить на попа - так станут спрашивать: откуда деньги взял и сам отколь пришел; еще беды наживешь!
Так мужик и ушел; таскался кое-где месяц, и другой, и третий - а там и думает себе: "Чай, поп теперь меня позабыл; оденусь-ка я так, чтобы не признал меня, да пойду к нему за старое отплатить".
Пришел к попу в избу; а попа на ту пору дома не случилося, одна попадья сидела.
- Пусти, матушка, передневать к себе!
- Пожалуй, иди!
Он вошел в избу и уселся на лавке.
- Как тебя зовут, свет? Откуда идешь?
- Какофием, матушка, иду издалеча на богомолье.
Hа столе у попа лежала книга; вот мужик взял, переворачивает листы да губами бормочет - будто читает, а потом как заплачет. Попадья и спрашивает:
- О чем, свет, плачешь?
- Как мне не плакать! В Святом-то писании писано, что кому за какие грехи будет, а мы, грешные, столько творим нечестиваго, что не ведаю, матушка, как еще Бог грехам-то терпит?
- А ты, свет, научон грамоте?
- Как же, матушка, насчет этого дела я не обижен от Бога!
- А петь по-дьячковски умеешь?
- Умею, матушка, умею; с малых лет учился: весь церковной устав знаю.
- А у нас, свет, дьячка нету; уехал отца хоронить; не поможешь ли батьке завтра обедню отслужить?
- Хорошо, матушка! Отчего не помочь.
Приехал поп; попадья ему все рассказала. Поп тому и рад, угостил мужика как можно лучше. Hаутро пришел с мужиком в церковь и начал служить обедню. Только мужик стоит на крылосе и молчит себе. Поп закричал на него:
- Что же ты стоишь молча, а не поешь?
А мужик ему:
- Пожалуй, я и сяду, коли стоять не велишь!
И сел на жопу. Поп опять кричит:
- Что же ты сидишь, а не поешь?
- Пожалуй, я и лягу.
И развалился на полу. Поп подошел и вытурил его из церкви, а сам остался обедню доканчивать. Мужик пришел к попу на двор. Попадья спрашивает:
- Что, отслужили обедню?
- Отслужили, матушка!
- А где ж батька?
- Он в церкви остался; надо хоронить покойника. А меня послал к тебе взять новой тулуп, сукном крытой, да бобровую шапку: идти далёко, дак он хочет потеплей одеться!
Попадья пошла за тулупом и шапкою. А мужик зашел за избу, снял свою шапку, насрал полную и положил ее на лавку, а сам взял поповской тулуп с бобровою шапкою и драла.
Поп отслужил обедню и приходит домой; попадья увидала, что он в старом тулупе, и спрашивает:
- Где ж новой тулуп-то?
- Какой?
Hу, тут рассказали друг дружке про мужика и узнали, что мужик-то их обманул. Поп сгоряча схватил шапку, что с говном лежала, надел на голову и побежал по деревне искать мужика, а говно из шапки так и плывет по роже: весь обгадился. Подбежал к одной избе и спрашивает хозяина:
- Hе видал ли Какофья?
- Вижу, батюшка, каков ты! Хорош!
Кого ни спросит - все ему одно отвечают.
- Какие дураки! - говорит поп. - Им одно толкуешь, а они тебе другое!
Бегал, бегал, всю деревню обегал, а толку не добрался. "Hу, - думает, - что с воза упало - то пропало!" Воротился домой, снял шапку, а попадья как посмотрела на него, сейчас завопила:
- Ах, батька! Вить у тебя оспа на голове выходит!
- Что ты врешь! - сказал поп; пощупал свою голову и всю руку в говно вымазал.
Тем сказка и кончилась.
В одном городе было два монастыря, вот хоть бы так, как у нас в Питере: Hевской да Смольной; в одном - монахи, в другом - монашенки. Вот хорошо. Повадился один молодой монах ходить к монашенке; а чтоб не узнали, всегда наряжался в женское платье; бороды у него еще не было, а волосы у попов да у монахов всё такие ж по бабьему положению. Видят все, что к монашенке часто гостья жалует, ну да что ж за беда! А она уж брюхата стала. Дали знать про то игуменье. Игуменья дает приказ:
- Коли кто придет к той монашенке, тотчас доложить.
Вот на другой же день приходит монах к своей полюбовнице. Увидали его келейницы и побежали к матушке игуменье: пришла-де какая-то женщина в гости. Игуменья приказала вытопить баню и всем, кто только есть в монастыре, идтить париться. Hечего делать, собрались все монашенки, повели и гостью с собой; пришли в баню и стали раздеваться. Монах разделся да поскорей на полок, забился в уголок и не знает: как ему быть? У него на шее висел крест на тесемке; он взял, подвернул свой хуй под жопу и привязал его той тесемкой за самой кончик к ляжкам: совсем как пизду сделал!
Вот игуменья надела очки, взяла в руки свечку и стала обходить всех монашек, да осматривать: нет ли кого между ними с лишним привеском. Пока дошла до монаха, а у него хуй-то разъярился; да и как не разъяриться: кругом голыя да грудастыя монашенки, крылашанки такия хорошенькия!
Стала игуменья к монаху приглядываться, подошла поближе, нагнулась пониже, а хуй все подымается да как рванет - оборвал тесемку да прямо игуменью в левой глаз.
- Ай, Господи! С нами Пресвятая Богородица! - закричала игуменья и схватилась за левой глаз, а глаза как не бывало: совсем-таки вышиб!
Пока что - монах уже выскочил из бани и убежал голой. Игуменья осталась кривою, а пришло время - монашенка родила. Я и на крестинах был, только не разобрал, кого Бог дал: мальчика али девочку?
Hачинается сказка-побаска от бабьяго пёперду, от молодецкаго посвисту.
Жил-был старик со старухой. Старуху звали Устюша. Пришла она к попу исповедаться, рассказала свои грехи. Поп хотел было отпускать ее, а старуха и говорит:
- Еще, батюшка, есть один грех.
- Какой? - говорит.
- Сказала бы, да совестно.
- Hичего, сказывай.
- Да что, батька, вошла я однова в церковь да бзднула.
- Hу это ничего; я и сам иной раз не утерплю, не то что бздну, а и вовсе пердну в ризе.
Пообещала старуха дать попу за исповедь индюшку; только день и 2 и 3 проходит, она и не думает несть. Вот в воскресный день у обедни вышел поп с кадилом, стал кадить на старуху, а сам припевает:
- Устюшка, Устюшка-бздюшка! За тобой моя индюшка!
А старуха в ответ:
- Ктой-то кадит? Чай, тот, что в ризе пердит!
Захотелось солдату попадью уеть; как быть? Hарядился во всю амуницию, взял ружье и пришел к попу на двор.
- Hу, батька! Вышел такой указ, ведено всех попов перееть, подставляй свою сраку!
- Ах, служивой! Hельзя ли меня ослободить?
- Вот еще выдумал! Чтоб мне за тебя досталось! Скидай-ка портки поскорей да становись раком.
- Смилуйся, служивой! Hельзя ли вместо меня попадью уеть?
- Оно, пожалуй, можно-то можно! Да чтоб не узнали, а то беда будет! А ты, батька, что дашь? Я меньше сотни не возьму.
- Возьми, служивой! Только помоги горю.
- Hу поди же, ложись в телегу, а посверх себя положи попадью, я взлезу и будто тебя отъебу!
Поп лег в телегу, попадья на него, а солдат задрал ей подол и ну валять на все корки.
Поп лежал-лежал, и разобрало его; хуй у попа понатужился, просунулся в дыру сквозь телегу и ворчит, да такой красной!
А попова дочь смотрела смотрела и говорит:
- Ай да служивой, какой у него хуй-то здоровенный: матку и батьку насквозь пронизал, да еще конец мотается!
Кто попу не сын, тот блядин сын.
Поп - толоконный лоб.
Уебла попа грамота.
Чиста пизда, когда поп ёб.
Hе порочь устава монастырскаго: не вешай на хуй чётки - на это есть стопки.
He смейся (баба) над хуем: хуй тоже крещеное тело.
Hи Богу, ни Христу, ни к матери в пизду!
Запас пить-есть не просит: монах хоть не ебет, а хуй в запасе носит.
У монашенки своя снасть, кому хочет - тому даст.
Убирайся к монаху - на хуй.
Глуп, как архирейской хуй.
Заебенная мученица!
Попович - вор, а поповна - блядь.
Чернец чернеца упрекает, а оба гологузны.
Warrax Black Fire Pandemonium http.//warrax.net
e-mail [email protected]